Старообрядческая Палестина (из истории Орехово-Зуевского края)

Владимир Лизунов

Владимир Лизунов. Старообрядческая Палестина (из истории Орехово-Зуевского края) - г.Орехово-Зуево, 1992 г.

 

Работа орехово-зуевского краеведа В.С.Лизунова «Старообрядческая Палестина» с точки зрения старообрядца носит энциклопедический характер. В ней отражены известные аспекты жизни, быта, деятельности и религиозного мировоззрения старообрядцев Гуслиц. Автор всячески избегает вымыслов, основывается на точных исторических свидетельствах. Работа написана популярным, доступным для широкого круга читателей, языком. Хочется пожелать автору не останавливаться на достигнутом и продолжать поиск такого рода документов.

 

Старообрядческий священник г. Орехово-Зуево

отец Леонтий Пименов.

Раскол в русской православной церкви

Старообрядчество в России как религиозно-церковное верование существует со времен князя Владимира и даже раньше. Св. Ольга, бабка Владимира, была старообрядкой. Вся Россия до патриаршества Никона была по истолкованию веры старообрядческой. Все русские митрополиты и патриархи до Никона, все русские святые и праведные, все князья и цари русские - были по вере старообрядцами. Русь именовали святой, а Москву - третьим Римом. Церковь русская просияла многими святыми и чудотворцами. Посещавшие Россию греки поражались религиозностью ее народа: суровыми постами, продолжительностью богослужения, удивлялись, что простые люди истово молятся, успешно посещают храмы вместе с детьми. В 1652 г. патриархом Московским, и всея Руси при содействии царя Алексея Михайловича стал Никон (Никита Минов), который единоличной властью провел богослужебную реформу, приведшую к церковному расколу. Обновленная православная церковь стала называться в народе Никонианской. Протопоп Аввакум и его последователи объявили себя приверженцами "древлего благочестия", "старого обряда" и положили начало старообрядчеству. Никон, а затем и собор 1667 г. двоеперстие стали называть арианским, армянским, македонианским, несторианским. Они велели троить аллилуйя, а двойственное называли "блядивым".

Соборы 1666 и 1667 гг. отделили старообрядчество от русской православной церкви. Аввакум был расстрижен, предан анафеме исослан в Пустозерский острог в устье Печоры. Возмущаясь нововведениями Никона, протопоп Аввакум восклицал: "Ох, собаки! Что вам старина-то помешала! Чудо!..огнем, да кнутом, да виселицею хотят веру утвердить! Которые то апостолы научили так? Не знаю. Мой Христос не приказал нашим апостолам так учить, еже бы огнем, да кнутом, да виселицею в веру приводить..." А в двух шагах от костра он крикнул в народ: "Из каждой золинки их, из пепла, аки из золы феникса израстут сонмы верующих!" Смысл и значение великорусской веры состоит в отрицании западных начал цивилизации и в стремлении построить русский мир на русских началах.

В результате жестоких преследований старообрядцы вынуждены были бежать в глухие места Подмосковья, Севера, Поволжья, Сибири и даже за границу. Там они создавали свои общины, обживали местность и жили так же, как и на своей малой родине.

Преследования старообрядцев продолжались при Софье, Петре, Анне, Елизавете и Николае 1-м. В речи 15 сентября 1763 года на совместной конференции Синода и Сената Екатерина II о значении Никоновской реформы сказала нижеследующее: "Никон внес разлад и разделение между народом и престолом. До него государи были отцами своего народа, самодержавными охранителями православных на любви и свободе, и единости престола с народом... Никон из Алексея Царя-отца сделал тирана и истязателя своего народа.

Народ стал видеть в своих царях антихристов, и мы его не виним: народ подлинно испытал на себе руку последних. Для чего Алексей изменил народу, изменил еще недавнему, еще памятному избранию народом отца его в цари Российской земли, изменил общим обязанностям всех царей?

Чтобы угодить другу своему Никону, чтобы покорить под ноги его и иерархов, и духовенство, и народ, затем, чтобы из него и будущих патриархов создать врагов престолу и самодержавию. Удивляюсь царю Алексею, его недальновидности: идет за Никоном, как провинившийся мальчишка за готовящимся его высечь учителем! Вот заслуга Никоновской реформы перед престолом и самодержавием". Затем империатрица на глазах у всех трижды осенила себя двуперстным крестным знамением и заявила: "Видели? Синод осмелится ли сказать, что я - еретичка, что я - раскольница? - и продолжала: "Мы безвозвратно на все времена утверждаем право каждому верноподданному слагать персты для крестного знамения как ему угодно, а каждой православной приходской общине употреблять в приходском храме тот из обрядов, который ей любезен".

Из истории Гуслиц

В далекие годы начала нашей эры на территории Восточного Подмосковья жили люди из древнего племени "меря". Позднее с севера в эти края пришли Ильменские славяне, а с запада - вятичи и кривичи, которые потеснили племя "меря".

Славянские курганы 10-13 веков сохранились до наших дней в бассейне рек Гуслицы и Нерской. Урочище в западной части Мещерской низменности с давних лет называется Гуслицами по названию речки Гуслица. Эта речка с единственным на Руси музыкальным именем (иногда ее называют Гуслянкой) в свою очередь названа в честь любимого в этих краях музыкального инструмента гуслей. Замечу, что некоторые историки предлагают гусли как эмблему России.

Людей, заселивших все пространство урочища, прозвали "гусляками". На гуслях здесь играли многие и изготавливали их с особым умением. Использовались липовые дощечки, которые опускались на определенное время в речку. Жизнерадостных гусляков многие недолюбливали. А им все было нипочем. В своей глухой, всеми забытой местности, гусляк чувствовал себя независимым и сильным.

Гуслицы начинались в 30 верстах от Москвы между Владимирским и Рязанским шоссе и охватывали по рекам Нерской и Гуслице юго-восточную часть Богородского и Бронницкого уездов Московской губернии, а также земли Егорьевского уезда Рязанской губернии и Покровского уезда Владимирской губернии. Этот край отличался низменной местностью, покрытой топкими болотами и густой зарослью корявого леса, песчаной почвой, неудобной для хлебопашества.

Впервые о Гуслицах упомянуто в духовной грамоте Ивана Калиты в 1339 г. Они входили тогда в Московское княжество, и Калита завещал их своей жене. О Гуслицах говорится в завещании Дмитрия Донского. По этому завещанию Гуслицы достались его сыну Петру вместе с Рогожею (с. Рогожи в 1781 г. было переименовано в г. Богородск, ныне г. Ногинск) и Вохною (ныне г. Павлово-Посад).

Первые точные границы Гуслиц в XV веке нарисовал на карте купец Афанасий Федорович Наумов. На составленной им карте границы Гуслиц простирались от селений Хотеичи и Бухоново на западе до селений Жашково и Холмы на востоке, от Куровской и Заволенье на севере до Жирово на юге.

Деревни Гуслиц входили тогда в состав Устьмерской, Холмской, Высоцкой и Шатурской волостей в бассейне рек Гуслицы, Нерской и Рогозна. Одна из деревень Гуслиц носила имя второй жены Ивана Калиты Ульяны и звалась Ульянино. Позднее деревня Ульянино и деревня Незденово слились и образовали д. Степановку.

В свою очередь деревня Степановка была названа по имени помещика Степана Лопухина, у которого в речке Гуслице утонули два сына. В память о них Лопухин воздвиг в деревне церковь. Деревню Захарьино Иван Калита подарил стольнику Ивану Ащере - она носит его имя - Ащерино.

Деревни Чайниково и Андреево при слиянии образовали д. Абрамовку. С первой половины XVI века Гуслицы стали дворцовой волостью Московского и Коломенского уездов.

При царе Алексее Михайловиче Гуслицы еще не были густо заселены, только по Касимовскому тракту было несколько постоялых дворов, да кое-где небольших поселений хмелеводов.

К концу XVII века Гуслицы состояли из 46 деревень, крупнейшими из которых были Раменское, Давыдовская Шувоя, Бсззубово, Хотеичи, Ильинский погост, Анциферово, Куровская, Авсюнино, Дорохово, Слободищи, Богородское, Мисцево, Устьяново, Заполиты, Титово, Заволенье, Ащерино, Селиваниха и др. Границы Гуслиц постоянно менялись, менялся и состав населения.

Так, после второго стрелецкого бунта в 1698 г. в гуслицкие леса и болота бежали бояре и стрельцы, жестоко преследуемые Петром I . В дневнике игумена скита "Иосиф на камне" (скит находился в 10 верстах от Дулева) было записано: "Род гусляков древен и славен бысть, повелся он от непокорных бояр и стрельцов". В старых книгах д. Барская (в 2-х км от Давыдова) именовалась Боярская. Старожилы рассказывали, что она была заселена опальными боярами-старообрядцами. Постепенно стрельцы, бояре и старообрядцы других сословий колонизовали Гуслицы. Они основывали в здешних глухих местах скиты и селения, в которых закипала активная жизнь со своими обычаями и промыслами.

Край заселялся и крестьянами удельными, государственных имуществ, но большей частью временнообязанными помещикам.

Долгие годы центром Гуслиц был Ильинский погост, названный так по имени церкви Ильи-пророка, воздвигнутой здесь вначале XVII века. Существует легенда, что на месте Ильинского погоста стоял когда-то дворец царя Алексея Михайловича, что после его разорения из изразцов печи дворца сложили печь в деревянной церкви. Подругой легенде здесь стоял патриарший дом, что будто-бы в Ильинке находился центр духовного управления. Говаривали, что какой-то старец Никодим в подвалах Ильинской церкви, сгоревшей в средине прошлого века, видел много древних книг и рукописей.

Впервые частному лицу было пожаловано в Гуслицах с. Хотеичи в 1693 г., а за ним - д. Анциферово. В 1710 г. Петр I пожаловал А. Д. Меншикову "дворовую" Гуслицкую волость со крестьяне и бобыли... в ней погост, а в погосте церковь во имя св. пророка Илии деревянная о пяти главах" В этот период Гуслицкое население составляло всего 1181 человек. Гуслицами Меншиков владел 17 лет. Согласно одной из легенд он имел в Ильинском погосте свой дворец. Сюда приезжал Петр I и охотился на Цаплинских болотах. При царе Петре II Меншиков был отправлен в ссылку, а все его владения причислили к дворцовому ведомству.

В 1728 г. все селения Гуслиц были пожалованы Степану Васильевичу Лопухину. В его имении скрывалась, удалившись из Петербурга, княжна Волховская, родственница сосланной в Суздаль царицы Евдокии (Лопухиной). Она придерживалась двуперстия. При Елисавете Петровне Лопухин попал в опалу и в 1744 г. был отправлен в ссылку. В этот период у царицы выпрашивал Гуслицы генерал Румянцев, но Елисавета Петровна распорядилась передать эту местность в казну.

При Екатерине II в 1762 г. Гуслицы были пожалованы возвратившейся из ссылки Наталье Федоровне Лопухиной (муж ее умер в ссылке). Через год Лопухина умерла, и ее имение было поделено на три части (они назывались "третями") между ее сыновьями. Раменская "треть" с деревнями по реке Вольной от Куровской до Петрушино с центром в сельце Богородском стала принадлежать полковнику А. С. Лопухину.

До 1762 г. крестьяне в "третях" Лопухиных платили оброк по 1 рублю и 1 коп. с души, а позднее из-за поборов помещика Алексея и особенно Авраама Лопухиных крестьяне стали платить оброк по 5 рублей с души. Помимо денежного и натурального оброка они несли еще и барщину.

В с. Богородском за 1766-1767 гг. крестьяне построили за свой счет барский дом, дворовые строения, прорыли канаву в 70 саженей длиной, вырыли пруд, снарядили за свой счет 200 подвод в Москву, подержали управителя имения. Поборы помещиков замучили гуслицких крестьян - они подали челобитную императрице, хотя по Указу 1765 г. им запрещалось подавать челобитные. Ходоки из Гуслиц ушли в Москву, но их жалобы на поборы и жестокость помещиков остались без внимания. Тогда крестьяне направили снова ходоков, написавших в челобитных, что "пришли в крайнее разорение и скудность".

Крестьяне же Алексея Лопухина послали в Москву двух сыновей умершего от побоев сельчанина. В челобитной братья писали, что им возвращаться в деревню нельзя, так как помещик подвергнет их мучительству и смерти. Обращаясь к императрице, они просили: "...лучше же Ваше императорское Величество Вашей монаршей милостью определите нас к смерти или в вечное поселение". И все-таки челобитчики были арестованы. Но Гуслицы послали новых ходоков. Они передавали пищу ранее арестованным сельчанам и ходатайствовали об их освобождении. Власти арестовали и этих ходоков.

В Гуслицы была послана военная команда для наказания жалобщиков за попытку неповиновения. Многие гусляки были наказаны поркой кнутом, а 50 человек арестованы и сосланы в Нерчинск на каторгу без срока. Указ императрицы о челобитчиках читался во всех церквах. В 1764 г. Екатерина II все селения Гуслиц передала Москве. С возникновением 5 октября 1781 г. Богородского уезда часть деревень Гуслиц вошла в состав этого уезда. В уезде тогда числилось: 128 дворян, 280 деревень, 123 сельца, 73 села, 11 погостов, 2 мужских монастыря (Николаевский Берлюковский и Спасо-Преображенски Гуслицкий).

В 1767 г. Лопухины, распродав земли и имущество своей вотчины. выехали в "более спокойные места". Заводчик Демидов купил одну треть Гуслиц с деревнями Алексеевской, Внуково, Давыдовской, Костенево, Круглово, Мосягино, Поминово, Печурино, Сенькино, Слободищи, Старой, Столбуновой и Чичево. Из этих деревень Демидов переселил в Сибирь в Ирдяжинскую волость 635 гусляков.

В 1794 г. демидовская треть Гуслиц перешла во владение помещицы О. А. Жеребцовой. С конца XVIII века вплоть до 1922 г. многие селения Гуслиц входили в состав Богородского уезда Московской губернии.

16 апреля 1917 г. при ст.Куровская был образован Гуслицкий районный Совет рабочих депутатов из 5-ти волостей: Беззубовской, Дороховской, Запонорской, Ильинской и Карповской. Первым председателем Совета гусляки избрали члена Орехово-Зуевской организации РСДРП Марка Петровича Образцова.

С 1922 по 1929 гг. некоторые селения Гуслиц стали входить в состав Егорьевского уезда Рязанской губернии. С 1929 по 1959 гг. в состав Куровского района стали входить гуслицкие селения Дороховской, Карповской, Запонорской и Ильинской волостей, а с 1959 г. они вошли в состав Орехово-Зуевского района Московской области.

Быт, нравы и мировоззрение гуслицких старообрядцев

Всюду, где селились гонимые господствующей церковью и монаршей властью старообрядцы: в Поволжье, Сибири, Прибалтике, Подмосковье, на Севере, на реках Терек, Яик, Дунай, в глуши Иргизских, Олонецких и Гуслицких лесов, в Польше, Австрии, Венгрии и Румынии, - закипала активная трудовая жизнь, оживлялись непроходимые леса, возникало крупное земледелие, промышленность и кустарные промыслы. Сюда староверы приносили свою культуру, свои обычаи и предания. Они умели устраиваться всюду, никто и ничто не могли вытравить из них дух настоящих русских людей. Политикой старообрядцы не занимались.

По словам апостола Павла: "Начальник есть Божий слуга". Поэтому по идеальному представлению старообрядцев власть - есть высшее служение людям, есть акт самоотверженной, христианской любви. Староверов не было ни в одном министерстве, не было их на губернаторских постах, полицмейстерских и других административных постах. Их оттесняли от всякой государственной должности.

Известный историк Н. И. Костомаров говорил, что "старообрядец любит мыслить, спорить... он хотел сделать собственную совесть судьею приказания, пытался сам все проверить, исследовать". "Не сотвори себе кумира" - эту заповедь старообрядцы помнили всегда. Они не воспринимали ту культуру, которая творила и творит многочисленных кумиров и "на верху гор" и "на земли низу".

Для того, чтобы читатель в полном объеме узнал о быте и нравах гуслицких староверов, я приведу несколько противоположных мнений о них, высказанных на страницах дореволюционных изданий рядом авторов, как сторонников, так и противников старообрядчества.

В "Душеполезном чтении" (часть 3, 1864 г.) о староверах Гуслиц пишет И. Шевелкин: "...познакомившись поближе с Австрийско-Белокриницкой сектой и с гуслицкими последователями ее, явно вижу теперь, что в них господствует страшный фанатизм и грубая ненависть, и злоба против православной церкви... Раскольник перед православными, имеющими вес и какое-либо значение, притворится самым покорнейшим слугой, уважающим и власть и священство, и готов пожертвовать даже на православную церковь: но возмутительно его обращение с православными, равными ему по званию или стоящими ниже его одной ступенью на житейской лестнице.

Раскольник или раскольница не только не приютят ночью или в непогоду прохожего бедного странника православного, но не дадут ему куска хлеба, или бранью самою поносною отгонят от колодца, где вздумает тот утолить жажду, и напустят на него толпу ребятишек и стаю собак для выпровождения из деревни.

Если же кому-либо из крестьян-раскольников придет благая мысль присоединиться к Церкви Христовой, то ему необходимо прежде подумать о своем переселении из родной деревни к православным, иначе он рискует подвергнуться жесточайшим преследованиям от односельцев своих и даже от близких родственников-раскольников, которые все меры употребят или разорить его совершенно, или отдать в солдаты по приговору общества за дурное, будто-бы поведение...

Раскольники в этих местах весьма трудолюбивы и занимаются хлебопашеством, но большая часть из них труду пахаря предпочитает фабричные занятия и торговлю... В каждом селении и даже деревеньке вы найдете 2-3 лавки с разными товарами, а также, непременно, с чаем и постным сахаром...

Женщины у раскольников в разврате и пьянстве не уступают мужчинам, но утратив красоту и достигши почтенных пожилых лет, они впадают в другую крайность: в ханжество и святошество, хотя подчас, не откажутся протянуть руку, вооруженную кожаной лестовкой, к стакану с дешевкой и упиться ею до беспамятства, и все вообще делаются страшными ненавистницами и гонительницами всего церковного.

Молодым людям, даже пожилым, здесь не вменяется в грех или поношение напиваться до безобразия, петь песни или плясать и предаваться разгулу и разврату; но Боже сохрани, ежели кто из любопытства зайдет в православный храм или заведет тесное знакомство с православными, - тогда от злых старух ему житья не будет: не станут с ним ни есть, ни пить, и не примирятся до тех пор пока несчастный в продолжение недели и даже целого месяца на положит по 200 или 300 земных поклонов в каждый вечер. За исполнением же этой питимьи наблюдает сама аргус-старуха, считая поклон по лестовкам.

Если же по делу или как-нибудь нечаянно зайдет православный в избу и пробудет в ней минут десять, то старуха по уходе его вздует огонь, разожжет угольев и окадит все горницы и двор ладаном, а если есть в запасе святая вода, освященная раскольничьим попом, то покропит во всех углах, а вечером сына своего и внуков заставит положить поклонов по 50.

Раскольничья нетерпимость и фанатизм... поддерживается здесь кроме старцев еще колейницами. В каждой деревне в Гуслицах найдете вы несколько избенок о двух окнах, расположенных с обоих концов деревни, или на задворках; в этих избах проживают девицы от 25 до 40 лет, занимающие исключительно обучением детей деревенских грамоте и чтением канонов для желающих - у себя или в домах их.

Налетчицы и толковательницы писания - девицы эти у себя в деревне и даже верст за 10, 15 и более пользуются полным уважением, как отшельницы от мира сего, взыскующие единственно спасение душ своих и молящиеся неусыпно за здравие благодетелей живущих и за упокоение душ братии и сестер, отошедших в древнем благочестии.

Получая щедрые даяния от старух и богатых женщин средних лет за молитвы о грехах их, отшельницы эти, если не утратили молодость, промышляют нередко развратом... Полуграмотные и почти вовсе безграмотные лжепастыри, большей частью набранные из бездомных скитальцев или отъявленных лентяев, состоят в полном послушании у келейниц и раболепно исполняют все распоряжения и приказы их..."

Другой автор Алексей Стороженко в очерке "Гуслицы", опубликованном в "Отечественных записках" в 1863 г., пишет о размышлениях старика-толковника из беспоповцев, которые услышал в одном из гуслицких трактиров: " Поповцы укоряют нас в беспоповщине, а у самих-то попы - курам на смех, австрийские обливанцы... и прежние у них не больно пригожи были, но все же не австрийская сволочь.

У поповцев такие есть ходоки, вот хоть Андрей Марков Пуговкин: ему как плюнуть, сманить попа. Наметят какого ни есть бедного попишку, одержимого человеческими слабостями, что у своего начальства на дурном счету; вот и станут за ним ухаживать; скажутся купцами или гуртовщиками, залучат его к себе и употчуют до положения риз - все, знаете, французкими винами, ямайским ромом. Опомятуется, сердечный, уж верст за сто, еще зальют, да как оттарабанят верст за триста, в свой скит - вот тут уж и поведут дело на чистоту. "Останься - говорят у нас, батька, мы тебя миром помажем, будешь нашим попом". При этом сулят ему золотые горы, а поп не соглашается. Если резонами не подействует, вот они ему пригрозят... и в преисподню засадят. Видит поп, некуда податься, вернуться - стыдно и прихожан, страшно и начальства, противится, горемычный, да и крикнет с отчаяния: "Мажьте, разбойники, людоеды!"

Скажите на милость... лучше ли оставаться в беспоповщине, чем с такими богомерзкими пастырями? Прежде начальство не очень-то стояло за церковных попов, которых, бывало, сманивали, а теперь воспретили. Вот поповцам-то и круто пришлось; что делать?., проведали рогожцы, что в Царьграде есть митрополит Амвросий, удаленный от своего престола за разные беззакония. Вот они хоть знали об этом достоверно, и, кроме того, что в греках крещение не погружательное, а еретичное, то есть обливательное, но все-таки послали в Царьград своих клевретов и пригласили его в свой притон, в Белую Криницу, что в австрийских пределах, да и провозгласили на соборе расстригу, обливанца, табачника митрополита, а он им настриг епископов, архимандритов и попов...

Священников сейчас в одних Гуслицах - мало, если скажу человек пятьдесят, а в Москве и по всей России - считай вдесятеро... и больше. И высшего священства также довольно наплодили: кроме Кирилла посвятили еще двух епископов, Софрония и Антония... Антоний у поповцев в большой чести и титулуется архиепископом Владимирским и всея России. Ведь он из наших, Преображенских, такой же беспоповец был, а теперь..."

Приведенный выше рассказ старика, мне кажется, резок и даже в чем-то оскорбителен для старообрядцев-поповцев, имевших некоторые разногласия с беспоповцами. Но с познавательной точки зрения он интересен. Известно, что подобные же вымыслы об Амвросии распространял игумен Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря Парфений. Правда, случаи неприязни к православным крестьянам со стороны старообрядцев в Гуслицах были. Так, например, в Богородском уезде в с. Хотеичи - имении графа Литта, бурмистр-старовер Василий Назаров препятствовал православным крестьянам посещению храма, вызывая их без всякой надобности из церкви. В октябре 1840 г. жалобы на бурмистра разбирал гвардии капитан Ермолов, приезжавший в Хотеичи для расследования этого факта.

В Гуслицах замечалось стремление австрийцев-окружников к объединению всех старообрядческих толков под своим влиянием, так как раздорствующих староверов здесь было предостаточно. Были в Гуслицах и такие деревни, где проживали все три толка поповского согласия, и потому в них не проходило ни одного праздника без того, чтобы ЛУЖКОВЦЫ, не признающие австрийского священства, КИРИЛЛОВЦЫ и АНТОНИЕВЦЫ, подгулявши, не перессорились и не подрались между собой. Архиепископ Московский и всея Руси Иоанн, возвратившись из поездки по Гуслицам, говорил:

"Мне пришлось быть в Гуслицах на наших торжествах. Все молятся вместе, сидят за общей трапезой, дружат между собой. Словом, в жизни полное единение. А оказывается - они не единствуют. Это ненормальность. Ее нужно устранить... делиться нам не из-за чего".

По другому пишет о старообрядцах в журнале "Слово церкви" №13 от 25 марта 1912 г. Муромский: "Старообрядцы живут в большом избытке и в лучших гигиенических условиях, чем их соседи. Они чистоплотны, в одежде ряшливы, в пище разборчивы, более трезвы, не держат воду в непокрытом сосуде, не едят и не пьют из немытой посуды, не садятся за стол, непокрытой скатертью. Между богатыми и бедными у них разница лишь в достатке, но не в правилах, не в обычаях. Несмотря на различия их согласий и взаимную борьбу, все старообрядцы в дни общей опасности быстро спаиваются между собой.

По всей России протянуты невидимые нити между старообрядческими общинами и отдельными старообрядцами. По ним идет живое общение. Старообрядчество зиждется на свободном веровании и на свободном личном убеждении. Оно представляет широкий простор каждому личному дарованию, каждому духовному таланту. Ни в одном русском обществе нет такого простора для личности, как в старообрядчестве. Поляк в экономическом отношении трусит перед евреем, а еврей трепещет перед старообрядцем.

В продолжение веков старообрядцы не дали себя съесть ни в Австрии, ни в Польше, ни в Румынии, ни в Прибалтике, не изменили своей народности и своему верованию. Этот "невежественный и неумный" человек на окраинах бодро стоит против всякой иноземщины, а в Московском районе создал крупнейшую промышленность, имеющую не только общегосударственную, но и мировую значимость..."

Удивительны старообрядцы: глубоко впечатлительны и серьезны ко всему, что им предстояло принять или отвергнуть, небыли они рабами, которые по первому свисту кнута готовы принять все, что им прикажут.

Они никогда и нигде не боролись против пароходов и железных дорог, ни против электричества и газа, ни против химических открытий и изобретений, ни против технических усовершенствований, в чем иногда их укоряли в прессе. Наоборот, они раньше других использовали эти блага.

Когда же от них потребовали снять русскую одежду, сбрить бороду, закурить трубки с табачным зельем, вынести из домов древние дедовские иконы, - тут они запротестовали и пошли на казнь и смерть, но глупым требованиям не подчинились. Они разумно рассуждали: зачем нам рядиться в какую-то шутовскую одежду испанцев, нам и русская одежда хороша. Она прилична и красива, в ней свободнее и удобнее, и борода нам ничуть не мешает, - рассуждали староверы... и платили ежегодно 50 рублей налога за бороду.

Многие из староверов волосы стригли в кружало или со скобкой на лбу. Пробирать в волосах ряд на боку считалось грехом, даже пить чай многие считали за погрешность. Духовная личность женщины у них стояла на одном уровне с личностью мужчины.

Обрядность имела большое значение в жизни староверов. Веру свою принимали как наследственное душевное богатство, но глубоко религиозными были из них не все.

Внешний декорум соблюдался крепко, истово исполнялись поклоны и службу справляли долго, по уставу. Унисонное пение, долгое, ясное, четкое чтение богослужебных книг, все было соблюдаемо ими. Для гусляка было искусством все, что его окружало и чем он жил. Он любил гусли, гармошку, песни, танцы, веселые игрища, в беде не унывал, пел и в ненастные дни. Гусляк верил в приметы, строго соблюдал все обряды, с любовью украшал свой быт образами и другими вещами.

Всем известна знаменитая мезенская роспись, но мало чем ей уступает "гуслицкая" со своими традициями, законами и своеобразием. Местные рисовальщики применяли ее при оформлении рукописных книг. Сегодня ее изучают искусствоведы. Крюковые изображения нот на Руси применялись еще в глубокой древности, а в Гуслицах рукописные книги для пения появились в XVII веке. Их отдельные страницы, а особенно первые листы, украшались растительным орнаментом, изображением птиц. На разверстных листах книг для пения была так называемая русская крюковая запись нот, где над буквами - точки и крючки. Книгу открывали по праздникам, ее хранили в потаенных местах.

После раскола крюковому мелодичному пению стали учиться тайком. Книги для пения искусно переписывались. В д. Беливо Богородского уезда с 1906 г. функционировала старообрядческая школа крюкового пения, которой руководил М. Ф. Шиголин. В силу ошибок переписчиков крюковых книг появились некоторые наслоения в мелодиях, в пении по крюкам.

Появились в Гуслицах различные напевы: беливский, мисцевский, заволенский, морозовский и другие. Более распространенным из них был морозовский напев. Во многих селениях Гуслиц существовали старообрядческие певческие хоры. В д. Селиванихе хором руководили Николай Миронов, в д. Петрушино - Иван Гаврилов, а в д. Куровской - Е. Г. Лебедев.

В 1905 г. в Дулеве, где два года жил после административной ссылки за отказ отречься от сана архиепископ Московский и всея Руси Иоанн, при местном храме Покрова Пресвятыя Богородицы был организован певческий хор под руководством Е. Шибаева, а вслед за ним возник хор в соседней деревне Короткой.

В эти же годы старообрядец с. Зуева Роман Зиновьевич Дмитриев написал полный круг певчих книг (Ирмосы, Октай, Обиход, Праздники, Триодь Постная, Триодь цветная и Трезвон), изготовил рукописное Евангелие в лицах с окладом из серебра ручной чеканки. А его односельчанин Киприан Сергеевич Колпаков (1866 - 1926) организовал в Зуевской поморской общине хор певчих-любителей знаменного пения. Хор насчитывал 25 человек, часто участвовал в праздничных богослужениях в старообрядческих приходах Московской губернии и самой столицы, выезжал в Нижний Новгород, Вятку.

Среди солистов хора выделялись Г. Е. Деев, Д. И. Уткин, В. Н. Хвальковский, И. Г. Шилкин, У. Д. Кошелев, А. Н Строгальщиков, Е. П. Семенова. Благодаря педагогическому таланту Колпакова хор достиг высокого уровня в исполнении церковного знаменного пения. Кипран Сергеевич обладал и отличными навыками художника. Им были написаны певчие книги в поморском стиле на праздник Святой Пасхи и на вес двунадесятые и великие праздники.

В 1924 г. Колпаков написал "строка в строку, буква в букву" устав на Святую Пасху со старинной поморской рукописи. Книгами Колпакова до сих пор пользуется притч Московской Поморской общины. Но особой славой в старообрядческой России пользовался хор А. И. Морозова из Богородска под управлением П. В. Цветкова. Он часто выступал в Московских старообрядческих храмах и концертных залах.

Гуслицких певчих охотно брали во все старообрядческие приходы России. В Гуслицах с давних лет существовали основанные старообрядцами скиты, среди которых наиболее известными были "Иосиф на камне" и "Параскевина грива".

В граничившем с Гуслицами Орехово-Зуеве в последнем десятилетии XIX веке насчитывалось свыше 6 тысяч старообрядцев. На 666 миссионеров господствующей церкви в России в 1910 г. приходилось всего лишь 12 старообрядческих начетчиков. Собеседования миссионеров с представителями от староверов всегда проходили бурно, а иногда заканчивались потасовками. Об этом свидетельствуют собеседования, проведенные в апреле 1910 г. в д. Гридино и с. Хотеичах, а в 1912 г. - в Рудне и Дулеве.

Активно работали в Рогожских и Преображенских общинах Москвы купцы-старообрядцы из Гуслицкого края: Морозовы, Кузнецовы и Зимины. Многие рангом ниже занимали значительные посты в Московских и других духовных центрах страны. Так, д. Мисцево была родиной епископа Одесского и Бессарабского Кирилла, в последствии Белокриницкого митрополита. Членом Московского епархиального Совета и Совета Рогожской общины неизменно избирался отец Елисей (Е. Т. Мелехин), уроженец д. Яковлевской Богородского уезда.

О популярности Елисея Тимофеевича свидетельствует тот факт, что во время его погребения на Рогожском кладбище присутствовали 3 епископа, 34 священника и 12 диаконов. Евтропий Дмитриевич Липатов из д. Мисцево Дороховской волости состоял служителем при храмах Рогожского кладбища в течение 70 лет.

Георгий Георгиевич из д. Смолево Запонорской волости в течение 30 лет был при храмах Рогожского кладбища незаменимым чтецом и уставщиком. Членами Зуевской старообрядческой общины поморцев были известные во всю страну Иван Иванович Зыков (1837 - 1913 гг.), Василий Николаевич Хвальковский (1888 - 1963 гг.) и его брат Петр Николаевич Хвальковский (род. в 1907 г.).

И. И. Зыков родился в д. Будьково близ Орехово-Зуева в крестьянской семье староверов-поморцев. Он обладал природной памятью, ясностью ума, прекрасно знал Св. Писание и каноны Церкви. Впервые его слово в защиту святой веры зазвучало в молитвенных домах деревень Будьково и Ионово, а с 1884 г. в храме с. Зуева. Вскоре о нем узнала вся Россия после его обличений единоверия в спорах с игуменом Никольского единоверческого монастыря Павлом (Прусским).

В сочинении "Меч духовный" Зыков говорил: "То не есть единение или единоверие, а, прилично сказать двоеверие; и между тою и другою церковью есть меч, который обоюдоостр". Игумен Павел (в миру Петр Леднев), федосеевец из Сызрани, с 1846 г. был членом обители Преображенского кладбища в Москве. Позже в Пруссии он основал монастырь и стал игуменом, но вскоре уехал в Белую Криницу и присоединился к поповцам. С ними он тоже не нашел общего языка и вернулся в Пруссию, а в 1868 г. перешел в "единоверие". Деяния мятущегося игумена вызвали справедливую критику со стороны многих видных старообрядцев.

Так, Д. В. Батов писал о Павле Прусском: "Двукрещенник Петр, при второкрещении усвоивший себе имя Павла - трость ветром колебаемая... устроился энергичным против беспоповского староверия ратобором".

Павел Прусский, став фактически главой единоверческой церкви, часто приезжал в д. Ликино в 1870 году и некоторых гусляков вовлек в единоверие, в том числе и А. В. Смирнова. Но развернуть свою деятельность в Гуслицком крае известный миссионер не сумел. Ему помешал начетчик Иван Зыков, к тому времени переехавший на жительство в д. Кабаново.

Зыков и игумен Павел дважды встречались для бесед-состязаний в особняке у А. В. Смирнова. Вторая беседа проходила 3 октября 1876 г. По настоянию Зыкова она состоялась не в доме хозяина, а в его саду, чтобы и другим старообрядцам была слышна полемика. В сохранившейся записи этой беседы сказано: "Беседа началась в первом часу по полудни. В саду поставлен большой стол. Посреди стола положено Святое Евангелие. На одном краю стола лежали старопечатные, на другом - новопечатные книги. Сад был наполнен многочисленным народом из окрестных того места деревень. По одну сторону стола сидели Павел Прусский и его сторонники, всего человек десять, по другую - Иван Иванович.

"Сажай своих, кто есть с тобой, - начал игумен Павел, - вместе будете беседовать со мной. - Сидеть буду один, - ответил Зыков, - а беседу производить в надежде на помощь Всевышнего Бога". Очень много вопросов задавал Павел Прусский. Зыков отвечал четко и обстоятельно, ссылаясь на св. Писание. Завязывалась и полемика, самоуверенность игумена постепенно спадала. Он наблюдал у собеседника полнейшее духовное равновесие и убеждался в глубоких знаниях начетчиком истин старообрядческой церкви. Видно было, как Павла Прусского начинали одолевать мучительные сомнения. Беседа длилась около семи часов, в саду темнело. "Не пора ли кончать беседу? - сказал игумен... И так разыдошася каждо восвояси". На том и закончили. Встреч между ними больше не было.

После смерти игумена Павла староверы говаривали, что незадолго до кончины он тайно вернулся в федосеевское согласие. А И. И. Зыков в своих сочинениях продолжал защищать святую веру. "Я имел случай познакомиться с сочинениями здешнего старообрядческого писателя И. И. Зыкова, который выпустил уже два обширных тома и готовит в настоящее время третий, - сообщал в 1881 году один из корреспондентов. Нужно заметить, что рукописные сочинения Зыкова, имеющие преимущественно полемический характер, отличаются ясным, толковым изложением и доказывают обширную начитанность автора, писаниями которого руководствуются и поучаются не только местные старообряды, но и жители других, дальних местностей".

Свои полемические письма Иван Иванович подписывал: "крестьянин из Кабаново Иван Зыков". Многие его сочинения были гектографированы, другие распространялись в списках.

Первому Всероссийскому Собору он представил доклад " Об антихристе и пророках Енохе и Илие". Как член духовного Совета Зуевской общины Иван Иванович принимал участие в предсоборных совещаниях, а на Соборе в Москве в мае 1909 г. был избран Товарищем председателя Собора.

Василий Николаевич Хвальковский родился в Орехово-Зуеве в семье коренных поморцев, работавших на фабрике Викула Морозова. Его отец был головщиком клироса в Зуевском храме. Василий Хвальковский выучился на специалиста по производству крупно-узорчатых тканей. Тяготел к историческим исследованиям, переписывался и вел долгие беседы об истории Поморской Церкви с Т. А. Худошиным, Н. П. Ануфриевым, В. З. Яксановым и В. И. Малышевым. По окончании трудовой деятельности он принял участие в издании Старообрядческого Церковного Календаря.

Василий Николаевич был членом Московской Поморской общины, участвовал в подготовке Второго Всероссийского Собора, приглашался на поместный Собор в Кошлаково в 1927 г.

Петр Николаевич Хвальковский родился в Орехово-Зуеве. Богословию и знаменному пению учился у К. С. Колпакова. Окончил Московский Высший художественно-технический институт и после переезда в столицу стал работать на предприятиях текстильной и легкой промышленности Москвы. Он - участник войны 1941 - 1945 гг. С 1946 г. руководит хором Московской Поморской общины, является членом Духовного Совета этой общины, а также членом Духовной комиссии при Высшем старообрядческом Совете в Литве и членом редколлегии Старообрядческого Календаря.

Петр Николаевич участвовал в заседаниях Всемирной конференции "Религиозные деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы" в 1982 г. и за активную патриотическую и миротворческую деятельность в 1983 г. был награжден Почетной медалью Фонда мира.

В 50 с лишком деревень Гуслиц население от первого до последнего были старообрядцы. В те годы Гуслицы справедливо называли СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ ПАЛЕСТИНОЙ. В твердой вере и сплошной грамотности заключалась сила гусляков. Родники древнерусской жизни били здесь во всю чистоту.

Дороги, связь, медицина и просвещение в Гуслицах

Дороги в Гуслицах были невыносимо безобразны. Извилистые, бесконечные гати через болотистые заливы р. Гуслицы были вымощены сгнившими и вытоптанными бревнами-кругляками. За гатями в лесу колеса телег и тарантасов проваливались по ступицу в песок, их варварски встряхивало на обнаженных корнях деревьев.

Через Гуслицы проходило две дороги: Из Богородска в Бронницу и из Москвы в Касимов. Последняя была лучшего качества, но и по ней редко проезжали порядочные экипажи. Обычно встречались обозы с хмелем, татарские горбы, реже - троечные кибитки, набитые купцами, дремавшими на ситцевых подушках. По краям дороги плелись с дубинками оборванные мужики-бродяги и странники - старообрядческие толковники в черных подрясниках с кошелями через плечо, наполненными церковными книгами.

Касимовский тракт изобиловал постоялыми дворами, устроенными на один лад, как и везде в великорусских губерниях. Один из таких постоялых дворов описал Алексей Стороженко, побывавший в Гуслицах в 1863 г.: "На вывеске красуется, подбоченясь, самовар, гордо поглядывая на окружающие его чашки, а вверху тянется надпись: ЛИСТАРАЦИЯ. У крылечка - толпа мальчишек, которые хватают проезжих за полы с криком: "дай, барин, копеечку!" Кругом сор и постоянная грязь, потому что помои иначе не выливаются, как возле подъезда. В самом трактире - поражающая вонь, нечистота, тараканы, мокриды и все породы кровопьющих насекомых. В одном из трактиров пришлось переночевать. Все углы в избе уже были заняты проезжими: татарами, двумя странниками-старообрядцами, вынувшими из кошелей деревянные чашки и ложки, которые они всегда с собой носят, чтобы не опоганить души посудиной еретиков, артель купцов, оборванные мужики, беглые солдаты, толковники, богословы".

Гуслицы были слишком отдалены от Москвы и находились в глуши. Ближайшая железнодорожная станция Егорьевская отстояла от центра Гуслиц - Ильинского погоста, на 12 верст, а станция Конобеевская Рязанской железной дороги - на 18 верст.

Коммерсанты пользовались в основном Конобеевской станцией, а Егорьевской только во время распутицы, так как в это время попасть на Конобеевскую станцию было трудно. Была возможность соединить погост с Рязанской ж/дорогой в тот момент, когда вели ветку к Егорьевску от станции Фаустово. Надо было дать взятку инженерам-изыскателям, чтобы ветка прошла через Ильинский погост. Но инициативы из местных толстосумов никто не проявил. Это было сделано для того, чтобы, как писала пресса, "даже в ущерб коммерции охранить свои часовни и клепала". Ветка прошла мимо Ильинского погоста. Та же участь постигла и г. Богородск, проспавший Нижегородскую ж/дорогу. Только в конце XIX века в Гуслицах была построена ж/дорога Орехово-Зуево - Ильинский погост - Куровская - Егорьевск, а накануне Февральской революции через Гуслицы провели ж/дорожную ветку Казанского направления.

Такой же скверной выглядела в Гуслицах почтовая связь. Вовремя почта никогда не доставлялась, письма зачастую терялись. Все отправления из Гуслиц почтой осуществлялись двумя способами. Один - по земской почте через Богородск, другой - частным образом через ст. Конобеево.

Земская почта шла пешком, старики-рассыльные волостных правлений шли до Москвы целую неделю. Коммерсанты этого вида почтой почти пользовались из-за долгих сроков доставки. Они пользовались частным средством сношения, пользуясь услугами одного гуслицкого трактирщика, который с полицией был на "ты". Он допускал у себя в трактире карточные игры и пребывание девиц легкого поведения, принимал для отсылки письма и рассылал прибывшие с оплатой по 20 копеек за письмо, уже оплаченное на государственной почте. Зачастую он вскрывал ради любопытства конверты, читал чужие письма и отсылал их, даже не запечатав конверта, объясняя изъян тем, что письмо попортилось в извозе. Пьяные ямщики часто теряли письма в дороге. Еще плачевней была участь газет. При таких средствах доставки почты в Гуслицах прибегали для надежности к отправке ее нарочными, а это было более дорогое удовольствие. В распутицу почтари ездили через Рязанскую губернию.

"Гуслицы - это единственный край в России, где население поголовно грамотно и не представляет из себя типичной русской глухой провинции", - писал И. Кириллов в журнале "Церковь" № 13 за 1910 г. Время возникновения гуслицких школ относится к глубокой старине, когда и в помине не было земских просветительских учреждений. Их организовывали в старообрядческих скитах. Там же действовали канцелярии, в которых переписчики производили точную копировку древних книг, изданных при пяти первых российских патриархах.

При школах были обширные библиотеки древних рукописей и книг. Эти "нелегальные школы" принесли очень много пользы Гуслицкому населению.

В 1880 г. старообрядцем Новиковым в с. Кудыкино была открыта школа без различия вероисповедания. В Дороховской волости в начале XX века функционировало 3 земских и 8 церковно-приходских школ, а в Запонорской волости - 6 земских и 2 ЦПШ (с учетом ЦПШ новообрядческой церкви).

В Гуслицах существовали так называемые подвижные школы. Учитель с необходимыми учебниками переходил из деревни в деревню, год в одной деревне, год в другой.

Только благодаря влиянию Викула Морозова существовала в д. Ионово единственная в России легальная старообрядческая школа. Она была открыта 1 октября 1880 г. в день Покрова Пресвятой Богородицы и преподобного Романа певца кондаков.

А. Пругавин в книге "Старообрядчество во второй половине XIX века (изд. Сытина, 1904 г.) об этом пишет: " Крестьянин д. Зуевой, Кудыкинской волости старообрядец Роман Зиновьевич Дмитриев открыл в соседней деревне Ионовой превосходную школу на 50 мальчиков.

Обучение в школе отличается полнейшей веротерпимостью, что доказывает разнообразный выбор учебных пособий, которыми в изобилии снабжена школа: вместе со старинными Псалтырями и Часовниками в школе имеются подобные же книги новейших изданий. Едва успели открыть эту школу, как она уже оказалась переполненной учащимися. Вследствие этого основатель школы должен был перевести ее в новое, более обширное помещение.

Преподавание в школе было поручено учителю-старообрядцу из местных крестьян, которому Р. З. Дмитриевым назначено жалованье 25 руб. в месяц. Дети беднейших старообрядцев находят для себя все готовое: книги, бумагу, перья, учебники... Видное место в обучении занимает калиграфия. Желающим преподается древне-церковное пение, с которым основательно знаком преподаватель школы А. П. Гусев.

Местное старообрядческое население отнеслось к предприятию Р. З. Дмитриева весьма сочувственно. Богатые фабриканты-старообрядцы В. Е. Морозов, Зимины и госпожа Морозова немало содействовали ему в открытии школы, сельский староста д. Ионовой предложил для школы собственный очень просторный дом... Однако все более и более росли слухи о том, что школе "почему-то угрожает закрытие"... Местные власти не оставляли в покое школу, и она, как сообщалось в газетах, "подвергалась опале со стороны полиции". В один прекрасный день в школу явился уездный исправник и лично произвел ревизию училища, опрашивал учителя, рассматривал учебники и т. п. Понятно, что ничего "подозрительного" в школе не оказалось." Так свидетельствует историк.

В день открытия школы после молебна со словом к собравшимся обратился крестьянин из соседнего села Кабанова Иван Иванович Зыков, известный ревностный защитник старообрядчества. До первой мировой войны на два уезда был один инспектор земских, министерских, фабричных, церковно-приходских и прочих школ.

Учитель зависел от попа, урядника, старшины и земского начальства. Его оклад в месяц составлял 15-20 рублей. На просветительскую деятельность старообрядцев полиция и православное духовенство смотрели как на пропаганду раскола.

Заезжие в Гуслицы корреспонденты отмечали, что "не рябое лицо здесь встретить трудно". В этом краю долгие годы процветала оспа, а медицина находилась в пренебрежении, была сдана на попечение фельдшера. Он был в Гуслицах и аптекарем, и земским, и уездным врачом, наблюдал за лечебным пунктом, живя за 65 верст. Фельдшер приезжал в лечебный пункт только при вызове судебным следователем. При Гуслицком лечебном пункте не было ни одной кровати. Труднобольных за 65 верст не возили, а в ближайшем Егорьевске их не принимали - чужой уезд. Поэтому больные от всех болезней лечились чаще всего разными травками, а также с помощью бабок, лошадиных кровопусканий, ставкой горшков с гущей на живот и т. п. При серьезных болезнях как богатые, так и бедные беспомощно умирали в своих селениях с "горшками с гущей на брюхе", утешаемые духовными особами.

В публикациях газет и журналов крепко доставалось и земской полиции в Гуслицах. Особенно за содержание арестованных в тюрьмах и изоляторах, а также за беспомощность в поимках фальшивомонетчиков и знаменитого в этом крае разбойника Чуркина. Становые в Гуслицах получали самые ничтожные жалования. Это были, за редким исключением, безграмотные, малодееспособные и без всяких средств к существованию люди. Когда появлялся добросовестный становой, то неминуемо возникали ропот и жалобы, потому что в Гуслицах мужики никогда не жаловались на несправедливость - им не привыкать к ней. Резиденция станового находилась в Ильинском погосте.

Сельские избирательные съезды в Гуслицах проходили, как правило, под большим давлением мировых посредников. Показательным в этом плане был съезд в с. Запонорье в 1874 г., на котором методом выкручивания рук съехавшимся выборщикам из Дороховской, Беззубовской и Запонорской волостей мировой посредник из Москвы настоял на выборе в гласные нужных властям лиц, неких Ламакина и Филиппова.

Промыслы в гуслицах

Хлебопашество

Заросли корявого вязника и орешника, дремучие леса, топкие болота, которых больше всего было в Дороховской и Запонорской волостях, малоплодородная почва - все это мешало крестьянам Гуслиц успешно развивать хлебопашество. И все-таки хлебопашество до конца XVIII века здесь было основным занятием населения. Но из-за невозможности нести феодальные повинности и прокормить семью с земли уже в середине XVIII века многие крестьяне не получали паспорта для отхожих промыслов, а некоторые стали заниматься домашними промыслами.

При отмене крепостного права помещики оставляли за собой лучшую часть пахотной земли, луга, леса, рыбные угодья. Наделы крестьян в Гуслицах, как и во всей Московской губернии, равнялись 1-3 десятинам на мужика. При продаже десятина стоила 25 рублей, а крестьяне платили за нее при выкупе 50 рублей. Кулаки скупали землю у бедных крестьян. К оскуднению крестьянских хозяйств в Гуслицах привел и массовый перевод помещичьих крестьян с барщины на денежно-оброчную систему эксплуатации.

ХМЕЛЕВОДСТВО в Гуслицах берет начало с первой половины XVII столетия. На лучших землях для хмельников отводились специальные "десятины". Они разбивались по числу работников семьи, а по площади не менее 3000 ширинок (квадратных сажен). Через 40 лет их стали дробить еще мельче - площадь доходила до 60 ширинок. Хмелевые плантации в центре Гуслиц, в Ильинской и Беззубовской волостях, были расположены по р. Гуслице. В Запонорской и Дороховской волостях - вблизи рек Нерской и Вольной. В Дороховской волости были раскинуты по склону горы в деревнях Ссливанихс, Понорино, Мисцево, Петрушино, а также в Степановке, Титово и Заполицах. Но главные плантации были в селениях Абрамовке, Слободищи и Цаплине.

В Запонорской волости хмелевыми плантациями славились селения Загряжская и Беливо. В перечисленных селениях крестьяне почти поголовно были заняты хмелеводством, так как качество их земель способствовало этому делу. До 1914г. число хмелеводов было: в Мисцсво - 237 чел., в Селиванихе - 130 чел., в Степановке - 130 чел., в Заполицах - 50 чел. и т. д. Хмель выращивался по лесам, оврагам и у изгородей. Для защиты от ветров устраивались искусственные изгороди из посадок березы, ивы и ели.

В процессе развития русского пивоварения гуслицкий "брусковый" хмель стал вытесняться более лучшим богемским сортом, который давал более нежное пиво, чем гуслицкий, сравнительно грубый хмель. Тогда гусляки заменили местные сорта на заграничные. Хорошие, сильные черенки для посадки хмеля они даже воровали друг у друга.

Площади хмелевых плантаций в Гуслицах увеличились особенно и период 1880-1888 гг., когда на местный хмель был громадный спрос, вызванный тем, что на ввозимый из Германии в Россию была наложена большая пошлина в 25 руб. золотом на пуд. Тогда работа на гуслицких хмельниках кипела. Но вскоре последовал новый договор с Германией, понизивший пошлины на ввозимый немецкий хмель - он и отдал старообрядцев-хмелеводов в руки германцев. Цены на гуслицкий хмель тогда упал с 30 - 35 руб. до 3 - 5 руб. за пуд. С 1890 г. хмелеводство в Гуслицах стало убыточным. Целые селения бросали заниматься этим делом. Между тем гуслицкий хмель в качественном отношении был не ниже заграничного.

В 1908 г. на "Международной выставке ячменя и хмеля" в Берлине гуслицкие образцы рогатинского хмеля крестьянина Г. П. Митина получили золотую медаль, а серебрянную и бронзовую медали за два образца заацкого хмеля получили мастера земского показательного хмельника при д. Старой.

Гусляки не умели конкурировать на рынке, у них не было правильной организации районного хмелеводства, таковой, как за границей, где крупным покупателям удобнее было иметь дело с крупной фирмой. В Гуслицах, к тому же, держались старого правила, гласившего, что "не обманешь, не продашь". Поэтому крупные торговцы, испытав на себе это правило, в Гуслицы больше не рисковали ездить.

Этот край находился в руках местных скупщиков-крестьян, которые давали самую низкую цену за хмель. От скупщиков хмель переходил к торговцам, а торговцы продавали его в хмелевые конторы, откуда он поступал на пивоваренные заводы. Обилие посредников между товаром и заводами отражалось невыгодно на интересах производителей. Хмелевое товарищество в Гуслицах не было создано. И только в начале XX века старообрядцы стали основывать для себя кредитные товарищества с целью улучшения своего хозяйства путем применения открытий агрономии.

 

Выращивание картофеля

Низкая цена на хмель (3 - 4 руб. за пуд сушеного хмеля) побудила крестьян Гуслиц искать новые отрасли заработка - они стали переходить к разработке картофельных плантаций и не ошиблись. Рядом с Гуслицами распологались крупные фабрики Морозовых, Кузнецовых, Смирновых, Зиминых, Балашовых и других хозяев, на которых работало около 130 тысяч рабочих. Поэтому сбыт картофеля гуслякам был обеспечен. Картофель занимал большие площади в Дороховской и Запонорской волостях, где его сажали под соху или плуг. В 1907 - 1908 гг. цена картофеля в фабричных селениях доходила до 2 руб. 25 коп. за мешок в 3 меры. Цена за мешок картофеля никогда не опускалась ниже 1 рубля 20 копеек. Некоторые крестьяне, обрабатывая плантацию картофеля семьей в 3-4 человека, выручали до 600 рублей.

 

Ткачество

Из-за скудных природных условий и малоплодородных почв в Гуслицах издавна развивалось неземледельческие крестьянские промыслы, особенно ткацкое производство. В церковной книге "Братское слово" за 1887 г. сказано: "Гуслицы - край фабричный и промышленный - здесь много фабрик и замечательных фабрикантов, во главе которых стоят богачи Морозовы - поповцы или беспоповцы: народ или работает на фабрике, или дома занимается фабричной промышленностью, также разными ремеслами..."

Раньше других ткачество зародилось в Дороховской волости. К 1900 г. ручным ткачеством занималось 5125 человек, а в Запонорской волости - 3124 человека. Домашние ткачи на рынок не работали, а исполняли заказы частного раздатчика. Они использовали местные виды сырья - лен и коноплю, а также хлопчатобумажную пряжу, которая доставлялась им с прядильных фабрик Орехово-Зуева, Ликина, Дрезны, Богородска и Егорьевска.

На дому гуслицкие ткачи имели по нескольку станков. Стан тогда стоил 15-20 рублей. Их ставили в "светелках" - спецдомах на несколько станов (станков). При 12 - 14 часовом рабочем дне ткач вырабатывал за 2 - 3 дня кусок ткани.

В Гуслицах было очень много мелких ткацких фабрик. Их хозяевами были: в Дорохове - Бочины, в Запонорье - Панкратов, Стенин, в Авсюнино - Милованов, Гомасковы, в Петрушино - бр. Гавриловы, в Давыдово - Терехов, Гущина, в Титово - Черкасовы, в Куровской - Балашовы, в Губинской - Ешковы, Кокуновы и другие. Не имея средств к жизни, крестьяне искали заработок на стороне.

В 1861 г. в Гуслицах уходили на фабрики в среднем около 12 человек из 100 крестьян. На Руси о Гуслицах шла молва, что они сплошь населены искуссными ткачами, звали этот край родиной полотна. Оно так и было.

 

Разработка торфяников

Одну четвертую часть всех земельных владений крестьян-старообрядцев в Гуслицах составляли торфяные болота, разработкой которых занималось население Ильинской, Беззубовской, Дороховской и Запонорской волостей. Торфяники были вечным топливом для гуслицких селений. Торф крестьяне использовали в своих хозяйственных целях. Он продавался и для нужд местных ткацких фабрик, предоставлял крестьянам хороший заработок, 15 - 18 копеек за сушеный пуд. Крестьянин с подростком за сутки вырабатывал обычно до 25 пудов. На отопление крестьянского дома за зиму с 1 октября по 1 апреля требовалось около 4 тысяч штук кусков торфа. Это количество торфа крестьянин с подростком вырабатывал за 2 - 3 суток.

Обработка торфа была очень проста, к ней приступали в середине мая, так как это время - самое свободное в деревнях. Ввиду близкого расположения крупных фабрик дрова продавались по 5 - 6 рублей за сажень.

Местные фабриканты по достоинству оценили "золотую" торфяную грязь, как ее называли в этих краях. Они с большим трудом уговаривали крестьян продавать торфяные болота на нужды фабрик.

Так, Савва Морозов на торфоразработках в начале XX века имел 6 участков, торф на которых добывался формовочным способом. На каждой формовочной машине (а их у Морозова было 30 штук) была занята артель 28 - 30 человек со старостой. Благодаря разработке торфа в Гуслицах сберегался лес.

 

Топорное производство было развито в Запонорской и Дороховской волостях с начала XVII столетия. Две трети жителей селений Беливо, Завольной и Понориной занималось выработкой топоров и колунов из стали и железа. Всего здесь работало до 400 горнов с 1100 рабочими. Их главный склад товаров был в Москве. Топоры шли во все концы России. Особой славой пользовался беливский топор. Спрос на него был громадный.

Местные топорники не успевали выполнять заказы. Беливские топоры ковались из демидовской стали, отличавшейся трудностью в обработке. До 3-х часов мучились с одним топором мастер, кузнец и двое рабочих. Чтобы приобрести заказной топор из демидовской стали, плотники делали походы в Беливо за 150 верст и более.

Беливский топор большой величины первого сорта стоил в 1909 г. 1 рубль, а колун - 1 рубль 50 коп. Топор малой величины первого сорта стоил 60 коп., а топорище - 15 коп. И все-таки беливские топорники не выдержали конкуренции с крупными фабриками Завьяловых и Кондратовых из-за того, что не сорганизовались в Товарищество, продавали топоры за наличные деньги и сбывали их не далее Москвы.

 

Роговый промысел по производству гребней был развит в с. Хотеичи. Жители села издавна славились как мастера обработки рога. Здесь работало около 500 промышленников. Эта крупная мануфактура гребенного производства выделывала от 3,5 до 5,5 млн. штук гребней в год.

О хотеичских кустарях писал В. И. Ленин в книге "Развитие капитализма в России": "Центр промысла в Богородском уезде - большое село Хотеичи, в котором уже земледелие отступает на второй план (в 1897 г. - 2494 жителей)... Это село представляет собою нечто иное, как обширную мануфактуру гребенного производства".

 

Иконописное ремесло в Гуслицах было развито издревле и передавалось из поколения в поколение. В Запонорской волости (с. Запонорье находится за притоком р. Нерской - речкой Понорь и названо по ее имени) в 1900 г. насчитывалось 145 иконописцев, а в Дороховской - всего один.

Главным потребителем иконописцев был крестьянин-старовер. Иконописцы писали старообрядческие образа иногда по трафарету. Существовала целая процедура прокапчивания икон в дыму, после чего образа подвергали действию сырости. В результате икона сходила за старую и сбывалась в разных местах рублей за 50, 100, а то и за 200. Дешевые образа изготавливались стоимостью от 20 до 50 копеек.

В одном только Анциферове иконописным ремеслом занималось 10 хозяйств (12 человек), и это не случайно, ибо история д. Анцифорово довольна интересна. По преданию раньше она называлась Онцыфорово, а ее жители были выходцами из Новгорода. В писцовой книге написано: "... деревня возникла в 1623 г. на пустоши Анцыфорово..." Онцыфор - чрезвычайно редкое имя. В XIV - XV веках в Новгороде существовала усадьба бояр Онцыфоровых - потомков героя Невской битвы Миши Новгородца.

С 1350 по 1354 гг. в Новгороде служил посадник Онцыфор Лукинич, у которого было четыре сына. По одной из местный версий в Гуслицы переселился один из сыновей Онцыфора. Название деревни с течением времени изменилось в Анциферово. У Новгородцев лексика была цокающая, а в Анциферове она та же. В Новгороде провинившихся бросали с моста в Волхов, а в Анциферове - в речку Нерскую.

По преданию здесь в начале XVII века были польские захватчики, которые сожгли деревню дотла. А вскоре она возродилась вновь. Помимо иконописи в округе было налажено изготовление иконостасов.

Гуслицкий фарфоровый король М. С. Кузнецов на своих заводах изготавливал для старообрядческих храмов всей России фаянсово-эмалевые иконостасы, киоты и подсвечники, которые, будучи глазурованы, раскрашены и позолочены, отличались прочностью, красотой и изяществом. Пыль и копоть с них стирались быстро и бесследно.

Товарищество М. С. Кузнецова поставило иконостасы в: Верхотурский мужской монастырь, Владимирское женское училище, приходы городов Петербурга, Кронштадта, Астрахани, Саратова, Керчи, Шадринска, Баку, Одессы, Казани, Новочеркасска, Торжка и др. Кроме кузнецких заводов в фарфорово-фаянсовом производстве в одной только Запонорской волости в 1900 г. было занято 512 человек.

 

Токарно-столярный промысел был развит в Дороховской волости. В начале XX века здесь им занималось 64 крестьянина. В д. Заволенье (названа по речке Вольной, притока р. Нерской) работала артель крутильно-канатного производства.

 

В селениях Губинской, Сальково, Степановкс, Титово, Грибово функционировали кирпичные заводы. Кроме того, в д. Степановке имелся заводик по выделке сыромятных кож, а в д. анциферово вырабатывали сыромятный ремень для шорных изделий.

В Ионове и Старской кустари изготавливали разные принадлежности для ткачества. В 1916 г. на один крестьянский двор в Гуслицах приходилось 0,83 коровы, а наиболее обеспеченной овцами волостью считалась Запонорская (43 овцы на 100 душ населения). Наиболее безлошадными волостями считались Дороховская и Запонорская.

 

Сбирка

Об этом промысле рассказывается в путевых заметках некоего А. И-ва, опубликованных в "Русских ведомостях" за 1876 г. Автор рассказывает словами старосты д. Елизарово, что в этом и пяти соседних деревнях "народ уж больно плох, добрыми делами заниматься не хочет". Из 60 дворов в деревне 40 занимались сбиркой.

Летом мужики были заняты работой на полях: пахали, косили, молотили, а как только все земельные работы заканчивались, народ шел в сбирку, то есть милостыню собирать. Крестьяне в домах наглухо заколачивали окна и двери, оставляли в них стариков и целыми семьями, все здоровые и молодые, шли просить милостыню. Собирались партиями человек по пять и по десять и шли кто пешком, а кто на лошадях, в степь за Рязань, в Питер, в Москву, а кто и к сибирским границам заходил. Переодевались в одежду монахов и монахинь, брали книги и просили подаяние на церковь и на погорелье.

К светлому празднику возвращались домой со всяческим добром: с кумачными рубашками, с модными сапогами, с лошадью и деньгами. По прибытии со сбирки в деревне начинался пир-горой, и водку пили, и самовар со стола не сходил. Народ здесь смотрел на сбирку как на промысел. За плохого "нищего" здесь невесты не отдавали, а за хорошего всякий отец с полным удовольствием дочку замуж отдавал. Начальство таким крестьянам паспортов не выдавало, чтобы отучить их от этого промысла, а им все было нипочем, грозили разделаться по-своему - красного петуха пустить.

Некоторые крестьяне в сбирку далеко не ходили, а сбирали здесь же по своим местам. Иных сбирунов увещевали, а они в ответ: "Работать - дело трудное, а с рукой протянутой ходить и полегче, и выгоднее". Хождение по миру вошло в обычай, и здешнее население заявляло, что этот промысел не хуже, чем какой-либо промышленный, что нищенство - явление нормальное. Многие из сбирунов занимались и воровством. Собранные на несуществовавшие монастыри, кельи, на погорелье, на бедность, на сирот, на рекрутов, бедных невест и т. п. деньги гусляки-сбируны очень скоро и проматывали.

 

Тараканий промысел

Этим промыслом в Гуслицах занимались те, кто тяготился другой, более трудной работой. Тараканников в округе насчитывалось человек около 200. Тараканник вооружался мышьяком и заячьей лапкой, привязанной на палочку, зимой вешал мешок на спину и отправлялся на промысел. Придя в селение, он подходил к избе и спрашивал: "Есть тараканы? Желаете зверьков истребить?" За работу тараканник брал от 20 до 50 копеек. Стены, потолок и печь в избе он обмазывал кистью, смоченной в разбавленной воде мышьяком. На эту работу он тратил 1 - 2 часа.

После обработки избы мышьяком тараканы не появлялись 2 - 3 месяца. В среднем 20 рублей в месяц зарабатывал тараканник. Из гуслицких тараканников два специалиста этого промысла имели постоянную работу, один - в Большом театре в Москве, другой - в Кремлевском дворце. Каждый из них получал по 300 рублей в год, имея помимо этого и частные работы. В городах за мор в каждом доме брали не менее 1 рубля.

ПРОМЫСЕЛ ДЕКОКТЩИКОВ имел место в д. Елизарово. Декокт представлял из себя одну из лекарственных форм, то же, что и отвар. В большом помещении обычно работало 15 человек крестьян. Корешки "сапарилья" получали из Риги, сортировали на 5 сортов и в зависимости от белизны стебля в переломе, выпрямляли, вязали в пачки и отправляли в аптекарские магазины Москвы для продажи.

Промысел этот считался нетрудным, но не очень приятным из-за густой пыли, которая поднималась во время сортировки корней.

Гуслицы разбойничьи и фальшиводенежные

В гуслицком крае говаривали: "У нас, гусляков, свои интересы, свои потребности, не понятые сытому цивилизацией человечеству." Дикая местность с непроездными дорогами привлекала множество бродяг и дезертиров. Природа искусно устроила здесь вертепы и захолустья для мошенников.

Несмотря на строгие меры властей, разбои и убийства в округе не прекращались, постоянно выявлялись притоны воров и фальшивомонетчики.

В 1863 г. свой очерк о Гуслицах А. Стороженко заключил словами: "Ну, уж и сторонка здесь! Я думаю, в целом свете подобной не отыщется... Тысячу раз давал зарок не ездить в эту проклятую Гуслицу. Всякий раз непременно что-нибудь случается..." Другой чиновник добавлял: "Глядя на неблагодатную почву Гуслиц и многолюдье населения, более всего изумляешься богатству жителей. Все деревни и села обстроены прекрасно; много даже каменных двухэтажных домов, крытых железом. Поселяне щеголяют в армяках тонкого сукна, в юфтевых сапогах; а женские наряды доходят до роскоши. Откуда, подумаешь, все это берется? Невольно приходишь в такое-же недоумение, когда случается увидеть какого-нибудь чиновника с ограниченным жалованьем, но большим семейством, который живет на барскую ногу, так что и богача за пояс заткнет". Для постороннего глаза все это было загадкой. Но тем, кто проживал в этом краю, было известно многое.

 

Конокрадство в Гуслицах считалось самым удобным и легким для воров промыслом. Здесь образовывались целые шайки по уводу лошадей из стада. Воры делились на несколько категорий. "Пастухи" рекомендовали из своего стада лучших лошадей. "Погонщики" (уводчики) брали из стада рекомендуемую лошадь и ставили ее "на постой" в лесную чащу. "Маклеры" назначали хозяину украденной лошади выкупную сумму (в 1874 г. лошадь стоила 15 - 20 рублей), получали деньги и указывали место и время, где можно забрать савраску назад. Шайки конокрадов существовали в деревнях Завольной и Загряжской.

В деревне Завольной шайкой руководил крестьянин Баранов, неоднократно сидевший в тюрьмах разных уездов и губерний за конокрадство. В среде конокрадов его звали "отцом". Воры аккуратно доставляли ему рапортички об украденных лошадях и деньги, которые он же и выдавал своей братии.

Благодаря безнаказанности мошенники кутили целое лето. Случаи выдачи конокрадов были редки, так как крестьяне боялись мести в виде поджога избы, овина или сарая. По этой же причине крестьяне покупали более дешевых лошадей, рублей за 15 - 20, другие же совсем не покупали, считая за лучшее нанимать лошадь на время полевых работ, зато спали спокойно, не заботясь о своей лошади.

Конокрады действовали по следующей схеме. Приходили вселение, крали коня, а дня через 2 - 3 слали к хозяину мальчишку: "поди, мол, скажи, что коли своего коня найти хочет, пусть приходит в такое-то место, да приносит 15 рублей". Узнав об этом, хозяин в назначенное время идет с выкупом, а двух соседей где-нибудь неподалеку прячет. Ждет, но ни вора, ни коня нет. На другой день опять от вора прибегает мальчишка и говорит, что если владелец придет с людьми, то ему своей савраски не видать, как своих ушей. И приходится хозяину идти одному с выкупом.

 

Разбойник Чуркин

Так случилось, что именно в Гуслицах родился и орудовал во второй половине XIX века разбойник Василий Чуркин. Его известности в немалой степени способствовал Николай Иванович Пастухов, редактор газеты "Московский листок", напечатавший на ее страницах свой роман "Разбойник Чуркин". В те годы корреспондентом у Пастухова работал Владимир Алексеевич Гиляровский, знаменитый "дядя Гиляй", которого редактор посылал по провинции собирать нужные сведения.

Однажды исправник Афанасьев дал Пастухову "Дело разбойника Чуркина", редактор решил писать о гуслицком разбойнике роман. Зная о вездесущности и бесстрашии Гиляя, Пастухов поручил ему ехать в Гуслицкий край и описать все места и притоны, связанные с деяниями Чуркина и его банды. Владимир Алексеевич был хорошо известен преступному миру Москвы, он часто посещал трактир "Каторга", где за "семикаторжным" столом иногда пил водку с разбойниками-главарями Москвы и Гуслиц Беспалым, Болдохой, Степкой Махалкиным, родным братом Васьки Чуркина, Зеленщиком и другими. От них он узнавал многое.

Странствия Гиляровского по Гуслицам начались с посещения Ильинского погоста, где жил его приятель, трактирщик Давыд Богданов. Узнав о намерении корреспондента собрать сведения об атамане Чуркине, Богданов возмутился: "Какой он атаман, просто рвань, бывший фабричный от Балашова, спившийся с круга! Действительно, была у него шайчонка, грабил по дорогам, купоны фальшивыс от серий печатал, - да кто у нас их не печатает, - а главное, ходил по фабрикам. Придут втроем, вчетвером; вызовет Васька хозяина: "Давай, говорит, четвертную, а то спалю". Ну, и давали, чтобы отвязаться. В поездах под Канабеевым из вагонов товар сбрасывали. Вот и все. А то - "атаман"! Просто сволочь..."

Затем Гиляй побывал в Запонорье у приятеля Чуркина кривого трактирщика Семена Иванова, заходил и в дом самого разбойника в этом селении, познакомился с его женой Ариной Ефимовной и дочкой.

"Гуслицы, - писал Гиляровский, - название неофициальное. Они были расположены в смежных углах трех губерний: Московской, Владимирской и Рязанской. Здесь всегда было удобно скрываться беглым и разбойникам, шайки которых, если ловят в одной губернии, перекочевывали рядом, в соседнюю, где полиция другой губернии не имела права ловить. Перешагнул в другую - и недосягаем!..

Глухое место были Гуслицы: леса, болота, а по деревням хмелевища... Исходил я все деревни, описал местность, стройку, трактиры, где бывал когда-то Чуркин, перезнакомился с разбойниками, его бывшими товарищами, узнал, что он два раза был сослан на жительство в Сибирь, два раза прибегал обратно, был сослан в третий раз и умер в Сибири - кто говорит, что пристрелили, кто говорит, что в пьяной драке убили...

Мне показывали дома с заколоченными окнами и дверями - это поехали с "викторками" и "малашками" за подаянием. "Викторками" и "малашками" называли издавна фальшивые документы: паспорта фальшивые делал какой-то Викторка, и свидетельства о сгоревших домах мастерил с печатями Малашкин, волостной писарь. Платили ему за вид на жительство три рубля, а за "малашку" - рубль..."

Познакомился дядя Гиляй и с казначеем Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря от новообрядческой церкви отцом Памво, у которого в келье вместе с двумя монахами и старым служащим с фабрики Балашова пировал до полуночи и слушал рассказы о Чуркине и его приятеле по банде Косте. Дело в том, что несколькими часами раньше Гиляровскому, случайно наткнувшемуся на гулявшую в ярмарочный день в лесу компанию, пришлось дважды побороться с разбойником Костей. И оба раза Гиляй быстро клал саженного роста, могучего и страшного на вид Костю на лопатки. Монахи рассказывали, что в крупных грабежах все делал Костя, а не Чуркин, что Костя грабил главным образом сборщиков на погорелое, когда они возвращались из поездок с узлами и деньгами. Близ д. Беливо его вскоре убили местные крестьяне.

Материалы о Гуслицах, собранные Гиляровским, помогли Н. И. Пастухову написать четыре книги о Чуркине, осмелюсь предположить - родоначальнике современного рэкета, выходце из этой глуши. На слова Ф. Миллера о Чуркине была сложена песня "Среди лесов дремучих". Но брат разбойника, Степка Махалкин по прозвищу "Горшок", грабивший в основном москвичей и приезжих, по словам дяди Гиляя, был "почище своего брата" и презрительно говорил о нем: "Васька-то? Пустельга! Портяночник!"

Корреспондент "Московского листка" В. А. Гиляровский, собиравший негласно материал о Чуркине, пришелся по душе гуслякам за свои человеческие качества и правдивость корреспонденции. Однажды у себя на квартире в Москве Владимир Алексеевич обнаружил забитый ящик со штемпелем: "Дулево, фабрика М. С. Кузнецова". В ящике была записка на его имя: "От благодарных гусляков" и фарфоровый чайный сервиз из дюжины чашек. Две чашки оказались именными с надписью золотом: "В. А. Гиляровскому от Гуслиц", другая, такая же чашка, была на имя жены.

 

Фабрикация фальшивых денег

Производству и распространению фальшивых денег способствовало слабое состояние финансово-денежной системы феодально-крепостнической России. Большой размах фабрикация фальшивых ассигнаций приобрела после Отечественной войны 1812 г. Гуслицы издавна были известны как один из главных центров этого промысла. В округе ходили слухи, что С. В. Морозов помимо легальной торговли промышлял фальшивыми ассигнациями. В этом были грешны и другие богатеи.

Фабрикация фальшивых денег, ассигнаций разного достоинства, билетов государственного казначейства, золотой и серебряной монеты обнаружилось в Гуслицах в начале 50-х годов XIX века. Ее "изделия" появлялись на Нижегородской и других ярмарках, в Москве и Петербурге, в Сибири и на Кавказе, но особенно на юге России. Билеты крупного достоинства монетчики приготовляли в районе восточной границы Гуслиц по соседству с Покровским и Егорьевским уездами.

Основателем фальшивомонетной фабрикации в Гуслицах является фамилия Пуговкиных из д. Завольной. Ее примеру вскоре следовали монетчики И. С. Сергеев (из д. Титовой), Е. П. Шерупенков (из д. Заполицы), С. Н. Царьков (из д. Анциферово), Я. Апухтин (из д. Поминовой) и другие. Приезжие покупатели фальшивых ассигнаций наводняли Гуслицы. Покупщики-сбытчики приобретали "кредитные изделия" по 20 - 30 копеек за рубль, поэтому запрос на эту "продукцию" был велик.

Хлебные торговцы, отправляясь в Козлов и Моршанск за покупкой хлеба, сбывали там гуслицкие фальшивые ассигнации крупными партиями. Сами монетчики Сергеев и Царьков, а также гуслицкие фабриканты посещали Нижегородскую и другие большие ярмарки, где в большом количестве сбывали фальшивые ассигнации. Во всех кабаках Гуслиц покупателями этой продукции являлись преимущественно рабочие-текстили местных фабрик, а также пришлый сюда рабочий люд.

В Ильинском погосте на центральном рынке в базарные дни шла открытая торговля фальшивыми деньгами, которые сбывались приезжавшим продавать хлеб рязанским и тульским крестьянам. Мошенники Сергеев, Шерупенков и Царьков были сначала иконописцами. Но подделкой занимались даже люди совершенно безграмотные, ткачи и крестьяне. Они гравировали в тиши своих кабинетов, устроенных в пустых колодцах.

Монетчики славились своим разгулом и роскошью, строя в деревнях богатые городские постройки, даже с зеркальными окнами. Они катались на рысаках, в их домах с утра до вечера почти ежедневно устраивались попойки с доморощенной музыкой. Полиция смотрела на монетчиков сквозь пальцы, а с Сергеевым и Царьковым была на дружеской ноге и собутыльничала с ними. Протоколы на обыск составляла формальные с неизменным резюме: "подделка кредитных билетов... строгим обыском не подтвердилась".

Гуслицким монетчикам пришлось плохо с учреждением сыскной полиции. Сметливые из монетчиков прекратили свой промысел, занялись торговлей или открыли бумаготкацкие фабрики на приобретенные подделкой средства. А неосторожные вскоре один за другим были арестованы и отправлены за Урал и другие каменные замки. Сразу же половина гуслицких кабаков, живших торговлей фальшивыми ассигнациями, была закрыта.

Главнейший и первый из гуслицких монетчиков И. М. Пуговкин, специалист по подделке ассигнаций, не имел никаких сношений с другими коллегами по "профессии".

Начиная с 50-х гг. XIX века кто-то из семьи Пуговкиных обязательно отбывал срок в одном из тюремных замков Богородска или Москвы. Пуговкины жили в д. Завольной. Когда их дело вследствие постоянных арестов было расстроено, то освободившийся из-под стражи И. М. Пуговкин поселился в Павловском Посаде и продолжал заниматься подделкой денег большими партиями. Он имел агентов в Москве и Петербурге. И все-таки Пуговкина поймали, выслали в Сибирь вместе с семейством.

Один из членов семьи Р. М. Пуговкин так и умер в Московском остроге, оставив детям капитал в 20 тысяч рублей. Н. С. Царьков попал в руки сыскной полиции вслед за И. М. Пуговкиным. В Московском остроге он содержался около 2,5 лет. Его семья, проживавшая в д. Анциферово, вследствие отсутствия домохозяина, стала нуждаться в средствах к жизни. Царьков посоветовал жене обратиться за помощью к его друзьям Сергееву и Шерупенкову, но те отказали ей в выдаче субсидий, так как их дела шли туго. Тогда Царьков сознался в подделке ассигнаций и выдал своих друзей, за что и был отпущен на свободу, дав подписку.

У Шерупенкова в д. Заполицы были найдены принадлежности для подделки денег. Это был незаурядный гусляк, самостоятельно изучил французский и немецкий языки, обладал редкими спсобностями, охотно брался за всякое дело. Его отец был иконописцем и искусным гравером.

С 10 лет Ефим Шерупенков стал заниматься отцовским ремеслом, гравировал картины, обладая редким каллиграфическим искусством. На него обратили внимание гуслицкие монетчики и стали пользоваться его услугами, щедро вознаграждая деньгами.

Вскоре Ефим открыл самостоятельную фабрику фальшивых ассигнаций. Его билеты ничем не отличались от настоящих и сбывались на местных базарах. Но и он не избежал ареста. Долгое время его содержали в Спасской части Петербурга.

Чистосердечное признание в подделке ассигнаций и гравировке форм по заказам гуслицких монетчиков способствовало тому, что 22-х летний Шерупенков был приговорен лишь к поселению в Сибири. Там он снова взялся за старое дело, был разоблачен и приговорен к каторжным работам. Но вскоре бежал из каторжной тюрьмы в Сибирские леса, где в землянке вместе с другими беглецами опять занялся подделкой кредитных билетов. И снова был пойман. В сентябре 1875 г. по приговору местного суда он был бит плетьми и отправлен на каторжные работы.

Но наибольшую известность из всех гуслицких монетчиков приобрел И. С. Сергеев изд. Титовой, специалист по ассигнациям крупного достоинства и особенно по билетам государственного казначейства. Его изделия было очень трудно отличить от настоящих. После ареста Сергеев около года содержался в Московском тюремном замке, но оттуда бежал в Гуслицы. Проживал в Покровском уезде Владимирской губернии.

Весной 1873 г. крестьяне д. Кабановой, где прятался Сергеев, выдали его полиции. Но он вскоре бежал и из Владимирской тюрьмы, вернувшись в Гуслицы, и снова занимался подделкой денег. Там, где укрывался Сергеев, жители дорожили им, так как он кормил почти полдеревни своим "заработком". Из-за него происходили драки, споры, вследствие которых каждый раз его выдавали полиции. В последний раз он укрывался в д. Загряжской Запонорской волости, где подделывал пятирублевые ассигнации. Из-за раздора загряжских крестьян Сергеев был выдан ими полиции с надеждой получить крупное вознаграждение от правительства по примеру крестьян д. Кабановой. В сентябре 1875 г. Сергеева отправили в Москву, где он и умер в заключении.

В очерке А. Стороженко "Гуслица" есть упоминание об Ильинском погосте. В этом селении становой Иван Иванович, которого народ называл "Кузьмою бессребренником", рассказал гостю, автору очерка, о порядках в Гуслицах, о многочисленных убийствах, изнасилованиях, воровстве, мошенничестве, называя Гуслицы не иначе как проклятой.

Приведу рассказ Стороженко об искуснике Фомке, который изготавливал фальшивые билеты и документы: "Меня пригласил становой к себе в рабочую комнату, чтобы продемонстрировать гуслицких артистов. Малый Фомка, лет двадцати, невзрачный, крепостной. Я попросил Фомку скопировать одну из печатей. Фомка попросил осколок стекла, булавку и зажженную свечу. Он слегка накоптил на свечке стеклышко и, наложив его на указанную печать, очертил булавкой орла и надпись, которые просвечивались, потом, стерши в округлости печати копоть, приложил к намоченной бумаге стеклышко, нажал, и печать оттиснулась так, что нельзя было отличить от настоящей. Вся операция продолжалась не более пяти минут".

Из самых поздних монетчиков Гуслиц был известен Я. Апухтин из д. Поминовой, который вел свои дела очень скрытно. Он подделывал билеты невысокого достоинства, но большими партиями, имея агентов в Петербурге. Это был человек светский, любил общество, часто кутил в Москве. Напивался до бесчувствия, в Ильинском погосте безобразничал, за что и привлекался к суду. На суд предстал пьяным и мог только объяснить, что он солдат.

Агенты Петербургской сыскной полиции напали на след "кредитной экспедиции" Апухтина, прибыли в Гуслицы и арестовали фабрику хозяина и его самого.

Кроме вышеназванных мошенников мелких монетчиков в Гуслицах можно было считать сотнями. Почти все гуслицкие селения, а их было до 60 с лишком, разбросанных по берегам рек Гуслицы и Нерской, имели своих выселенцев в Сибири, сосланных туда преимущественно за подделку и сбыт фальшивых ассигнаций. Немало их было и на каторжных работах.

У читателей может возникнуть вопрос: "Неужели все эти мерзкие дела совершали староверы?" Объясняется это следующими обстоятельствами. Гуслицы заселялись не только старообрядцами, но и другим пришлым людом, особенно со второй половины XIX века в связи с ростом числа текстильных фабрик в этом крае. У Морозовых на предприятиях работали крестьяне из 22-х губерний России. И не только у них. Сюда прибывали не лучшие люди, а скорее "отверженные", многие без паспортов и других документов, с темным прошлым и т. п. Среди них было много тунеядцев и проходимцев.

П. А. Моисеенко в своих воспоминаниях удивлялся тому, как же все-таки хозяевам фабрик удавалось управлять этой трудной, темной массой пришлых людей.

Жандармский полковник Н. И. Воронов, Характеризуя эту часть населения, писал в 1907 г.: "...это был пьяный сброд, нравственности высшей степени испорченной, и сами рабочие называли их "котами" и "золотородцами". Бездельники эти имели на рабочих самое развращенное влияние, особенно во время беспорядков, где они ловили рыбку в мутной воде". В одном только Орехово-Зуево на период Морозовской стачки "котов" насчитывалось около 500 человек. Они и им подобные всюду старались создать негативный микроклимат и нужную им среду обитания, и потому разлагающее воздействовали на старообрядцев, да и не только на них.

Нельзя сказать, что староверы мирились со всеми этими безобразиями. Они боролись с ними, но почти безуспешно потому, что к их голосу никто не прислушивался из властей. А все потому, что сами старообрядцы были из числа гонимых и притесняемых.

История создания гуслицкого промышленного района

В Гуслицком районе, насчитывавшем в середине XIX века более 1000 дворов и 10 тысяч жителей, очень рано начался процесс классового расслоения товаропроизводителей-крестьян. Здесь небольшая группа ухватистых скупщиков-предпринимателей быстро разбогатела. Большая часть обедневших крестьян находилась в зависимости от них. Беднота за нищенскую плату продавала свой искусный труд местным богатеям, находясь в тяжелых материальных условиях."

В предреформенные годы, - писал историк Н. М. Никольский, - крестьяне, поступавшие на мануфактуры в качестве рабочих и приказчиков, массами принимались в старообрядчество... ибо перед ними открывалась перспектива быстрого выхода из крепостного состояния и избавления от рекрутчины... за переход в старообрядчество крестьянам выдавались на льготных условиях ссуды для выкупа на волю и покупались для них рекрутские квитанции..."

Семейства купцов Морозовых, Кузнецовых и Зиминых относились к числу самых крупных гуслицких капиталистов. В первую половину XIX века почти все крупные промышленные и торговые фирмы Москвы находились в руках старообрядцев Морозовых, Кузнецовых, Рябушинских, Рахмановых, Гучковых, Шелапутиных и др. миллионеров. Наиболее массовой старообрядческой общиной была Рогожская.

К концу XIX века рогожцы имели в своих рядах более 10 млн. человек. Савва Васильевич Морозов самый первый завязал связи с рогожскими старообрядцами. С этой общиной были связаны и трое младших его сыновей - Абрам, Иван и Тимофей. Старшие его сыновья - Елисей и Захар, стали радетелями беспоповской общины в Москве, женившись на богатых невестах Преображенских капиталистов.

Во второй четверти XIX века рогожские и Преображенские капиталисты-старообрядцы основали немалое число текстильных и других предприятий в Москве, а также в Гуслицком районе.

Савва Васильевич Морозов (1770 - 1860 гг.) был крепостным помещика Рюмина. Он отличался религиозностью, почтительностью к хозяину и послушанием, работая пастухом, извозчиком, а затем ткачом на шелковом заведении Кононова в д. Зуевой.

Перед женитьбой Савва получил от помещика 5 рублей золотом и с них начал свое дело. В торговле он проявлял особые способности, скупал у гуслицких кустарей готовую продукцию и продавал ее московским торговцам. В 1797 г. зуевский коробейник-аршинник с разрешения помещика Рюмина открыл собственную шелкоткацкую мастерскую. В 1820 г. его предприятие стало мануфактурой с 20 станами и отдельной красильней с 40 наемными рабочими. Нажив деньги, он в этом же году с четырьмя сыновьями выкупился от помещика на волю за 17 тыс. рублей и стал числиться "богородским первой гильдии купцом". Началась активная предпринимательская деятельность зуевского старообрядца. В 1823 г. он скупил у помещика свободные земли на правом берегу реки Клязьмы с мызой Никольской, куда в 1830 г. перенес зуевские товаро-отделочную и красильную мануфактуры. В г. Богородске Савва Васильевич организовал красильно-отделочную и раздаточную мануфактуру, а в 1825 г. в Рогожской части Москвы открыл бумаготкацкую мануфактуру с 200 станами. Но предметом его особого внимания было местечко Никольское. Здесь в 1837 г. он построил трехэтажную каменную Никольскую сукнопрядильную и ткацкую фабрики. В эти годы от Саввы отделились его старшие сыновья Елисей и Захар, которые основали две новые мануфактуры.

С середины 40-х годов прошлого века, когда Савва окончательно переселился со своим семейством в Москву, его непосредственным помощником стал младший сын Тимофей. Женой Тимофея Саввича была Мария Федоровна Симонова, дочь московского старообрядца-фабриканта Ф. И. Симонова. Она же приходилась родственницей и наследницей рогожских миллионеров Рахмановых и Солдатенковых.

В приданое Мария Федоровна получила бумагопрядильную фабрику, оборудование которой было перевезено в м. Никольское, где в 1847 г. Савва Васильевич и его сын Тимофей выстроили крупную Никольскую бумагопрядильную и ткацкую фабрики.

В 1858 г. С. В. Морозов стал главным учредителем Тверской мануфактуры, выделившейся впоследствии в третью ветвь морозовских мануфактур, вотчину третьего сына Саввы Васильевича - Абрама Морозова.

В 1859 г. в с. Ваулово, в 45 км . от м. Никольского, была основана Вауловская мануфактура уже Тимофеем Морозовым. Перед самой кончиной Савва Морозов преобразовал свою фирму в Торговый дом "Савва Морозов с сыновьями" на паях. Его возглавили младшие сыновья Иван и Тимофей. Но вскоре умерли Савва Васильевич и Иван Саввич Морозовы. Значительная часть предприятий, основанных отцом, после раздела перешла к Тимофею Морозову. Руководство фирмой Торговый дом "Савва Морозов с сыновьями" тоже перешло к нему.

В 1873 г. Торговый дом был преобразован в паевое "Товарищество Никольской Мануфактуры Саввы Морозова сына и К°" с 5-ти миллионным капиталом (в 1907 г. основной капитал составлял уже 15 млн. руб.).

Главным пайщиком Товарищества стал потомственный почетный гражданин Тимофей Саввич Морозов. Остальными пайщиками были: Н. П. Рогожин, Ф. Ф. Пантелеев, Торговый дом Л. Кноп, К. Ф. Солдатенков, А. А. Назаров, Г. А. Крестовников, М. И. Дианов, С. П. Прокофьев, М. Ф. Морозова и др.

В собственность Товарищества входили фабрики, 9 вспомогательных предприятий, конторы, лавки и земли в разных уездах, торфяные болота и т. д.

В 1883 г. в состав Товарищества вошла отбельно-механическая фабрика в с. Городищи Покровского уезда Владимирской губернии. В ведении фирмы находились торговые конторы в Баку, Иркутске, Киеве, Одессе, Омске, Петербурге, Ростове-на-Дону, Харькове, Ташкенте, Керкенске и Коканде. Она имела свои отделения на Нижегородской ярмарке, в Омске, Ирбитске.

Все дела Товарищества вершило московское правление из 5-ти директоров. Приобретением оборудования, сырья и сбытом продукции занималась Главная московская контора, а для управления фабриками были созданы Никольская, Вауловская и Городищенская конторы.

Для выработки изделий на фабриках употреблялся американский и египетский хлопок, в меньших количествах - персидский и среднеазиатский. Вырабатывались в основном хлопчатобумажные ткани для "простого люда" - нанка, плис, бязь, миткаль, кретон, марля и пр. Ежегодно реализовывалось товаров на сумму 21 млн. рублей, они продавались помимо России в Китае, Персии и других странах.

Прибыли мануфактуры были в ряду самых стабильно высоких среди текстильных предприятий России. Образцы продукции Никольской мануфактуры славились на мировых и всероссийских выставках, удостаивались наивысших наград.

Так, на Всероссийских выставках 1865, 1882 и 1896 гг. получены три Государственных герба, а на Всемирных выставках в Чикаго (1895 г.) и в Париже (1900 г.) - высшие награды.

С 1886 г. главой Товарищества стал старший сын Т. С. Морозова Савва Тимофеевич Морозов. Он провел большую техническую модернизацию на фабриках, построил для рабочих новые казармы, театр, больницу, ясли и другие объекты быта. Местечко Никольское представляло настоящий город фабричного типа с 450 фабричными и жилыми зданиями. На его предприятиях были заняты рабочие более 70 профессий.

В 1903 г. здесь работало: мужчин - 7091, женщин - 6133, малолетних - 429 человек. Помимо местных рабочих, на мануфактуре трудились уроженцы 22-х губерний, но основной их контингент составляли выходцы из Московской, Владимирской и Рязанской губерний.

Рост постоянного контингента Никольских рабочих составлял наивысшие темпы роста и концентрации российского фабрично-заводского пролетариата.

Старший сын С. В. Морозова Елисей, отделившись от отца, на выделенные ему средства, организовал в м. Никольском в 1837 г. собственную мануфактуру с раздаточной конторой. На его заведениях вырабатывались простые бумажные ткани нанка, сарпинка, холстинка, миткаль.

Дело Елисея Саввича вскоре развил его сын Викула. Он в 1847 г. построил в м. Никольском самоткацкую, а в 1878 г. бумагопрядильную фабрики. С 1874 г. ему стала принадлежать Сухоборская фабрика.

"Товарищество мануфактур Викула Морозова с с-ми в м. Никольском" Викула Елисеевич учредил в 1882 году, став его первым директором и председателем правления. Кроме него директорами были его сыновья Алексей, Федор, Сергей, жена Евдокия Никифоровна, а также Иван Кондратьевич Поляков. Основной капитал определялся согласно уставу в 7 млн. 400 тыс. руб.

Правление и Главная контора находились в Москве на Варварке. Непосредственное управление фабриками осуществляла Никольская контора.

В 1894 г. умерли Викула Елисеевич и Евдокия Никифоровна Морозовы и на их места в правлении были избраны Елисей Викулович Морозов и Александр Иванович Суслов. Возросло и число пайщиков мануфактуры, ими стали многочисленные родственники и приближенные Морозовых: Александр и Борис Федоровичи Морозовы, Вера Викуловна Шмит и ее дети, Людмила Викуловна Зимина, Григорий Иванович Зимин, Джемс Чарнок, Павел Александрович Кононов, Иван Иванович Ануфриев, Степан Никифорович Свешников и другие.

В 1897 г. Алексей Викулович Морозов с братьями Сергеем, Иваном и Елисеем, а также советником коммерции Иваном Поляковым учредил "Товарищество Саввинской мануфактуры В. Морозова с-вей, Ивана Полякова и К°" близ села Саввина Богородского уезда Московской губернии. Это Товарищество в 1909 г. было объединено с Товариществом Никольской мануфактуры Викула Морозова.

Директором фирмы и председателем правления вскоре стал Иван Викулович Морозов, а директорами И. К. Поляков, И. И. Ануфриев, С. Н. Свешников, С. И. Бузников, Елисей и Григорий Ивановичи Поляковы.

Основной капитал Товарищества в 1914 г. составлял 10 млн. руб., а число рабочих около 13 тыс. Фирма закупала хлопок в Америке, Египте, Персии и Средней Азии. Оптовые склады мануфактуры находились в Москве, Петербурге, Харькове, Одессе, Ташкенте, Иркутске, Омске, Харбине, на Нижегородской ярмарке, а розничные магазины - в Москве, Петербурге и Риге.

За высокое качество выпускаемой продукции Товарищество было награждено: трижды правом пользоваться изображением Государственного герба - за Всероссийские выставки 1872, 1882, 1896 гг., Гран-при - за Всемирную выставку в Париже в 1900 г. Золотые, серебряные и бронзовые медали фирма получила на выставках в 1867, 1870, 1873, 1875, 1878, 1891, 1893 гг.

В м. Никольском и окрест В. Е. Морозовым и его сыновьями были построены для рабочих казармы, больница, родильный приют, два училища, стадион, богадельня и церковь. Слава знаменитой футбольной команды "Клуб-Спорта "Орехово" - "морозовцы", организованной в 1908 г. служащими и английскими специалистами Товарищества В. Морозова, гремела по всей России.

В 30-е годы прошлого века в Богородске вслед за раздаточной конторой при доме напротив торговой площади Савва Васильевич Морозов вместе со вторым сыном Захаром построил красильню, а затем отбельное заведение и плисовую красильню. Эти заведения существовали как отделение Зуевской мануфактуры С. В. Морозова в Богородске. Захар Саввич, получив в 1842 г. от отца капиталы и красильно-отделочную мануфактуру в Богородске, отделился от него и стал вести дело самостоятельно. В это же время он купил у помещика сельцо Глухово близ Богородска и перенес туда свое предприятие.

В 1844 г. он открыл Богородско-Глуховскую механическую бумагопрядильную фабрику, где трудилось 450 рабочих, а в 1847 г. основал Глуховскую мануфактуру. После смерти Захара Морозова в конце 1855 г. это предприятие было преобразовано в Товарищество Богородско-Глуховской мануфактуры на паях. Оно стало первым торгово-промышленным товариществом в Центральном районе России.

Правление Товарищества находилось в Москве. Пайщиков было 98 человек, из них 20 - Морозовы; 26% паев принадлежало Кноппам. Большую активность в фабричных делах проявляли сын З. С. Морозова Иван Захарович и внук Арсений Иванович Морозовы, обучавшиеся в Англии. Численность фабричных рабочих на мануфактуре в 1887 г. достигла почти 10 тысяч, а к концу 19 столетия - 12 тысяч. Около 4-х тысяч гусляков работало на мануфактуру на дому.

В начале 60-х годов XIX века здесь сгорела прядильная фабрика. Хозяева переправили безработных рабочих в Орехово-Зуево, где была куплена ситценабивная и пунцовая фабрика у Брызгалова. В эти годы мануфактура работала 1 млн. кусков тканей, 100 тысяч пудов ниток и пряжи. Близ уездного города Морозовы выстроили узкоколейку, казармы, конный двор, школу, больницу, слободу "Кавказ" и дома для хозяев.

Главным источником огромных прибылей гуслицких капиталистов была дешевая рабочая сила. Большинство домашних рабочих в Гуслицах принадлежали к старообрядческим общинам, в которые они вступали в 60-е годы прошлого столетия целыми селениями. Только на этих условиях фабриканты предоставляли крестьянам-кустарям сырье через своих агентов-мастерков и денежный аванс, необходимый для уплаты налогов и податей.

Фабриканты Гуслиц имели разветвленную сеть посредников-староверов для перевозки и охраны товаров, для организации внутренней торговли в лице содержателей постоялых дворов, ямщицких артелей, торговых агентов на всех российских ярмарках и торжках.

На фабрики Викула Морозова брали в основном старообрядцев. Здесь перед началом работ текстили становились на колени. Иногда сам хозяин накладывал строгий пост на провинившихся, заставляя их класть земные поклоны во время обеденного перерыва и после рабочего дня. Дорожили старообрядцами и на Глуховской мануфактуре, в цехах которой работало много гусляков. Чтобы наверняка устроиться к Морозову на работу, безработный старовер приходил в моленную раньше "самого", становился у него на виду и усердно отбивал поклоны. По окончании службы хозяин подходил к нему, спрашивал, откуда он и направлял на фабрику. Гусляки крепко держали во всем руку хозяина и пользовались доверием Морозова.

Вотчина Морозовых (Орехово-Зуево) в конце XIX века стояла во главе фабричных сельских центров. По числу рабочих она уступала только Москве и Петербургу. Громадная заслуга многочисленного старообрядческого семейства Морозовых состоит в том, что оно основало четыре крупнейшие фирмы в текстильной промышленности России, способствовало расцвету русской культуры, а также Рогожского и Преображенского кладбищ в Москве.

Громадный вес имели в Гуслицах Потомственный почетный гражданин, Рижский первой гильдии купец, коммерции советник, кавалер ордена Почетного легиона Кавалерского креста, старообрядец Матвей Сидорович Кузнецов и его сыновья Михаил, Сергей, Николай, Александр и Георгий.

Прадед М. С. Кузнецова Яков Васильевич Кузнецов в начале прошлого столетия (в 1810 г.) построил первый фарфоровый завод в московской губернии Бронницкого уезда в д. Новохаритоново в местности "Гжель". Его сын Терентий Яковлевич Кузнецов через два года стал во главе этого предприятия.

В 1832 г. Т. Я. Кузнецов с сыном Сидором Терентьевичем купил у обедневших помещиков Сарычевых пустошь близ д. Ликино Покровского уезда Владимирской губернии и перевел туда свой гжельский завод. Пустоши, а позднее местечку, местные крестьяне дали название Дулево по фамилии лесника Дулева, проживавшего в этой глуши. Но на этом предприниматели не остановились.

В 1843 г. они построили в Риге фарфорово-фаянсовый завод, а в 1851 г приобрели близ м. Дулево в д. Коротково у А. Т. Сафронова фарфоровый завод, мастера которого знали секреты приготовления фарфоровой массы и керамических красок. Лучшими качествами предпринимателя обладал сын Сидора Терентьевича Кузнецова Матвей Сидорович. Он в 1870 г. купил фаянсовый завод, принадлежавший помещику Ауэрбаху в м. Кузнецово Тверской губернии Корчевского уезда, а в 1887 г. построил близ села Буды в Харьковской губернии фарфоровую фабрику.

Товарищество по производству фарфоровых и фаянсовых изделий М. С. Кузнецова было Высочайше утверждено в 1889 г. Его правление находилось в Москве на Мясницкой улице.

В 1911 г. председателем правления стал Сергей Матвеевич Кузнецов, директором-распорядителем - Николай Матвеевич Кузнецов, а директорами - Александр, Михаил и Георгий Матвеевичи Кузнецовы и А. Н. Соколов. Основной капитал Товарищества был определен тогда в 5 млн. рублей.

Масштабы деятельности предпринимателей-старообрядцев росли стремительно. В 1890 г. ими был приобретен завод в г. Славянске, а через год куплен вместе со знаменитой гарднеровской маркой лучший фарфоровый завод России в пос. Вербилки.

В 1893 г. Матвей Сидорович купил в Ярославской губернии при д. Песочной завод от "Торгового дома Карякин и Рахманов", а в 1899 г. арендовал фаянсовую фабрику у Акционерного Общества Мальцевских заводов в Калужской губернии.

К началу XX века самым крупным фарфоровым предприятием России стал Дулевский завод, ассортимент продукции которого достигал 900 наименований. На предприятиях М. С. Кузнецова и его сыновей работало около 13000 постоянных и 4000 временных рабочих. Склады Товарищества находились в Москве, Петербурге, Харькове, Ростове, Киеве, Одессе, Риге, Варшаве, Тюмени и Славянске.

Изделия "фарфоровой империи Кузнецова" отличались высоким качеством и были отмечены Большими золотыми медалями на выставках в Париже (1889 г.) и Ташкенте (1890 г.); дипломами Гран-при на выставках в Париже (1900 г.) и Реймсе (1903 г.); медалями разных достоинстве 1855,1861,1862,1865, 1870,1872, 1882,1885,1891,1896 годах.

В 1904 г. Товарищество отправило на выставку монастырских работ иконостас с царскими дверями из трубицынских форм, крытых золотом, стоимостью 1200 руб., а также главки, кресты, подсвечники, киоты, рамки к местным иконам.

Фарфор фирмы пользовался большим спросом в Персии, Турции, Болгарии, Румынии, Америке, Японии, Австрии, Индии, Манчжурии и других странах. Все Кузнецовы были членами старообрядческого общества Рогожского кладбища, а Матвей Сидорович - его председателем.

Кузнецовы, как и Морозовы, при приеме на работу предпочтение отдавали старообрядцам. При их фабриках функционировало 7 старообрядческих церквей, 4 молитвенных дома, 6 школ, 7 больниц и богадельня.

Наградам, которых был удостоен "король фарфора", учредитель Товарищества, Матвей Сидорович Кузнецов, мог позавидовать любой царский генерал. За полезную деятельность на поприще фабричной промышленности 15 мая 1883 г. он был награжден орденом св. Станислава 3-й степени. 15 января 1886 г. за устройство на Рижской фабрике часовни в память 25-летия Царствования Государя Императора Александра II , им получен орден св. Анны 3-й степени.

По Министерству народного просвещения 4 июля 1894 г., как блюститель Дулевского 2-х классного училища Коммерции Советник М. С. Кузнецов был удостоен ордена св. Станислава 3-й степени.

Не забыл его заслуг и Эмир Бухарский, вручив в 1896 г. знаменитому предпринимателю орден Звезды серебряной 2-й степени. В этом же году он получил медаль в память священного Коронования Императорских Величеств, а 24 октября 1877 г. за Нижегородскую выставку - орден св. Анны 2-й степени. Вторично орден св. Анны 2-й степени он получил 6 декабря 1898 г. за Ессентукский иконостас по представлению Владикавказского Архиерея. Французское правительство за Парижскую выставку 1900 года отметило Кузнецова 6 января 1901 г. орденом Почетного Легиона Кавалерского креста. Орденом св. Владимира 4-й степени М. С. Кузнецов был награжден в 1903 г.

Много гусляков работало в с. Зуево на фабриках старообрядцев Зиминых. Родоначальником "Товарищества Зуевской мануфактуры И. Н. Зимина" был крестьянин д. Зуевой Московской губернии Богородского уезда Семен Григорьевич Зимин (1760 - 1840). В конце XVIII века он стал хозяином небольшого шелкоткацкого заведения в деревне. До 1838 г. с ним на ручных станах работали три его сына: Никита, Иван и Куприян. Затем Иван и Куприян отделились от отца, заведя собственную небольшую бумаготкацкую фабрику, а Никита до 50-х годов продолжал отцовское дело. Перейдя к ткачеству бумажных тканей, Никита Семенович в 1858 г. завел крашение пряжи и тканей в пунцовый цвет.

После смерти Никиты Зимина его сын Иван Никитович приступил к расширению производства крашения и ситцепечатания. В 1868 г. он назвал предприятие своим именем, а в 1884 г. учредил товарищество на паях.

Сыновья Ивана Никитовича Леонтий, Григорий, Иван, Сергей и Александр, а также сыновья старшего сына Леонтия Ивановича Зимина Николай, Иван, Алексей, Сергей, Александр, Владимир и Василий продолжили дело предков. Имея ситценабивную фабрику в Зуеве, они в 1897 г. основали бумаго-прядильно-ткацкую фабрику при ст. Дрезна Московско-Нижегородской ж/дороги. На фабриках "старых Зиминых" работало 4500 человек. Их годовое производство выходило на сумму в 13 млн. рублей.

Главными руководителями производства были Григорий и Иван Зимины, а также кандидат в директора бухгалтер А. Т. Голубков. Основателями "Хлопчатобумажной мануфактуры Торгового Дома И. М., П. Я. и Ф. Зиминых" (фабрика при д. Подгорной близ с. Зуева) были Иван и Куприян Семеновичи Зимины. Начали они с ручных станов и работали разные бумажные ткани, имея раздаточную контору для выдачи пряжи кустарям.

После смерти Куприяна (1855 г.) старший брат его Иван Семенович с сыном Макарием и племянниками Петром, Яковом и Филиппом Куприяновичами расширил производство и открыл в 1867 г. "Торговый дом И. М. , П. Я. и Ф. Зиминых". При его жизни в 1868 г. была основана Подгорная механическая ткацкая фабрика, а в 1876 г. - черная красильня.

После смерти Макария Ивановича его деятельность продолжили сыновья Иван и Николай Макариевичи. При Николае Зимине, который выучился на инженера-механика, была пущена в 1868 году бумагопрядильная фабрика. В последние годы во главе Торгового дома "новых Зиминых" находились Яков и Филипп Куприяновичи и их племянник Иван Макариевич Зимины. На их мануфактуре работало 880 человек, а годовое производство составляло 2 млн. рублей.

Многочисленный род Зиминых придерживался старообрядческого беспоповского толка поморцев брачного согласия. "Каменную моленную" в Зуеве поддерживали Яков Куприянович и Григорий Ефимович (из других Зуевских Зиминых) Зимины. В Зуеве И. Н. Зимин имел свою моленную "бабушкиного согласия" в доме Агафьи Егоровны, где настоятельницами были старообрядки-бабушки из Меленковского и Муромского уездов Владимирской губернии. В конце XIX века Зиминскую моленную возглавляла Анна Степановна с помощницей Оксиньей по прозвищу "бешеная". Анна Степановна у себя дома руководила старообрядческой школой, срок обучения в которой составлял 1 - 2 года. С учениками она изучала азбуку, часовник и псалтырь.

Задумываясь над интересной историей основания гуслицких фабрик, мануфактур и Товариществ, невольно приходишь к волнующей мысли: "Каких титанов-предпринимателей взращивали Гуслицы!" Их отличали целеустремленность, упорство, большая сила воли и духа, выдающиеся способности и масштабы дел. Так создавался и крепчал под Москвой влиятельный Гуслицкий район, ставший с первой половины XIX века одним из крупнейших промышленных центров России.

Старообрядческие храмы Гуслиц и Раменья

17 апреля 1905 г. в России был издан Высочайший Указ, в котором провозглашались свобода веры и совести. В нем говорилось: "Мера сия послужит к укреплению в старообрядцах веками испытанной преданности Престолу и Отечеству и к вящшему возвеличиванию, силою истины и свободного убеждения общей матери нашей святой Церкви православной".

Со времени выхода Высочайшего Указа в Гуслицком крае, как и во всей России, началось легальное строительство старообрядческих храмов. Они возводились на удивление оперативно.

Это позволило журналу "Церковь" 2 февраля 1914 г. словами Ф. Мельникова заметить: "Разгромленное при Цусиме 8 лет назад русское государство никак не соберется с силами воссоздать хотя бы такой флот, какой был у нас до японской войны, а старообрядцы после непрерывного 250-летнего разгрома сумели за тот же 7 - 8-летний срок построить более тысячи церковных кораблей, вооруженных всеми необходимыми средствами".

Вновь возникавшие общины старались не отставать друг от друга. Каждая строила свой храм. Церковное имущество юридически числилось за всем приходом. Не в полиции или волостном управлении, а в приходе велись записи рождений, браков, смертей. На военную службу священники не призывались, они выдавали все метрические записи. Одной из самых многочисленных старообрядческих общин была Богородско-Глуховская во главе с ее почетным Председателем мануфактур - советником Арсением Ивановичем Морозовым. В уездном центре Богородске 10 октября 1910 г. состоялась закладка старообрядческого храма во имя пророка Захарии и преподобной мученицы Евдокии. Его проект разработал архитектор И.Е. Бондаренко. Через год здание церкви было готово, оставалась отделка и оборудование. "За обедом, - вспоминал И. Е. Бондаренко, - Арсений Морозов сказал, обращаясь к своей супруге: "Ну, Любаша, на храме был. Готово. Хорошо, резонанс такой, что как "наши" хватят "слава тебе", чертям тошно будет!" Каменный придел к этому храму был освящен 12 февраля 1915 г. Он возродился на средства А. И. Морозова для приобретенного им походного храма, стоявшего в 80-х годах в храме Рогожского кладбища. История этого исторического памятника старообрядчества весьма интересна. Во времена гонений на староверов Козьма Терентьевич Солдатенков пожелал слушать Божественную литургию у себя на дому. Он заказал во Франции походную церковь, выкупил ее и поставил у себя дома. В 1881 г правительство разрешило на Рогожском кладбище поставить временный алтарь перед существовавшим иконостасом и запечатанным алтарем, но распорядилось отслужить только 2 - 3 обедни. Строить временный алтарь было некогда. Тогда Солдатенков предложил свою походную церковь для этой цели. Она простояла на Рогожском кладбище 2 года, затем была снята и возвращена в дом хозяина. После смерти К. Т. Солдатенкова храм перешел к его наследнику Василию Ивановичу Солдатенкову. Последний предложил церковь Марии Федоровне Морозовой. Фабрикантша купила церковь и поставила у себя в особняке на Трехсвятительском переулке в Москве. После смерти М. Ф. Морозовой в 1911 г. храм согласно ее завещанию стал собственностью духовника хозяйки отца Елисея Мелехина. После смерти Мелехина его дети предложили купить походную церковь А. И. Морозову. Он ее купил и поставил в своей церкви во имя пророка Захарии в Богородске, пристроив для этого придел. А еще раньше Арсений Иванович купил для Богородской церкви царские двери у московского торговца иконами и церковной утварью Дмитрия Силина за 5000 рублей. Это были царские ворота XVI века из Благовещенского собора.

Близ Богородска в с. Глухове функционировал старый храм во имя св. Николы. В феврале 1915 г. Богородская и Глуховская старообрядческие общины разделились на две самостоятельные. Храмы в Богородске и Глухове обслуживал известный морозовский хор под управлением П. Цветкова, а в самих церквах устраивались духовно-нравственные чтения.

На сегодняшний день из сохранившихся действующих старообрядческих церквей с колокольнями в Орехово-Зуевском районе имеется только одна - во имя святителя Николы в д. Устьяново. Закладка пристройки к храму и колокольни была совершена здесь 20 июня 1910 г. Храм возводился на средства высокочтимой храмоздательницы Феодосии Ермиловны Морозовой и окончательно был достроен к концу 1911г.

13 июля 1914 г. состоялась закладка уже каменного храма во имя Св. Николы. На торжества прибыли архиепископ Иоанн с епископом Кириллом Одесским и Бессарабским, два хора певцов с Рогожского кладбища и из Успенского храма, что на Апухтинке в Москве. Под изготовленным шатром на месте постройки храма была совершена литургия, затем молебен и закладка. Первый камень положил архиепископ Иоанн, второй - епископ Кирилл и настоятель храма отец Иаков. По окончании закладки церкви был предложен завтрак в доме строителя Якова Григорьевича Сорокина. Проект строительства составил архитектор Н. Г. Мартьянов.

Одним из самых больших по площади храмов в Гуслицком крае считался Покровский, что в д. Смолевой Запонорской волости Богородского уезда. Его строила на свои средства в 1911 - 1912 гг. энергичная местная прихожанка Матрена Родионовна Елисеева. Ее личные расходы выразились суммой в 5 тысяч рублей. Этот храм не был похож на сельский. Он напоминал небольшой городской собор. Алтарь и престол церкви были велики по размерам. Иконы невысокого письма.

8-го апреля 1912 г. храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы в Смолево освящали "неокружнические" епископы Даниил, Иона Уральский и Саратовский, 7 священников из ближайших приходов, а также диакон о. Федор Осетров из Москвы. Смолевский приход из "неокружников" впоследствии стал "окружническим".

Долго строился храм во имя Рождества Пресвятой Богородицы в д. Петрушино Богородского уезда. На его возведение фабрикант М. С. Кузнецов пожертвовал 100 деревьев лучшего леса.

10 июля 1912 г. состоялось поднятие колоколов и крестов на новый храм. В торжествах участвовали епископ Кирилл Одесский и Бессарабский, священники о. Андрей из д. Селиванихи, о. Ульяний из д. Шувоя, диакон Рогожского кладбища Иоанн Хрусталев и два хора певчих из д. Селиванихи и д. Петрушино.

В новом храме была встречена чудотворная икона Казанской Божьей Матери (Губинской). Колокольный звон в 6 колоколов для церкви пожертвовала Ф. Е. Морозова. Стоимость храма без иконостаса составила 25 тысяч рублей. Его строил Гурий Иванович Гаврилов под наблюдением Н. Г. Мартьянова.

Покровско-Ссргиевская старообрядческая община д. Стенинской Богородского уезда весной 1910 г. усердно вела ремонт своего храма и постройку придела в честь преподобного Сергия. В память своего покойного сына С. И. Морозова походный храм и антиминс в честь преподобного Сергия Радонежского пожертвовала для придела Ф. Е. Морозова.

11 июля 1910 г. состоялось торжественное освящение антиминса, которое совершал епископ Александр Рязанский и Егорьевский в сослужении священников о. Петра из с. Дулево, о. Николы из слободы Губинской, о. Василия Беливского, о. Григория Дрезненского, местного о. Стефана Скоромнова, диакона о. Иоанна Хрусталева с Рогожского кладбища, диакона о. Бориса из Каринкинской общины в Москве, трех стихарных при пении Дулевского хора.

Освящение продолжалось более трех часов. По предложению председателя местной общины Панкратова присутствующие послали Ф. Е. Морозовой благодарственную телеграмму.

Старообрядческая община д. Новой Запонорской волости 13 июня 1910 года провела торжество в честь поднятия колоколов на возводимый храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы. Звон весил 200 пудов.

В октябре 1910 г. состоялось торжественное освящение храма, сооруженного на средства товарищества И. В. Рунова. Освящение совершал архиепископ Московский Иоанн в сослужении трех священников, двух диаконов, двух стихарных и старообрядческого хора из Дулева. На средства известной благотворительницы М. Ф. Морозовой в с. Зуеве Богородского уезда в 1905 г. стал сооружаться старообрядческий храм. Постройкой руководил С. Д. Соловьев, на усадьбе которого безвозмездно воздвигалось здание церкви.

В 1910 г вся церковная утварь была приобретена у Товарищества П. И. Оловянишникова. В 1906 г. приход другого молитвенного дома в с. Зуеве (дом построен в 1884 г.) зарегистрировался как Зуевская община старообрядцев поморского брачного согласия. Ее почетными членами стали Морозов Алексей Викулович и братья Зимины.

В 1912 г. московский архитектор И. Е. Бондаренко пристроил к молитвенному дому западную часть с северным и южным приделами, притвором и колокольней над ним. Освящение обновленного храма во славу Рождества Пресвятой Богородицы и Святителя Николы состоялось 22 декабря 1913 г.

При фабрике Товарищества М. С. Кузнецова в Дулеве в 1905 г. был организован старообрядческий хор под управлением Е. Е. Шибаева. Благодаря этому хору прихожане старой церкви решили построить большой храм и просили хозяев отвести под него землю и пожертвовать материалы и деньги. Отказа не было, ив 1910 г. храм во имя Покрова Пресвятой Богородицы был выстроен. Он вмещал 1500 прихожан.

Летом 1910 г. попечитель молитвенного дома в с. Хотеичи Богородского уезда А. И. Подаруев выстроил на храме купол и водрузил крест. Старообрядческая часовня превратилась в настоящий храм, где молились вместе даниловцы и иовцы.

24 августа 1914 г. здесь состоялось освящение реконструированного храма во имя Св. великомученика Никиты.

Литургию совершал епископ Филарет в сослужении с местным протоиереем о. Сампсонием Генераловым, о. С. Куровым и о. К. Маковым. Коровинская старообрядческая община при храме св. великомученицы Парасковии нареченной Пятницы была зарегистрирована в феврале 1910 г. Ее почетным председателем был избран А. И. Морозов, а товарищем председателя - А. А. Смирнов. Старый Коровинский храм община отремонтировала в 1914 г. и соорудила на средства Морозова иконостас. На родине епископа Одесского Кирилла в д. Мисцево, где жил его 91-летний отец, в 1912 г. был устроен храм во имя рождества Иоанна Крестителя.

В д. Язвищи в старообрядческом храме в 1910 г. был сооружен новый иконостас и подняты колокола за счет средств благотворителя П. В. Москвина.

Старый Губинский храм с приделом во имя Никиты мученика в 1912 г. был отремонтирован по инициативе местного священника о. Николы и церковного старосты В. А. Кокунова. Рядом с храмом находился Губинский скит с 15-ю инокинями. Обитель, имевшая десятину земли, была основана иноком Иосифом.

В д. Никулино Богородского уезда закладка старообрядческого храма во имя Рождества Пресвятой Богородицы была осуществлена в июне 1914 г. 15 февраля 1915 г. здесь состоялось поднятие колоколов на возведенный иждивением А. И. Морозова деревянный храм. Священником был определен отец Архип Озорнов из Орехово-Зуева.

Строитель старообрядческих церквей крупный московский зодчий Илья Евграфович Бондаренко в мемуарах "Записки художника-архитектора" посвятил старообрядцам целую главу. Основными его заказчиками были гуслицкие фабриканты Морозовы, Кузнецовы и Зимины.

При строительстве и убранстве церквей Илья Евграфович сталкивался с некоторым непониманием со стороны староверов его задумок. Вот что он пишет о духовных отцах моленной в Б. Переведеновском переулке Москвы, здание которой он перестраивал: "Недоверие сплошное, оглядка, окуривание ладаном помещения после того, как я уходил. Дотронуться рукой до старых икон не было возможности, и я мог только издали делать указания в размещении икон для придания иконостасу более стройного и живописного вида... Попытка дать больше свету в помещение моленной, чтобы заиграли краски целого богатого собрания иконописных шедевров, вызвали целую бурю. "Отцы наши жили в потемках, проживем и мы, и веру соблюдем!" Фанатизм "переведеновцев" доходил до непризнания даже "токмаковцев", как "отступников и табашников"... У других старообрядцев я наблюдал большую терпимость, большую свободу..." В Гуслицком крае такого непонимания московский зодчий не замечал.

После того, как Гуслицкие фабриканты перебрались на постоянное местожительство в Москву, они стали строить храмы и в Первопрестольной. Средств для этого не жалели. Первым к И. Е. Бондаренко с просьбой выстроить церковку в Токмаковом переулке, "чтобы она была наша, своя, родная", обратился бывший управляющий мануфактурой Викула Морозова старик Иван Кондратьевич Поляков. Затем произошла встреча с главой Правления мануфактуры Иваном Викуловичем Морозовым. "Стройте поскорей. Место выберите вот с ним - указал И. В. Морозов на низенького толстого и добродушного И. И. Ануфриева, называемого "дядей Ваней", он и будет следить за постройкой. Что нужно - скажите, все будет... Никакой сметы не нужно, сколько нужно, столько и будет стоить, только чтобы было хорошо!" - пишет в мемуарах об этой встрече Илья Евграфович. Вот так быстро и четко решали старообрядцы свои насущные дела. Нам бы такую оперативность!

В годы начала XX века перестраивались, ремонтировались и украшались новой церковной утварью старообрядческие храмы и часовни в Куровской, Короткой, Барской Дубровы, Селиванихе, Гридино, Слободищи, Абрамовке, Степановке, Дрезне, Авсюнине, Елизарове и других селениях Гуслиц и Раменья. ("Раменье" - северо-восточные земли Богородского уезда, граничившие с Гуслицами).

Благотворительная деятельность гуслицких фабрикантов

Журнал "Старообрядческая мысль" (№ 2 за 1915 г.) писал: "Старообрядчество в общей государственной жизни не знает себя старообрядчеством. Оно знает себя только русским. Посылает Рябушинский за свой счет путешественников для исследования Камчатки: он не кричит, что это делает старообрядец; другой Рябушинский чуть не содержит археологический институт, дарит в археологический музей многотысячную коллекцию икон, денег и проч.; третий учреждает и содержит аэродинамическую станцию для изучения воздушных течений в целях успеха отечественного воздухоплавания; четвертый из них служит государству своими автомобилями; пятый покровительствует художеству и т. д. И все это и не от имени старообрядчества, а просто от русских людей.

А галереи картин и редких изданий (Солдатенков). Орошение в Туркестане и хлопководство (Морозовы). Здания гимназий, реальных училищ, больницы, Биржа труда (А., С. и другие Морозовы в Богородске и Москве) - и так без конца. Без шуму, без крику, что это старообрядчество..." Старообрядцы-благотворители Морозовы, Кузнецовы и Зимины в основе своей были настоящими патриотами России, истинно русскими людьми.

Известно, что у старообрядцев с древних времен все было основано на заветах Евангелия, на свободной христианской любви и на христианском милосердии.

Эти основы христианской церкви послужили основами для христианской благотворительности. Вот почему благотворительность чаще всего зиждилась около церкви, около храма. Елисей Саввич Морозов, будучи фанатичным старообрядцем-беспоповцем "федосеевского согласия", всю жизнь писал трактат о происхождении Антихриста. Царя он тоже считал "рогом Антихриста" и в своем трактате сделал вывод, что "Антихрист - в мундире". Похоже, что "Антихриста в мундире" он предсказал точно - им в наше время был И. В. Сталин.

В 30 - 50 годах XIX века Е. С. Морозов являлся главным попечителем и хранителем капиталов одной из самых влиятельных молелен в Москве - Покровской. После разорения и распада в 1838 г. Покровской Монинской моленной поморцев брачного согласия, часть ее прихожан стала посещать моленную Елисея Саввича Морозова, основанную в 1833 г. в Яузской части Москвы. О ней в "Дневных дозорных записях" сказано:

"Иконостас этой моленной ценят по богатству окладов на иконах и древности живописи оных, в 10 тысяч рублей серебром. Он был весьма долго собираем настоятелем бывшей Монинской часовни Антипом Андреевым и куплен, по смерти его, нынешним владельцем".

Морозовская моленная после смерти в 1868 г. Елисея Саввича перешла к его сыну Викулу Морозову. Она находилась во Введенском (ныне Подсосенском) переулке. Настоятелем моленной с конца прошлого века был Н. С. Шпунтов, который потом в июне 1908 года совершил чин освящения новопостроенного соборного храма 2-й Московской Общины старообрядцев Поморского брачного согласия в Токмаковом переулке. Эта община была образована из моленной Викула Елисеевича Морозова.

На доске в вестибюле Токмаковского храма значились фамилии четырех сыновей фабриканта В. Е. Морозова Алексея, Сергея, Ивана и Елисея, пятерых его дочерей Екатерины, Людмилы, Евдокии, Веры и Евгении, фамилии, фабрикантов Зиминых, директоров Правления Товариществ мануфактур Викула Морозова И. К. и Н. К. Поляковых, И. И. Ануфриева и С. Н. Свешникова, чьим "чщанием был создан сей храм".

Большие пожертвования были внесены Морозовыми-Викуловичами на строительство храма поморцев брачного согласия в с. Зуеве (г. Орехово-Зуево). В предреформенные годы у Морозовых было 4 молельни в Москве и несколько в Орехово-Зуеве. Среди московских коллекционеров выделялся Алексей Викулович Морозов. Он, затратив огромные средства, собрал первоклассную коллекцию фарфора, послужившую основанием музея фарфора, созданного во дворце Шереметьева в Кусково.

Кроме фарфора А. В. Морозов собрал большую коллекцию русских гравированных портретов и древних икон новгородских писем XV - XVI веков.

В советское время музей Алексея Викуловича в его особняке во Введенском переулке Москвы стал достоянием государства. Музейный отдел Наркомпроса считал собрание Морозова как центральный музей фарфора и переправил туда собрание датского фарфора из бывшего губернаторского дома, а также коллекцию фарфора из музея Строгановского училища. А. В. Морозов был назначен хранителем музея. В этой должности он пребывал до самой смерти.

До сих пор москвичи первую детскую клиническую больницу называют "морозовской". Да, она была построена на средства В. Е. Морозова. Его же больница в Орехово-Зуеве занимала огромный квартал фабричного местечка Никольского. "Такую образцовую больницу трудно встретить в России", - писала о Викуловской больнице в Орехово-Зуеве газета "Владимировец" в сентябре 1907 г. Викула Морозов и его сыновья построили в м. Никольском две фабричные школы и богадельню. Последняя из школ, сооруженная в 1914 г. была с пятилетним курсом обучения и в советское время считалась образцовой. Детей рабочих из старообрядческих семей в фабричные школы брали в первую очередь. Викула Елисеевич Морозов выделил необходимую сумму денег на выход в свет трехтомника Владимира Михайловича Карловича "Исследования, служащие к оправданию старообрядчества". Автор этого знаменитого трехтомника В. М. Карлович, еврей, принявший святое крещение старообрядцев в 1868 году, был послан в 1882 году Викулой Морозовым в Австрию, где жил на средства гуслицкого фабриканта и писал свои труды. До самой смерти В. Е. Морозов посылал Владимиру Михайловичу денежные переводы по 500 руб. ежегодно.

Не обошли стороной Викуловичи и спорт. На их средства в Орехово-Зуеве с помощью английских специалистов, работавших у Викула Морозова на фабриках, были сооружены в 1910 и 1914 гг. два футбольных стадиона, считавшихся в те годы лучшими в России. На их же фирме созданная в 1908 г. знаменитая футбольная команда "Клуб-Спорт "Орехово" (К. С. "морозовцы") четыре года подряд выигрывала первенство Московской Футбольной лиги и одновременно кубок господина Р. Ф. Фульда. Созданная в 1911 г. Орехово-Зуевская футбольная лига, была самой крупной лигой в России.

Для процветания Рогожского кладбища значительные средства пожертвовали старообрядцы-поповцы Морозовы (Савва Васильевич, Абрам, Иван, Тимофей Саввичи Морозовы и их потомки). Тимофей Морозов имел тесные связи с Московским старообрядческим архиепископом Антонием. И это не удивительно, ведь он возглавлял Московское отделение Общества для содействия русской промышленности и торговле, являлся организатором Московского купеческого, Волжско-Камского банков, одним из учредителей высокодоходного общества Московско-Курской ж/дороги. Он имел огромное общественное влияние в среде московской буржуазии, был главным "ходатаем" российского купечества.

В Москве на свои средства он построил комплекс больниц (ныне это институт акушерства и гинекологии). С 70-х годов прошлого века Т. С. Морозов развернул широкое строительство рабочих казарм в м. Никольском (Орехово-Зуево). В эти же годы там же он открыл фабричную школу начального четырехгодичного образования. С 1880 г. при ней стали функционировать 6 ремесленных мастерских, учащимся которых выплачивалась стипендия. На свои пожертвования в 1873 г. он организовал Никольскую библиотеку, где были собраны лучшие произведения русских и зарубежных классиков.

В каталоге библиотеки в 1888 г. числилось более 8 тысяч книг и периодических изданий, имелись полные комплекты "Отечественных записок", "Вестника Европы" и других периодических изданий. Большой популярностью у морозовских рабочих пользовалась бесплатная фабричная читальня. Жена Т. С. Морозова Мария Федоровна в 1901 г. построила в Орехово-Зуеве богадельню с приютом для сирот в доме с церковью при нем во имя св. апостола Тимофея, затратив на ее строительство и обустройство свыше 350 тысяч рублей (теперь это корпус пединститута). Она пожертвовала 45 тыс. рублей на строительство колокольни-храма Воскресения Христова и 5 тыс. рублей на приют для душевнобольных женщин на Рогожском кладбище. Там же выстроила 3-этажный дом для проживания певцов старообрядческого хора.

В 1907 г. на ее средства в с. Зуеве был сооружен каменный старообрядческий храм, а затем церковь в пос. Городищи и внутренний храм во имя св. Николая Чудотворца при Никольском начальном училище. Она внесла 126 тыс. рублей на постройку здания лаборатории механической технологии волокнистых веществ при Московском техническом училище.

На территории своего московского особняка на Трехсвятительском переулке Мария Федоровна Морозова приютила великого лирика русского пейзажа И. И. Левитана, предоставив в его распоряжение 2-этажный флигель, где художник жил и творил в последние годы своей жизни.

В конце мая 1905 г. благотворительница учредила в Богадельне им. Д. А. Морозова в Москве одну женскую стипендию своего имени в память скончавшегося ее сына С. Т. Морозова и передала супруге Д. А. Морозова Елизавете Павловне 3600 рублей. У кровати была помещена доска с надписью: "Стипендия имени Марии Федоровны Морозовой в память Саввы Тимофеевича Морозова". Старуха любила одарить гостинцами Никольских работниц и их детей. Девушке, выходившей замуж, в качестве приданого она преподносила 20 аршин разных кусков ситца.

Самым знаменитым и самым действенным Гуслицким меценатом был Савва Тимофеевич Морозов (1862 - 1905 гг.). Особо он преуспел в строительстве общедоступных театров. Так, в московских "Новостях сезона" за №28 от 29 августа 1896 г. в разделе "Хроника" сообщалось, что фабриканты С. Т. и С. В. Морозовы ассигновали 200 тыс. руб. на организацию общедоступного театра для рабочих на фабриках в Орехово-Зуеве, а на следующий год "Биржевые ведомости" №162 от 16 июня опубликовали заметку о постройке в Орехово-Зуеве фабрикантами Морозовыми театра и его репертуаре. Деревянное двухэтажное здание этого первого в Орехово-Зуеве театра находилось в парке народного гуляния господ Морозовых. Театр назывался Летним.

В 1907 г. во Владимире вышла книга жандармского полковника Воронова "Записки Николая Ираклиевича Воронова". На одной из страниц автор пишет: "Примером, достойным подражания, являются роскошные во всех отношениях больницы, ясли, богадельни при Морозовских фабриках... администрация... пошла даже больше по пути забот о развлечении рабочих. Там имеется уже лет 15, если не более, театр для рабочих, где играют пьесы приглашенными артистами. Театр расположен в прекрасном парке, где рабочие за сравнительно ничтожную плату могут получить: чай, молоко, квас и прочес - за исключением спиртных напитков. По воскресным и праздничным дням в парке играет музыка."

Красивейший и ухоженный парк народного гуляния господ Морозовых в Никольском считался до 1917 г. лучшим парком в Московской губернии.

По инициативе С. Т. Морозова и на его деньги в Орехово-Зусвс в 1902 г. родился первый в России самодеятельный оперный коллектив, который возглавил Адриан Николаевич Гайгеров. В этом же 1902 г. с легкой руки С. Т. Морозова, на его средства (свыше 300 тыс. руб.) за поразительно короткий срок (4,5 месяца) была осуществлена перестройка дома Лианозова в отличный Московский Художественный театр, первым директором которого стал строитель-меценат.

"Внесенный Вами труд мне представляется ПОДВИГОМ, а изящное здание, выросшее на развалинах притона, кажется сбывшимся наяву сном, - говорил во время чествования Саввы Тимофеевича Морозова и Федора Осиповича Шехтеля К. С. Станиславский. - Я радуюсь, что русский театр нашел своего Морозова подобно тому, как художество дождалось своего Третьякова". После ухода вместе с Горьким и Андреевой из МХТ Савва Морозов намеревался строить театр в Петербурге. Но этим намерениям помешала смерть мецената в мае 1905 г. А вот первый в России драматический театр для рабочих в Орехово-Зуеве Морозов успел заложить в 1904 г. После кончины С. Т. Морозова театр достраивался очень долго и был открыт к 100-летию Отечественной войны (в 1912 г.). Его называли Зимним. По своей архитектуре Зимний театр был похож на МХТ, имел 1350 посадочных мест и замечательные декорации, которые в годы советской власти были растащены по другим, более престижным московским театрам.

Много внимания уделял Савва Тимофеевич в своей вотчине производству и быту рабочих. В книге "Россия" (том 1, Петербург 1899) по этому поводу писалось: "Морозовские фабрики имеют образцовое устройство и служат важным культурным центром для окружающей местности. Поселок этот вскоре будет переименован в заштатный город..."

На предприятиях С. Т. Морозова впервые в Подмосковье засветилась электрическая лампочка. Именно при Савве Тимофеевиче в Орехово-Зуеве началось интенсивное строительство казарм из расчета на одну семью каморка и с улучшенной планировкой, с бесплатным проживанием в них рабочих, с бесплатным освещением, отоплением и водоснабжением.

У каждой казармы строились балаганы с каменными погребами. В них рабочие хранили овощи, фрукты, соленья и другие продукты. Погреба выполняли свои функции бесперебойно и значительно лучше, чем современные холодильники.

При фабриках имелись фермы по 25 - 30 коров в каждой. Молоко для грудных детей рабочих с ферм выдавалось бесплатно.

В воспоминаниях о Савве Тимофеевиче Морозове и об условиях работы и жизни трудящихся на его мануфактуре очень емко пишет владимирский жандармский полковник Н. И. Воронов: «К нам приезжало несколько человек господ фабрикантов с жалобой на одного крупного фабриканта (имеется в виду С. Т. Морозов), который своими действиями, якобы, подрывает их устой. А дело было вот в чем. Условия на двух смежных фабриках в Никольском и у Викула Морозова были неодинаковы. Савва перешел с 12-часового на 9-часовой рабочий день уже более года назад (в 1896 г.), а у Викула собирались только переходить к январю 1898 г. Заработок у Викулы был на 15% ниже, чем у Саввы... Казармы (у Саввы) устроены согласно новейшим требованиям гигиены и санитарии, совершенно безопасны в пожарном отношении и содержатся в совершенной чистоте.

Мы удивлялись порядку и чистоте в казармах... Бесплатными квартирами пользуется до 7500 рабочих и до 3000 членов их семей. При казармах состоят фельдшера-санитары. Проживающим на наемных квартирах и в своих домах платят каждому рабочему по 1 рублю 50 копеек квартирных в месяц. Розничные магазины за наличные деньги и в кредит обеспечивают пайщиков-рабочих бакалейными, галантерейными, мануфактурными и суконными товарами, готовой одеждой, обувью, съестными припасами, посудой и т. п. Пай общества стоит 5 рублей...

На фабриках Саввы Морозова из 12 тысяч рабочих (в 1905 г.) - 8 тысяч проживает в казармах... А в Иваново-Вознесснске из 30 тысяч в казармах проживают лишь 3 тысячи рабочих...

Лучше других обставлена жизнь рабочих на фабриках Саввы и Викулы Морозовых. Дороговизна на предметы первой необходимости в Никольском далеко дешевле, чем в других местах центра. К тому же Савва Морозов по своей доброте и заботливости к рабочему делал скидку 5% со стоимости продуктов, с других же предметов даже 10% забираемого товара из лавки потребителей; кажись другого такого благодетеля, как Савва Морозов во Владимирской губернии не найдешь.

Лично мне нередко случалось приходить в деловое соприкосновение с безвременно скончавшимся Саввою Тимофеевичем Морозовым. Всегда я встречал у него просвещенное содействие, внимание и сочувствие к делу. Память о нем как о достойном и гуманном человеке надолго сохранится у меня в душе. Убедительное свидетельство полковника! От себя добавлю, что лично слышал рассказы ореховских стариков, которые вспоминали, что в разговорах с рабочими Савва Тимофеевич иногда говорил: "Вот если я проживу еще лет 50, то в Никольском у меня и тротуары все будут золотыми!" Шутил, конечно, Саввушка, как ласково в Орехово-Зуеве его называл и стар и млад. Но в каждой шутке есть большая доля правды.

Цели, которые ставил перед собой С. Т. Морозов, приступая к какому-то масштабному строительству, были просты - сделать объект быстро и лучше, чем у других. Такой объект - больничный комплекс, был заложен уже после смерти Саввы Тимофеевича. В одной из книг об этой больнице сказано: "Едва ли найдется в России много больниц, соответствующих ей по величине и по характеру замысла и выполнения..." Больница стала тогда последним словом санитарной техники.

Читателям известно, какую большую материальную помощь оказывал С. Т. Морозов большевикам, начиная с 1902 г. Он содержал многочисленных стипендиатов в различных учебных заведениях страны и за рубежом. Все его дела и жизнь пошли на пользу промышленности, социальному прогрессу и революции. Он был искренне любим орехово-зуевскими рабочими, о чем свидетельствует надпись на латунной плите, приделанной к иконе Саввы Стратилата, которая находится в Богородицерождественской церкви с. Нестерово близ Орехово-Зуева: "Сия святая икона сооружена служащими и рабочими в вечное воспоминание безвременно скончавшегося 13 мая 1905 г. незабвенного директора правления, заведовавшего фабриками Товарищества, Саввы Тимофеевича Морозова, неустанно стремившегося к улучшению быта трудящегося люда". Я не могу припомнить другого подобного случая, чтобы в память своего хозяина-"кровопийца" (так оскорбительно часто называла советская пресса великого русского подвижника) рабочие по своей инициативе сооружали в церквах иконы.

Младший брат С. Т. Морозова Сергей Тимофеевич Морозов вложил большие средства в кустарное дело. Он выстроил в Леонтьевском переулке Москвы Кустарный музей. Для этого музея архитектор И. Е. Бондаренко сделал много рисунков для ковров, вышивок и деревянных резных изделий.

Другой Морозов, Иван Абрамович, учился у художника К. Коровина, хорошо рисовал пейзажи. Он собирал лучшие произведения западноевропейских художников и создал у себя на Пречистенке картинную галерею, с прибавлением к которой собрания С. М. Щукина, образовался "Музей новой западной живописи".

Не было в Гуслицах прихода или селения, где бы ни знали Богородско-Глуховского фабриканта Арсения Ивановича Морозова, крупного знатока старообрядческой церкви. Он был почетным председателем многих старообрядческих общин, помогал им материально, строил сам и помогал строить другим церкви, на свои средства содержал известный на всю страну морозовский хор при храме в Богородске.

"Среди рабочих А. Морозов пользовался уважением за строгость в деле и добрые проявления в жизни, - писал об Арсении Ивановиче архитектор И. Е. Бондаренко, - К нему постоянно обращались за помощью, отказа не было. Как-то старообрядческий архиепископ Иоанн отлучил временно Арсения Морозова от церкви за то, что тот приказал попу обвенчать двух родных братьев на двух родных сестрах. В наказание, кроме отлучения, Морозов был послан владыкой помолиться и просить прощение у мощей св. Николы в г. Бари в Италию. "Ну что ж, - говорил, вернувшись, Арсений Морозов, - ничего, съездил, сто целковых день стоил! А все же обвенчал! Уж очень ребята-то были хороши!"

Тимофей Саввич Морозов (сын С. Т. Морозова) в 1915 г. внес в казну Старообрядческого богослово-учительского института 25 тыс. рублей в качестве неприкосновенного запаса. Старообрядцы Морозовы своими капиталами помогли образовать на Рогожском и Преображенском кладбищах Москвы лазареты для раненых воинов. Более 12 красавцев-особняков, построенных Морозовыми с помощью лучших архитекторов России, радуют нас своим великолепием и поныне.

Много благих дел свершили гусляки-Кузнецовы на ниве просвещения русского народа, развития его культуры, духа и спорта. Особо они преуспели в строительстве старообрядческих храмов для своих рабочих.

Дулевская церковь Покрова Пресвятой Богородицы, построенная в 1910г., обошлась Кузнецовым в 50 тыс. рублей, а ведь благотворителями было возведено при фабриках еще 6 храмов, не говоря о построенных ими же в своих вотчинах школах, училищ, больниц, богадельни, спортивных площадок и т. п.

В марте 1910 г. попечителем Рогожского кладбища старообрядцы избрали Георгия Матвеевича Кузнецова. В этом же году на постройку колокольни храма Воскресения Христова на Рогожском кладбище М. С. Кузнецов пожертвовал 10 тыс. рублей, а его сыновья по 500 рублей каждый. В Московском коммерческом институте в 1910 г. была учреждена стипендия имени М. С. Кузнецова.

Только благодаря настойчивости, стараниям и пожертвованиям Георгия Матвеевича Кузнецова, Тимофея Саввича Морозова и Степана Павловича Рябушинского в 1912 г. на Рогожском кладбище был выстроен Богослово-учительский институт - единственное высшее учебное заведение старообрядцев в России. Эта же неутомимая тройка благотворителей учредила в 1915 г. Московское Старообрядческое Культурно-Просветительское общество.

В память своих родителей Матвея Сидоровича и Надежды Викуловны Кузнецовых сыновья построили старообрядческий храм во имя Пресвятой Богородицы Тихвинской при фабрике в с. Кузнецово Тверской губернии. Здесь впервые сооружался редкостный иконостас из фарфора и фаянса, изготовленный на Тверской фабрике Товарищества М. С. Кузнецова. Архитектор храма известный московский зодчий И. Е. Бондаренко давал мастерам свои рисунки деталей, расцветку, следил за лепкой, но ввести новые цвета в окраску так и не смог - традиции староверов были крепки, от них они не отступали ни на шаг.

В1913 г. Кузнецовы начали строить сооружение новгородско-псковского типа - старообрядческую церковь при фабрике в Риге, где в широком масштабе применили фарфор и фаянс. Весь интерьер церкви, входной портал делались с деталями из фаянса. Война помешала достроить архитектору Бондаренко этот уникальный храм. Для старообрядческого храма во имя Успения Пресвятой Богородицы в Харькове Кузнецовы пожертвовали редкой красоты и изящества майоликовый иконостас.

В августе 1914 г. А. М. Кузнецов получил от харьковчан благодарственный адрес. Текст его гласил: "Глубокочтимый Александр Матвеевич! Мы, харьковские старообрядцы, выражаем вам и вашим братьям, Николаю Матвеевичу, Сергею Матвеевичу, Георгию Матвеевичу и Михаилу Матвеевичу нашу искреннюю благодарность за ваш щедрый дар, за эту церковную красоту, за то внутреннее благолепие, которое вы придали храму... Теперь харьковская старообрядческая община вновь осчастливлена вашим неоценимым даром. Ваш художественный иконостас вечно будет ласкать взор молящихся своей величавой красотой... Спаси вас Христос!"

Меценатом русского драматического театра был Савва Тимофеевич Морозов, а оперным меценатом стал после С. И. Мамонтова сын зуевских предпринимателей Сергей Иванович Зимин (1875 - 1942 гг.), основавший в октябре 1904 г. в Москве Оперу С. М. Зимина, существовавшую до 1924 г. Меценат предпринимательством не занимался, хотя и окончил Московское коммерческое училище. Его увлекали театр, музыка и пение. Основанная им Частная Опера начинала с "Майской ночи" Римского-Корсакова в саду "Аквариум", а в 1908 г. приобрела сцену в бывшем театре Солодовникова (ныне здание театра оперетты).

В труппе были такие известные артисты, как В. Богатов, Е. Цветкова, П. Дамаев, В. Петрова-Званцева, режиссеры П. С. Оленин и Ф. Ф. Комиссаржевский, художники А. М. Васнецов, В. Д. Поленов, И. С. Федотов и П. П. Кончаловский.

На роли в спектаклях Сергей Иванович приглашал выдающихся русских артистов, таких как Л. В. Собинов, Ф. И. Шаляпин и др.

В 1916 г. при театре Зиминым была открыта студия для подготовки артистических кадров. Его опера развивалась под влиянием искусства Московского Художественного театра, директором которого был С. Т. Морозов. Так получилось, что два земляка-старообрядца, отцы которых родились в с. Зуеве Богородского уезда, стали искренними и действенными двигателями один - русского театра, другой - русской оперы.

В течение 14 лет Опера С. И. Зимина радовала российских зрителей своими спектаклями и оставила заметный след в культурной жизни России. Леонид Витальевич Собинов так охарактеризовал деятельность мецената: "С. И. Зимин, будучи в течение многих лет антрепренером русской оперы в Москве, растворился в искусстве и остался не оперным меценатом, даже в лучшем смысле этого слова, а неутомимым работником единственного в России оперного дела, которое открыло двери всякому новому опыту в сфере оперного творчества - как нашему, русскому, так и западному".

В самые первые годы советской власти С. И. Зимин открыл в Москве "Музей декоративной живописи". Эскизы постановок своей оперы Сергей Иванович сохранял, собирал и графические материалы по вопросам театральной декорации и костюма.

Музеем С. И. Зимина, коллекция которого составляла свыше 4000 экспонатов, интересовались режиссеры провинциальных театров, художники, ученики художественных мастерских и артисты. Все, что возводилось фабрикантами Гуслиц, было сделано основательно, красиво и надолго! Их благие дела нами по-настоящему еще не оценены.

Заключение

Писатель Суворин вдохновенно приветствовал акт правительства от 17 апреля 1905 года: "Я очень радуюсь за старообрядцев, которые так долго и так много терпели жестокие преследования. Когда родственники ненавидят друг друга, то это одна из самых неугасимых ненавистей. Так было и между родными сестрами: православием и старообрядчеством. В отношении к старообрядчеству было что-то мелочное, обидное, унизительное... И старообрядцы закалились в этой борьбе и остались искренними русскими людьми и в России, и в Пруссии, и в Австрии, и в Америке. Прекращение этой вражды не только важно с религиозной точки зрения, но и с русской общественной.

Это - восстановление в гражданских и политических правах несколько миллионов искренних русских людей, готовых стоять за свою национальность, во что бы то ни стало... В настоящее время трудно себе представить все те выгоды, которые приобретает русское государство в этих гражданах, крепких, деятельных, трудолюбивых, убежденных и знающих по самому опыту всю цену солидарности, союза между собой".

Старообрядцы вздохнули полной грудью, так как у них появилась возможность прославлять Христа свободно и открыто. До объявления свободы вероисповедания старообрядцы были лишены права иметь метрические книги для записи родившихся, врачующихся и умерших. Их браки не признавались законными. Указ предоставил им право на получение офицерских чинов. Военный министр В. А. Сухомлинов писал: "Я был бы весьма рад, если бы таких служак, как старообрядцы, было бы в армии побольше. Они достойны подражания, потому что семейственны, честны и трезвы".

Примером в этом плане служили атаман Донского казачьего войска старовер М. И. Платов, кавалеры орденов св. Георгия братья-старообрядцы Козьма и Онуфрий Крючковы и многие другие храбрые ратники России. В своих воспоминаниях "Путь русского офицера" генерал Антон Иванович Деникин пишет о казаках, которые в массе своей придерживались старой веры: "Наши казаки, в особенности уральцы, считали бесчестием попасть в японский плен и предпочитали рисковать жизнью, чтобы избавить от него себя и товарищей..," - и далее продолжает, - "казаки подобрали своих раненых и японских... Невдалеке уральцы хоронили своих убитых, которых отпевал казак - старообрядческий начетчик". Указ разрешил старообрядцам строить храмы и моленные дома, образовывать общины (приходы) с правами юридического лица. С этого времени началось интенсивное строительство старообрядческих церквей в России. В одних только Гуслицах были выстроены храмы в селеньях Устьяново, Смолево, Дулево, Петрушино, Мисцево, Хотеичи, две церкви в Зуеве и других деревнях.

В 1905 г. появились первые старообрядческие журналы. Известно, что Достоевский указывал на старообрядцев как на людей будущего. Старообрядцам симпатизировали Н. С. Лесков, Н. Ф. Каптерев, И. С. Аксаков, Н. П. Гиляров. Открыто защищал старообрядческую церковь граф С. Ю. Витте. Академик Д. С. Лихачев охарактеризовал старообрядчество как "живой остаток древней русской культуры, сохранившей ее замечательные достоинства". Именно с этой точки зрения история Гуслиц представляет для нас большой интерес. Еще русский мыслитель и историк В. С. Соловьев напоминал нам, что со времен Никона "распалось нравственное единство России, и возникло то духовное безначалие, в котором мы доселе находимся..." А еще раньше предрекал протопоп Аввакум: "Начнете переделывать, будете переделывать вечно". Пророческие слова, ничего не скажешь. Старообрядчество, как древняя ветвь русского православия, за прошедшие столетия со времен раскола никогда не колебалось вместе с "генеральной линией" нашей истории. Оно и всесильно потому, что верно. Современная русская православная старообрядческая церковь считает главной своей задачей возрождение нравственного единства России и делает в этом плане немало.

В июле 1990 г. гуслицкую землю посетил Глава русской старообрядческой Церкви Митрополит Московский и всея Руси Алимпий. В старообрядческом храме пос. Губино он совершил богослужение в сослужении трех священников. Затем из храма вышел крестный ход с чудотворной иконой Божией Матери Казанской, известной в старообрядческом мире как ГУБИНСКАЯ. На следующий день Владыка Алимпий посетил действующую старообрядческую общину в Зуеве, осмотрел здание бывшего храма поморцев брачного согласия (сейчас там находятся склады ДОСААФ г. Орехово-Зуева), которое недавно решением горисполкома передано для восстановления и реставрации местной старообрядческой общине, чтобы в дальнейшем использовать для богослужения. Именно этот храм перестраивал крупный московский зодчий И. Е. Бондаренко. Первый шаг к возрождению старообрядческих храмов в гуслицкой округе сделан.

С 1991 года в Орехово-Зуеве стали проводиться вечера древнерусской культуры. А в октябре этого же года орехово-зуевский старообрядческий священник отец Леонтий Пименов организовал воскресную школу и хор, певцы которого постигают азы древнерусского знаменного пения.

На базе местной школы в своей родной деревне Степановке Устинья Григорьевна Андрианова создала краеведческий музей, где хранятся уникальные экспонаты одежды, посуды и другой хозяйственной утвари старообрядцев. Старообрядка по вере, эта неутомимая женщина в 1984 году оборудовала в Степановке мемориальный парк из 186 голубых елей, где рядом с каждым деревцем таблички с фамилиями и другими сведениями о павших на полях сражений последней войны жителях деревни. Летом 1992 года Устинья Григорьевна устроила в мемориальном комплексе звонницу. Колокола для нее она отыскала в близлежащих, традиционно старообрядческих деревнях.

Сегодняшним Гуслицам угрожает неблагоприятная экологическая обстановка. Выбросы промышленными предприятиями вредных веществ в атмосферу, заболевания рыбы в водоемах, загрязнение стоками ферм рек Клязьмы, Гуслицы, Нерской и Вольной, вырубка лесного массива между Куровской и Ильинским погостом, осушение и застройка дачами Волчьей гривы и других участков лесистой местности, падение уровня грунтовых вод - все это до поры до времени терпят Гуслицы - зеленые легкие нашего края. Но этому терпению приходит конец.

Всем сейчас ясно, что так, как мы живем, дальше жить нельзя. А как же нам жить дальше? Советов на этот счет много, но я выбрал бы из них ГОГОЛЕВСКИЙ. В "духовном завещании" он писал: "Общество тогда только поправится, когда всякий честный человек займется собой и будет жить как христианин, служа Богу теми орудиями, какие ему даны, и стараясь иметь доброе влияние на небольшой круг людей, его окружающих. Все придет тогда в порядок, сами собой установятся тогда правильные отношения между людьми, определятся пределы законные всему".

Ильинский погост

В старину село Ильинский Погост долгое время было центром Гуслицкого края.

Гуслицы - исконное прибежище гонимых царем и Никонианской церковью старообрядцев. Недаром в наших местах слово "гусляк" стало синонимом понятия "старообрядец". После раскола русской церкви в середине XVII века от жестоких преследований старообрядцы бежали в глухие места. Одним из них стало урочище в западной части мещерской низменности в бассейне рек Гуслицы и Нерской. Эти топкие, глухие места своей труднодоступностью привлекали не только старообрядцев, но и многих, гонимых и опальных, от участников Стрелецкого бунта до бояр.

Названо село Ильинский Погост по имени церкви Ильи пророка. Древнее название его - Погост Гуслиц. В начале XVII века в дворцовой Гуслицкой волости на погосте Ильинском находилась эта деревянная церковь, построенная исстари во имя святого пророка ИЛИИ с приделом св. Николы Чудотворца.

В писцовых книгах Приказа Большого Дворца (1631 - 1633 гг.) писца Афанасия Отяева, да подьячего Василия Арбенева церковь Илии-пророка описана в следующем порядке: "Гуслицкой волости погост, на речке на Околице, а на погосте церковь Илии-пророка древяна клецки; а в церкви образов: образ Воскресения Христова... образ Пресвятой Богородицы Одигитрия... образ пророка Илии... икона четырехлистовая, в киоте древяной двери царския с евангелисты и с сенью... деисус в тябле - семь образов, в олтаре на престоле образ Пресвятой Богородицы Одигитрия... на престоле евангелие тетр, печать московская, крест воздвизальной древяной, сосуды церковные - потир, дискос и лжица и блюда оловянные... Да в приделе Николай Чудотворец, а в нем образов: образ Николая Чудотворца... образ Вседержителя Спаса... образ Пресвятой Богородицы Одигитрия... образ Страстотерпца Христова Георгия, паникадило медное, ризы и стихари...

У церкви паперть вырубная, а на паперти два колокола весом пуд в 12, да клепало железное. На погосте во дворе поп Роман Фомин, во дворе поп Володимир Фомин, во дворе поп Матфей Фомин, во дворе вдовой поп, пономарь Бажен Фомин, во дворе земской дьячок Богдашко Степанов, во дворе просвирница Анница, пашни паханой церковной земли три четверти с осминою да лесом поросло 12 четвертей с осминою в поле..."

Согласно одной из легенд, на месте нынешнего Ильинского Погоста в середине XVII века стоял дворец царя Алексея Михайловича. После его разрушения из изразцов печи дворца была сложена печь в деревянной церкви погоста. По другой легенде здесь стоял патриарший дом, и что будто бы в Ильинском Погосте находился центр духовного управления.

В 1646 году при церкви Илии-пророка были уже "во дворе поп Матвей, во дворе поп Григорий, во дворе пономарь Евтихий Игнатьев..."

В 1676 году на том же Ильинском Погосте была построена другая церковь во имя Казанской Пресвятой Богородицы. В писцовых книгах 1677 - 1678 гг. о ней сказано: "В Гуслицкой волости на погосте церковь во имя Казанской Пресвятой Богородицы, около церкви с трех сторон паперти, на паперти лестница, церковь и паперть крыты тесом, на северной двери образ Архидиакона Стефана, на южной двери образ Архангела Михаила..." Бытовала версия, что Казанскую церковь привезли из д. Ащерино - религиозного центра Гуслиц в те годы. Эта церковь, воздвигнутая в Ильинском Погосте попами Григорием и Иваном, просуществовала недолго.

В 1710 году февраля в 17-й день, как сказано в древних источниках, "Великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич пожаловал князя Александра Даниловича Меншикова, указал дать ему в зачет взятых у него в Ингрии волостей дворцовую Гуслицкую волость со крестьяны и бобыли". 7 апреля 1710 года Гуслицкая волость была утверждена отказной книгой за князем Меншиковым, в ней говорилось: "... волость Гуслицкая, а в ней погост на речке Поповке, а на погосте церковь во имя св. пророка Илии деревянная о пяти главах, кресты деревянные опаяны жестью белою... Иконостас, взымцы и тумбы столярные флемованные, золоченые, две хоругви... В трапезе: образ Деяния Страшного Суда, образы Воскресения Христова, Живоначальныя Троицы, Благовещения Пресвятой Богородицы, Архангела Михаила, преподобного отца Сергия, Печерской Богородицы, Пресвятая Богородицы Казанския..." И далее: "... на том же погосте другая церковь во имя Чудотворца Николая деревянная, об одной главе. В ней образы: Всемилостивого Спаса, Николая Чудотворца, Пресвятой Богородицы Боголюбской, апостолов 12 икон... У тех церквей колокольня рубленая осьмигранная, верх шатровой, на ней пять колоколов."

Меншиков владел Гуслицами 17 лет. Старые книги свидетельствуют, что он имел в Ильинском Погосте свой дворец, куда приезжал на охоту на Цаплинские болота Петр Первый. Когда Меншикова отправили в ссылку, имение его было причислено в дворцовому ведомству.

В 1728 году Гуслицкая волость была пожалована Степану Васильевичу Лопухину. В записной книге исходящих бумаг Синода Казенного Приказа за 1730 г. значится: "октября 28 числа, запечатан Указ о строении церкви по челобитью действительного камергера Степана Васильевича Лопухина, велено ему в Московском уезде, в вотчине его в селе Ильинском, вместо ветхой Николаевской церкви на том же месте построить вновь церковь, во имя тот же престол..." Далее документы рассказывают, что в 1742 г. на погосте Ильинском в вотчине С. В. Лопухина находились две церкви: Илии-пророка и Николая Чудотворца, при которых в разные годы были священники Алексей Деев, Иван Петров, Афанасий Пименов, Егор Семенов, дьяконы Ефрем Борисов, Василий Афанасьев, дьячки Иван Егоров, Дмитрий Иванов.

22 мая 1816 г. случился "великий Гуслицкий пожар". В Ильинском Погосте тогда сгорела летняя церковь во имя Николая Чудотворца. Зимняя уцелела, но она была слишком ветхой.

1-го сентября 1822 г. купец Василий Семенович Стрельцов с благословения митрополита Московского Серафима заключил договор со священниками церкви Ильи-пророка Матвеем Никифоровым, Козьмою Лазаревым, Алексеем Михайловым, старостою Филиппом Григорьевым о строительстве каменной церкви уже с другим главным престолом во имя Воскресения Христова и двумя теплыми приделами во имя Ильи-пророка и во имя Николая Чудотворца. Договор был заключен на 5 лет, но сооружение церкви продолжалось девять лет до 1831 года. Волостная православная община взяла в аренду земельный участок под храм и площадь перед ним и на свои средства в центре села на месте бывшей деревянной церкви возводила каменный храм.

Погост был в окружении старообрядческих селений, каждое со смотровой вышкой. Здесь почти все крестьяне оставались старообрядцами. Они отплачивались от местной власти, чтобы их лишний раз не тревожили. Часть из этих средств перепадала на строительство церкви православных новообрядцев-ильинцев. Их было мало, и кошелевый сбор давал мизерные деньги, средств на постройку храма не хватало. Вот почему он строился так долго.

Сначала был построен пятиглавый храм с центральным 14-ти метровым куполом на четверике с классическими пропорциями. Поскольку зимой его было трудно отапливать, для службы была построена теплая трапезная со сводчатыми перекрытиями. Она опиралась на шесть столбов. По бокам были приделы Ильи-пророка и Николая Чудотворца. Пять глав с крестами на церкви сооружал мастер из Рязанской губернии Никифор Иванов. Всю столярную работу по изготовлению 2-х иконостасов из Владимирского и Перовского леса проделал Петр Миронов. Два престола, два жертвенника и престольные дуги к иконостасам он сделал из царьградского кипариса.

К маю 1833 г. медных дел мастер московский купец Харлампий Зуев отлил для церкви двухъярусные паникадила с позолотой и прочую утварь. Два престола в теплых приделах во имя Ильи-пророка и во имя Николая Чудотворца были освящены в декабре 1833 года. Затем художник Петербургской академии Андрей Малахов проделал в храме стенные иконописные работы, резьбу по дереву и обновление иконостаса. Лики святых на фронтоне церкви и надписи на стенах золотом писал купец Рязанской губернии Егор Хренов. Освящение всего храма Воскресения Христа Спасителя проводил 22 сентября 1840 г. митрополит Филарет.

Храму оставалось приобрести свой голос - колокольный звон. В 1846 г. Ильинская община и ее пастыри стали строить для церкви колокольню. Кирпич для нее привозили из близлежащих кирпичных заводов, а известняк - из-под Коломны. Деньги на строительство колокольни церковь извлекала в основном из своих доходов. Ей принадлежала базарная земля, которая сдавалась содержателям базаров, а также мельница в д. Цаплино. Пришлось продать и часть церковной земли. По просьбе священнослужителей форма колокольни была скопирована с образца одной из церквей в г. Коломне.

Сооружение колокольни продолжалось три года. Отделка и штукатурка звонницы проводились вплоть до 1857 года. Высота колокольни вместе с крестом составила 76 аршин. До 1858 г. на ней голосили малые и средние колокола. Большой колокол весом 258 пудов был приобретен в 1858 году. Звук этого исполина был слышен даже в Егорьевске. В этот же год Воскресенская церковь была обнесена кирпичной оградой с коваными решетками, угловыми башенками и воротами. На фоне деревьев построенный в стиле ампир белокаменный, с множеством колонн храм выглядел величественно и сказочно.

Побывав в Ильинском Погосте, Алексей Стороженко в очерке о Гуслицах в 1857 году писал: "Улица вымощена кругляками... Постройка церкви и колокольни стоит огромных сумм, а прихожан "вовсе не имеется". На светлый праздник со строителями и здешним начальством было у обедни всего 40 человек, а церковь выстроена на две тысячи человек". Рядом с церковью строители соорудили одноэтажное деревянное здание под богадельню на 20 человек, а в 1868 году - церковно-приходскую школу с пятилетним сроком обучения.

Последний священник Воскресенской церкви Александр Глаголевский был расстрелян в советское время в 1920 году. В конце 30-х годов Ильинский храм был закрыт, а гигант-колокол сброшен с колокольни.

К Ильинскому храму примыкала базарная площадь с торговыми рядами. А рядом проходила сельская улица, называлась она Базарная. Кроме нее в Ильинке было еще три улицы: Егорьевская, Московская и Обираловка. Окрест церкви стояли добротные дома, некоторые в два этажа. Здесь же располагались лавки, лабазы, трактиры и постоялые дворы.

Во второй половине XIX века в Ильинском погосте насчитывалось 6 постоялых дворов, 3 гостиницы, 4 чайных, одна харчевня, 4 трактира, два питейных заведения и два булочных заведения. В течение года в Ильинке проводились четыре ярмарки, а базары устраивались еженедельно. В такие дни базарная площадь заполнялась приезжими торговцами. Особенно их было много в Ильин день - 2 августа. Здесь шла открытая торговля фальшивыми деньгами, которые сбывались приезжавшим продавать хлеб рязанским и тульским крестьянам.

В Ильинке жили местные купцы - торговцы Прусовы, Мокеевы, Белицын и другие. Хозяином одного из постоялых дворов был Спассков, у Мокеевых была своя чайная. Купцы Патрешов и Сорокин имели фабричонки в окрестных селениях. В 1867 г. открылась земская больница на 10 коек. В 1912 году была построена кирпичная двухэтажная больница.

В столице Гуслицкой волости имел свою резиденцию становой. Население было сплошь грамотным. Главные занятия - хмелеводство, ручное ткачество, добыча торфа, торговля. Ближайшая железнодорожная станция Егорьевская отстояла от села на 12 верст.

В 1897 году была построена железнодорожная ветка Орехово-Зуево - Ильинский Погост, а в период с 1912 по 1914 гг. эта ветка была протянута до Егорьевска.

В Ильинском бывали В. Гиляровский и А. Толстой. Материал о Гуслицах, собранный Гиляровским, использован им в книге "Москва и москвичи". А. Н. Толстой приезжал сюда в 1938 году на читательскую конференцию по повести "Хлеб".

Воскресенская церковь в бывшем торгово-купеческом селе числится в "Каталоге памятников архитектуры Московской области".

Гуслицкий монастырь

Население более 50 деревень Гуслиц от первого до последнего были старообрядцы. Прилегавшая к Гуслицам с северо-востока местность "Раменье" с приходами Селивановским, Петрушинским, Мисцевским и Богородским также была заселена в основном староверами.

В конце XIX века в одном только Орехово-Зуево проживало около 7 тысяч старообрядцев. В средине прошлого века пресса новообрядческой церкви отмечала: "Самая малая часть из Гуслицких обывателей посещает храмы Божии; прочие же, зараженные расколом, стоят на последней ступени нравственного падения. Отделившись от православной церкви, эти несчастные, постепенно впадая в горшие заблуждения, потеряли всякое сознание добродетельной и благочестивой жизни, так что в настоящее время во всей Московской округе пользуется незавидною славою..." Несмотря на все предпринимаемые правительством строгие меры в отношении староверов, "душегубительный раскол глубоко и далеко распускал корни свои" в Гуслицах, прозванных в те годы Старообрядческой Палестиной.

Посему министр государственных имуществ генерал от инфантерии Михаил Николаевич Муравьев командировал в Гуслицы группу чиновников, чтобы на месте узнать положение дел. В 1857 году чиновники донесли ревнителю православия Муравьеву неутешительные вести. И министр предложил царю принять строгие меры "для уничтожения нравственной язвы... в стране подмосковной, которая должна бы служить примером для прочих областей России..." Но Александр II не пошел на крайние меры и поручил Муравьеву узнать у митрополита Московского Филарета, не смогла бы православная церковь учредить в стране Гуслицкой несколько мужских монастырей и женских общин, а при них училищ, больниц и богаделен.

Мысли царя и архипастыря совпали. Исполняя волю царя, Владыка вызвал в Москву настоятеля Николаевской Берлюковской пустыни (находится в 20 верстах от г. Богородска Московской губернии) иеромонаха Парфения, путешественника по святым местам, бывшего старообрядца. Филарет приказал отцу Парфению срочно выехать в Гуслицы и выбрать место для воздвижения монастыря.

В феврале 1858 года старец Парфений прибыл в страну раскольников, объехал и изучил почти все ее селения, но окончательного места для постройки обители назвать не мог и попросил разрешения уже летом еще раз осмотреть все предполагаемые местности.

В день Вознесения Господня Парфений выехал в Гуслицы и в лесу на речке Нерской набрел на полуразрушенную, очень древнюю деревянную церковь, возрастом лет в 400 и с названием Спас на Мошеве. При храме в двух избах жили священник, дьячок и церковный сторож - отставной солдат и единственный прихожанин.

В церкви хранилась высокочтимая старообрядцами явленная икона Нерукотворенного образа Христа Спасителя. Место расположения древней церкви находилось в самом центре Гуслиц, в тишине среди густого соснового леса и в уединении. Поэтому отец Парфений по возвращении в Москву, не колеблясь, предложил Владыке устроить мужскую обитель у Спаса на Мошеве, а женскую общину - у приходской церкви Никиты мученика близ Дрезны. Его предложение было утверждено, строительство монастыря Филарет поручил иеромонахам Парфению и Иерониму. Старцы немедля выехали к Спасу на Мошеве и в версте от него выбрали место, отмерив 640 квадратных сажен земли по 80 сажен в каждой стороне. В центре Парфений водрузил крест и сделал на нем надпись: "Да будет на месте сем благославление Святыя Горы Афонския, жребия Царицы Небесной, Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Присно-Девы Марии, поставися Святый Крест сей основателем и Строителем Иеромонахом Парфением 1858 года месяца Октября 3-го дня". Так была осуществлена первая закладка Гуслицкой обители. Вслед за этим старцы Парфений и Иероним по поручению Владыки поехали в Сергиеву Лавру к архимандриту Антонию и там составили к 10 октября проект об устроении монастыря и представили его Филарету, который его и утвердил.

Проект состоял из 23-х статей. В них говорилось, что в Богородском уезде близ Спасо-Преображенской церкви, что на Мошеве, на земле Удельного ведомства при речках Нерской и Соуше (тоже Сошица или Усань) полагается устроить мужской монастырь, который бы мог с пользой духовной действовать на окрестное старообрядческое народонаселение.

Чтобы ускорить строительство монастыря, церковь, трапезу, келий и ограду полагалось устроить деревянными на каменных фундаментах. Весной 1859 года намечалось перенести ветхую Спасо-Преображенскую церковь, что на Мошеве, на место, выбранное для монастырского кладбища. От сей церкви монастырь и получил наименование Спасо-Преображенский Гуслицкий. Приход, состоявший почти весь из старообрядцев, должен был быть приписан к близлежащей Крестовоздвиженской, что в Селинской волости, церкви. Казначеем монастыря был назначен иеромонах Гефсиманского скита Феофан, а в качестве старца и духовника будущей братии иеромонах Флорищевой пустыни Иероним.

Монастырю от Высочайших щедрот были дарованы леса и луга в количестве 150 десятин, до 2000 двенадцатиаршинных бревен. В пользование монастыря отошли и 104 десятины земли, принадлежавшей Спасо-Преображенской церкви. Обитель решено было устроить общежительной, и поскольку она посвящалась имени Господа Исуса Христа, то по числу лет его земного бытия было определено число братии в монастыре - 33, столько же и послушников.

Монастырский храм был обеспечен древними чудотворными иконами, списанными с молитвенным чином и освященными при первообразных в Московском Успенском соборе, в Новоспасском монастыре, в Киево-Печерской Лавре, в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре.

Проект определил должностных лиц обители: настоятель, духовник, благочинный, уставщик и казначей (или эконом). Эти же лица составили Совет для управления братией. Пища и одежда монахов предполагалась, простой и дешевой. Вход в монастырь лицам женского пола воспрещался, а старообрядцам для увещания разрешался. Запланировано было вне территории обители завести училище для детей окрестных поселян.

Пока проект утверждался в высоких инстанциях Парфений поехал в город Георгиев Рязанской губернии, в Бронницы и Коломну подыскивать строительные материалы. На обратном пути он заехал к Спасу на Мошеве. Узнав о приезде строителя монастыря, старики-старообрядцы из близлежащей деревни Куровской пришли к нему побеседовать. Самый старший из них обратился к Парфению: "А что, батюшка, ежели вам выйдет строить монастырь, то вы Спасителя-то церковь сломаете?" "Как же, дедушка, сломаем, и перенесем ее на место, которое я отмерил для обители по ту сторону Нерской", - отвечал ему строитель. "Погрешите вы этим перед знаменитым основателем этого храма!" - возразил старик. "Чем же погрешим? Ведь мы церкви-то не уничтожим, а только перенесем, да возобновим ее, и она будет первым соборным храмом нового Спасо-Преображенского монастыря вместо полуразрушенной приходской церкви и в ней богослужение будет совершаться ежедневно. Скажи мне, дедушка, почему же, она так дорога вам и кто был основатель и строитель ея, которого ты называешь знаменитым?" "А вот почему дорога она нам", - продолжал старик: "всем нашим гуслицким старикам известно, что церковь эта Всемилостиваго Спаса есть, так сказать, самый первоначальный храм в нашей Гуслицкой стороне; основан же он и выстроен, как сказывают, обыденно Святителем Фотием, митрополитом Московским, лет 400 тому назад, во время проезда его здешним местом на Сенег, любимое его митрополичье имение. Сказывают, что в летнее время он ездил туда часто, желая удалиться от смут княжеских. Ну, вот каким-то образом он и устроил здесь эту церковь; по какому случаю - старикам нашим известно не было, а мы так думаем, что, може, не тонул ли здесь Владыко в весенюю ростополь, или не задержала ли его вода на этом месте перед каким-либо большим праздником, али не ночевал ли здесь перед Преображеньем? К этому празднику блаженной памяти Владыко имел большое уважение, для того, что у него и на Сеньге была построена церковь во имя Преображения Господня, а также и в Гороховском уезде, когда он жил там, на Святом озере воздвигнул храм и устроил монастырь во имя того же праздника. А вот отсюда верст за 15, на Рудне, Преосвященный Фотий выстроил церковь во имя Рождества Богородицы и поставил в ней чудотворную икону Царицы Небесной; здесь же им оставлены иконы Преображения Господня, Донския Божия Матери и Умиления. При нем же Преосвященном Фотие учрежден здесь при этой церкви приход, который и назывался Спас на Нерской. Ну, а икону-то явленную Нерукотвореннаго Образа вы тоже перенесете на ту сторону?" "Как же, - отвечал отец Парфений. - Неужели мы оставим такую святыню здесь на пустом месте среди поля". Старик горько заплакал и потом, вздохнув глубоко, сквозь катившиеся слезы сказал: "Да, батюшка, куда как нам прискорбно и больно расставаться с этой иконой! Но верно так ему Спасителю самому угодно перейти на старое место! Ведь знаешь ли ты, батюшка, что на том самом месте, на котором вы монастырь-то строить хотите, эта самая икона Христа Спасителя и явилась во мху. Сказывают, что три раза переносили ее в Преображенскую церковь, но Спаситель все три раза уходил отсюда на старое место, где явился, несмотря на то, что двери церковныя и окна запирали крепко и даже печати прикладывали. Уж в четвертый раз, когда с крестным ходом и слезными молениями принесли его в церковь, так он и остался здесь. А явилась икона Спасителя, как я сказывал, на мху, потому и прозвали этот приход Спас на Мошеве, то есть поворотили на слово ни с чем не сообразное. Да, батюшка, икона эта чудная! У нас в Гуслицах многие видели благодать от нея. А где ты водрузил крест, на том на самом месте в старину был монастырь, разоренный татарами; наши деды хорошо помнили, что место это называлось Монастырищем. Во времена Святителя Фотия монастыря уже не было, а икона-то Спасителя должно быть в самом монастыре и находилась прежде".

После рассказа старика Парфений окончательно уверовал в правильности выбора места для строительства монастыря, что основание обители совершается по воле и благословлению самого Христа Спасителя, что именно в лесу они с Иеронимом водрузили святой крест и обозначили место для обители, не подозревая, что здесь был монастырь лет 500 тому назад. Об этом открытии Парфений доложил Филарету.

Высочайшее утверждение проекта учреждения Гуслицкого монастыря последовало 29 декабря 1858 года. Этот день и считается днем рождения обители. Филарет вручил отцу Парфению написанную им инструкцию под №1 от 2 января 1859 года касательно устройства Гуслицкого монастыря.

Согласно ей священник Преображенского, что на Мошеве, храма Петр Зверев переводился в Дмитровский уезд в село Сабурово к Покровской церкви. В распоряжение Парфения назначались иеромонах Феофан из Гефсиманского скита и Лавровский иеромонах Иосиф. Парфению предназначалось в один из воскресных дней пригласить окрестное духовенство и совершить в Спасо-Преображенской церкви Божественную литургию, с крестным ходом прибыть на место будущего нахождения Спасской церкви, совершить здесь освящение воды и окропить место церкви и монастыря святой водой. Парфению и Феофану предназначалось принять от причта Спасо-Преображенскую церковь со всей утварью по описи и самые ценные предметы передать на временное хранение в Ильинскую Гуслицкую церковь. Поручалось просить Удельную Контору доставить пожалованные обители 5000 рублей серебром и шнуровую книгу. Строительная комиссия должна была изыскать архитектора и письмоводителя.

26 января, в последний раз отслужив обедню и молебен в Берлюковской пустыне, простившись с братией, Парфений с иеромонахами Феофаном и Иеронимом, а также с тремя послушниками при колокольном звоне отправился в Гуслицы, куда прибыл 27 января. Его уже ожидали землемер с понятыми, которые в присутствии прибывших принялись за дело. В течение трех суток, работая по колена в снегу, обмежевали землю, проклеймили 2000 деревьев, ночуя и отдыхая в убогой избе дьячка старой церкви. Затем Парфений выехал на два дня в Москву для получения благословения у Владыки и покупки всего необходимого для предстоящего торжества.

Торжество заключалось в закладке краеугольного камня монастыря. Оно было намечено на 8 февраля 1859 года. В назначенный день множество окрестных жителей собрались около Спасской церкви, из пяти приходских церквей прибыли крестные ходы. Отец Парфений в облачении с братией встретил их. Присутствующие в количестве около 6000 человек и духовенство из 17 приходов Павловского благочиния направились на место обители, очищенное от снега и леса, где и была торжественно совершена закладка Гуслицкого монастыря. Затем духовенству и почетным лицам были предложены чай и трапеза в доме священника Крестовоздвиженской церкви в 4-х верстах от места торжества. 9-го февраля Парфений и его сподвижники, подняв святые иконы и хоругви, взяв святой антиминс, евангелие, кресты и священнослужебные сосуды, с крестным ходом понесли их в близлежащую церковь святого пророка Илии.

Местные старообрядцы отнеслись ко всему торжеству спокойно, многие из них сопровождали крестный ход до самого Ильинского погоста. Во всех старообрядческих деревнях отец Парфений останавливался и служил молебны. После закладки монастыря рабочие и братия приступили к разборке Спасской церкви. Первые пожертвования в пользу рождавшейся обители после царя поступили от митрополита Московского Филарета 1500 рублей серебром, от Кафедрального и приписного монастыря 3500 рублей серебром и от лиц московского купеческого сословия. 400 рабочих трудились на строительстве обители, пилили лес, доски и тес, рубили трапезу и келий, клали фундамент.

Древняя церковь уже была заново собрана на несколько звеньев, когда Парфений решил устроить ее двухэтажной. От Владыки он получил благословение устроить и освятить нижнюю церковь в древнем Фотиевском храме во имя Воскресения Христова, в ознаменование того, что Господь как бы воскрешает умершую обитель и воскресит умершую в раскол страну Гуслицы. В этот момент вспыхнул небольшой раздор между братией юной обители, появились зависть и недоверие к настоятелю из-за того, что он, якобы, строит объекты обители в ложном и превратном виде. Тут следует несколько слов сказать о Парфении.

Когда-то он был старовером, близко знакомым с Белой Криницей, встречался с Павлом и Алимпием, затем присоединился к "чистому" господствующему исповеданию. Отрекшись от отеческой старины, он яростно клеймил староверов, образовал "лигу" против Павла Прусского и против единоверия вообще. Но его вовремя остановили. Свою первую книгу "Сказание о странствии и путешествии по России, Молдавии, Турции и Святой Земле постриженика Святыя Горы Афонския инока Парфения" он издал в 1854 году в Москве в четырех частях. В 1857 году отец Парфений написал "Книгу о Промысле Божием", в которой пытался дать оценку новой старообрядческой иерархии. В ней он написал много небылиц на митрополита Амвросия. Профессор Субботин назвал тогда Парфения "сочинителем вымыслов". Не лучше отзывался о нем и П. И. Мельников-Печерский.

В день Воскрешения Лазаря была освящена отцом Парфением первая церковь в монастыре, церковь во имя Воскресения Христова, и с тех пор началось в ней ежедневное богослужение. На страстной неделе в четверг настоятель с братией в количестве 12 человек поселились в новом корпусе для келий. Обитель была обнесена деревянной оградой, по углам которой высились красивые башенки готической архитектуры.

В мае 1859 года во время молебна по случаю засухи сильный ветер дул целые сутки. Вдруг из-за леса повалил дым. Стало ясно, что кто-то поджег лес, пламя приближалось к монастырю. Парфений сразу же послал в окрестные селения просить о помощи, а сам с рабочими бросился спасать от огня обитель. Пожар вскоре потушили. Никто из старообрядцев не пришел на пожар. Самые закоренелые из них давно грозились сжечь обитель. Братия предполагала, что лес подожгли старообрядцы. После первого пожара староверы пытались поджечь деревянную ограду монастыря, но этого у них не получилось.

К 20 мая древняя церковь была окончательно собрана на новом месте, настоятель и братия расселились в трех деревянных корпусах по келиям, стала функционировать трапеза. 22 мая в 2 часа по полудни раздался колокольный звон. Настоятель с братией за святыми вратами встречали митрополита Филарета, прибывшего для благословения монастыря и освящения верхней церкви в древнем Фотиевском храме. Осмотрев местность и постройки, Владыка остался доволен положением дел в обители. 24 мая он освятил верхнюю церковь во имя Успения Пресвятыя Богородицы в прислужении двух архимандритов и восьми иереев, произнес проникновенную речь. После проводов гостей отшельники стали сооружать большой деревянный трехпрестольный храм на северной стороне монастыря у ограды. Уже 21 февраля 1860 года отец Парфений освятил в нем правый придел во имя Преображения Господня. С этого дня в новом храме стала ежедневно совершаться служба.

Так как женскому полу вход в обитель был запрещен, то Парфений нашел выход из этого положения. От монастырской ограды он устроил крытую галерею на столбах. Она вела прямо на хоры соборного храма. Это место предоставлялось богомолкам, радость которых была неописуемой.

К пасхе 1860 года в монастыре была завершена постройка и внутренняя отделка соборного храма. Владыка был болен, поэтому на освящение новой церкви в монастырь 27 мая приехал его Викарий епископ Дмитриевский Леонид. 28 мая он отправил всенощное бдение, а 29 мая освятил левый придел храма во имя Святителя и чудотворца Николая Мирликийского . В неделю Всех Святых 30 мая владыка Леонид освятил главный престол во имя Христа Спасителя, в честь иконы его Нерукотворенного Образа.

Торжество было закончено крестным ходом вокруг всего монастыря при многочисленном собрании народа. Вскоре в обители собралось уже 50 монахов. В монастыре было заведено полное общежитие: братия снабжалась от обители помещением с приличной обстановкой в келиях, отоплением, освещением, пищей, одеждой, обувью и чаем с сахаром. Были построены: новый храм, помещение для трапезы, для братии, для кухни, пекарни, просфорни. Гуслицкую обитель уже можно было назвать монастырем самостоятельным. Средств для содержания братии и открытия училища для мальчиков не хватало. Тогда Парфений поехал в Петербург просить разрешение устроить там часовню от Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря на Невском проспекте у Гостиного двора против Перинной линии.

В марте было дано Высочайшее разрешение на постройку часовни и утвержден ее план по проекту архитектора Горностаева. Но денег на ее строительство не было. И тут Парфения выручил петербургский купец Григорий Михайлович Петров, изъявивший желание построить часовню за свой счет.

22 июля 1860 года вдень тезоименитства императрицы Марии Александровны епископом Ревельским Леонтием при крестном ходе из Свято-Троицкого подворья Сергиевой Лавры была совершена закладка часовни Гуслицкого монастыря. Сначала Г. М. Петров построил временную часовенку, при которой были оставлены Парфением два гуслицких монаха.

В этой часовенке поставили подаренную митрополитом Новгородским и С-Петербургским Григорием икону Христа Спасителя. А 5 августа 1860 года неизвестный посетитель престарелых лет подарил часовне вторую икону Нерукотворенного Образа Христа Спасителя. Часовенному монаху он рассказал, что хотел отвезти икону на Валаам, но ночью увидал сон, в котором ему было велено отнести ее именно в Гуслицкую часовню. Волю Божию он и исполнил. В 1861 году благотворители украсили икону серебряной вызолоченной ризой с разноцветными каменьями и стразами. Икона Христа Спасителя оценивалась в 1355 рублей серебром.

Тем временем отец Парфений получил от Владыки в пользу Гуслицкого монастыря московскую церковь на Ильинке во имя Успения Божией Матери с приделом во имя Святителя и чудотворца Николая и с часовней при ней. Эта церковь была приписана к Архангельскому собору. Таким образом, Гуслицкий монастырь получил в обеих столицах в самых многолюдных местах две часовни и церковь.

12 ноября 1861 года митрополитом Новгородским и С-Петербургским Исидором была освящена Гуслицкая петербургская часовня. Икона, подаренная часовне митрополитом Григорием, была перевезена в Москву и поставлена в часовню Гуслицкого подворья (на Ильинке).

Гуслицкий монастырь находился в 50 верстах от города Богородска и располагался вблизи села Запонорье и деревни Куровской. Обитель с южной стороны омывалась речкой Нерской и с трех других сторон была окружена густым лесом. За речками Нерской и Сошицей виднелись монастырские огороды, пахотные поля и сенокосные луга. Огороды и луга весной заливались речной водой и потому летом и осенью приносили хороший урожай. Своими строениями, местоположением и уединением монастырь удивлял многих его посетителей.

На период 70-х годов прошлого столетия в монастыре функционировали следующие постройки: обитель окружала деревянная ограда с тремя вратами, осененными восьмиконечными позолоченными крестами. По углам ограды и в середине восточной стороны возвышались 5 деревянных башенок готической архитектуры, раскрашенных под кирпич. Соборный деревянный храм во имя Христа Спасителя с двумя приделами Преображения Господня и Святителя Николая Мирликийского чудотворца высился слева от святых ворот. Он стоял на каменном фундаменте, был покрыт железом, с девятью главами, осененных железными позолоченными крестами. Внутри собора в притворе с обеих сторон располагались ризница и библиотека. Над трапезой были устроены хоры для женщин.

Иконостас в главной церкви был пятиярусный, а в приделах - трехъярусные, выкрашенные масляной краской малинового цвета и украшенные позолоченными колоннами и резьбой. Но богатство Гуслицких иконостасов заключалось в драгоценных древних иконах. Церковь была построена в виде четырехконечного креста.

В северной стороне обители находилась древняя Фотиевская церковь. Она была об одной главе с восьмиконечным позолоченным крестом. В верхнем ее этаже располагалась церковь во имя Успения Божия Матери - была освящена в 1859 году митрополитом Московским Филаретом. В ней четырехъярусный иконостас из кипарисного дерева, украшен резьбой без позолоты. Внизу - церковь во имя Воскресения Христова с иконостасом простой работы с позолоченными колонками с резьбой.

С западной стороны рядом с древней церковью высилась деревянная одноярусная колокольня с конусообразной кровлей с восьмиконечным железным позолоченным крестом.

Церковь и колокольня были обшиты тесом и выкрашены под кирпич, покрыты железом, окрашенным в зеленый цвет. На колокольне висело 6 колоколов. В 1862 году император Александр Николаевич подарил Гуслицкому монастырю отлитый в Петропавловском соборе колокол 23 пуда весом с громким и приятным звуком. Этот колокол был повешен рядом с соборным храмом на временной колокольне.

Двухэтажный деревянный корпус братских келий, покрытых железом, на каменном фундаменте стоял на западной стороне от старой Фотиевской церкви. У западной стороны в 10 саженях от ограды располагались три больших деревянных корпуса братских келий. Они были двухэтажные, крытые железом, выкрашенным зеленой краской. В первом корпусе напротив соборного храма внизу помещалась трапеза, кухня и пекарня, а вверху - несколько келий и рухольная. Во втором, настоятельском корпусе, вверху были келии и комнаты для настоятеля Владыки на случай его приезда и других почетных лиц и благотворителей монастыря. Внизу в келиях жила братия. К 1862 г. ее насчитывалось около 100 человек. В третьем корпусе вверху находились казначейские и братские келий, а внизу - одни братские. Во всех четырех корпусах келий были просторные, светлые и теплые.

Вправо от святых врат у самой ограды стоял деревянный домик, где размещались две келий для привратников.

У южной стены были выстроены погреб, ледник, кладовая и квасоварня. С восточной стороны в трех башнях помещались братские келии, по две в каждой. В средней башне имелась часовенка, где неусыпно читались Псалтири для поминовения благотворителей монастыря, об их здравии и упокоении. На территории было выкопано три колодца с чистой водой.

Вправо от святых врат в те годы строился огромный трехэтажный корпус. В нем предполагалось разместить две церкви (вверху и внизу), ризницу, библиотеку, больницу, аптеку, богадельню и братские келий.

За оградой монастыря на запад от святых врат была выстроена деревянная двухэтажная гостиница для богомольцев и странников, окруженная забором. Богомольцы пользовались помещением и пищей бесплатно.

В лесу на берегу Сошицы функционировала большая каменная баня для братии. Слева от нее располагалась кузница и слесарня, а еще далее - кирпичный завод.

На северо-западной стороне размещался монастырский конный двор с домом для кучера и рабочих.

Через речку Нерскую был перекинут мост на сваях с ледорезами. Восточнее от обители за речкой Нерской, за пахотным полем и огородами виднелась каменная часовня, построенная на месте, где стояла старая Фотиевская церковь. Рядом в двух деревянных избах жили священник и причетчик.

В бывшем дьячковом обновленном доме вверху размещалась школа, основанная в 1860 г., там же жил и учитель. Спальня для мальчиков была внизу рядом с кухней. На тот период времени в школе жили и обучались 40 учеников разных вероисповеданий. Помещение, пищу, книги, бумагу и перья мальчики получали бесплатно. Родители их только одевали и обували. Обучение чтению в монастырском училище начиналось по церковным книгам, преподавалось и начальное учение Веры и Заповедей Божиих, выучивались на память молитвы. Мальчиков учили благоговейно стоять в церкви, почтительно обращаться со старшими, не употреблять грубых и ругательных слов.

В противовес этой миссионерской Спасо-Гуслицкой школе при деревне Куровской по ходатайству А. И. Морозова в ноябре 1914 года была открыта новоотстроенная школа в этой деревне. В ней из 120 учеников 116 были старообрядцы. Преподавать детям Закон Божий и церковное чтение (пение) была назначена учительница-старообрядка Пшеницына. Но вскоре последовало распоряжение начальства о назначении законоучителем в эту школу единоверческого священника. Тяжба между сходом домохозяев деревни и Уездным училищным советом тянулась очень долго.

На начало нынешнего века в Гуслицком монастыре было три храма: соборный во славу Преображения Господня, в честь иконы Богоматери "Всех Скорбящих Радости" и "Словущаго Воскресения", а также деревянный храм в честь Успения Пресвятыя Богороцы. Была выстроена высокая каменная колокольня, а обитель обнесена трехметровой каменной стеной с каменными круглыми башнями по углам. По правую сторону от святых врат находилось большое трехэтажное здание, где помещались ризница, библиотека, больница с богадельней и несколько келий.

В Гуслицком монастыре богослужение совершалось по церковному уставу неторопливо, пели протяжно столповым и болгарским напевом. Утреннее богослужение по праздникам начиналось с 12 часов по полуночи и до 6 часов утра, а в будни - с 2-х до 6 часов вечера. Ежегодно в монастыре совершалось 4 крестных хода: в праздник Вознесения Господня, 6 августа - храмовый праздник Преображения Господня с крестным ходом на речку Нерскую и на открытие ярмарки, 16 августа и в праздник Покрова Пресвятыя Богородицы.

Славился Гуслицкий монастырь своими великолепными древними иконами, поступившими в обитель из Фотиевской церкви, от московского купца Андрея Ефимовича Сорокина, из Чудова и Московского Златоустова монастырей, из Троицкой Единоверческой церкви в Москве, из кладовой при Единоверческой церкви Преображенского кладбища, из церкви Волковского кладбища в Петербурге, из Московской Духовной Консистории, трое древних царских врат от Рогожского кладбища и от многих других благотворителей. Около 500 икон хранилось в обители. Из них наиболее замечательны были следующие:

- Чудотворная икона Христа Спасителя, находившаяся в Фотиевской церкви;

- икона Божией Матери Умиления, написанная в XIV столетии; обратная сторона ее обтесана топором;

- икона Святой Софии, Премудрости Божией, написанная в 1400 году иноком Андреем Рублевым;

- икона Божией Матери Одигитрии Смоленской, написанная в Греции тысячу лет назад;

- икона Божией Матери Владимирской, написанная Андреем Рублевым;

- икона святого Великомученика Феодора Тирона, написанная Алимпием, иконописцем Печерским;

- икона Святыя Троицы греческого письма тысячелетней давности;

- икона Божией Матери Тихвинской, написанная в 1385 году в Суздале и многие другие.

В 1862 году из монастыря Русика Святого Великомученика Пантелеймона со святой Горы Афонской в Гуслицкий монастырь были присланы 4 великолепные иконы. От императрицы Марии Александровны монастырь получил в дар: - Евангелие и лист Московской печати 1841 года; - потир серебряный вызолоченный; - крест восьмиконечный серебряный вызолоченный; - дарохранительницу серебряную вызолоченную с куполом и крестом; - польское серебряное кадило; - 6 больших подсвечников, 6 подсвечников выносных, 3 семисвечника и 12 лампад; - 6 одежд шелковой материи зеленого цвета с затканными золотыми крестами; - две пелены золотого глазета с восьмиконечными крестами; - воздух и два покровца из золотой парчи; - кресты, звезды, оплечья, оподольники, подризники, эпитрахилии, пояса, поручи, стихари, одежды на аналои и на столы и т. п. Нет нужды перечислять дары от Великих Княгинь и других многочисленных пожертвователей.

В ризнице Гуслицкой обители хранилось 13 драгоценных Евангелий, 11 священнослужебных сосудов с принадлежностями, 11 крестов напрестольных серебряных вызолоченных, 7 кадил серебряных и других дорогих церковных атрибутов.

В монастырской библиотеке было достаточное количество богослужебных книг, значительно меньше - книг духовного и исторического содержания.

В монастыре проводились беседы миссионеров господствующей церкви, поскольку они считали Гуслицы "самым больным местом" в своей миссионерской деятельности. О характере и остроте подобных бесед можно судить по приведенному в журнале "Церковь" № 45 1912 года примеру.

19 августа 1912 года монастырь был свидетелем беседы миссионера господствующей церкви А. В. Кузнецова на тему: "От какой церкви отделились предки старообрядцев: от православной или еретической?" Он обвинял старообрядцев в незаконном отделении от "православной" церкви, вычитывал из книги "О вере" похвалу греческой церкви. От старообрядцев ему противостоял местный начетчик-поповец П. Л. Затравкин, который по-своему сделал разбор книги патриарха Никона "Память". Он сказал, что слова об апостольском происхождении троеперстия основаны на гнилых подпорах, что греческая церковь находится в плачевном состоянии. Дьячок единоверческой церкви Козьма Абрамов - помощник А. В. Кузнецова, не выдержал подобных слов, перебил речь Затравкина и, указывая на книгу "О вере", крикнул: "Вот книга "О вере", плюнь на нее, плюнь на нее!" "А что вы, К. А., в уме ли?", - вопросил Затравкин. Дьячок в ответ: "Тебе морду побить надо! Как Николая Чудотворец!" Затравкин попросил Кузнецова унять дьячка, наступавшего с кулаками, но миссионер посмеивался в ответ. Тогда Затравкин собрал все свои книги и ушел с беседы. За Затравкина попытался заступиться старообрядец П. Курков, но тут же к нему подскочил иеродиакон Гуслицкого монастыря отец Назарий и плюнул староверу в лицо, выкрикнув: "Вас всех, раскольников, надо бить!" Кузнецов продолжал улыбаться. За Затравкиным беседу стали покидать и другие слушатели.

Гуслицкий монастырь не имел у себя никаких денежных сумм, находящихся в кредитных учреждениях. Средства для существования обители, содержания братии и училища он получал лишь со свечного и прикладного дохода с часовен в Петербурге и Москве, а также от благочестивых жертвователей.

Чтобы добраться до монастыря, надо было ехать до станции Куровской и до платформы Запонорье Московско-Казанской ж/дороги, отстоявших от обители в одной версте. Ближайшая от него почтовая станция - Ильинский погост - находилась в одиннадцати верстах.

В настоящее время на территории бывшего Гуслицкого монастыря функционирует областной психоневрологический интернат.

Земля губинская

В прошлом большая деревня Губино называлась Губинская. Находилась она в десяти верстах от железной дороги. Название селения произошло от губительной, гиблой, болотистой местности окрест деревни, где скрывались преследуемые царем и Никонианской церковной властью старообрядцы. В те далекие годы Губинская входила в состав Кудыкинской волости Покровского уезда Владимирской губернии и имела три улицы, названные по именам трех братьев-помещиков: Измайловскую (ныне ул. Ленина-1), Николаевскую (ныне ул. Ленина-2), Александровскую (ныне ул. Советская).

Крестьяне, проживавшие на улицах Измайловской и Николаевской, сумели еще до 1861 г. откупиться от своих помещиков. В этом им помог какой-то богатый меценат, бывавший в этих местах и выделивший нужную сумму денег на откуп. Крестьяне помещика Александра откупились лишь после 1861 г. На службе у этого барина состоял самодур-управляющий Никеша, который завел порядок - после каждой крестьянской свадьбы в деревне самолично проводить с невестой первую брачную ночь. На одной из таких свадеб мужики вытащили Никешу за волосы через окно из избы и удавили. По вызову барина из Владимира в Губинскую прибыл взвод солдат, расселившийся по домам крестьян, сбежавших от кары в болота. Местность, где спрятались крестьяне в болотах за деревней, была прозвана "Бежной". Когда-то там был карьер для добычи торфа, а сейчас это место заросло всевозможной растительностью.

В 1859 г. деревня состояла из 130 дворов с 990 жителями. Текстильное производство (ручное ткачество) зародилось здесь после отмены крепостного права, и население до революции работало в основном на ткацких фабриках местных хозяев Кокуновых, Ешковых, Липатовых, а также на предприятиях Орехово-Зуева, Дрезны и Ликина.

Первыми хозяевами фабричонок ручного ткачества в деревне стали богатеи крестьяне Крыловы и Перовы. Последние имели свой кирпичный завод, были связаны с фальшивомонетчиками Гуслиц.

Кокуновы приехали в Губинскую из Гуслиц после 1861 г. Они были старообрядцами. Тихон Александрович Кокунов вскоре построил одноэтажный кирпичный корпус для ткацкой и красильно-аппретурной фабрики с керосиновым освещением. Серапион Александрович Кокунов открыл ткацкую фабрику в двухэтажном корпусе. Всего у Кокуновых было 250 ручных станов. Кузьма и Степан Кокуновы владели торфяными машинами. (Промышленная добыча торфа в окрестностях Губина началась в 1913 г. Губинское болото относилось к Ликинским торфоразработкам.)

Владельцами текстильных фабрик хлопчатобумажного и камвольного производства, связанного с Куровской, были братья Ешковы (Василий, Кирилл, Платон, Иван), имевшие четыре ткацкие фабрики с 400 механическими станками. Липатовы имели в Губине фабричонку на 50 ткацких станов. В наше время эту фабрику оборудовали под клуб.

До революции на Губинских фабриках работало около 1000 рабочих. В 1918 г. было создано Губинское групповое управление ткацких фабрик треста "Обновленное волокно". Управление треста находилось в Москве.

В первые годы советской власти бумаготкацкая фабрика (бывшая И. Е. Ешкова) вырабатывала хлопчатобумажные ткани, имея 132 механических станка. В 1937 г. ткацкие станки на фабриках Ешковых демонтировали и вывезли в село Митрохино Куровского района. В 1964 г. Губинская прядильно-ткацкая фабрика вошла в состав Ликинской прядильно-ткацкой фабрики как цех. Сейчас отбывших фабричонок в Губине остались только два корпуса: один пустует с прядильным оборудованием, другой оборудован под свинарник.

В прошлые годы недалеко от Губина был обнаружен каменноугольный известняк и белые, слегка сероватые огнеупорные глины. Этим воспользовались богатеи Кокуновы, Шутковы и Маевы, построив небольшие кирпичные заводики. Белый кирпич здесь выпускался вплоть до 1920 г. В 1930 г. в полутора километрах от Губина при строительстве полотна дороги Ликино - Шатура в одном из холмов было найдено воинское захоронение (останки воинов, ружей, седел).

Губинская старообрядческая моленная находилась сначала в доме крестьянина Кузнецова, затем было построено деревянное здание (на месте современной). В 1876 г. Серапион и Тихон Кокуновы стали строить для себя каменный дом из красного кирпича и одновременно моленную, которая функционирует поныне. Это храм старообрядцев-поповцев, его главная икона - Казанской Божией Матери. Существует предание об истории написания этой чудотворной иконы.

В Губинской в начале XVIII века свирепствовала моровая язва. Старообрядческое население деревни, ужасно страдая от эпидемии, решило написать икону Божией Матери Казанской. Для этого были выбраны два ходока, которые отправились в Гуслицы, славившиеся искусными мастерами иконописи. На полдороге ходокам встретился незнакомый иконописец, который взялся написать икону и принести ее в деревню. Ходоки возвратились домой. Время шло, а неизвестный иконописец икону все не нес. Народный сход заставил ходоков отправиться в путь для розыска пропавшего иконописца. Посланные уже подумывали сделать заказ другому мастеру, как вдруг на том же самом месте встретили того иконописца, которого искали. Он отдал икону Божией Матери Казанской, ничего не взял с губинцев за работу и ушел неизвестно куда.

По сей день никто не знает, кем же все-таки написана чудотворная икона. В деревне ее поставили в старообрядческом молитвенном доме. В нем она пребывала до большого пожара 1847 года. Всенародные почести и прославление губинской чудотворной иконы начались с избавления от холеры сельца Слободищи Богородского уезда. В народной памяти год этот затерялся. Одной глухонемой девушке в Слободищах трижды являлся старец, который посоветовал съездить в Губинскую, взять оттуда святую икону Божией Матери и помолиться перед ней. Глухонемая вдруг заговорила и передала отцу о своем видении, а тот рассказал обо всем деревенским жителям. В тот же день были посланы гонцы в Губинскую. Икону привезли в Слободищи, стали служить перед ней молебен. Поднялся сильный вихрь, затем шум. Все больные в селе выздоровели, эпидемия прекратилась. С тех пор большую часть года чудотворная икона посещала разные места старообрядческой России. Ее везде принимали с радостью и умилением.

Журнал "Старообрядческая мысль" в 1915 г. сообщал: "15 ноября сего года в храме Успения Пресвятыя Богородицы, что на Апухтинке в Москве, состоялось торжественное богослужение по случаю пренесения в храм чудотворного образа Казанской Пресвятой Богородицы (из деревни Губинской). Всенощную и божественную литургию совершал архиепископ Мелетий... Постоянное пребывание вышеназванной чудотворной иконы в Губинской Кудыкинской волости Покровского уезда Владимирской губернии."

В Гуслицах был установлен порядок чествования чудотворной иконы Царицы Небесной: 11 июня торжество встречи и провождение иконы с крестным ходом совершалось в Селиванихе, 12-го - в Степановке, 13-го - в слободе Абрамовкс, 15-го - в деревне Мальково, 16-го - в Шувое, 17-го - в Нарееве. В эти дни все работы прекращались даже на механических ткацких фабриках. Богомоление в честь прибытия святыни начиналось вечером служением всенощной, а утром проводилась Божественная литургия с произнесением торжественной речи, после которой по колокольному звону все собирались на крестный ход вокруг селения по полям. Тут же служились молебны с водосвятием. По возвращении крестного хода следовали проводы иконы в соседний приход.

Духовенство господствующей церкви часто ополчалось против чудотворной иконы, искало случая отобрать ее у старообрядцев. До 80-х годов прошлого века даже открытое перенесение святой иконы из храма поперек улицы с пением духовного гимна считалось преступлением, и почти вся уездная полиция приводилась в боевое положение. Старообрядцы ревностно и бдительно охраняли свою дорогую святыню: от властей икону прятали в закрома, в рожь и другие места. Если везли икону в другую деревню, то обычно ее прятали в середину какой-нибудь клади, чтобы избежать подозрения полицейских. До 1915 г. икона находилась в доме братьев Кокуновых.

Самым почитаемым праздником в Губине являлся день святого мученика Никиты, отмечаемый 28 сентября. В этот день мужики в подпитии устраивали большие драки. Накануне революции в Губине было около 400 крестьянских хозяйств и более двух тысяч жителей, а в настоящее время там проживает около 4 тысяч человек.

Старообрядческое село Зуево

Со стороны Москвы Гуслицы подступали к забытой в наше время местности с названием " Патриаршина ". Ею когда-то владели блаженной памяти благочестивые патриархи. Отсюда и название этого большого края, в состав которого входили земли, где теперь находятся Орехово-Зуево, Будьково, Ионово и Кабаново. В старых изданиях писали, что этот край "населен преимущественно раскольниками". Жители Патриаршины отказались принять новшества Никона. Их, как и других последователей старой веры, стали жестоко притеснять. Но христиане продолжали содержать в себе святую веру и поддерживать живую связь с Выговской пустынью, культурным и литературным центром беспоповского старообрядчества в Заонежье.

По сравнению с другими миряне Патриаршины имели лучшие хозяйства и были более развитыми. Зуево входило в состав Патриаршины, поэтому значительная часть жителей деревни вела корень из Поморий.

Есть две версии по поводу происхождения названия деревни. Первая из них утверждает, что название пошло от болотной птички зуек, а вторая - от имени или прозвища одного из жителей селения. На старых картах и в дореволюционных документах этот населенный пункт отмечался как "деревня Зуева". Логика фактов говорит о преимуществе второй версии.

Передо мной обстоятельная, умная статья доцента Орехово-Зуевского педагогического института В. Н. Алексеева, опубликованная в "Орехово-Зуевской правде" за №181. Ее название "Откуда пошла земля Зуевская". В статье по поводу названия деревни Владимир Николаевич пишет: "Название населенного пункта "Зуево" происходит не от кулика-зуйка, а от широко распространенного на Руси дохристианского мужского имени Зуй... Впервые поселение людей на месте прежнего села Зуева отмечается в летописях под 1209 годом. В то время на левом берегу Клязьмы между нынешними речками Выркой и Дубенкой располагался так называемый Волочек... В XVII веке упомянутое место все еще значилось в документах как "Волочек", но с прибавлением "Волочек Зуев"... в название поселения вошло имя человека, который мог быть или владельцем Волочка, или, например, перевозчиком... в домонгольское время в этом месте существовал волок между Клязьмой и Нерской. Благодаря ему поддерживалась самая короткая водная дорога от Владимира до Коломны и Рязани. Длина волока была около 15 км: он начинался от Волочка Зуева на Клязьме и заканчивался примерно у деревни Смолево на Нерской (вполне возможно, что в Смолеве просмаливали лодки после волока)."

Старожилы вспоминали, что на разрушенном в тридцатых годах самом древнем Зуевском кладбище (район улицы "Правды"), как отголосок событий второй половины XVIII века, на кресте одной из могил была надпись: "Под сим крестом погребено тело раба Божия Иоанна Федоровича Кононова, скончавшегося апреля 19 года 1797. Сей по уполномочию христиан поморцев брачного согласия исходатайствовал перед Екатериной II -й отмену венечной пошлины со старообрядцев". Дело было так. По поручению зуевских крестьян Кононов пешком отправился в Петербурге прошением о снижении налогов. В подарок императрице он сам изготовил шелковый платок с искусно вышитым ее портретом. Ходатай ли был красноречив, портрет ли понравился, но Указом от 16 марта 1765 г. налог был сбавлен, а венечная пошлина, которую брали со старообрядцев за нежелание венчаться в храмах господствующей церкви, отменена. Сам же Кононов получил разрешение открыть фабрику по изготовлению шелковых платков и официально стал первым в Зуеве фабрикантом.

Числился здесь по описи 1766 года и владелец шелкового заведения с десятью вольнонаемными рабочими Иван Медведев. Немного позже шесть крепостных крестьян Зуева получили право на владение ткацкими станами. Еще через три года было выдано 16 билетов на 49 станов. Занимались крестьяне и переработкой добываемого сырья: конопли, льна, шерсти и кожи.

Деревня Зуева входила в приход церкви на реке Вырке (сегодняшнее Нестерово) и в первый раз упоминается письменно в 1789 г. в ведомостях церкви как "вотчина его высокопревосходительства тайного советника действительного камергера и кавалера Всеволода Алексеевича Всеволожского". Насчитывалось в ту пору в селении 25 дворов и 167 жителей. Все больше из мелкого товарного производства появлялись в Зуеве крупные текстильные предприятия. Купцы Чугунов, Зимин, Кононов открыли производство шелковых товаров. У последнего в конце века работал ткачом Савва Васильевич Морозов, которому "заработок положен пять рублей, сверх того хозяйские харчи".

Во время войны 1812 года французы до Зуева не дошли, однако жители ушли в Верещагинский и Есауловский леса, а часть вступила в отряд павлово-посадского крестьянина Герасима Курина, награжденного за боевые подвиги Георгиевским крестом. В сентябре 1812 г. начальник 4-го полка Владимирского ополчения полковник Н. П. Поливанов в рапорте начальнику ополчения князю Голицыну сообщал о соединении части своего полка с батальоном 2-го полка при деревне Зуевой на реке Клязьме.

В брачной записи метрической книги 4 февраля 1818 года Зуево уже значится вотчиной коллежского советника и кавалера Г. В. Рюмина, дальнейшее проясняет отношение Зуевского волостного правления от 17 ноября 1894 года: "... в народной памяти сохранилось, что прежде Зуево принадлежало к Куньевской вотчинной конторе Рюмина, находившейся в деревне Буньково, а с 1861 по 1869 гг. - Ожерелковской волости". В 1869 году была образована Зуевская волость Богородского уезда Московской губернии. Было в те годы в Зуеве всего две улицы: торгово-фабричная и купеческая (теперь улица Володарского) и крестьянская Слобода (сейчас улица Урицкого).

Усадьба Саввы Васильевича Морозова находилась в центре между усадьбами Шувановых и Титовых, а его красильное производство - в Слободке. Фабрика Шуванова стояла на главной улице (бывший дом №100 по улице Володарского). Рядом было производство Новосадова, а ткацкая фабрика Кононова стояла на том месте, где не так давно функционировала на улице Володарского керосиновая лавка.

Химическое производство Кононова, выпускавшее колесную мазь, располагалось в районе бывшей школы №20. Достопримечательностью было заведение Брызгалова, размещавшееся рядом с теперешней проходной завода "Респиратор": его фабричная труба считалась одной из самых высоких в России. Крупнейшим же предприятием считалась красильная фабрика И. Н. Зимина, рядом с которой летом ставили на барках мост через Клязьму.

После смерти владельца она перешла к его сыновьям. Двое старших - Леонтий и Григорий - при крепкой хозяйской хватке были малограмотны, о чем свидетельствует записка Григория Ивановича к управляющему фабрикой А. П. Галкину в связи с приездом проверяющего (с сохранением орфографии и пунктуации): "Многоуважаемый Афанасий Павлович. Арлов Приедить. Буть с ним посмелее. Прими поласковее, приготовь закусить, постряпай котлет, купи витчины, икры. Красное вино в сундуке если они будут говорить что куба негодны и работать на них воспрещаем то проси его и покланийся. Скажи, чтобы дали сроку хотя три месяца. Скажи что теперь ярмонка пожалейте нас. Буть посмелее. Кланиюс. Григ. Зимин." После отъезда проверяющих котлы на фабрике взорвались, несколько человек погибло. Зимин наказание не понес. Младшие братья Зимины образования не чурались: Александр закончил университет, а Сергей известен как организатор оперного театра в Москве ("Опера Зимина"). Всех их вместе с отцом звали "старые Зимины".

Были в Зуеве "новые Зимины": Яков и Филипп Куприяновичи, построившие Подгорную фабрику. Еще один Зимин, Григорий Ефимович, владевший карусетной фабрикой, стал компаньоном морозовской Никольской мануфактуры после того, как его дочь Зинаида вышла замуж за Савву Тимофеевича Морозова. Контора "новых Зиминых" располагалась в доме, где недавно был детский сад "Яблонька", а ткацкое производство - в корпусах "Красной казармы". Торговый дом И. М., П. Я. и Ф. Зиминых (Ивана, Макария, Петра, Якова и Филиппа) основан в 1915 году, а "Товарищество Зуевской мануфактуры И. Н. Зимина" - в 1884 году. В 1879 году в Зуеве насчитывалось 10 фабрик с числом рабочих в 2054 человека.

Что собой представляло Зуево в конце прошлого века, видно из рапорта покровского уездного исправника владимирскому губернатору от 24 января 1890 года: "... число домов простирается до 321, из них 143 принадлежат крестьянам и 178 - разным лицам, временно в селе проживающим, причем в это число не включены фабричные здания.

Коренных жителей в селе Зуеве 368 душ мужского пола и 451 душа женского пола. Число пришлых людей, собственно фабричных зуевских фабрик, равняется 2707 человек и проживающих на квартирах рабочих морозовских фабрик в м. Никольском 1459 человек, при них членов семьи, не работающих на фабриках, 1133 человека... Кроме того, в ведении Зуевской полиции находится село Крестовоздвиженское, стоящее от Зуева в одной версте. В означенном селе находится 77 дворов... число жителей считается 460 душ обоего пола... В обоих этих селах существуют две церкви, составляющие два самостоятельных прихода. Ближайшее заведывание селами Зуевым и Крестовоздвиженским возложено на полицейского надзирателя, в распоряжении коего находятся 4 полицейских служителя, все они содержатся на счет фабрикантов и крестьян".

В 1884 году в одной из своих работ Алексей Шашин писал о Зуеве: "Из 300 домов в этом селении православных насчитывается не более 20. Главные богачи все старообрядцы и принадлежат к разным старообрядческим толкам..." Моленную "бабушкиного согласия поддерживал И. Н. Зимин, другие моленные были в домах Кононовых и Р. З. Дмитриева. Мария Федоровна Морозова в 1906 году на земле бухгалтера фабрик Степана Денисовича Соловьева построила каменную церковь, где исполняли требы старообрядцы-поповцы "окружного послания".

Гораздо раньше, в 1884 году старообрядцы-поморцы выстроили в Зуеве молитвенный дом - высокое монументальное здание без "внешних оказательств", расширенное в 1912 году архитектором И. Е. Бондаренко. Зуевская община старообрядцев-поморцев была известна не только на Патриаршине, но и во всех других старообрядческих местах России.

В работе Первого Всероссийского Собора христиан поморского брачного согласия в Москве в мае 1909 г. от этой общины участвовали С. В. Герасимов, И. И. Зыков, М. Р. Дмитриев, М. И. Беляев, И. Т. Большаков и С. Н. Свешников. Иван Иванович Зыков был избран Товарищем Председателя Собора, а затем Совета Соборов и Съездов, действовавшего в период между Соборами. На Втором Соборе в 1912 г. в Совет Соборов и Съездов избрали М. Р. Дмитриева, а С. В. Герасимова и И. Т. Большакова - в члены Духовного Совета и Духовного Суда.

Известно, что у Макара Романовича Дмитриева хранился подлинник благодарственного письма Выговских старцев от 6 марта 1794 года. Письмо это, адресованное некоему Козьме Тимофеевичу, содержало благодарность за пожертвования, присланные через Василия Емельянова. Василий Емельянов (умер в 1797 году) был основателем Монинской моленной, в которой было утверждено совершение бракосочетания Поморскими настоятелями.

Зуевских старообрядцев объединяла преданность святой вере и искренняя человеческая дружба. Это были люди исключительно скромные, человеколюбивые и высоконравственные. О них можно сказать словами Льва Феоктистовича Пичугина: "... их же имена да будут написаны в книгах животных."

Зуевские старообрядцы-поморцы продолжали и до наших дней продолжают поддерживать живую и духовную связь с Московской старообрядческой общиной.

"По своему историческому значению для церкви поморского согласия подобные сему места являются весьма ценными и значительными, - говорил о прошлом Патриаршины и Зуева в начале нашего века зуевский старовер-беспоповец Матвей Иванович Беляев. - Изучение их истории, ведущей свой корень от благочестивых предков наших, бывших в Помории, еще ожидает своего историка. К тому есть многочисленные данные. Здесь и семейные воспоминания, и переписка с известными в Помории деятелями, и многое другое".

Не менее интересна история зуевского кафедрального собора во имя Рождества Пресвятой Богородицы, который по сей день, как величественный корабль, ласкает взоры и души ореховозуевцев. Здесь молятся новообрядцы. 6 сентября 1860 г. по прошению надворного советника Константина Ильина Московское епархиальное начальство разрешило образовать самостоятельный приход из деревень Зуевой и Дубровки по причине отдаленности их (9 и 12 верст) от Вырковской церкви и неудобства сообщения. Бездействующая деревянная церковь Воздвижения Креста Господня на Вырке была куплена и перенесена в Дубровку, где и образовался Крестовоздвиженский приход, а позднее и село с одноименным названием.

В связи с ростом населения д. Зуевой (5537 человек на тот период) количество прихожан Крестовоздвиженской церкви резко возросло. Поэтому вдова Н. Г. Рюмина Елена Рюмина, игумен Гуслицкого Спас-Преображенского монастыря Парфений и крестьяне д. Зуевой, основываясь на многочисленность населения деревни и на необходимости борьбы со старообрядчеством, в 1871 году подали ходатайство о построении в Зуевой каменной церкви. 30 декабря 1871 г. последовал Указ о построении церкви в Зуевой с припиской к Крестовоздвиженской церкви в д. Дубровке. Постройка храма началась в 1872 г.

Чтобы удовлетворить потребы молящихся на период строительства храма, купец Яков Иванович Лабзин купил за 300 рублей в селе Войново-Гора старую бездействующую церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы и перевез в Зуево. 18 декабря 1873 г. эта церковь была освящена с сохранением главного престола в честь Успения Пресвятой Богородицы. Разрешение на образование самостоятельного Зуевского прихода последовало в 1874 году. Постройка храма в Зуеве затянулась до 1890 года. Его строительством руководил инженер-технолог С. А. Назаров. Помощником у Сергея Александровича был местный священник отец Феодор Орловский. 21 октября 1890 г. состоялось освящение храма, которое совершал Преосвященный Александр, епископ Можайский в сослужении местного благочинного протоиерея отца Павла Доброклонского, протоиерея отца Льва Левшина, иереев о. Петра Закатова, о. Василия Рождественского, о. Петра Соколова, о. Симеона Страхова и местного священника отца Феодора Орловского.

Пятикупольный храм сооружен из красного кирпича, цоколь облицован белым тесаным камнем. С западной стороны над папертью возвышается трехъярусная шатровая колокольня из красного кирпича. В центре полукружия алтарной апсиды на восточной стороне изображен образ Божией Матери - "Оранты", справа от нес изображен образ св. великомученика и целителя Пантелеймона, а с левой - образ святого Николая Чудотворца. Стены и своды храма внутри расписаны. Барабан центрального купола и своды опираются на четыре восьмигранные колонны, три алтаря устроены в один ряд по прямой линии. Все три иконостаса храма деревянные, главный - с четырьмя ярусами, а левый и правый - с тремя. Иконы написаны в XIX веке. На плафоне центрального алтаря образ Божией Матери, несущей в руках младенца Исуса - это работа кисти художника В. М. Васнецова. Ему же принадлежит изображение "Крещения Руси" на западной стене левого нефа. Особо чтимыми иконами в храме являются Казанская Матерь Божия, Всех Скорбящих радость, Иверская, Скоропослушница. У храма 20 больших окон, у купола - восемь. Пол плиточный, узорчатый. В правом внутреннем подсобном помещении совершается таинство святого крещения. В 1986 г. здесь была открыта кафедра Архиепископа Николая Орехово-Зуевского, викария Московской епархии, управляющего патриаршими приходами в Канаде.

Кладбищ в Зуеве было два: древнее старообрядческое на берегу Клязьмы и новое (теперь закрытое). Было и третье неофициальное "холерное" кладбище, образовавшееся после эпидемии холеры в 1892 году (находилось севернее ныне закрытого кладбища). Самым престижным кладбищем было древнее старообрядческое. На нем покоится прах многих видных купцов и крестьян. Так, в 1812 году был установлен памятник над прахом матери Саввы Васильевича Морозова, а в 1827 году - над прахом его отца. На памятнике была надпись следующего содержания: "Под сим камнем погребено тело раба божьего крестьянина Василия Федорова Морозова. Преставился 1825 года августа 10 дня в 6 часу утра. Жития его было от роду 70 лет 8 месяцев и 10 дней. День ангела его бывает Генваря 30 дня. От благодарного сына со внуками незабвенному родителю".

Рядом с православной новообрядческой церковью размещалась двухклассная церковно-приходская школа. В 1898 г. открылось трехгодичное земское начальное народное училище. Первый кинематограф "Модерн" появился на земле К. Г. Титова (около швейной фабрики "Смена") в 1906 году. Он, как и ореховский "Империал", просуществовал недолго. А вот построенный в бывшем доме трактирщика Напольнова кинематограф "Заря", до 1936 года бывший единственным кинотеатром в Орехово-Зуеве, сломали лишь несколько лет назад.

И сейчас вызывает особое чувство уголок Зуева от улицы Красноармейской до Карасова, пока еще сохраняющийся в почти нетронутом виде. Так получилось, что если большинство фабричных заведений располагалось вдоль улицы Володарского, то в этом уголке размещались дома купцов, лавочников и увеселительные заведения.

В здании бывшего медицинского вытрезвителя находилась товарная контора и склады Якова и Филиппа Зиминых. Между ними и мостом стоял "Трактир общества трезвости" (в просторечье "Карлуша"). А дальше до канавы шла возникшая в начале нашего века улица, впоследствии названная именем 1905 года. Вдоль нее стояли дома: Милевны, Копякина (бывший молочный магазин), трактир Кирсанова, Титова, два дома Чистяковых, ренский погреб (трактир) И. З. Конфеева, дом Т. З. Конфеева, трактир "Золотой якорь" Осипова (в нем была аптека), дом Удачина (бывшая булочная), Паршина (бывший Водоканал), Соколова, Косова и так далее.

В трактире Конфеева 5 января 1885 г., после окончания дневной смены, собрались 19 рабочих во главе с П. А. Моисеенко для выработки плана и срока проведения стачки. Решено было во что бы то ни стало остановить фабрику Т. С. Морозова 7 января.

У трактира "Золотой якорь" население Зуева выходило на лавы. В дни половодья рабочих перевозили через реку Клязьму на больших лодках, вмешавших более 40 человек. По этому поводу газета "Владимировец" 5 апреля 1907 года писала: "Клязьма вышла из берегов. Перевоз в Зуево рабочих фабрик Морозовых, как и всегда, не удовлетворителен. Лодки, вмещающие до 100 людей, всегда бывают грязные, пачкающие одежду". Годом раньше эта же газета сетовала: "... столько затрачивается ежегодно денег на эти лавы, что гораздо бы дешевле стало построить хороший мост".

Местные большевики именно в Зуеве чаще всего устраивали свои конспиративные квартиры. Сзади кинематографа "Заря" жил старообрядец В. Е. Харитонов, сын которого Семен состоял членом Местной организации РСДРП. В 1910 году здесь некоторое время квартировал В. А. Барышников, а в ноябре того же года проходило собрание, посвященное памяти Л. Н. Толстого. Конспиративные квартиры были в домах Галкина, Думнова, Мешкова, Шелобанова, Каржавина, Алексеевой. Напротив дома Галкина, начиная от проезда Черепнина, находились усадьбы Сергея Викуловича Морозова и Александра Ананьевича Кононова ("Ананичева дача"). Здесь в одном из переулков жил дружинник Павел Черепнин, убитый казаками в Городищах 25 ноября 1905 г.

Местечко Карасово, по словам старожилов, названо так потому, что после половодья здесь в канавах вдоль Клязьмы в большом количестве жители вылавливали карасей. Здесь на сухом пригорке в 1909 г. местная футбольная команда "Феникс" устроила свое поле. К Карасову примыкала местность с названием "Романычева дача" (нынешняя улица Северная и далее). Владели ею зажиточные старообрядцы Ульян Деев и Роман Дмитриев. Далее на восток шел лес, где у "Мельницы" рабочие устраивали маевки и тайные собрания. Местами проведения маевок были также Исаакиевское озеро (здесь в лесу в 1892 году встретился с рабочими Н. Е. Федосеев) и зуевское кладбище.

Зуево нередко посещали именитые гости. Назову только тех, о приезде которых до сих пор мало кто знает. 3 августа 1907 г. сюда приезжал Московский губернатор флигель-адъютант Джунковский. Он был встречен на вокзале приставом Михайловским и в открытой пролетке проследовал в Зуево, а в 6 часов вечера отбыл обратно в Москву. В октябре 1898 г. в доме фабриканта А. Ф. Зимина встретились известные старообрядческие деятели из Москвы А. А. Надеждин, Л. Ф. Пичугин, Н. С. Шпунтов, а также члены Зуевской общины поморцев И. И. Зыков, И. В. Уткин и другие. Они обсуждали и решали не только местные вопросы светской и церковной жизни.

Зуево отличалось не кротким нравом населения. Корреспондент "Московского листка" в 1901 году насчитал здесь "25 распивочных заведения, вытянувшихся почти в одну линию по главной улице села на протяжении какой-нибудь версты" и закончил свою заметку кратким выводом: "Пьют здесь до одурения". Карасово, Ходынское поле и Чугуновский переулок были местами, где чаще всего происходили массовые драки. Даже днем по некоторым местам села ходить было небезопасно. Этому способствовала и беспорядочная застройка большей части Зуева, о чем в одном из "Экономических календарей" написано так: "Зуево представляет собой настоящую кашу из домов, сараев, погребов и прочих строек. Разыскать номер дома, проехать с возом к какому-либо из домишек, выбежать в случае пожара на улицу не представлялось возможным из-за той тесноты и хаоса в расположении, который здесь царствует". Между прочим, с бандитизмом в городе Владимире Барышников в 1917 году покончил буквально за два месяца, отдав распоряжение расстреливать бандитов на месте.

Такова краткая история помещичьей деревни, а затем фабричного торгово-крестьянского села Зуева, явившего России таких богатырей предпринимательства и меценатства, как старообрядцы Морозовы и Зимины.

Оплот духовности и красоты

По решению Орехово-Зуевского городского Совета народных депутатов здание бывшего Поморского старообрядческого храма с 1 августа 1990 года передано старообрядческой общине во имя Рожества Пресвятыя Богородицы для богослужения после завершения реставрационных работ.

Жители села Зуева Богородского уезда Московской губернии в большинстве своем были старообрядцами. Значительная их часть поддерживала живую связь с Выговской пустынью, считалась, по сравнению с соседями, более грамотной и зажиточной. Местность, где жили зуевские крестьяне, называлась Патриаршиной - когда-то принадлежала патриархам.

По свидетельству современника, главные богачи в селе - старообрядцы, которые принадлежали к разным старообрядческим толкам. В 1884 г. на земле Апраксина староверы-беспоповцы Зуева построили моленный дом без "внешних оказательств" - не имел снаружи крестов, колокольни и других церковных признаков. Освящение молитвенного дома во славу Рождества Пресвятой Богородицы и святителя Николы было совершено 22 октября 1884 года. По случаю торжества освящения слово говорил известный старообрядческий писатель изд. Кабаново Иван Иванович Зыков.

В 1906 году приход молитвенного дома зарегистрировался как Зуевская община старообрядцев поморского брачного согласия. 25 января 1909 года на годичном общем собрании членов общины ее почетными членами были избраны жившие в Москве Алексей Викулович Морозов и Зимины Яков и Филипп Куприяновичи, Иван и Николай Макариевичи и Григорий Иванович.

В связи со значительным ростом числа Зуевской общины решено было расширить молитвенный дом без ограничения "внешних оказательств". Эту задумку в 1912 году осуществлял московский архитектор Илья Евграфович Бондаренко - один из ярких представителей неоромантизма в московской архитектуре начала XX века. Бондаренко и Щусев посвятили себя проектированию храмов - единственного типа зданий, без натяжки допускавшего воссоздание пространственно-планировочной структуры и сводчатых систем зодчества Древней Руси. Они видели в религиозном искусстве ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ ДУХОВНОСТИ И КРАСОТЫ, противостоящий победному шествию утилитаризации. В традиционно старообрядческих районах Москвы - в Токмаковом и Гавриковом переулках и на Малой Андрониевской Бондаренко были сооружены церкви. Он делал эскизы костюмов и декораций для оперы "Борис Годунов" в частной опере С. И. Мамонтова. Он же в 1914 г. в московском особняке А. В. Морозова пристроил галерею с верхним светом для размещения коллекций икон, фарфора, которые собирал этот известный коллекционер-старовер. Достройка Зуевского храма производилась на средства, пожертвованные Морозовыми, Зимиными и др. прихожанами.

Торжественный молебен по случаю начала перестройки Зуевского храма совершался 19 августа 1912 г. Закладку внешних углов приделов и притвора совершали "посолонь". Восточный угол южного придела закладывал отец Симеон Васильевич; западный - Ф. К. Зимин и С. Н. Свешников; углы притвора - Д. Ф. Крюков и Н. Г. Хвальковский; углы северного придела - М. И. Беляев и М. Р. Дмитриев.

Рассматривая Зуевский храм, и ныне можно различить старое здание молельни - восточная сторона и пристроенная новая западная часть храма с северным и южным приделами, притвором и колокольней над ним.

Обновленный храм был освящен 22 декабря 1913 года, чин освящения совершал Симеон Васильевич Герасимов, канонаршил Дмитрий Исаевич Занев (Москва). В извещениях для приглашенных было напечатано: "Совет Зуевской общины старообрядцев поморского брачного согласия извещает своих единоверцев, что перестройка Святого Храма во славу Рождества Пресвятой Богородицы и Святителя Николы при помощи Божьей окончена, и в 22-й день декабря сего года будет совершено освящение оного. Извещая о сем, Совет усерднейше просит Вас почтить своим присутствием предстоящее духовное торжество".

Храм предстал перед жителями Зуева во всем своем великолепии. По окончании торжественной службы с приветственными словами к прихожанам обратились: Т. А. Худошин из Саратова, И. И. Ануфриев - председатель Совета 2-й Московской общины старообрядцев-поморцев, А. А. Молодов - председатель Совета Нижегородской общины. Затем зачитал и вручил адрес, написанный старинной вязью с изображением Нерукотворного образа Христа Спасителя в заголовке, известный иконописец, настоятель Мстерской поморской общины, Станислав Суслов. Зачитаны были приветствия от общин Петербурга, Двинска, Самары, Славцева, от христиан Ионова и Будькова.

Новый храм уже мог вмещать более тысячи прихожан. Его колокольня была под высокой четырехскатной крышей серо-голубого цвета и венчалась главкой с вызолоченным крестом. В южном приделе имелась раздевалка для мужчин, в северном - для женщин. В южном полуподвальном помещении проживал помощник отца духовного, он же головщик церковного хора. В северном полуподвальном помещении размещалась кухня и котельная. Ксилолитовый темно-красного цвета пол натирался воском.

Молитвенный дом был просторным и светлым. Высокий свод, стены с вытянутыми вверх стрельчатыми окнами. Громадное паникадило из светлого металла в праздники опускали, зажигали свечи и поднимали к сводам потолка. Канон на светлой заутрене пели три хора: правого клироса - мужской, левого - смешанный и располагавшийся на верхнем балконе хор девушек.

Иконы в иконостасе без дорогих серебряных или позолоченных окладов. Стены и своды выкрашены в бледно-голубой или бледно-салатовый цвет, росписей на них не было. За иконостасом в узком помещении хранились духовные книги. У боковых и задней стен стояли разные по высоте скамейки из светлого дерева, а на них лежали войлочные подручники. На втором этаже (ярусе) в южной комнате размещалась библиотека. Здесь же были и хоры. Это - любимое место мальчишек. Оригинальная система отопления и вентиляции храма: было тепло в самые лютые морозы и прохладно в любую жару. Богатство света и скромность убранства вызывали при входе в храм чувство духовной радости и умиления.

Служба совершалась торжественно, строго по чину. Порой в Зуево приезжали москвичи для свершения брачного обряда. "Каменную моленную" поддерживали В. Е. Морозов и Зимины. Как правило, викуловские фабрики один день в год работали на храм. Совет Зуевской общины старообрядцев поморского брачного согласия дважды (18 марта 1911 г. и 21 февраля 1914 г.) получал от Никольской конторы Викула Морозова по 10 тысяч рублей на перестройку храма в Зуеве.

20 апреля 1914 г. Собрание Зуевской общины поморцев постановило: за пожертвования Товариществом Викулы Морозова в 1911 и 1914 гг. в сумме 20 тысяч рублей на постройку храма записать в книгу вечных поминовений Викулу Елисеевича и Евдокию Никифоровну Морозовых и поминать вечно панихидами в день их смерти и в день их Ангела..."

18 декабря 1915 г. община испросила 10 тысяч рублей у Ивана Викуловича Морозова для устройства главы на храме в последний раз для окончательных работ. 5 января 1916 г. названная сумма от фирмы была получена, но соорудить главу уже не успели. С 1893 г. настоятелем в молитвенном доме был Иван Васильевич Уткин (1863 - 1904 гг.), а с 1905 года - Симеон Васильевич Герасимов (1851 - 1936 гг.). С. В. Герасимов происходил из семьи коренных поморцев Александровского уезда Владимирской губернии. На настоятельское служение был избран в 1905 году после кончины Ивана Васильевича Уткина и благословлен на это дело Нижегородским настоятелем Петром Семеновичем Шульпиным. Похоронен на Зуевском кладбище.

В советское время в Зуевском храме дважды, в 1924 и 1927 годах, собирался Московский областной духовный Совет христиан поморского брачного согласия. Храм был закрыт в 1936 году. Иконы и служебные книги члены зуевской общины сохранили в потайных местах. После того, как в Даугавпилсе (Латвия) сгорел храм общины поморцев, прибалтийские единоверы приехали в Зуево и по договоренности с местными поморцами увезли много икон "каменной моленной" в храм первой Даугавпилсской старообрядческой общины. Часть икон была пожертвована другим старообрядческим общинам, храму Московской поморской общины и отдельным лицам. В здании храма долгие годы функционировал аэроклуб, а в последнее время - склады ДОСААФ.

21 июля 1990 г. Зуевский храм осмотрел глава Русской Православной Старообрядческой Церкви Митрополит Московский и всея Руси Алимпий и обещал содействовать в его реконструкции.

Орехово-Зуевский район, часть земель которого входила в состав Гуслицкого края, в старину называли старообрядческой Палестиной. Здесь разрушено много исторических и культовых памятников. Сейчас в городе имеется лишь одна действующая старообрядческая община во имя Рожества Пресвятыя Богородицы. Она ютится в невзрачном доме без "внешних оказательств" и не отвечает требованиям и канонам старообрядческих храмов. Другого помещения нет - все разрушено и сгорело. Осталось одно-единственное здание, которое, наконец, передано общине. Недалек тот день, когда колокольный звон призовет прихожан Зуева и окрестных селений к молитвам и службам в возрожденном храме.

Вотчина Морозовых

Местечко Никольское, располагавшееся от городского парка до бывшей 7-й крутовской казармы, возникло в первой трети прошлого века. Естественно, что о его развитии известно намного больше подробностей и печатных свидетельств, чем об Орехове и Зуеве. О нем пойдет речь в нижеследующем материале.

Откупившись в 1820 г. вместе с семьей от помещика Рюмина, зуевский крестьянин Савва Васильевич Морозов уже спустя три года приобрел у него за 500 рублей ассигнациями участок земли на правом берегу реки Клязьмы длиной 2,3 и шириной 2 версты, который издавна назывался "мызой" и "пустошью Хвощиха-Плесы". Как уж это ему сошло с рук, но, приписав затем на фальшивой карте лишнюю двойку, он увеличил купленный участок по ширине более чем в десять раз, в него вошли большие массивы леса и болот.

В 1830 г. Морозов перенес из Зуева на мызу товароотделочную и красильную фабрики. Так начался рост промышленного местечка, вначале называвшегося Новониколаевском или Новозуевом. В честь пуска первой фабрики в день Николая Чудотворца (по другим сведениям в честь погоста Николы в Орехове) состоялся молебен, и с тех пор за местечком закрепилось название Никольское. Так же стала называться и главная улица этого рабочего района. Впоследствии С. В. Морозов построил в Никольском еще несколько фабрик и среди них крупнейшую по тем временам бумагопрядильную фабрику с ткацким отделением (сейчас БПФ-1), оснащенную двумя паровыми машинами мощностью 80 лошадиных сил. Они и стали основой образованного в 1860 г. Торгового дома "Савва Морозов с сыновьями", преобразованного в 1873 г. в паевое "Товарищество Никольской мануфактуры Савва Морозов, сын и К°".

Старший сын Саввы Елисей, получив от отца капитал и земельный участок, организовал в Никольском собственное дело с раздаточной конторой и красильней (известной как "Самомазка"), из которых выросло "Товарищество Никольской мануфактуры Викула Морозова с сыновьями". Эта громадная мануфактура выросла на плечах Ивана Кондратьевича Полякова, управляющего; за 60 лет работы (с 1856 года) он увеличил ее капитал в 100 раз!

Первым техническим директором был Яков Васильевич Чарнок. Главой фирмы с 1894 года, после смерти Викулы, стал его сын Иван. В состав мануфактур Саввы и Викулы Морозовых входили предприятия и земли в Богородском, Судогодском и Егорьевском уездах, конторы и лавки во многих городах России. За высокое качество продукции оба Товарищества не раз получали право пользоваться изображением Государственного герба на вывесках и изделиях, медали различных достоинств и "Гранд-приз" на Всероссийских и Всемирных выставках.

В 14 часов 27 июня в 1861 году из Владимира в Москву отправился первый поезд. Среди его пассажиров находился ученый-краевед К. Н. Тихонравов, остановившийся в Орехове. У него встречаем едва ли не первое документальное описание Никольского: "Каменный дом для дирекции фабрик, девять одноэтажных флигелей для иностранцев и других служащих, деревянный двухэтажный флигель для конторских служащих, 11 двухэтажных и 19 одноэтажных казарм для рабочих, каменная баня, двухэтажный дом для больницы на 56 кроватей и один вольнопрактикующий врач..."

Во всей России нельзя было найти другого места, схожего по концентрации рабочих, фабрик, казарм и других сооружений на столь маленьком пятачке. Вот еще выдержка из документов: "Огромные фабричные корпуса по обеим сторонам улицы дружно держатся вместе как близкие родственники. Постороннему трудно определить, где кончается одна фабрика и начинается другая. А вокруг, проникая в закоулки и тупики прифабричных участков, тесно и беспорядочно толпятся домики, дома, казармы, склады, больница. Все это живет фабриками, возникло для фабрик, порождено ими". Написано это в 80-х годах прошлого века.

"Владимирские губернские ведомости" тоже не обошли своим вниманием владений Морозовых: "Никольское состоит исключительно из построек, принадлежащих фабрикантам Морозовым... здесь вы не найдете ни одного гвоздя, ни одной щепки, которые бы не принадлежали Морозовым. Минимальная цифра народонаселения в местечке простирается ежегодно до 15000 человек и состоит из людей, пришлых сюда ради куска насущного хлеба". Гражданская власть здесь также была в руках фабрикантов-старообрядцев Морозовых. (1888 г.)

Большинство владений Саввы Морозова располагалось в южной части Никольского (за железной дорогой), а Викулы - на Крутом (местечко на крутом берегу Клязьмы). Первые в просторечьи назывались "морозовскими", а вторые - "викуловскими". Казармы для рабочих строили в двух вариантах: одни - большое помещение со сплошными двухъярусными нарами, другие представляли из себя двух-пятиэтажные каменные здания с каморками, каждая на одну семью.

С 1900 г строительство шло уже только по второму варианту. Количество проживающих в них постоянно росло: с трех тысяч в 1825 году до 38026 в 1913-м. Всех желающих казармы вместить не могли, и тогда фабриканты соединили деревянной дорогой местечко с древним погостом и назвали эту улицу Новой Стройкой (ныне улица Лапина). Вдоль нее выросло много частнопредпринимательских домов, квартиры в которых назывались "вольными". Представляли они из себя мелкие каморки вдоль узкого центрального коридора, отделенные перегородками. Плохие печи с разведенными по дому железными трубами, отсутствие вентиляции, сырость, множество разных насекомых - типичная картина такого жилища. "Вопрос о квартирах - самый жгучий, - писала газета "Владимировец" в 1907 году. - Как у Саввы, так и у Викулы Морозовых вопрос разрешается неудовлетворительно. В особенности на фабриках В. Морозова. Тут, например, в одной каморке живет по две семьи... в большинстве случаев с совершенно противоположными требованиями и образом жизни. Правый угол пьющий, левый - трезвый... Семейная грязь, ссоры, брань". Надо, однако, отметить, что существовали и другие мнения. Например, в книге "Россия", изданной в 1899 году, сказано: "Морозовские фабрики имеют образцовое устройство и служат важным культурным центром для окружающей местности". К подобным разночтениям я еще вернусь.

Завершением оформления Никольской улицы можно считать строительство в 1912 году трехэтажного дома для русских служащих фабрик С. Морозова - "дома Бугрова" (назван по имени архитектора, ныне известен как старое здание Дома Советов, четвертый этаж надстроен в 20-е годы). Напротив "дома Бугрова" располагался Морозовский сад (ныне горпарк) с дачей М. Ф. Морозовой, в которой сейчас стационар для больных туберкулезом. Здесь в 1901 году министр внутренних дел Сипягин совещался с местными фабрикантами, владимирским губернатором и другими заинтересованными лицами по вопросу объединения Никольского, Орехова и Зуева в город. Кстати, подобный вопрос впервые Морозовы поднимали еще в 1889 году, но решился он только после Февральской революции. В особняке Морозовых в 1902 г. гостил А. М. Горький.

С этим особняком соседствует дом, известный в городе как "дом Оглоблина" (сейчас детский ортопедический санаторий). В. Н. Оглоблин, выпускник Киевского университета, заведовал мануфактурой С. Морозова. Крупный специалист текстильного дела, он издал в России и за границей около ста работ по крашению, отделке и отбелке тканей. Как председатель местного Общества образования, содействовал открытию мужской гимназии. После революции сбежал из города, а в его доме разместились Городская Дума и штаб красногвардейцев. В подвале дома во время красного террора было расстреляно несколько человек, известны фамилии Резвякова, Минского, Маслова и Шкотова. Подробности пока установить не удалось.

В 1864 году рядом с садом Т. Морозов построил Никольское начальное училище, которое постепенно надстраивалось, расширялось и к 1905 году стало четырехэтажным, в нем 38 преподавателей обучали 1881 ученика, курс обучения стал шестилетним. М. Ф. Морозова соорудила в нем храм во имя Николая Чудотворца. Неподалеку от училища стоял снесенный в 1974 г. двухэтажный деревянный дом, в котором размещалась жандармерия, а после Февральской революции - Совет рабочих депутатов.

Далее целый квартал занимала больница В. Морозова (сейчас - 2-й городская). Первый ее корпус, построенный в 1886 году, вмещал 40 коек и обслуживался одним врачом, а в 1907 году газета "Владимировец" писала о больнице: "Благодаря хорошим условиям... почти весь медицинский персонал служит долго, многие дослужились до пенсии... Сейчас больница - огромный квартал фабричного поселка. Имеет два огромных здания для терапевтических больных, в трех других зданиях хирургический, детский и родильный приюты. Родильный приют образцовый, какие трудно встретить у нас в России. Имеется еще отделение для хронических больных и несколько отделений для заразных. Все отделения в отдельных зданиях.

При больнице прекрасная баня, прачечная, всюду электрическое освещение, водопровод, ванные и прочее. Всюду образцовая чистота и порядок. В больнице четыре врача (одна женщина), фельдшер-акушерка, повивальные бабки, 12 санитарных фельдшеров, три фельдшера палатных, один фельдшер-дантист, один фельдшер-массажист и около двадцати сиделок. При больнице собственная аптека с провизором и тремя фармацевтами. Старший врач К. А. Угрюмов..."

На противоположной стороне улицы в двухэтажном каменном доме, где сейчас Дом пионеров, до 1886 г. жил М. И. Дианов - управляющий фабриками С. Морозова, а затем открылся " Клуб служащих" для администрации фабрик, инженеров, врачей. Здесь играли на бильярде, в карты, ставили силами членов клуба одноактные пьесы, приезжали и артисты московских театров, за определенное угощение выступал духовой оркестр рабочих, а также созданный Гайгеровым, Федулиным и Ивановым детский духовой оркестр. Для именитых гостей здесь давались свадебные и похоронные обеды. Особой пышностью и богатством выделялись вечера встречи Нового года - на них обязательно приглашался из Владимира военный оркестр.

В самом центре Никольской улицы, протянувшейся почти на 5 километров , рядом с особняком М. Дианова Тимофей Морозов в 1884 г. построил один из первых в России кооперативный магазин (магазин №1). Официально он назывался "Магазин потребительского общества", а в разговоре - "большой розничный" или "розничная лавка". Подобный же магазин в 1894 г. построил на Крутом В. Морозов (магазин №2).

Двор фабричной конторы С. Морозова - Двор Стачки. О нем ореховозуевцам известно многое, ведь он являлся местом главных стачечных выступлений рабочих. Сюда текстили многотысячными толпами приходили предъявлять требования к фабрикантам, проводили митинги и сходки. Здесь возникали кровавые стычки между ними и казаками. Когда-то у здания конторы были большие чугунные ворота, а в створе с ними у железной дороги еще одни. Они так и назывались - первые и вторые Никольские. У первых любили по вечерам стоять гурьбой конторщики и отпускать вслед прохожим нелестные эпитеты. Из окон конторского кабинета в свой последний приезд С. Т. Морозов наблюдал во время стачки 1905 г. разгон казаками по приказу владимирского вице-губернатора Сазонова многотысячной толпы текстильщиков.

19 января 1906 г. восемнадцатилетний рабочий И. В. Ветров на втором этаже конторы убил С. А. Назарова - директора красильной фабрики, организатора местной "черной сотни", устроителя провокаций и нападений на активистов-рабочих, шпионившего по заданию М. Ф. Морозовой за С. Т. Морозовым. Этот дальний родственник Морозовых испортил личную жизнь многим молодым, красивым работницам. После его смерти один из директоров приказал на две недели запереть прихожан-старообрядцев в фабричной богадельне и заставил их все это время молиться за упокой души Назарова. А сбежавший Ветров впоследствии был пойман и по приговору суда повешен.

С конторой С. Морозова соседствовала контора В. Морозова с аркой (снесена в наши дни), а напротив нее - квартал корпусов под общим названием "Самомазка" - бывшее красильное заведение Елисея Морозова. На территории Самомазки действовала буровая артезианская скважина №8. Между прочим, буровые артезианские скважины начали функционировать в Никольском с 1894 года, а до 1890 года воду ореховозуевцы пили прямо из Клязьмы.

Современная отбельно-красильная фабрика возникла после объединения в годы советской власти пяти красильных отделений при фабриках Морозовых и Зиминых. Их объединили в одну большую фабрику, поставив для нее оборудование из Раменского, Серпухова, Ликина, Ярославля и Быково. У восточной оконечности ОКФ до недавнего времени стоял двухэтажный "Дом директора", в котором жил с семьей приглашенный С. Морозовым для строительства турбинной электростанции Л. Б. Красин. Революционной активности в целях конспирации он не проявлял, но частенько ездил на заседания ЦК в Москву. Работал у Саввы Тимофеевича и Н. Н. Кропотов, ведавший мастерской по изготовлению бомб при МК РСДРП.

В 1840 г. предприниматель из английской фирмы Людвиг Кнопп по заказу С. В. Морозова строил первые корпуса бумагопрядильной фабрики, оснащенной английскими машинами и английскими мастерами (нынешняя БПФ-1), считавшуюся до революции крупнейшей в России. Вскоре в ее состав вошла выстроенная позже Новоткацкая фабрика, здание которой находится сейчас на территории крутильно-ниточной фабрики. На втором этаже Новоткацкой фабрики в 1885 г. работал "отец" знаменитой стачки П. А. Моисеенко. а на третьем - В. С. Волков. Здесь стачка и началась. Она продолжалась семнадцать дней. Это было первое политическое выступление рабочих России против самодержавия.

Никольская улица была свидетелем многих исторических событий. По ней 7 января 1885 г. шла первая в России демонстрация стачечного пролетариата под красным флагом, который нес В. С. Волков. 19 сентября 1917 г. здесь совместно демонстрировали ликинские и ореховские рабочие ("голодная демонстрация"), в декабре 1923 г. по ней шла к месту захоронения похоронная процессия с телом П. А. Моисеенко. Примыкавшая к восточной оконечности Никольской улицы теперешняя улица Бабушкина помнит стачку викуловских прядильщиков 1897 года, известную как "Викуловский бунт", усмиренный казаками и солдатами сибирского полка. Тогда деклассированные элементы сожгли дом директора фабрики англичанина Якова Васильевича Чарнока. На этой улице в доме учителя викуловской фабричной школы А. Е. Предтеченского в августе 1892 г. жил организатор первого марксистского кружка в Орехово-Зуеве Н. Е. Федосеев. Удостоилась она и кисти известного художника Н. А. Касаткина, изобразившего на одной из картин момент стачки.

Когда шло строительство Московско-Нижегородской железной дороги, развернулась борьба - где ей проходить. Есть свидетельства, что Зимин предлагал 50 тысяч рублей за то, чтобы линия шла по зуевской стороне, но его перебил давший 200 тысяч Морозов. И дорога от станции Дрезна свернула на ореховскую сторону, разделив Никольское на две части: северную и южную (сейчас Воронцовско-Пролетарский район).

На территории морозовских фабрик было проложено 12 километров путей широкой колеи, кроме того, места торфоразработок и отдельные пункты связывали между собой 80 километров узкоколейного пути. Восемь паровозов Коломенского завода развозили торф по фабричным котельным. На Никольском участке Московско-Нижегородской ж/дороги проходили "стенки" и драки с количеством участников более тысячи человек, которые мешали свободному движению поездов. Здесь, на ж/дорожном переезде на пятый день Морозовской стачки несколько тысяч рабочих были встречены солдатскими штыками, а их руководители В. Волков и Ф. Шелухин арестованы. Волков тогда успел крикнуть братьям по классу: "Помните, один за всех и все за одного!"

Воронцовско-Пролетарский район назван так в конце 1917 года в честь рабочего И. И. Воронцова и революционных заслуг трудящихся города. "Ваня цыган", как звали Воронцова на фабрике, был одним из организаторов марксистского кружка, выделялся начитанностью, участвовал в работе подпольной типографии, создавал боевые дружины, входил в состав первого Совета рабочих депутатов, организовал "красные похороны" Павла Черепнина. Погиб он во время штурма казаками 30-й казармы осенью 1905 года.

Савва Тимофеевич Морозов замыслил превратить этот заболоченный район в культурный центр. В короткий срок он построил здесь удобные по тем временам трехэтажные казармы для рабочих, благоустроил парк, недалеко от казарм выстроил фабрику (ныне это ткацкая фабрика №3) и перенес туда станки с Новоткацкой фабрики, заложил фундаменты для театра, двух казарм для служащих, турбинной электростанции (сейчас завод "Строймашавтоматизация").

Центром нового района стала Морозовская баня. Дело в том, что общественных помещений для рабочих, если не считать церквей, трактиров и кабаков, не было, и местом для своих собраний во время революционных событий они избрали бани. Заняв Морозовскую, вмещавшую до тысячи человек, явочным порядком, они превратили ее в своеобразный политический университет. Здесь состоялось первое публичное выступление Лизы Горячевой. Трибуной служила бочка, на которую ставили еще и табурет. Особо выделялись активностью рабочие Карп Клюев и Степан Сидоров. По поводу первого до сих пор можно услышать родившуюся тогда присказку " Карпушка на кадушке".

В этом районе в казарме №16 жили П. А. Моисеенко и руководитель Орехово-Зуевской парторганизации в годы реакции С. А. Киров, а в соседней - №17 - большевики братья Барышниковы, С. Д. Сельдяков, И. Е. Рубцов, А. А. Хазов и А. В. Баталии.

Восточной границей района была "Зиминская полоса" (улица Красина) - узкий участок земли, купленный фабрикантами Зимиными для провоза торфа. На южной оконечности полосы, примерно напротив сегодняшнего пединститута, располагался "Казачий двор", где на полном обеспечении Морозовых квартировала сотня астраханских казаков на случай беспорядков, а на северной - турбинная электростанция, первым директором которой был Л. Б. Красин.

Сегодняшняя улица Бугрова в те годы называлась Театральной. В 1912 году отмечалось столетие победы над французами. Как сообщалось в газетах, в ознаменование этого события при фабриках Морозова был открыт Зимний театр на 1350 мест. Строительство его, начатое в 1904 году, после смерти Саввы Морозова велось очень медленно, в связи с чем газета "Владимировец" 8 сентября 1906 г. писала: "Начатое постройкой еще при жизни С. Т. Морозова здание для театра готово, но не отделано и сиротливо выглядит среди окружающих его построек. Одно время храм Мельпомены в стиле "декаданс" хотели превратить... в хлопковый склад! Ходят слухи, что здание театра намереваются отдать под училище". К счастью, этого не случилось.

Открылся театр оперой М. И. Глинки "Жизнь за царя". Три вечера подряд играли на сцене артисты Большого театра, В спектаклях участвовал хор рабочих под управлением А. Н. Гайгерова. Начало большим постановкам силами рабочих положил спектакль "В селе Знаменском", показанный 9 сентября 1912 г. набранной режиссером-любителем В. В. Трубниковым первой рабочей драматической труппой в составе 170 человек. Со сцены театра выступали К. С. Станиславский, В. И. Качалов, И. М. Москвин, А. А. Яблочкина, Л. В. Собинов, А. В. Нежданова. Театра для рабочих в то время не имел ни один губернский город России. Выступал в театре и первый в стране симфонический оркестр рабочих, созданный С. Н. Корсаковым. Он за два сезона дал 60 концертов!

В 1917 году Зимний театр стал штабом революционных рабочих, в его зале 19 марта состоялись перевыборы местного Совета, в новый состав которого вошли в основном большевики. Председателем его стал А. И. Липатов. 2 сентября здесь же прошли выборы в городскую Думу, в ходе которых из 74 гласных оказалось 56 большевиков. Такой внушительной победы они не имели ни в одном городе России. На следующий день Дума единогласно постановила определить Орехово-Зуево к Московской губернии, а местом своей постоянной работы выбрала дом Оглоблина.

Связан театр и с рождением молодежной организации: в июне 1917 г. собрание, на котором присутствовало 500 человек, избрало оргкомитет по созданию "Социалистического союза молодежи". В театре обучались военному делу и хранили оружие красногвардейцы. 19 января 1923 г. здесь собрались участники Морозовской стачки, на встречу с которыми приехал М. И. Калинин. Он вручил 14 наиболее активным участникам серебряные часы с дарственной надписью, а П. А. Моисеенко - золотые. Строительством Зимнего театра непосредственно занимались инженеры строительного отдела конторы С. Морозова Бадьев А. В. и Покровский В. А.

Основой системы жизнеобеспечения рабочего района была водонапорная башня, строительство которой закончилось в 1896 году. Башня представляла собой сооружение, дополненное надстройкой с часами на все четыре стороны, а под ней артезианская скважина производительностью 150000 ведер в сутки. Часы на башне фирмы Коруновых, изготовленные в мастерских Москвы, являлись в то время единственными в Орехово-Зуево часами общего пользования. До их установки сигналом времени была казарменная колотушка. На башне две 15-пудовые гири на металлических тросах тянули завод часов. Бронзовый 16-пудовый колокол отбивал часы и получасы. По циферблату двигались две стрелки - одна длиной полтора метра, другая - три четверти метра. Выписанный из Москвы для обслуживания часов мастер Ф. В. Бушарин в определенное время поднимался на высоту семиэтажного дома и заводил часы ключом, похожим на ручку лебедки, обеспечивая их ход на неделю. Бушарин ходил на станцию Орехово, где на телеграфе сверял точное время. После 1917 г. часы обслуживал мастер А. Ф. Поликанов. В верхней части башни были установлены металлические баки, из которых вода разливалась по казармам. В наши дни башня горела. После пожара ее часы куда-то исчезли, а скважина засорена.

О новой больнице для рабочих в Никольском, построенной в 1906 году, в одной из книг читаем: "Едва ли найдется в России много больниц, соответствующих ей по величине и по характеру замысла и выполнения..." "Фабричная больница" была рассчитана на 300 коек, в здании главного корпуса организованы два хирургических и два терапевтических отделения, гинекологическое и родильное отделение, а также амбулатория и аптека. Необычайная солидность всей постройки и отделки, великолепное санитарно-техническое оборудование (приточно-вытяжная вентиляция, паро-водяное отопление, биологический фильтр для очистки сточных вод), удачная планировка отделений, прекрасная механическая прачечная с паровой дезинфекционной камерой - все это выгодно выделяло больницу. Больница Саввы Морозова в Никольском была поистине ни с чем не сравнимым чудом санитарной техники и архитектуры.

Славился Воронцовско-Пролетарский район в дореволюционные годы и парком народного гуляния, считавшимся лучшим в Московской губернии. Парк утопал в зелени и был огорожен высоким забором. В самом его центре высилась открытая сцена с артистическими уборными под ней. В северной оконечности парка находился деревянный двухъярусный Летний театр, на строительство которого Морозовы ассигновали 200 тысяч рублей. По выходным дням в парк господ Морозовых шли семьями с самоварами и закусками, занимали на весь день столы. Когда начиналось представление, столы накрывали салфетками и шли слушать концерт. На кругу шли массовые игры и танцы. Вечером имевшие билеты шли в Летний театр. Частенько устраивались фейерверки, мастером по которым был Корелов. 27 июня 1910 года в парке торжественно открылся первый в Орехово-Зуеве футбольный плац, считавшийся до открытия стадиона на Крутом лучшим в России. В этот день наша команда, бывшая впоследствии четырежды чемпионом Московской футбольной лиги, со счетом 7:3 обыграла Британский Клуб Спорта из Москвы.

26 апреля 1918 г. на заседании исполкома горсовета парк господ Морозовых решено было объявить достоянием города и назвать "парком Первого мая" (в начале 20-х годов он стал носить имя Льва Троцкого, бывшего здесь). 7 августа 1918 г. на открытой сцене парка пел для рабочих Ф. И. Шаляпин, в концерте участвовали виолончелист А. Брандуков и пианист Ф. Кенеман. После первого отделения дети выбежали на сцену и подарили Федору Ивановичу шелковую подушку с нашивкой "На память от детей Орехово-Зуева".

Южнее парка стоят корпуса педагогического института. В части из них - дореволюционной постройки из красного кирпича - когда-то размещалась богадельня с приютом и внутренней церковью во имя Святого апостола Тимофея, учрежденная Потомственной Почетной гражданкой М. Ф. Морозовой в память покойного мужа Тимофея Саввича (так указывалось в ходатайстве на имя губернатора). Устав богадельни 24 мая 1901 г. утвердил Товарищ Министра внутренних дел П. Дурново.

Целью учреждения богадельни и приюта было "призрение лиц обоего пола, сделавшихся неспособными к труду вследствие старости, болезни или увечья, а равно бедных малолетних сирот: Призреваемые могли быть лишь только лица, принадлежащие к православному исповеданию, а также к старообрядчеству, потерявшие способность к труду на службе и работе у Товарищества Никольской мануфактуры С. Морозова. В приют принимались только сироты рабочих и служащих, умерших на службе этого Товарищества. Призреваемые пользовались помещением, одеждой, пищей и врачебной помощью бесплатно. Для совершения в храме богадельни богослужения из Ореховского причта приглашался священник. Заведующим богадельней в 1916 г. был Петр Александрович Резвяков. За неповиновение, нетрезвый образ жизни и предосудительные поступки призреваемые исключались из этого заведения. В комплексе с театром, казармами, больницей и другими постройками замышлялось в районе и строительство церкви, но по причине слабого грунта, наличия часовни и церкви при богадельне от замысла отказались. Не удалось убрать и конный двор В. Морозова (его каменные строения сохранились с тыльной части театра), так как Викуловичи заломили несуразную цену. Церковь заложили на Крутом, в Есауловском лесу, но построить не успели, началась революция.

Одним из самых почитаемых исторических зданий в Никольском была 30-я казарма. В ней располагался комитет, руководивший февральско-мартовской стачкой 1905 года, заседал вышедший из подполья подрайонный комитет РСДРП, создавались первые боевые дружины, работал созданный в ноябре первый в Никольском Совет рабочих депутатов, печатались на гектографе листовки, стоял красный гроб с одетым в красную одежду телом П. Черепнина, погибшего во время перестрелки с казаками в Городищах, куда он вместе с К. Клюевым, П. Новиковым, И. Кабашовым, В. Бурдиным был послан для организации забастовки на отбельно-отделочной фабрике С. Морозова.

В похоронах 27 ноября участвовало более 20 тысяч рабочих, охраняемых цепью дружинников. Похороны были превращены в мощную демонстрацию против самодержавия. Власти замыслили взять реванш, их ответным действием стал погром 30-й казармы. Для его осуществления в уезд было стянуто до 2-х тысяч солдат и казаков. Вечером 30 ноября из сушилки казармы разошлись почти все. В 23 часа по распоряжению полицейского пристава Родионова две роты солдат, сотня донских казаков, полусотня астраханских казаков и 35 городовых окружили казарму под предлогом ареста Карпа Клюева (он накануне выехал в Москву).

Войска обстреляли казарму и ворвались в нее. На стрельбу рабочие ответили стрельбой, женщины лили кипяток на нападавших. Погром и стрельба длились около 2-х часов. Пьяные казаки и солдаты выламывали двери, врывались в каморки, избивали всех подряд. В каморке №74 укрывались И. И. Воронцов и шесть дружинников. Они ранили 5 казаков и только после того, как был убит у двери Воронцов, а В. Кононов, Н. Балабашкин и Н. Кабашов ранены, дружинники вынуждены были сдаться. Во время штурма И. П. Куликов вел стрельбу из окна сушилки, а затем по водосточной трубе спустился благополучно на землю и скрылся. По сигналу трубы нападавшие оставили казарму. Их жертвами, кроме Воронцова, стали 12-летний мальчик и юноша 18 лет. Тяжелораненых насчитали 22 человека, утром их отвезли в больницу. Когда навестить пострадавших в больницу пришли рабочие, казаки произвели налет на них и убили смотрителя Хорькова и старуху Херувимову.

После погрома казармы Владимирский губернатор объявил Орехово-Зуево на военном положении. Многие рабочие были арестованы и отправлены в тюрьму и ссылку. Многие уехали из Никольского, опасаясь ареста, многие ушли в подполье. Долгие годы 30-ю казарму местные жители называли "Порт-Артуром". В марте 1989 г. казарма была окончательно разрушена и сравнена с землей. Это произошло в ту пору перестройки, когда с самых высоких трибун гремели призывы беречь памятники истории Отечества.

О художнике Н. А. Касаткине уже было упомянуто в связи с "Викуловским бунтом". В музее города Серпухова хранится еще одна его картина "Новый ткацкий зал в Орехово-Зуеве". Писал он ее на ткацкой фабрике С. Морозова (ныне ткацкая №3) в 1904 году.

Местечко Крутое выросло из Никольского - это жилой квартал Викуловских фабрик. Заканчивался он у Богатырева протока, дальше шел Есауловский лес. По поводу его названия есть две версии. Старожилы рассказывали, что жил здесь когда-то татарин-лесник Саул. В пользу этой версии говорят некоторые дореволюционные фотографии с надписью "лес Саула". По другой - в лесу стояла сторожка есаула. Богатырев проток пересекал современную улицу Кирова в районе Дома культуры текстильщиков. Он уносил в Клязьму излишки влаги. После того, как его засыпали, начался подпор грунтовых вод, отчего, в частности, стал "гнить" театр. Попытки разыскать какую-то документацию и восстановить проток пока не увенчались успехом. Что касается Есауловского леса, то он, как и "Мельница", был местом проведения митингов, маевок и партийных собраний местных большевиков.

Рядом с тем местом, где сегодня обувной магазин, строилась Крутовская церковь. За период с 1907 по 1916 гг. на постройку этого храма рабочими и служащими было собрано 48741 рублей, а Товарищество В. Морозова пожертвовало 55 тысяч рублей.

В начале века на Крутом был построен поселок, в лучших коттеджах которого жили английские специалисты с фабрик Викулы Морозова. Звали его "Англичанка" (сейчас улица Степана Терентьева). Эта короткая улочка была, пожалуй, самой футбольной не только в Орехово-Зуеве. На ней, по сути дела, зарождался российский футбол, здесь жили большинство ореховских футболистов, в том числе и входившие в состав первой сборной олимпийской команды России Николай Кынин и Анатолий Акимов. А первое организационное собрание Клуб-Спорта "Орехово" (К. С. О. "Морозовцы") состоялось в помещении викуловской богадельни весной 1910 года.

Богадельня (сейчас одно из зданий школы №1) выстроена в 1895 г., заведовала ею жена управляющего фабриками В. Морозова Марфа Ивановна Свешникова. Двадцатью годами раньше при викуловских фабриках открылась школа на несколько десятков учеников при трех преподавателях.

А в конце 1902 г. одна из газет писала: "В школе В. Морозова вечерние и дневные классы насчитывают 14 классов, количество учащихся в них доходит до 700 человек, учительский персонал достиг 20 человек... Для исправления учеников применяются следующие виды наказания: на коленки с вывертом, глажение по головке линейкой или смычкой, отчего вскакивают шишки с грецкий орех".

Здание теперешней школы №1 построено в 1914 году. В школе был пятилетний срок обучения, его проходили 1378 учеников при 40 преподавателях. Бывшая школа №5, в здании которой сейчас размещается строительный отдел ХБК, возникла в 1912 г. как женское училище при Никольском училище.

7 апреля 1914г. напротив богадельни В. Морозова за железнодорожной линией на месте бывшего "дровяного склада" состоялось открытие нового в Никольском футбольного стадиона. На его открытие приезжала футбольная команда Лондонского университета.

В викуловской вотчине имелась своя баня, двухэтажное кирпичное здание которой стоит и поныне, используемое по тому же предназначению. Правда, вид его и снаружи, и внутри сейчас весьма непригляден, хотя оно ежегодно по нескольку раз ремонтируется. Бани для рабочих в те времена были общими. Женщины посещали их по пятницам, а мужчины по субботам. Остальное время предназначалось для стирки. Плата за баню с рабочих не взималась.

24 февраля 1905 г. около викуловской бани произошло столкновение рабочих с проходившим мимо воинским патрулем. Кто-то со стороны бани произвел выстрел, и солдаты открыли стрельбу по рабочим у казармы №7. В этой стычке было ранено 8 рабочих и 3 солдата. Инцидент этот был назван "кровавая пятница", о нем напоминает мемориальная доска на здании бани.

Много разных событий происходило в районе группы ныне сломанных казарм возле бани. Здесь на одном из собраний в 1917 г. была попытка расправиться с членом Московской Окружки большевиком Ефимом Бумажным - спасла его группа подоспевших женщин. Во дворе казармы №2 в марте 1905 г. рабочие убили одного из главарей местной "черной сотни" обходного В. Жильцова по прозвищу "Вася большой". В казарме №3 в каморке К. Лапина собирался марксистский кружок М. Рудакова, а в 1901 г. - члены Орехово-Богородского комитета РСДРП во главе с И. В. Бабушкиным.

Напротив деревообделочного завода Саввы Морозова высились резервуары с нефтью емкостью 300000 пудов. Крутовские казармы стояли на окраине Никольского. Дальше простирались на несколько десятинах огороды купца Егорова. Кировский поселок возник на их месте уже при советской власти.

На работу в Никольское прибывал народ со всей России и, естественно, не всегда лучшая часть его. Это налагало свой отпечаток на местную среду. Свидетельств нравов, здесь царящих, немало.

Вот отрывок из опубликованной в газете "Владимировец" осенью 1906 г. корреспонденции орехово-зуевского автора: "В свободное от работы время рабочие занимаются разными азартными играми. Они нередко кончаются дебошами. Устраиваемые еженедельно религиозно-нравственные чтения в Никольском училище привлекают очень мало публики... Среди молодежи распространяется эротическая литература, а также карточки с возбуждающими скверные инстинкты видами... Очень часто слышны скабрезные песенки, расточаемые даже "барышнями". Вообще разврат процветает - и мозговой, и половой... В Никольском громадный успех завоевывает порнографическая литература. Нет дома, столба или забора, где бы ни красовалось какое-нибудь нецензурное словцо. Так грубеют, дичают нравы ореховцев... Тайная продажа вина не прекращается. Ею занимаются все, кому нечего делать. Ежедневно можно видеть этих продавцов после закрытия казенных лавок. Они стоят у трактиров и назойливо предлагают водку каждому проходящему. Нередко случается, что вместо водки продают простую воду... Участились кражи. Наглость воров переходит границы. Воруют днем и вечером. Воры скрываются бесследно. Ночных постов городовых у нас нет, и каждый обыватель рискует быть ограбленным на улице".

Быт рабочей казармы точно описал В. Ефимов: "Кухня в казарме с большой общей печью. Здесь, у печки, обычно собираются по вечерам жильцы и занимаются каждый своим делом: женщины нянчатся с ребятами, стирают белье, стряпают, "ищутся", занимаются пересудами и т. д.; мужчины играют в карты или рассказывают неприличные анекдоты. Теснота, скученность, вечный шум, дрязги, ругань, - все это гнало рабочих в кабак искать забвения в вине. Карты, орлянка, драки, поножовщина были обычными явлениями в быту рабочей казармы. В каморке то и дело вспыхивали ссоры. Во время этих ссор живущие на полатях выдерживают настоящую осаду, боясь сойти на пол, а занимающие нижнюю площадь каморки делят ее по половицам и кричат друг на друга: "Не ходи по моей половине!.." В церковные праздники в казарме дым стоит коромыслом... Слышны дикие, пьяные крики, вопли избиваемых жен и плач детей. Пьянки вскладчину, жив еще обычай пропоя помоев. Условия казармы выработали особый тип молодежи. Эти ребята по вечерам слоняются по поселку, хулиганят от нечего делать, а днем бездельничают на кухне или в коридоре, дуются в "козла", "трынку" или "очко". Каждый рабочий поселок имеет свою "площадь топтания", "шаталовку", "шелопаевку" или "щемиловку", где молодежь бесцельно слоняется целыми часами. Чтобы выйти на "шаталовку", надо приодеться. Отсюда - пижонство... Многие недоедают, чтобы иметь возможность одеться лучше. Многие девушки идут на путь проституции ради этого, поют в церковном хоре..."

Наряду с подобными характеристиками быта и нравов Никольских рабочих встречаются и иного рода. В Орехово-Зуевском музее хранится рукопись нашего земляка члена РСДРП С. В. Рождественского, в которой он несколько по-другому вспоминает о городской среде. Он пишет: "В очерках, помещенных за последние 3 - 5 лет в "Московской правде" и даже в самой "Правде" (речь идет о пятидесятых годах), к великому сожалению, совершенно неверно освещается жизнь орехово-зуевских рабочих как завзятых пьяниц и малокультурных людей.

Число кабаков исчислялось очеркистами в 40, число церквей - в 10. Это явная неправда, граничащая с клеветой. Кабаков было только четыре: Красноложкина, два Татарникова и Кулагина. Зуево вообще было очень маленьким придатком: церквей было одна православная и одна старообрядческая, одна в Орехово, итого три вместо десяти. "Домовые" в богадельнях и школах нельзя считать, они работали только в Пасху... Книжных магазинов было два... Кроме того, были две библиотеки... На станции железнодорожный киоск распространял до 200 экземпляров газет, их брали нарасхват. История орехово-зуевского движения еще ждет своей правдивости и старика, которого изобразят ореховским рабочим не в карикатурном виде. Один очеркист "открыл" в Орехове публичный дом. Другой видит в работницах гаремных наложниц. Нужно же было так скверно думать о женщинах-работницах, смелых, честных! А отцы и мужья, оказывается, знали о такой исключительной "способности" С. А. Назарова и молчали, терпели, что их жены и дочери идут в массовые любовницы! А еще возмутительнее то, что не было в печати ни одного протеста против такой клеветы. После этого неудивительно, что в газете "Орехово-Зуевская правда" Брызгалин охарактеризовал условия труда на фабриках Саввы Морозова как каторжные..."

Никольское, как и весь город, в связи со строительством очень изменилось. К сожалению, не всегда новое строительство сочеталось с сохранением старых, исторически ценных зданий.

Пройдет еще несколько десятков лет, и не придется ли нашим внукам ездить в Ногинск или Тверь, чтобы посмотреть, если, конечно, там что-то сумеют сохранить. Памяти нужно пристанище.

Житие отца Григория

Об отце ГРИГОРИИ, старообрядческом священнике текстильного городка Дрезны, ходят легенды. Человек тихий, неприметный, он, когда дело касалось веры, обретал мужество и стойкость. В его сердце стучался пепел протопопа Аввакума, принявшего мученическую смерть в огне во имя истины старой веры. Мужество и стойкость, присущие старообрядцам с самого начала раскола русской церкви, помогли сохранить свою святую веру.

В конце двадцатых - начале тридцатых годов в нашей стране резко усилилась борьба против религии и церкви. Детей воспитывали с ранних лет в духе безбожия. Маршировавшие по улицам пионеры распевали во весь голос: "Долой, долой монахов, долой, долой попов, мы на небо залезем, разгоним всех богов". Многомиллионными тиражами выходили антирелигиозные книги и брошюры. Оскорбительные статьи в газетах очернял и церковных служителей, обвиняли их во всех смертных грехах. Клевету верующие опровергать не осмеливались - боялись репрессий. Да и кто бы эти опровержения напечатал? После публикаций в газетах, как правило, следовали аресты "разоблаченных" священнослужителей, увольнения с работы непокорных верующих. Прихожане, напуганные репрессиями, отказывались регистрироваться в "двадцатку", и храмы закрывались. В тридцатые годы были закрыты почти все старообрядческие церкви. Храмы - памятники русского зодчества - превращались в гаражи, склады, цехи мелких предприятий. Народ погружался в удушающую атмосферу воинствующего безбожия.

Но не всегда закрытия храмов и аресты священников проходили по сценарию властей. В Дрезне подобный сценарий был нарушен. Спасая общину и храм, настоятель церкви отец Григорий проявил мужество, сберег зарегистрированную "двадцатку", не допустил ее развала.

Отец Григорий (в миру Григорий Семенович Зубрилин) родился в 1858 г. в деревне Коровино, в семье крестьян. Коровинская старообрядческая община, официально зарегистрированная в 1910 г., была одной из крупнейших в уезде и нелегально существовала издревле. Ее почетным председателем и попечителем был Арсений Иванович Морозов, внук Захара Саввича Морозова - хозяина Богородско-Глуховской текстильной мануфактуры. В 1914 г. старый коровинский храм стараниями общины был отремонтирован, а на средства А. И. Морозова куплен красивый иконостас. В те годы в Коровинский приход входил и деревни Савостьяново, Острово, малое Кишнево, поселок Дрезна и другие.

Григорий Зубрилин обладал красивым голосом, пел в церковном хоре, стал стихарным, а затем диаконом. Дрезненский старообрядческий храм он принял в самом конце прошлого века и прослужил в нем около 50 лет. Среднего роста, с окладистой бородой, с серыми глазами, излучавшими доброту, священник располагал к себе прихожан. Жил он в деревянном одноэтажном доме, который сохранился до сих пор. Жена Мария Михайловна умерла в 1929 г., и ему пришлось одному растить трех сыновей и трех дочерей. Тремя годами раньше батюшка взял на воспитание детей старшего сына Зиновия - слепую внучку Ира иду и горбатого внука Сашу. Обязанности хозяйки в доме выполняла старшая дочь Татьяна. На полях сражений Великой Отечественной войны погибли сын священника Николай и внук Григорий.

Все, кто знал отца Григория, подчеркивали, что он был добр и бескорыстен. В храме крестил, венчал и отпевал мирян бесплатно. Жила большая поповская семья бедно. Зная это, прихожане приносили в дом священника картошку, молоко, овощи, кто что мог. Они любили своего пастыря, и он любил ближнего, особенно детей. Встречая их на улице, каждого гладил по головке и угощал сладостями.

Он никогда не болел, до последних лет жизни сохранял легкую походку, хотя и прибегал к помощи палочки. Его друзьями и задушевными собеседниками были старообрядцы - кучер местной больницы Г. Г. Потемкин, уставщик храма Л. В. Макеев, певчий А. Ф. Поздняков, а также священники из Павловского Посада Даниил Березин и Степан Чертихин. В последние годы жизни, читая Евангелие, отец Григорий, не стесняясь, плакал, объясняя это предчувствием кровопролитной войны.

В начале тридцатых волна погромов и разрушений докатилась и до Дрезны. Однажды вооруженные представители местной власти пришли в дом отца Григория, чтобы арестовать его. Старший, с наганом в руке, вывел батюшку с детьми и внуками во двор и приказал всем встать к воротам. "Сними крест! - кричал он, угрожая оружием. - Не сниму, - ответил священник, - стреляй в святой крест". "Ты фашист! - закричала комиссару слепая внучка Ираида, вцепившись намертво в деда. На шум к дому подоспели прихожане. Они не позволили карательной команде арестовать пастыря и надругаться над ним и его семейством. С угрожающими возгласами "Что вы делаете, нехристи, зачем забираете убогих, слепых и горбатых!" толпа двинулась на пришедших и отбила священника и его детей.

Дрезненцы не позволили закрыть и опечатать храм, и отец Григорий продолжал в нем служить. Но местные власти лишили священника и его детей гражданских прав, они стали лишенцами. Через полгода в дом нагрянула комиссия по раскулачиванию, но, кроме церковных книг, икон и походной церкви, ничего не нашла. В бедной семье поживиться было нечем. Так и уехали с пустыми руками. Преследования лишенца отца Григория и его семьи продолжались, и тогда он принял смелое и для многих неожиданное решение - поехал на прием к самому М. И. Калинину. Очередь к Всесоюзному старосте была огромной, но преклонного возраста священник выстоял. "Садитесь, - вежливо предложил Михаил Иванович. - Нет, сынок, я постою. - Я вам товарищ, а не сынок, - поправил батюшку М. И. Калинин. - Я говорю языком русского старца. Власть человеку дается Богом, а вы представитель высшей Советской власти. Ежели бы вы пришли в мой храм, вы бы там не сидели, а стояли, потому что храм - святое место. Потому и я в вашем кабинете не стану садиться, а постою". Затем отец Григорий выложил М. И. Калинину свою душевную накипь. Он рассказал о своем горьком детстве, как в молодые годы содержал восьмерых сестер, описал издевательства над ним и его большим семейством. "Вы в общине состоите? - спросил М. И. Калинин. - Состою и возглавляю приход. Позвольте, Михаил Иванович, дослужить в храме, мне до смертного часа осталась самая малость". Калинин молча взял лист гербовой бумаги и написал на нем слова, разрешающие Г. С. Зубрилину продолжать службу в Дрезненском старообрядческом храме.

Местная власть вынуждена была подчиниться высокому указу и ждать кончины отца Григория. Он почил 10 июня 1941 г., за полторы недели до начала войны, которую предвещало его чуткое сердце. В дни прощания и похорон ворота поповского дома не закрывались. Вся Дрезна шла сюда, чтобы проститься с честным человеком и любимым священником. Вскоре церковь, где служил отец Григорий, закрыли. После закрытия храма его ждала печальная участь всех подобных ему храмов. России - разрушение. Разрушали, как это делается у нас, спешно и бездумно.

... Пепел протопопа Аввакума стучался в сердце Григория Дрезненского, мужество которого оказалось крепче злых козней власть предержащих. Старообрядческий пастырь умер свободным и несломленным.

Поделитесь с друзьями