Продолжение. Начало в №4, 1996 г.

Ищу предков

Виктор Огурцов

Я знал, что девичья фамилия моей бабушки Софьи Степановны – Тимофеева. А от какого же Тимофея идет эта фамилия? Бабушка ответила так:

– В Москву его привезли из деревни дядья, которые уже работали в конторе у Саввы Морозова. Было это, примерно, в 1848 или в 49 году. Степану Аверьяновичу исполнилось 11 лет, он умел читать и писать и вообще был бойким, сообразительным пареньком и с характером – упорный. Несколько лет он был в конторе на побегушках, вроде посыльного по Москве. Никакого жалования ему не полагалось. Из конторских денег «на транспорт и почтовые расходы» платили ему немного, а прибавка была за сет «чаевых»: получатель записки или устного сообщения обычно давал посыльному мелкую монету. Щедро давали «на чай», если в записке были приятные известия. Не скупились и богатые барыни, если записка была адресована «в собственные руки».

Все деньги Степан Аверьянович отдавал дядьям. С ними он жил в полупод­вале где-то на Таганке. Дядья часть общих денег отправляли в Степановку как оброк, а на оставшиеся жили. Конторским служащим нельзя было быть одетыми кое-как, ходить немытыми и нечесаными: хозяева требовали, чтобы служащие не порочили фирму своим видом и поведением.

Спустя какое-то время Степана Аверьяновича поставили помогать писарям в бухгалтерии, потом допустили к оформлению документов в делопроизводст­ве. Приказчики стали брать его с собой на ревизии и на заключение торго­вых сделок. Когда была учреждена Богородско-Глухов­ская мануфактура, Сте­пана Аверьяновича взяли туда в контору. Несмотря на то, что он был сов­сем еще молодым, в конторе его ценили и за счет правления купили ему ос­вобождение от военной службы. Он был зачислен в штат, стал получать ре­гулярное жалование, но оставался крестьянином деревни Степановки – даже после того, как крестьян освободили от крепостной зависимости.

Женился он на Евдокии Савиновне Батулиной – привез ее в Москву из Са­ратова. А родом она из деревни Беливо. От Степановки до Беливо, пример­но, километров десять. Дело было так. Когда отменили крепостное право, мои дед Савин Исаевич Батулин с сыном Самсоном и дочерью Евдокией уехал из Беливо в Саратов. Что побудило его к этому переезду, сказать не могу. В Саратове Евдокия Савиновна стала работать в имении у какого-то немца, а Савин Исаевич с Самсоном занялись кузнечным ремеслом. Все Батулины бы­ли потомственными кузнецами и мастерами по металлу, – сейчас их назвали бы слесарями. Кроме Самсона, у Савина Исаевича были сыновья Мирон и Гри­горий. Мирон уехал в Петербург, а Григорий остался в деревне Беливо.

Степан Аверьянович по делам Богородско-Глуховской мануфактуры бывал в Саратове. Там он встретил земляков, посватался к Евдокии Савиновне и получил согласие. В Москве они сняли квартиру в доме на Семеновской ули­це (теперь Таганская), здесь я и родилась», – закончила свой рассказ моя бабушка.

Из рассказа жительницы деревни Степановки Вассы Петровны Левиной (1978 г .).

«Левина я по мужу, а девичья фамилия моя – Нешина. Мой муж Гаврила Алексеевич был Фокин. Когда же его стали забирать на 1 мировую войну, то записали Левиным, а почему – не знаю. Свекра звали Алексей Фокич, он был сыном Фоки Панфиловича. По всему получается, как ты говоришь, Панфил был сыном Тимофея Леонтьевича, а звался Левиным, по деду – «дяде Леве».

Зная, что я «копаюсь в старине» и очень интересуюсь историей деревни Степановки, жители деревни посоветовали: «Ты бы сходил к дяде Леве – он очень старый, за восемьдесят, и слепой – из дома почти не выходит. А по­говорить любит. И помнит многое».

Дядя Лева назвал себя – Леонтий Климович Малахов. Вот что он поведал: «Дед мой – Семен Семенович Левин, а дочь его Анастасия Семеновна – моя матушка. Как звали по отчеству прадеда, не знаю. Дед служил в гусарах, после службы поселился в Варве, там и умер в 1918 году. Ростом я в него (Леонтий Климович, несмотря на старческую сутулость, в дверь проходил, наклонив голову. «Под два метра будет», – подумал я). Я тоже служил – на той еще германской войне. Только не в окопах, а писарем был, потому что грамоту знал и почерк был хороший. Грамотных-то солдат тогда почти не было, а среди Левиных, почитай, все были грамотными – таков был семейный обычай».

Потряся немного родословное древо, я сказал:

– Прадед Ваш был Семен Тимофеевич Левин, а пра-прадед – Тимофей Леонтьевич. Того Леонтия, видимо, так же, как и Вас, звали в деревне «дядя Лева», откуда и фамилия пошла – Левины.

Спустя 7 лет после этого разговора я разыскал в архиве ревизскую скаку, составленную в 1811 году. В слободе Степановке Гуслицкой волости Богородской округи, принадлежавшей о 1799 г. егермейстеру и действительно­му камергеру Степану Авраамовичу Лопухину, числилось 93 двора и в них 401 душа мужского пола. Среди них:

Левонтий Петров, 1747 года рождения, умер в 1805 г.

Левонтьевы дети:

Михайло, 1770 года рождения;

Матвей, 1772 года рождения;

Порфирий, 1778 года рождения;

Тимофей, 1781 года рождения.

Михайлы Левонтьева дети:

Ларион, 1797 года рождения,

Яков, 1802 года рождения;

Порфирия Левонтьева сын Илья,
1806 года рождения,

Тимофея Левонтьева дети:

Панфил, 1807 года рождения,

Иван, 1810 года рождения.

ЦГИА Москвы и Моск.обл. Ф.51, оп.8, ед.хр. 4.

По-видимому, сыновья Тимофея Аверьян и Семен родились после 1811 г.

У Степана Аверьяновича и Евдокии Савиновны было трое сыновей и пятеро дочерей. Сыновья и дочь Феодосия умерли маленькими, остались Марфа, Софья, Елена и Анна.

Положение старообрядцев во второй половине XIX в. – вплоть до 1905 года – было довольно сложным. Я воздержусь сейчас от обзора истории старообрядчества как явления в общественной жизнь России, рассчитывая на то, что такому обзору посвящу отдельную, не связанную с поиском сведений генеалогического характера, статью.

Обозначенный период времени примечателен, по крайней мере, тремя серьезными для судеб государства стечениями обстоятельств. Во-первых, поражением России в Крымской войне 1853 – 56 г.г. и последующим кризисом крепостнической системы хозяйствования. Во-вторых, частичными реформами в некоторых областях внутренней политики, вызвавшими противоречивые мне­ния о них в сословных, общественных и торгово-промышленных кругах в сто­лицах и провинции. И наконец, в-третьих, – «призрак коммунизма», который бродил по Европе и уже присматривался к Российской империи. Последнее обстоятельство изрядно тревожило правительство, подталкивая его к усиле­нию репрессий против всякого инакомыслия, уповая не только на полицейс­кие меры, но и на активность «идеологического фронта» – православной Церкви.

Духовенство с одобрением отнеслось к ужесточению полицейских мер, усмотрев в них поддержку в борьбе с различного рода религиозными течени­ями, несогласными в целом или в деталях с положением Церкви в государст­ве и с ее правом выступать в роли носителя «истинной веры».

Старообрядцы были причислены к инакомыслящим. Помимо того, что сущест­вовало множестве запретов на деятельность старообрядцев и их общин, во второй половине XIX в. последовали дополнительные притеснения. Среди них: снятие крестов с глав старообрядческих храмов и колоколов с колоколен; запрещение крестных ходов; упразднение старообрядческих монастырей и ски­тов (а с 1883 г. – запрещение устройства их Уложением о наказаниях), не­признание детей старообрядцев законными, если родители не венчались в православной церкви.

7 июня 1856 г. по указанию митрополита Филарета были опечатаны алта­ри старообрядческого Покровского собора при Рогожском кладбище в Москве. Опечатывание, вынос из собора наиболее ценных книг, икон и предметов церковной утвари осуществляла московская полиция. При кладбище все же была устроена палатка (дощатый сарайчик), где в дни церковных празд­ников устанавливались переносные алтари, куда приносились иконостасы-складни и где без колокольных звонов (разрешалось бить в подвешенные железные и медные листы) и без крестных ходов совершались службы.

В провинции, особенно в местностях, населенных преимущественно ста­рообрядцами, было попроще. С одной стороны, потому что принятие крутых мер против старообрядцев могло вызвать массовые возмущения крестьян, чреватые безудержными погромами. А с другой стороны, в провинции не бы­ло такого мощного полицейского режима, который существовал в столицах: инакомыслие в провинции не пахло революцией, цареубийством и прочими потрясениями основ империи.

Духовные правления в уездах зорко следили не столько за происками старообрядцев, сколько за деятельностью приходских священников, в обя­занности которых входило отвращение прихожан от влияния старообрядцев и приобщение последних к «истинной вере». Показательно дело, возникшее в Богородском уездном Духовном правлении в 1854 г. (ЦГИА Москвы и Моск. обл. Ф.707, оп.1, ед.хр.598). Предупреждая обвинение в пассивной пропаган­дистской работе среди старообрядцев, священник церкви Рождества Богоро­дицы, что на речке Рудне, донес начальству о безобразиях, творимых ста­рообрядцами в деревнях, являющихся приходом его церкви. «Безобразия» за­ключались в следующем. В последних числах сентября 1354 г. крестьяне-старообрядцы поповского согласия «вступили в брак, а именно:

1. Ксенофонт Исидоров 20 лет со вдовою Анною Лукиною 23 лет;

2. Григорий Петров 25 лет с девицею Агапиею Федоровою 24 лет;

3. Иаков Дмитриев 21 года с девицею Мариею Исидоровою 22 лет;

4. Лазарь Иванов 18 лет с девицею Параскевою Лукиановою 23 лет;

5. Иван Евфимов 21 года с девицею Агрипеною Лукиною 21 года;

6. Симеон Пантелеймонов 20 лет с девицею Акилиною Евфимьевою 21 года,

и все сии браки были обвенчаны крестьянином, имя коего не открывают, из деревни Заволенья, принадлежащей в приход Преображенской церкви, что на реке Нерской, в хлебном магазине деревни Авсюнина (в хранилище зерна, ам­баре. – В.О. ) с крестьянами означенной деревни вотчины графа Зотова Антипом Алексеевым и вотчины г.Можарова Иваном Кировым, которые в своих мо­ленных исправляют должности певцов и чтецов». И еще священник руднинский церкви добавил: «делают своеволие против правил церковных и законов граж­данских крестьяне деревни Титове Григорий Иосифов, Петр Нестеров; дерев­ни Мисцевой Иван Федоров Гомасков, Сергей Федоров, Иосиф Тимофеев и Прокопий Иванов».

Следующая цитата из материалов дела дает представление о том, какие силы были привлечены для расследования такого «чудовищного преступления», как бракосочетание молодых крестьян-старообрядцев. «Вследствие сделанного Его Высокопреосвященством (митрополитом. – В.О. ) по означенным донесени­ям отношения к г. Московскому Военному Генерал-губернатору, по распоря­жению Его Сиятельства произведено Богородского уезда приставом 1-го ста­на Любимовым при депутате с духовной стороны бывшем благочинным Богородского уезда села Карпова Покровской церкви священнике Стефане Лебедеве исследование...». Чем закончилось дело, значения в данном случае не име­ет, – можно лишь добавить, что священник руднинской церкви Александр Флоринский, заварив эту кашу, к следствию не явился. А посланный к нему Сте­фан Лебедев обнаружил, что Флоринский «от настоящего места удалился, из погоста Рудни выехал, дом оставил запертым, и где ныне он, Флоринский, находится, о том неизвестно». Сбежал, видимо, просто-напросто, поняв, что попал между двух огней – начальством и крестьянами-прихожанами, у которых, надо полагать, враждебного отношения к соседям-старообрядцам не было.

Вот в таких условиях мой прадед, старообрядец поповского согласия крестьянин Степан Аверьянович Тимофеев вступил в «незаконный» брак с крестьянской дочерью девицей Евдокией Савиновной Батулиной. В таких условиях родились у них «незаконные» дети.

Степану Аверьяновичу не было и 30 лет, когда совладельцы Богородско-Глуховской мануфактуры сделали его своим приказчиком – доверенным лицом. Круг обязанностей доверенного лица и его полномочия были определены документом:

Приказчику Компании Богородско-Глуховской Мануфактуры крестьянину собственнику Московской губернии Дорховской волости слободы Степановки СТЕПАНУ АВЕРЬЯНОВИЧУ ТИМОФЕЕВУ

 

Милостивый Государь!

Правление Компании Богородско-Глуховской Мануфактуры поручает Вам в течение тысяча восемьсот семьдесят второго года продавать вырабатываемые на означенной Мануфактуре разного наименования това­ры в Москве и во всех Российской Империи городах и учрежденных яр­марках со взносом следующих за право торговли узаконенных пошлин в лавках, нанятых Компанией, или там, где Вы найдете и признаете для Компании лучшим и удобным; по сему, для занятия в ярмарках торговых помещений имеете Вы от имени Компании контракты на оные заключать; в ярмарочные конторы и прочие начальственные места объявления, про­шения и всякого рода бумаги подавать; деньги за оные представлять и установленные на занятие торговых помещений свидетельства и биле­ты получать; капиталы за право торговли или акцизы, или где потребу­ется от имени Компании вносить и установленные свидетельства и би­леты получать; все товары имеете Вы продавать за наличные деньги, а благонадежным лицам и в кредит со взятием с них на имя Компании документов; деньги с должников ее по документам, счетам и всякого рода обязательствам получать; в случае неплатежа кем-либо из должников Компании должных ей денег, векселя протестовать, долговые документы и счета предъявлять от имени Компании в Судебные места, в Мировые судебные установления и к соответствующим лицам для удовлетворения по законам; в случае медленности и других неправильных дей­ствий прошения в высшие Присутственные места и жалобы подавать; взысканные деньги из всех судебных мест и установлений под Вашу росписку получать, словом, по взысканию денег с должников Компании действовать повсюду от имени Компании, вполне заменяя ее, а равно в отношении Городской и Земской полиции по всем делам Компании вполне за­менять ее лицо; приходящие во все почтамты, почтовые конторы и экс­педиции, в Российской Империи существующие, на имя Компании денежные суммы, документы и всякого рода корреспонденции с роспискою где следует получать; в банковые учреждения от имени Компании вносить денежные суммы на текущие счета и для трансфорта, и таковые из оных за счет Компании получать; от имени Компании ни у кого и ни насколь­ко не кредитоваться. Право протеста векселей от имени Компании и взыскания с должников ее должных ей денег по векселям и всякого рода долговым обязательствам, а равно взнос в банковые учреждения от имени Компании денежных сумм на текущие счета и для трансфорта и полу­чения их оттуда за счет Компании можете передоверить кому заблагорас­судите; во всем вышеозначенном Правление Компании Богородско-Глуховской Мануфактуры Вам верит, кому право протеста документов от имени Компании и взыскания с должников ее должных ей по векселям и всякого рода обязательствам денег, а равно взнос в банковые учреждения от имени Компании денежных сумм на текущие счета и для трансфорта и по­лучения их оттуда за счет Компании передоверите; верит, что Вы или лицо, кому передоверите упомянутое для передоверия, согласно сей до­веренности законно учинит – впредь спорить и прекословить не будет; по прошествии же года или по требованию Компании обязаны Вы явиться с предоставлением подробного и верного во всем отчета.

Компании Богородско – Глуховской Мануфактуры
(подписи)

Директоры Правления, Почетные Граждане: Иван Морозов, Макар Морозов

Печать: «Московская губерния, Богородская Градская Дума», герб города Богородска.

Доверенность зарегистрирована 14 декабря 1871 г.
в Богородской Городской Думе.

Деятельность Степана Аверьяновича заключалась в поездках на ярмарки – Харьковскую и Нижегородскую, – а также по губернским городам, где просматривалась перспектива заключения выгодных для Компании сделок. В поездках приказчика обычно сопровождали один-два помощника, которые везли образцы тканей, предлагаемых Компанией на продажу. Сделки заключались на месте, расчеты с покупателями (кредит или наличные деньги) оформлялись в мест­ных банках.

...Подрастали дочери – и одну за другой стали выдавать их замуж. Мар­фу сосватали за Илью Епифановича Драгунова. Он был московским мещанином, служил в правлении Богородско-Глуховской Мануфактуры и работал помощни­ком Степана Аверьяновича. Дядя Ильи Епифановича – Петр Федорович Драгу­нов – был священником в Покровском соборе при Рогож­ском кладбище, принял монашеский чин под именем Павел. Когда в 1905 г. после 49-летнего перерыва собор разрешили открыть, была составлена опись сохранившихся предме­тов, представляющих ценность как реликвии общины. В числе таких предме­тов – фотографический портрет инока Павла (Петра Федоровича Драгунова). Илья Епифанович вскоре после женитьбы снял квартиру в доме на Землянке (дом № 65 кв. № 37) – три комнаты, кухня, туалет, чулан, водопровод, пар­кетные полы. Детей у этой супружеской пары не было.

Софью выдали замуж за богородского мещанина Дмитрия Ивановича Елисе­ева. Ей было 17 лет, ему – 19. Софья уехала из Москвы к Елисеевым в Селиваниху.

Сохранился фотоснимок, сделанный в день бракосочетания. Я обнаружил его случайно, когда приехал в деревню Степановку, чтобы навестить трою­родного брата моей матери Ипата (его повсюду называли Липат) Исааковича Левина. В горнице, освещаемой тусклой лампочкой, стал я рассматривать фотографии, висящие на стене, а Ипат Исаакович пояснял, кто и при каких обстоятельствах на них запечатлен. Обратил внимание на карточку под сте­клом, заключенную в добротную раму черного цвета – молодожены: невеста в подвенечном платье, жених в строгом костюме. По нижнему полю что-то написано от руки. Ипат Исаакович сказал, что не знает, кто тут изобра­жен - как отец повесил эту фотографию, так она и висит. Я попросил табуретку, встал на нее и прочитал надпись: «Папенька Степан Аверьянович, маменька Евдокия Савиновна. 1894 г.».

– Это же мои дед и бабушка, – обрадованно сказал я. – Вот не знал, что такой фотоснимок существует! Здесь Дмитрий Иванович и Софья Степановна Елисеевы.

– Софью Степановну помню! Как же! – встрепенулся Ипат Иса­акович. – Я у них в Москве бывал, да и она с детьми сюда приезжала. Она – двою­родная сестра отца. Дмитрия Ивановича тоже помню – его убили в Панарьине, я на похоронах был.

– Дмитрий Иванович умер от язвы желудка в 1913 году, – поправил я, – а убили его отца Ивана Алексеевича. Было это в 1906 году.

– Верно, – согласился Ипат Исаакович, подумав. – Я тогда совсем паца­ном был, лет десять мне было или даже меньше.

В этот раз просить фотографию не стал. Решил, что приеду следующим летом и уж тогда начну выпрашивать. Но приехать в Степановку пришлось, не дождавшись лета: Ипат Исаакович ушел из жизни. Я не попал ни на по­хороны, ни на девятый день – только на сороковины смог приехать в Сте­пановку. Фотографию выпросил у наследников.

Ипат Исаакович вернулся с Первой мировой войны без руки. Имел два солдат­ских Георгиевских креста. Приспособился хозяйствовать с одной рукой – косил, доил козу, запрягал лошадь. После революции работал в Москве на извозе, а как сделали колхозы, стал бессменным бригадиром («одиннадцать председателей сменил», – говорил он мне). Сказал как-то: «Тут одного по радио прославляли недавно: по сдаче картофеля рекорд побил (Ипат Исаа­кович назвал цифру – центнеры с гектара). Да меня за такой урожай к стенке бы поставили как вредителя!».

Может показаться, что я, взявшись разыскивать своих предков, то и де­ло отклоняюсь от избранного направления и начинаю углубляться в подробно­сти биографий дальних и очень дальних родственников и путешествую по мес­там, к нынешнему Ногинскому району не относящимся. Поясню свою позицию.

Мои предки не жили в пустоте или на необитаемом острове – вокруг всег­да были люди, с которыми они общались по месту жительства, по работе или по-родственному. Недаром ведь говорится: с кем поведешься, от того и на­берешься. Вот мне и интересно было знать, с кем «водились» предки и от кого они чего «набирались».

Есть и другая цель введений в мое повествование имен дальних родствен­ников и людей, принимавших какое-то участие в судьбах предков. Я рассчитываю на то, что кто-то из читателей, встретив имя знакомого человека, а еще лучше – упоминание известного факта, поправит меня или дополнит мое сообщение новыми подробностями.

Есть и третья цель: показать, что историю России творили не только князья, цари и герои – каждый труженик положил в здание этой истории свой кирпичик.

Елену, третью дочь Степана Аверьяновича и Евдокии Савиновны, выда­ли замуж за Ивана Федоровича Князева. Род Князевых в Егорьевском уез­де имел глубокие корни и к концу XIX в. состоял из нескольких семейств купцов и мещан, в той или иной степени связанных с производством и сбытом хлопчатобумажных тканей. Генеалогии рода Князевых надо посвя­щать отдельное исследование, но меня интересовала только одна линия – та, что имела продолжением брак Ивана Князева и Елены Тимофеевой.

Егорьевский 1-й гильдии купец Серапион Иванович Князев владел бумаготкацкой фабрикой. После него фабрика перешла сыновьям Никите и Федору. В пору, когда фабриканты Хлудовы стали организовывать Егорьевскую Мануфактуру, Князевы продали им свои фабрики и стали служить в Правлении. У Федора Серапионовича, управляющего одним из отделений хлудовской Мануфактуры, были сыновья Иван и Серапион. Иван Федорович и стал мужем Елены Степановны. Жили они в поселке, носившем название «Хлудовский двор» (ныне – городок Вождь Пролетариата), семейство счи­талось почтенным, уважаемым в городе – мещанин Иван Федорович Князев был одно время членом Егорьевской городской думы.

Все эти подробности я брал на заметку потому, что они характеризу­ют круг родственников и ту среду, в которой жили мои прадеды и пра­бабки Елисеевы и Тимофеевы. А среда такая: бывшие крестьяне, добивши­еся своим трудом независимого материального положения, обладавшие спо­собностями приобрести высокую квалификацию, стремившиеся «выйти в лю­ди» честным путем и воспитывавшие своих детей на принципах христианской морали и семейных традициях. Замужние сестры регулярно ездили в Москву к родителям, общались между собой зятья и невестки, двоюродные братья и сестры, велась переписка, пересылались из семьи в семью фото­графии.

В собрании семейных бумаг есть два письма – автографы моих пращуров. Письмо первое:

«Милой моей дочки Евдокеи Савиношнои. Желаю я вам быть здоровым иприсем ниско кланеюсь Савин Исаяв. Неможноли комне на светую пасху в гости побывать. Ещежа доношу тебе, что Самсон Савинович дочь Елизавету Самсонавну выдал за саратаскаго мещанина за Петра Яковлича, свои уиво дом собсвинай. От марта 26 1871 году. Савин Батулин. Кланеюсь всем вам. Прошу комне вгости».

Письмо второе:

«Симбирск 1894 г. февраля 24. Любезной Супруги Ев­докии Савиновне. Первым долгом спешу пожелать получить от бога тебе, детям Марфуши, Сони, Елени и Анни доброго здравия, душевнаго спасения и всех земных благ. Всех целую. Из Сызрани и Симбирска послал по де­пеши. Мы доехали по железной дороги и на лошадях в Симбирск на поне­дельник в 3 часа утра благополучна. Находимся я, Илья Епифанович в добром здравии. Вчерашний день и сегодня занимались разборкой товара и здешним купцам немнога продали. Погода стоит ясная, вечарами немнога морозит, снегу порядочна. Ежели простоит такая погода хотя первую неделю, я полагаю, поторгуим. Казанская Желез. Дорога многа купцов в Москву увезла, которые обязательно были все здесь. И время поздния – к весне, дальния боятся, как бы незахватила распутица, тогда товар вести совершенно нельзя. Итак, будте здравы все и благополучны и бе­регите себя. Всех Вас целую. Любящий отец Степан Аверьянович Тимофе­ев. Поклон передайте тетки Евдокии Васильевной, Бабушки Аксиньи Дмит­риевной и Верьяну. Письмы писать закончить средой первой недели пос­та. Были в тиатри вторник, среда и четверк, больше не поедем. Мамаша, Анюту поцелуй, чтобы училась хорошенько читать, писать».

Анна Степановна, младшая дочь Тимофеевых, была моложе Елены на 9 лет. В 1887 году Степан Аверьянович получил у Морозовых ссуду и ку­пил в Москве дом (Пестовский пер., № 9). Сюда он перевез из Степановки престарелых родителей – Аверьяна Тимофеевича и Аксинью Дмитриевну, здесь в 1888 году родилась Анна Степановна.

В это время в Москве началась перерегистрация всех строений, при которой дома получали новую нумерацию, полицейские участки обретали новые зоны ответственности, а домовладельцы обязаны были представить в полицию сведения обо всех жителях дома – кто таков, откуда прибыл, чем занимается и на каких правах живет в данном доме. Перерегистрация тянулась несколько лет, и Степан Аверьянович не торопился в поли­цейс­кий участок. Похоронил своих ро­ди­­те­лей на Рогож­ском кладбище, выдал замуж трех стар­ших дочерей, а Анну стал устраивать учиться в Московс­кое городское Рогожское училище, раз­ме­щав­шееся в том же Пестовском пе­реулке. В училище потребовали метрику Анны, а метрики не было, потому что старообрядцев в церковных метрических книгах не регистрировали. По­шел Степан Аверьянович в полицейский участок, чтобы получить у них до­кумент, подтверждающий, что Анна – его дочь. Полицейские чины покача­ли головами и сказали, примерно, следующее: так как вы, уважаемый, и та женщина, с которой вы живете, в православной церкви не венчались, то девица Анна, о которой вы хлопочете, является незаконнорожденным ребенком, и признать ее вашей родной дочерью мы не имеем права. Мало того, – оная девица Анна как несовершеннолетняя не должна жить в доме у чужих людей.

Пришлось Степану Аверьяновичу ехать в свою деревню. Там собрали сход, на котором и оформили отношения между Анной и ее отцом:

«1902 года Сентября 25 дня. Мы нижеподписавшиеся Московской губер­нии Богородского уезда Дорховской волости, крестьяне собственники Степановского сельского общества, слободы Степановка, состоящие из 573 ревизских душ, в количестве 156 домохозяев, имеющих право голоса, быв сего числа на сельском сходе в числе 160 человек, созванном по распо­ряжению нашего сельского старосты Демида Росина для общественных на­добностей, где нам, крестьянам, было предъявлено прошение крестьянина нашей слободы Степана Аверьянова Тимофеева, которым он ходатайствует о назначении его, Тимофеева, попечителем над личностью его несовершен­нолетней дочерью Анной Степановой Тимофеевой, по выслушании сего мы, сходчики, не встречая с своей стороны никаких препятствий к удовле­творению ходатайства Тимофеева и руководствуясь 18 ст. Общ. Полож. о кре­стьянах, постановили: нашего односеленно го крестьянина Степана Аверь­янова Тимофеева назначить попечителем над личностью его дочери Анны Степановой Тимофеевой, о чем и составили настоящий приговор за надлежащим подписом:

(далее следуют личные подписи –

Григорий Антонов

Прохор Лукин

Исаак Савельев

Иван Иванов

Иван Андронов

Антон Александров

Фома Зотов

Петр Еремеев

Прокофий Прокофьев

Игнатий Андронов

Федор Михайлов

Кузьма Федоров

Алексей Герасимов

Василий Евстафьев).

За неумеющих грамоте –

Мирона Иевлева

Тараса Григорьева

Кирилла Сухалева

Петра Поликарпова

Михаила Михайлова

Родиона Иванова

Никиту Трифонова

Кузьму Ларионова

Гаврилу Назарова

Ивана Гумынова

Тимофея Семенова

Ивана Иванова

Лариона Кириллова

Якова Вавилова

Прохора Логинова

Ивана Агеева

Карпа Федулова

Никиту Иванова

Семена Яковлева

Еремея Корнилова

Акинфия Степанова

Кондратия Львова

Фирса Ипатова

Якова Гаврилова

Федота Гаврилова

Сидора Левонтьева

Пимена Иванова

Василия Левонтьева

Панфила Ларионова

Никиту Архипова

Евстафия Алексеева

Ивана Белова

Андрея Филиппова

Андрея Жигарева

Антона Кириллова

Антона Павлова

Викулу Агеева

Степана Панфилова

Феофана Иванова

Калину Прокофьева

Ивана Акинфьева

Данилу Сидорова

Елисея Егорова

Ивана Прокофьева

Семена Александрова

Трофима Пахомова

Савелия Митрофанова

Федула Тимофеева

Андрея Леонтьева

Трофима Семенова

Василия Федорова

Елисея Панфиреева

Меркула Иванова

Самсона Филиппова

Андрея Митрофанова

Гаврилу Викулова

Никифора Михайлова

Леонтия Иванова

Козьму Семенова

Семена Кузьмина

Максима Васильева

Степана Тимофеева

Анику Наумова

Кузьму Антонова

Филиппа Симонова

Егора Матвеева

Никулу Тарасова

Акима Михайлова

Сергея Григорьева

Арефия Артамонова

Михея Ларионова

Василия Сидорова

Карпа Фролова

Алексея Герасимова

Ермолая Сидорова

Агурея Полуэктова

Аверьяна Панфиреева

Афанасия Панфиреева

Ивана Григорьева

Никифора Семенова

Михаила Леонтьева

Фоку Ларионова

Семена Никифорова

Евдокима Андронова

Анисима Росина

Мартына Мартынова

Артамена Сидорова

Семена Егорова

Якова Степанова

Тимофея Иванова

Никифора Игнатова

Федота Петрова

Савелия Николаева

Анисима Родионова

Тимофея Андронова

Перфилия Тимофеева

Федора Логинова

Никиту Фролова

Симона Иевлева

Никиту Григорьева

Андрея Полуэктова

Сысоя Лазарева

Петра Панфиреева

Емельяна Иванова

Кондратия Иевлева

Анисима Козырева

Евстигнея Кузьмина

Григория Никифорова

Филиппа Симонова

Архипа Амосова

Дорофея Власова

Степана Пушкина

Василия Тарасова

Ивана Прокофьева

Ивана Корнилова

Матвея Никитина

Ивана Никифорова

Савелия Еремеева

Тихона Исаакина

Ефима Осипова

Ефима Тимофеева

Артемия Селиверстова

Анисима Поликарпова

Ивана Игнатова

Емельяна Жигарева

Акима Духова

Федора Прокофьева

Савелия Лаврентьева

Фому Федорова

Кирилла Анисимова

Михаила Карпова

Александра Егорова

Прокофия Прокофьева

Михаила Михайлова

Данилу Антонова

Артамона Егорова

Никона Васильева

– по личной их просьбе Василий Семенов Левин расписался.

Сельской староста Демид Росин.

 

1902 года сентября 25 дня настоящий приговор в приговорной книге Степановского сельского общества за 1902 год под № 15 записан

Волостной старшина (подпись).

Волостной писарь (подпись).

Этого документа было достаточно для того, чтобы Анну Степановну приняли в училище.

Список избирателей для городских выборов 16 июля 1870 г., Москва, 1870 г. (выписка): ... Тимофеев Ст.Ав. – крестьянин Богородского уезда

Список лиц, имеющих право голоса на выборах в городскую Думу на 1885 – 1888 г.г. (выписка): ...Тимофеев Степан Аверьянович, крестьянин.

Адрес-календарь г.Москвы за 1888 г. Алфавитный список домовладель­цев. Москва, 1888 г. (выписка): ... Тимофеев Степан Аверьянович, крес­тьянин, Пестовский пер., Рогожская часть, 1 участок, строение 81/86.

Адрес-календарь г.Москвы за 1903 г. Алфавитный список домовладель­цев. Москва, 1903 г. (выписка):

...Пестовский пер. № 9 – Тимофеева Степана Аверьяновича.

Пестовский пер. № 11 – Екатерининской пустыни.

Пестовский пер. № 13 – Московское городское Рогожское училище.

В деревне Беливо, где я побывал, о том, что тут когда-то жили Са­вин Исаевич Батулин и его дочь Евдокия, никто мне ничего сказать не мог – память об этих односельчанах не сохранилась. Стал я собирать тогда всевозможные сведения о деревне и ее жителях, чтобы хотя бы со­ставить представление об этом уголке России, куда уходит одним из кор­ней мое родословное дерево.

Деревня лежит в стороне от тракта, прижимаясь к реке Нерской. В ок­рестностях – заболоченные леса и луга. «Мокрой» эта местность счита­лась еще у древних племен Меря, обитавших здесь до славян и оставив­ших после себя названия рек Нерская и Понор. Специалисты-языковеды утверждают, что мерянские племена, говорившие на языках финно-угорской группы, словами, где есть корень «нер» (»нар», «нор», «нюр», «няр»), называли низменные заболоченные места по берегам озер и в поймах рек. Предполагается, что озеро Неро, реки Нерехта, Нерль, Пара и др. полу­чили свои названия именно потому, что воды их подпитываются множест­вом болот, расположенных по берегам. Нерская и Понор берут свои нача­ла в болотах и текут по равнине, изобилующей болотистыми лугами, топя­ми и сырыми лесами.

Когда славяне в IХ – Х в.в. стали осваивать эти места, они принесли славянские названия для урочищ, водоемов и других географических объ­ектов. Мокрые земли, почти непригодные для земледелия, и мокрые леса, дающие плохую древесину, они называли словом «бель».

В русском языке есть слова, обозначающие предметы, не имеющие опре­деленной формы и пределов, – предметы, если можно так выразиться, «сбо­рные»: топливо (все то, что годится для сжигания), курево (все то, что годится для курения); крошево (бесформенная масса, образованная разно­родными бесформенными же частями чего-либо), зарево (неопределенных размеров освещение части горизонта, вызванное невидимым источником света); мошево (неопределенных размеров местность, покрытая мхами, мо­ховое болото). В этом же ряду, по-видимому, стоит и слово «беливо» – неопределенных размеров местность, где преобладают бели, мокрые луга и заболоченные леса. Название деревни – Беливо – вполне соответствует тому месту, где она находится.

К XVII столетию понятие «бель» стало из языка уходить – его замени­ли другими понятиями и словами. По этой причине писцы, составлявшие в XVII – XVIII столетиях различные описи, не понимали слова «беливо» и на­звание деревни толковали каждый на свой лад: Беляево, Белая, Белиево, Беливы. Лишь в XIX в. повсеместно утвердилось древнее название – Бе­ливо.

Росла деревня так:

Для деревни, где было более сотни дворов и более 650 едоков, пашенной, сенокосной и выгонной земли явно не хватало. Со времен помещиков Лопухиных, – а деревня в составе Гуслицкой волости была пожалована им в 1731 году, – крестьяне находились на оброке, т.е. платили владельцам деньги за пользование угодьями. А уж где они брали эти деньги, это как раз владельцев интересовало меньше всего. Тогда и стали получать рас­пространение так называемые отхожие промыслы. Чем, кроме земледелия, добывали крестьяне средства к существованию, показывают статистичес­кие материалы 60-х годов прошлого столетия. В деревне Беливо было три конторы по раздаче основ для выработки тканей на домашних станах. Ос­новы привозили с фабрики Морозовых в Орехово-Зуеве, туда же сдавали готовую ткань. Станов в Беливо было более 130. Два сапожных мастера и один портной ходили по окрестным деревням, зарабатывая деньги своим ремеслом. Был кто-то один, промышлявший в Москве легковым извозом. Но главное, что отличало Беливо от других деревень в округе, это – зна­чительное число людей, занимавшихся кузнечным ремеслом. Кузнецов бы­ло около 10 – 15% от числа взрослых мужчин.

Когда я обнаружил эту цифру, сразу вспомнил слова моей бабушки Со­фьи Степановны: «Все Батулины – потомственные кузнецы». Уж не они ли составляли в Беливо ту часть населения, которая кормилась кузнечест­вом?

Из рассказа жителя деревни Беливо Василия Исаевича Беклова (1979 г .)

«Батулины не только слесарничали, а еще лили из чугуна утюги. Такие – с крышкой, углями разжигались. Лев Григорьевич (внук Савина Исаевича. – В.О. ) был кузнецом, а жена его Аксинья Васильевна из Громовых. Громовых раскулачили, а где теперь магазин, у них лавка была. Тут по­чти вся деревня – Батулины. Хрусталевы – это бывшие Батулины: кто-то из них на Рогожском кладбище то ли попом был, то ли дьяконом, – ну и взял себе фамилию Хрусталев. Про то, что кто-то из Батулиных уехал в Саратов, не знаю. Говорили, что тут многие разъехались, когда кресть­ян на волю отпустили. Все больше – в Москву. Вот где мой дом стоит (дед его еще купил у кого-то, кто уезжал), тут главное место в дерев­не. И самое древнее».

Из рассказа Елизаветы Трифоновны, 76 лет, тещи протоиерея Покровского собора при Рогожском кладбище о.Георгия (1978 г .)

«Мой дед Лев Григорьевич Батулин всю жизнь жил в Беливо. У него жена была Ксения Васильевна, сыновья Григорий, Никифор, Павел, Епифан, Ефим и дочери Агриппина и Ольга. Ольга Львовна – моя мать. Агрип­пина была замужем за Исаем Бекловым. Григорий Львович жил в Москве и имел слесарную мастерскую на Солянке. Мы его звали Батулин, а по до­кументам он был Львов. И дочь его Лиза была Львова – она умерла во время войны. Павел Львович погиб во время гражданской войны в 5-й Ар­мии где-то в районе Омска; Ефим Львович был кузнецом, работал в Оре­хово-Зуеве у Морозова. У него была в Беливо кузница, он в ней погиб во время пожара. Все Батулины были хорошими кузнецами и слесарями, умели делать все работы по железу, даже литье. Кто была Евдокия Савиновна, не знаю. О том, что кто-то из Батулиных уехал в Саратов, не слышала».

В ходе реформ, последовавших после 1861 года, претерпели некоторые изменения границы уездов и волостей. Деревня Беливо вошла в Запонорскую волость. Сравнительная таблица занятости жителей Богородского уез­да по волостям заметно отличает Запонорскую волость от других:

Число занятий жителей
Волость      иконописание   кузнечное дело    легковой извоз

Беззубовская      3                          0                          10

Ильинская          2                          0                           3

Дорховская        5                          0                           22

Запонорская      48                         63                         28

Карповская        3                           4                           13

Новинская          0                           0                            3

Буньковская       1                           0                           20

Васильевская     0                           6                           16

(Сведения о селениях и жителях Московской губернии. Москва, 1873 г.)

Чтобы завершить характеристику деревни, где родились и жили мои предки Батулины, приведу выдержки из статьи Е.Бокова «Певческие руко­писи гуслицкого письма» (В кн. Труды Отдела древнерусской литературы Института Русской литературы. Т.32. Ленинград, 1977 г. Изд. «Наука»).

«...В Гуслицах было много талантливых мастеров, занимавшихся худо­жественными промыслами. Иконописный, меднолитейный и другие промыслы были здесь давними занятиями многих художественно одаренных местных жителей. Из числа таких художников-самоучек и могли выходить талант­ливые переписчики и оформители рукописей. Интересные сведения о художественных промыслах в Гуслице находятся в работе К.А.Вернера «Кус­тарные промыслы Богородского уезда Московской губернии» (без места издания, 1890 г.). Автор отмечает следующие промыслы в Гуслице: иконописание – в деревнях Запонорской волости Анцыферово, Яковлевская, Костино, Давыдове, Гора, Ляхово, Елизарово; изделия из дерева – в Ильинском погосте, изделия из меди – в деревнях Ильинской волости Давыдовской, Мосягине, Чичеве, Челохове; изделия из железа в деревне Беляево (здесь ошибка, должно быть – Беливо. – В.О. ) Запонорской во­лости... .

...Почти во всех гуслицких старообрядческих селениях были свои моленные и регулярно совершались службы. Поэтому многие жители этих сел и деревень хорошо знакомы со знаменным пением, пели на клиросе, пели у себя дома при молитве. Из среды таких людей выходили перепис­чики крюковых книг... .

...Гуслицкие певческие рукописи до сего времени изучены мало и в научной литературе не освещены. Имеются лишь отрывочные упоминания о них (напр. С.В.Смоленский. О древнерусских певческих нотациях. В кн. Памятники древней письменности и искусства. Вып.145. СПб, 1901 г.; его же: О собрании русских древнепевческих рукописей в Московском Си­нодальном училище церковного пения. Русская музыкальная газета. От­дельный оттиск. Москва, 1899 г. Также у Мельникова-Печерского: см. Сборник Нижегородской ученой архивной комиссии. Т.9, ч.2. Н. Новго­род, 1910 г.).

Наряду с гуслицким часто в литературе упоминают еще беливское пи­сьмо. Наименование «Беливское письмо» по названию одной из деревень Гуслицы – Беливо – следует считать ошибочным. В рукописях гуслицкого письма есть свои оттенки, которые свойственны чаще даже отдельным мастерам, чем местностям. Можно выделить имена отдельных переписчи­ков: Шитиковы, Крутиковы, Кашкин, Добренький, Кабанов и др., выделя­ются отдельные группы деревень: Беливо и Загряжская, Мисцево и Петрушино, Степановка и Абрамовка. Но все различия в письме и орнаменте рукописей из этих мест – лишь варианты гуслицкого письма, все эти рукописи имеют очень много сходного и отличаются одним общим направлением.

Вместе с тем существует так называемый «Беливский распев» – явление музы кального, а не графического порядка. Отсюда, очевидно, и пошло выражение «Беливское письмо».

...Можно предположить, что гуслицкая рукописная традиция сложилась уже в XVIII веке. Но имена гуслицких мастеров рукописной книги ХVIII в. неизвестны. Книг этого времени попадается мало. Известнее имена масте­ров, работавших в ХIХ – ХХ в.в.

...Имена переписчиков певческих книг:

– в дер.Куровская – Афанасий Ионов Бичев – владелец книги, написанной в деревне Беливо Степаном Алексеевым Капустиным в 1908 году;

– в дер. Новой – Василий Васильев Рунов, владел книгой, написанной Ла­зарем Онуфриевым Кабановым, уроженцем дер.Беливо. Писал в Москве в 1899 году;

– Добренький И.Ф., Федотов Антон – деревни Мисцево, Заполицы; конец XIX – начало XX в.;

– Кашкин Максим Александрович – дер.Устьяново, начало XX в.».

(Продолжение следует)

Поделитесь с друзьями