Альманах"Богородский край" N 1 (2000)

ТРУДЫ ИСТОРИКОВ И КРАЕВЕДОВ

ИЩУ ПРЕДКОВ

Виктор ОГУРЦОВ

Продолжение. Начало № 4, 1996 г., №1, 1997 г.

Рассказывать о деревне Беливо и не упомянуть при этом о могиле отца Леонтия, находящейся в окрестностях деревни, невозможно. О могиле я был наслышан задолго до того, как наведался в Беливо. Про нее мне рассказывала моя мать Мария Дмитриевна, дочь Дмитрия Ивановича и Софьи Степановны Елисеевых. В Селиванихе она жила с родителями до 14 лет, а в 1913 году, когда Дмитрий Иванович умер, Софья Степановна с детьми (их было семеро) перебралась в Москву к своим родителям Степану Аверьяновичу и Евдокии Савиновне. Подробностей о могиле и об отце Леонтии моя мать не знала, но помнила хорошо, что из Селиванихи люди ходили за голубикой в лес за Мисцевское болото — там, за этим болотом, и была могила. В 1913 году могила уже считалась старой. Тогда на могиле стоял восьмиконечный крест с поветкой и она была обложена камнями.

Расспрашивая разных людей о Гуслице, я интересовался, кто такой был отец Леонтий, когда он жил, чем прославился и почему похоронен в лесу. Вот что мне рассказали.

Протоиерей Покровского собора при Рогожском кладбище о. Георгий: «Отец Леонтий был известен как подвижник старообрядчества, усердный постник, распространитель этого подвижничества; прославился своей мудростью, честностью, неподкупностью».

Могила о. Леонтия. Современное фото

Священник этого же собора о. Антоний: «Во время гонения на старообрядцев скит уничтожили, люди ушли кто куда, а отец Леонтий, кажется, так и сгорел вместе со скитом - не захотел никуда уходить».

Елизавета Трифоновна, теща о. Георгия: «Отец Леонтий считается праведником и мучеником за веру: когда скит сожгли и все разошлись, он остался жить в лесу, а когда умер, то его и похоронили на месте бывшего скита».

Житель деревни Селиванихи Савелий Евтеевич Иванов: «У старообрядцев там был монастырь, его разрушили и сожгли. А Леонтий в монастыре за старшего считался. К его могиле молиться ходят, свечки ставят».

Житель деревни Беливо Василий Исаевич Беклов: «Источник там, возле могилы отца Леонтия, совсем зарос сейчас. А раньше считали, что в нем святая вода. Монастырь-то на этом источнике стоял».

Житель деревни Беливо Прокопий Степанович Алексеев: «Вокруг могилы отца Леонтия все перерыто: когда монастырь сожгли, на этом месте клады искали, да ничего не нашли».

Еще я узнал, что к могиле о. Леонтия приезжали издалека, привозили недужных, водили их с молитвами вокруг могилы - и недужные получали исцеление. И что у могилы служили пасхальные службы.

Но самую интересную повесть я услышал от Мемнона Денисовича Пчелкина, уроженца деревни Петрушино, с 1929 года живущего в Москве: «Давно это было. Мальцом я слышал от старых людей эту историю (Мемнон Денисович родился в 1893 г. — В. О.). Охотник, говорили, какой-то в наших лесах охотился, да и застал его дождь в лесу. Вот он нашел куст поплотнее, залез в него и сидит, пережидает, когда дождь пройдет. Только слышит вдруг — где-то стук под землею - вроде как бы дверь хлопает. Он в кусте-то поискал, видит - ход под землю. Спустился он по ходу, а перед ним дверь закрытая. Оробел охотник, стоит перед дверью и молитву творит: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, спаси и помилуй нас!» А из-за двери ему голос: «Аминь!» Охотник дверь-то отворил, а там — старец. Молится усердно. Белый весь старец, — седой, стало быть, — исхудалый и одетый бедно. Вот охотник подождал, когда он кончит молиться, а потом долго беседовал со старцем. Тем временем дождь-то прошел. Охотник вышел от старца да на другой день пришел сюда же, принес припасов, одежду. Искал, искал тот куст, да так и не нашел. Людям окрестным рассказал о старце, а те говорят, это, де, отец Леонтий, он многим людям из-под земли являлся, только никто не упомнил того места, где явления-то были. И где он в лесу обитал, тоже никто не знал. Только знали, что его обитель где-то возле святого источника. А когда отец Леонтий преставился (упокой, Господи, душу его!), его и схоронили в лесу, возле обители. Могилу его знаю, бывал там».

...В 1746 г. в тюрьме при Канцелярии Тайных розыскных дел сидели в колодках воры и разбойники Афанасий Рудаков (он же Двушерстный) и Григорий Шелухин. Там Двушерстный вдруг «вспомнил», что когда сидел в тюрьме при Коломенской воеводской канцелярии, то разговорился с сидевшим там же беглым рекрутом Марком Григорьевым. Этот Марк в присутствии других колодников якобы рассказал: «я, де, знаю раскольников, которые живут Московского уезду дворцовой Гуслицкой волости в построенных в лесах четырех кельях, а знает, де, он, Марка, о тех раскольниках потому, что, де, по побеге из рекрут у тех раскольников он бывал, а почему, де, оной Марка тех раскольников знает и давно ль у тех раскольников бывал, и в которых именно урочищах живут и с чьего позволения, о том, де, имянно оной Марка ему, Двушерстному, не сказал, а он, де, Двушерстный, того Марка простотою своею о том не спросил».

Такой прием ухода от ответственности за собственные преступления как оговор был известен преступникам во все времена. Расчет был на то, что по подобному сообщению власти начнут поиски свидетелей, устраивать очные ставки, перевозить из одной тюрьмы в другую и т. п. А время идет — и наказание за содеянное все откладывается и откладывается. Если повезет, можно и тягу дать из-под стражи, а не повезет — можно еще что-нибудь «вспомнить» и как бы в раскаянии преподнести властям новую историю. Оставлять без последствий такие доносы было нельзя: вмиг можно было угодить в колодки и на дыбу за укрывательство преступлений и покровительство преступникам.

Поэтому в данном случае по доносу Двушерстного в Гуслицкую волость был послан из Раскольнической конторы, ведавшей всеми делами о раскольниках (старообрядцах), служитель Афанасий Анбаров. Он вез указ гуслицкому волостному старосте: выяснить все о кельях в лесах, где якобы живут раскольники, и письменно доложить о результатах.

Староста вызвал шестерых сотских (волость в административно-полицейском отношении делилась на шесть сотен, во главе каждой стоял выбранный крестьянами сотский). Результатом поездки Анбарова в Гуслицу стало донесение, где сказано: «Во оной во всей Гуслицкой волости, в сорока шести деревнях и во всех тое волости оселках и пустошах лесных и непроходимых мест и неведомых в тое волости людей не имеетца. А в предложенной при доношении скаске показано: Гуслицкой волости шести сотен сотские Никита Данилов, Яков Никифоров и товарищи сказали, в показанной, де, волости лесных и непроходимых мест и в болотах построенных ни одной кельи не имеетца и жительствующих не точие записных, а и незаписных раскольников и неимеющих указных и письменных пашпортов и ни у кого в домех для работы не содержано» (ЦГАДА. Ф. 288, оп. 1, ед. хр. 317).

Активное преследование старообрядцев началось в последней четверти XVII столетия, после того, как в 1682 г. их обвинили в причастности к возмущениям стрельцов в Москве. Тогда руководимые поборником старых обрядов Никитой Добрыниным (Пустосвятом) московские старообрядцы отказались признать царем Петра Алексеевича, венчанного на царство по новым, «никонианским», церковным правилам. Последовало массовое бегство старообрядцев из столицы, где власти — церковные и светские — особенно усердствовали в борьбе с «раскольниками».

Этот период в истории России характерен еще и тем, что, распространяя реформированные патриархом Никоном церковные обряды, власти поощряли устройство православных монастырей, видя в них опору для духовного объединения народов, населявших Россию, в нацию.

Но старообрядческих монастырей не было. Прежние, существовавшие до реформ Никона, были подвергнуты «чистке» и стали вполне «никонианскими», а основывать новые монастыри старообрядцам было запрещено. Поэтому все те общежития монахов, которые устраивали старообрядцы, назывались скитами и, естественно, находились под запрещением. Гуслицкая волость с ее болотами и мокрыми лесами, где было царство комаров, ядовитых змей и волков, где тропинки по болотным гривам знали только опытные старожилы, была идеальным местом для тайных поселений старообрядческих монахов.

В какие времена был основан скит (монастырь) близ деревни Беливо, сказать без археологического исследования местности, пожалуй, невозможно, т. к. ни письменных свидетельств, ни легенд об этом не сохранилось. Отец Леонтий был, очевидно, последним игуменом этого монастыря. А последние, наиболее решительные правительственные действия по ликвидации «раскольнических» скитов осуществлялись в 1853—1861 годах. В те времена Московский митрополит Филарет поручил монаху Парфению работу по устройству в Гуслице православного мужского монастыря, назначением которого должно было быть отвлечение местных жителей от «раскола». В противостоянии «скит-монастырь» победу одержал монастырь.

Старообрядческая моленная в д. Беливо. Современное фото

О Парфении в Гуслице едва ли кто помнит, а могилу отца Леонтия чтут. В последний раз я посетил эту могилу в 1979 г. Она была обложена камнями, ограждена невысоким заборчиком, на камнях — потеки от восковых свечей, высохшие букетики полевых цветов. Рядом — углубление в земле: бывший источник, на дне которого видны остатки деревянного срубика. Над источником — куст, ветки на нем хранят память о людях, приходивших к о. Леонтию: множество ленточек белой материи, привязанных руками добрых и благодарных почитателей памяти о. Леонтия.

Ну, хорошо, вот отыскал я своих пращуров, живших в Богородском уезде (а точнее - в волости, которая до конца XVIII в. называлась Гуслицкой). Все - крепостные крестьяне: Елисей Мокеев (1745-1835 гг.) Григорий Собакин (род. ок. 1780 г.), Леонтий Петров (1747-1805 гг.), Ипполит (Полит) Кононов (род. ок. 1750 - ум. ок. 1810 гг.), Савин Исаевич Батулин (1805 — ум. после 1871 г.). Более или менее подробно ознакомился с составом их семейств, кое-что узнал об их деятельности, обрисовал вчерне круг знакомых, раздобыл фотоснимки и образцы почерков. А можно ли теперь в поисках более далеких предков углубиться еще дальше — в XVII, а то и в XVI век?

Дворяне, надо сказать, в былые времена довольно хорошо ориентировались в своих родословных. Одни гордились происхождением аж от легендарного Рюрика, другие — от известных исторических личностей, третьи — от европейских и азиатских владетелей, поступивших на русскую службу к великим князьям и царям. Но если каждый дворянский род начинался от «корня», т. е. от какого-то человека, считающегося основателем рода, то задача, которую я себе поставил, как раз обратная: от нынешних времен углубиться в прошлое. Получается дерево «вверх ногами»: я — наподобие корня, а от меня в две стороны (отцовскую и материнскую) вырастают ветви, ветки, веточки и сучочки. И где-то там, в вышине — сотни и тысячи листьев, имеющих ко мне самое прямое отношение. От какого-то из этих листьев я получил курносый нос, от какогото — рост 180 см, еще от какого-то — рыжие волоски в бороде, — и вообще многими своими качествами и особенностями характера я на девять десятых обязан этим самым листьям.

Дворянам проще было разбираться в своих родословных: еще при Иване Грозном был создан «Государев родословец» - официальный генеалогический справочник. Создание его было вызвано необходимостью:

местничество, возникшее на рубеже XV—XVI вв. предусматривало, что назначения на те или иные военные и государственные должности определялись службой предков. Если отцы двух служилых людей находились на совместной службе так, что один из них подчинялся другому, то и их дети и внуки должны были находиться в том же взаимоотношении. Местничаясь, служилые люди выстраивали длинные цепочки «случаев», выглядевшие приблизительно так: мой дед был выше такого-то, тот был выше другого, а он в свою очередь выше деда моего соперника. Соответственно и я должен занимать место выше. Справочник, таким образом, помогал разобраться в «родовитости». В это же время был составлен полный список «Государева двора» — Дворовая тетрадь, в которой было записано 4000 человек. Феодалы, включенные в состав Двора, составляли верхний слой служилых людей и назывались дворянами. При Петре 1 была учреждена Герольдмейстерская контора, которая специально занималась дворянскими делами — вотчинами, поместьями, родовыми фамилиями и гербами. Позже появились книги дворянских родов, Гербовник и дворянские общества (собрания) в губерниях и уездах.

С крестьянами и населением городов дело обстояло несколько по-иному. Потому что именно эти категории людей производили своими руками все те блага, которыми жило государство. Земледельцы, ремесленники, торговцы пополняли казну, а посему требовался хороший учет всех работников (тяглецов), способных платить подати. Одновременно надо было учитывать размеры и качество земельных наделов (пашни, покосы, лес), числившихся за крестьянской семьей, а в городах — количество и размеры лавок, амбаров, кабаков и различных заведений (солодовен, кузниц, постоялых дворов, харчевен и т. п.). Все это отражалось в писцовых книгах, составлявшихся в XVI — XVII вв. с определенной периодичностью. В начале XVIII в. были проведены подворные переписи населения, а в 1719 году была начата всеобщая перепись (1-я ревизия). Затем подобные ревизии, совершенствуясь организационно, проводились: 2-я в 1742 г., 3-я — в 1763 г. и так далее — до 1857 г., когда была 10-я ревизия.

Ревизские сказки (списки людей по требуемой форме) и явились тем материалом, к которому я обратился, разыскивая своих предков. Отчасти мне повезло: я знал деревни Богородского уезда, в ревизских сказках которых намеревался покопаться; знал фамилии помещиков, владевших этими деревнями; знал имена, отчества и возрасты людей, которых должен был искать в списках. И тут я столкнулся с непредвиденным. Оказалось, что в Гос. архиве Московской области есть ревизские сказки только по ревизиям, проходившим после 1782 года. И это еще не все: о крестьянах Богородского уезда самые ранние материалы ревизий относятся к 1811 году (6-я ревизия).

Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Будучи заинтересованным в сведениях только о четырех деревнях, я и сделал соответствующие выписки. А чтобы иметь представление о Богородском уезде в целом (по состоянию на 1811 год), переписал все селения, закрепленные за Коллегией Экономии. Она была учреждена в 1726 г. для управления архиерейскими, монастырскими и синодальными имениями (с 1763 г. эти имения назывались экономическими). В 1744 г. Коллегия была упразднена с передачей функций Канцелярии Синодального экономического правления, а в 1763 г. восстановлена на прежних основаниях и просуществовала до 1786 г. Потом эти имения стали именоваться государственными, но в ревизских сказках 1811 г. их по-прежнему называли экономическими. Запонорской волостью, например, владел до 1763 г. московский Чудов монастырь, — она и превратилась в экономическую волость. А смежная с ней Гуслицкая волость (граница шла по реке Нерской) во все времена была владельческой, помещичьей. Когда-то она была личной собственностью Ивана Калиты, потом Дмитрия Донского; некоторое время хозяином здесь был двоюродный брат Ивана Грозного князь Владимир Старицкий, потом Иван Грозный отобрал у него эту волость и записал на себя; когда Петр I женился на Евдокии Лопухиной, волость была пожалована родственникам царицы, а когда царицу отправили в монастырь, Гуслицу прибрал к рукам князь Александр Меншиков; когда Меншикова сослали в Березов, волость снова вернулась к Лопухиным.

Итак, экономическая Запонорская волость: Село Запонорье, село Соболево, село Осташково, село Ащерино; деревни — Боярская, Ненилово, Радованье, Глебово, Короткая, Дубровая, Стенинская, Загряжская, Тереньково, Новая, Смолево, Запруденье, Логиново, Бывальня, Теренино, Ефимово, Козлово, Назарьево, Щепутово, Улитино, Стремяниново, Евсевьево, Савостьяново, Юркино, Коровино, Островая (Остров), Кишнево Малое, Кишнево Большое, Маминовая. А всего в селе Запонорье с деревнями крестьян: по последней ревизии (1795 г. — В.О.) — 2530; из того числа выбыли — 709; ныне налицо с прибылыми и вновь рожденными — 3163.

Амеревская экономическая волость: село Амерево, село Хомутово, село Жигалово, село Коровицыно, село Душеново, село Бисерово, село Зюзино, сельцо Бездедово, Дятловка тож, сельцо Богородское; деревни — Потапово, Потапово Второе, Кожино, Медвежьих озер, Жеребцово, Щекавцово, Батово, Еремино, Пареево, Огуднево, Протасово, Новая, Черная, Вишняково, Русавкино, Копнино. А всего в селе Амереве с деревнями крестьян: по последней ревизии — 1820; из того числа выбыли — 555; ныне налицо с прибылыми и вновь рожденными — 2126.

Вохонская экономическая волость: село Павлово; деревни — Меленки, Филимоново, Степурино, Субботино, Грибово, Афанасьево, Назарово, Прокунино, Дуброво, Захарово, Усово, Трубицыно, Игнатьево, Фатеево, Грибаново, Рахманово, Дмитрово, Игнатове, Фомино, Санино, Криулино, Мере, Власово, Малыгине, Семеново, Быково, Мишутино, Гора, Корнево, Курево, Гридино, Бялково, Киняево, Рудино, Горбачиха, Саурово, Демидово, Ковригино, Городок, Юдино, Щербинино, Дубровка, Демихово, Нестерово, Платаево, Федорово. А всего в селе Павлове с деревнями крестьян: по последней ревизии — 2869; из того числа выбыли — 871; ныне налицо с прибылыми и вновь рожденными — 3348»¹. Остальные селения Богородского уезда — помещичьи.

Ревизские сказки интересовавших меня деревень Степановки, Старой, Селиванихи и Беливо я переписал полностью. Об одной выписке я уже рассказывал, когда речь шла о Леонтии Петрове из Степановки, а о поисках пращуров в других деревнях по ревизским сказкам 1811 года скажу особо.

В деревне Старой я не обнаружил крестьянина Григория, имевшего сыновей Епифана, Поликарпа и дочь Анну. Это может означать только то, что поселился Григорий Собакин в Старой после 1811 года. Но поскольку деревней владела вдовствующая действительная камергерша О. А. Жеребцова (урожденная Зубова), то пришлось пересмотреть ревизские сказки всех селений уезда, хозяйкой которых была эта дама, и поискать там подходящего Григория: помещица могла по своей воле переселять крестьян из деревни в деревню. Во владениях О. А. Жеребцовой (сельцо Слободище, деревни Сенькино, Печурово, Внуковская, Костенево, Чичёво, Столбуново, Чолхово) я нашел 15 Григориев, но ни один из них не подошел на роль моего пращура: возраст не тот, либо не тот состав семьи. Дело застопорилось. Но, я полагаю, только до тех пор, пока в моих руках не окажутся иные материалы о крестьянах деревни Старой.

В деревне Селиванихе у пращура Елисея Мокеева обнаружился младший брат Василий. Во всей деревне отчество Мокеевы имели только эти два человека. Василий Мокеев родился в 1747 году. Следовательно, если мне удастся найти список крестьян Селиванихи, составленный до 1747 года, я смогу найти в нем Мокея с его отчеством и возрастом. То есть продвинуться еще на одну ступеньку в глубину XVIII века.

В списках крестьян деревни Беливо есть Исай Ильин, родившийся в 1770 году, и два его сына — Иван и Савин Исаевичи. Это — безусловно. Батулины. Савин Исаевич, как указано в сказке, родился в 1805 г., что вполне согласовывается с возможностью рождения у него дочери Евдокии (моей прабабушки) в 1840 году. Значит, и здесь я продвинулся в XVIII век Теперь задача: найти список беливских крестьян, составленный до 1770 года, — в нем должен быть пращур Илья.

Памятуя о том, что все мои предки по материнской линии в той или иной степени были связаны с бумаготкацкими заведениями Морозовых, я заглянул в ревизские сказки деревни Зуево, родины Морозовых. Деревня в 1811 г. принадлежала коллежскому советнику и кавалеру Гавриилу Васильевичу Рюмину, а ему досталась по купчей крепости в 1802 году от его превосходительства Всеволода Андреевича Всеволожского. Под № 16 в ревизской сказке записан двор: «Василий Федоров — по прежней ревизии 41 год, ныне 57 лет. Васильев сын Савва по прежней ревизии 21 год, ныне 37 лет Саввы дети: Елисей 12 лет, Захар 11 лет, Абрам 6 лет, Иван 1 году». Так я нашел Савве Васильевичу Морозову деда.

Просматривая книгу Богородского магистрата, где записывались предъявляемые доверенности на 1830 год², я обнаружил другие документы, касающиеся Морозовых:

«...№ 27. Декабря 3. Любезный сын Захар Саввич. Так как известно тебе. что я по старости лет моих и по слабому здоровью по обширному круг действия нашего торгового заведения при торгах сам быть не могу, почем и поручаю тебе в будущем 1831 году полученные с фабрики моей разногрода товары развозить во все города и ярморки Российской империи I продавать на наличные деньги, в долги отдавать, на имя мое кредитоваться. товар на товар менять, а также товары и материалы по усмотрению твоему покупать и во всем распоряжаться так, как бы я сам, стараясь сколь возможно к пользе моей; по прошествии года обязан ты отдать мне во всем верный отчет, и что ты по сей доверенности моей учинишь, впредь спорить и прекословить не буду; декабря 3 дня 1830 года доверитель твой и отец Богородский 1 гильдии купец Савва Морозов, а по безграмотству его и личной просьбе Богородский купец Иван Семенов сын Кумов руку приложил». Под №№ 28 и 29 подобные доверенности зарегистрированы — одна Абраму Саввичу, другая Ивану Саввичу Морозовым.

Поскольку в архиве Московской области мне не удалось найти ревизские сказки селений Богородского уезда по ревизиям, проводившимся в XVIII столетии, я обратился в Российский Гос. архив древних актов (РГАДА). Но там тоже этих материалов оказалось не очень много. Однако в фонде Раскольнической конторы я все же нашел то, что мне было нужно, — список раскольников Гуслицкой волости.

Раскольническая контора была учреждена в 1724 г. при Канцелярии сената для сбора налога со старообрядцев (раскольников) и с «бородачей». Был такой порядок: хочешь придерживаться старых церковных обрядов, записывайся в «раскол» (отсюда — «записные раскольники») и плати двойной подушный оклад, т.е. двойной обязательный налог с человека, с души. Не записался, но «раскольничаешь», — тебя будут преследовать вплоть до наказания плетьми «за тайное раскольничество» и уклонение от уплаты двойного подушного налога. За ношение бороды тоже надо было платить — независимо от того, записался человек «в раскол» или просто хочет носить бороду. С царедворцев, дворян и всяких чинов служилых и приказных людей брали ежегодно 60 рублей; с гостей — крупнейших купцов — 100 рублей; с купцов помельче, с мелких торговцев и ремесленников — 60 рублей; с боярских холопов, посадских ямщиков, извозчиков, церковных причетников и всяких чинов городских жителей — 30 рублей. С крестьянина, проезжавшего городскую черту, брали за бороду 2 деньги каждый раз. Уплатившему налог на бороду давался медный «бородовой знак», на котором изображены были нос. торчащие под ними в стороны усы, а ниже — борода. И надпись: «Деньги взяты». Вот сбором этих денег и занималась Раскольническая контора. Кроме того, она осуществляла меры по пресечению распространения раскола.

«Ревизские ведомости о раскольниках по Московскому уезду», которые я нашел в архиве, были составлены 18 октября 1745 г. В них отражены изменения в количестве «записавшихся в раскол» по сравнению с предыдущей переписью, которая была приурочена к 1-й ревизии (1719—22 гг.). Поэтому в рассматриваемых «Ведомостях» записаны люди - «по прежней переписи», т.е. по 1-й ревизии и «вновь записавшиеся», т.е. записавшиеся в период между 1722 и 1745 годами.

В деревне Селиванихе «по прежней переписи записавшиеся:

Федора Леонтьева 56 лет, у нее дети: Мокей 23 лет, Захар 14 лет, дочь Аграфена 15 лет; у Мокея жена Авдотья Дмитриева 23 лет, у них сын Степан году»³.

Эти сведения меня удовлетворили лишь частично. Я нашел Мокея, родившегося в 1722 году, но не нашел его отчество. Я нашел Степана Мокеева, родившегося в 1744 г., но не нашел его брата Елисея. Если верить надписи, сделанной на могиле Елисея Мокеева, то он родился в 1745 г., а если верить ревизским сказкам по 6 и 7 ревизиям (1811 и 1816 гг.), то год его рождения — 1750. Сказкам я доверяю больше: это документы прижизненные, хотя и в них могут быть неточности. Но в любом случае Елисей Мокеев родился после 18 октября 1745 г. Мать Елисея Авдотья Дмитриевна и его бабушка Федора Леонтьевна — тоже мои прямые предки. Федора Леонтьевна родилась в 1689 году — вот я и «зацепился» за XVII столетие:

В деревне Беливе «по прежней переписи записавшиеся»:

Ефим Матвеев 74 лет, у него сын Епифан 41 году; вновь записавшаяся Ульяна Федосеевна 36 лет, у них дети: Василий 11 лет, Петр 8 лет, Аграфена 6 лет, Павел году, вновь записавшаяся у Григория Ефимова жена Федосья Трофимова 26 лет, у ней дети: Василий 5 лет, Илья 2 лет»⁴.

Здесь я нашел Илью, родившегося в 1743 г. Другого Ильи такого же, примерно, возраста в деревне Беливо не было. По моим расчетам, этот Илья Григорьевич стал впоследствии отцом Исая Ильина и дедом Савина Исаевича Ватулина.

А где же сам Григорий Ефимович, жена которого с детьми записалась «в раскол» и живет в доме свекра? И почему дети числятся «у ней», а не «у них»? Пока не найдены другие документы, можно сказать несколько предположений: 1) Григорий Ефимович был на военной службе (отдан в рекруты), а посему интереса для Раскольнической конторы не представлял, т.к. солдаты подушным налогом не облагались; 2) Григорий Ефимович не был на военной службе, но и «в раскол» не записывался, несмотря на то, что его отец, жена и дети были записаны; 3) Григория Ефимовича к 18 октября 1745 г. не было в живых, а «в раскол» он не успел записаться; 4) Григорий Ефимович по небрежности писарей в список не был включен.

Чем дальше в глубину веков, тем скуднее сведения о людях, особенно о крестьянах. И это естественно: кого интересовала жизнь крестьянской семьи в небольшой деревушке, удаленной от города и торгового тракта? Тем более, если жители деревни не были причастны к какому-нибудь «громкому делу» вроде бунта или прыжка с колокольни местного умельца, соорудившего себе из ивовых прутьев и гусиных перьев крылья. Однако даже из скудных сведений (имя, отчество, возраст, состав семьи; число дворов в деревне, размеры и качество угодий, вероисповедание большинства жителей, принадлежность деревни какому-то владельцу и др.) можно почерпнуть много интересного, например, исполнение рекрутской повинности.

Вообще в рекруты отправляли не всякого: старые и больные из очереди на вытягивание жребия исключались. В очередь не зачислялись и молодые, если они были единственными сыновьями у родителей. Нельзя было отдавать в рекруты молодца, у которого отсутствовало восемь и более зубов. Избегал рекрутства и тот, кого за какие-то повинности по приговору секли кнутом.

Дворцовые волости, где помещиком был сам царь, управлялись Дворцовым приказом — учреждением, которое внимательно следило за рентабельностью подведомственных хозяйств и исправным поступлением доходов от них в собственный государев кошелек. Людей у земли старались беречь, а если объявлялся рекрутский набор, то приказные чиновники старались купить крестьян у бедствующих помещиков и тут же отдать их в рекруты, не трогая семьи и деревни, где уже сложились определенные производственные отношения. Таким же методом поставляли рекрутов и некоторые богатые помещики — из крупных государственных или военных чиновников. Например, генерал-поручик А.В. Суворов, заметив, что в его вотчинах почти не прибавилось людей между 3 и 4 ревизиями, распорядился вместо сдачи рекрутов покупать охотников со стороны. Тогдашняя (1784 г.) цена рекрута составляла 150 рублей ассигнациями. Половину суммы платил Суворов, а вторую половину должны были собирать крестьяне. (А.В. Суворов. Письма. Москва, 1986г., стр. 93.)

Гуслицкой волостью владели, сменяя один другого, богатые помещики, поэтому отдача в рукруты «коренного жителя» — явление в деревнях Гуслицкой волости редкое. «Коренного жителя» без всякого жребия могли отправить на военную службу в наказание за серьезную провинность, за «бунтарство», за неподчинение старосте или управляющему.

Об уровне жизни крестьян можно судить и по некоторым демографическим показателям. Вот я и не поленился и сделал подсчет среднего возраста мужского населения двух деревень Дворцового ведомства — Беливо и Протасове (эта деревня в Суздальском уезде) по переписям начала XVIII в. В Беливо средний возраст — 28 лет, в Протасове — 21 год; в Беливо каждый пятый мужчина имел возраст 50 лет и более, а в Протасове — каждый десятый. Какие факторы влияли на возникновение этой разницы, сказать трудно. Тут могли быть различия и в условиях крестьянского труда, и в составе основных продуктов питания, и в санитарно-гигиенической обстановке, и даже в количестве потребляемой водки.

Итак, познакомившись со своими предками в деревнях Селиванихе и Беливо, жившими в середине XVIII столетия, я отправился в XVII век. В Центральном Госархиве древних актов я нашел ревизские сказки Гуслицкой волости по 1-й ревизии (Ф. 350, оп. 2, ед. хр. 1819, лл. 76-118 об) и подворные переписи от 1710 и 1715 гг. (Ф. 350, оп. 1, ед. хр. 252 и Ф. 350, оп. 1, ед. хр. 257).

Эти годы в истории России знаменательны валом реформ, осуществлявшимися Петром I. В 1708 г. государство было разделено на губернии, в 1713 г. столица была перенесена из Москвы в Петербург, в 1721 г. было упразднено патриаршество. Одновременно создавался принципиально новый административно-управленческий аппарат, совершенствовалась внешняя и внутренняя торговля, а вместе с ней бурно развивались средства сообщения, товарно-денежные отношения, промышленность и строительство. Но никто не знал какова численность населения России.

Надгробия на кладбище д. Беливо. Современное фото

От этого незнания зависело многое: возможности налогообложения, финансирования управленческого аппарата, армии и науки, рационального размещения производительных сил, привлечения к общественно-полезному труду бесчисленных бродяг и лентяев. Поэтому в 1710 г. была предпринята первая попытка переписать население «по дворам». Результаты переписи не удовлетворили Петра I: немало оказалось помещиков и вотчинников, которые утаили своих крестьян. Вторая перепись «по дворам» была произведена через 5 лет, но и она не дала полной картины населенности России. Тогда была назначена ревизия — поголовная перепись всего мужского населения. В губернии, города и уезды были отправлены столичные чиновники, обязанные на местах руководить переписью и следить, чтобы ни одна живая душа не уклонилась от нее.

Совместив сведения, извлеченные из этих трех документов (ревизская сказка и две подворные переписи), я установил следующее.

По деревне Селиванихе: отца Елисея Мокеева звали Мокей Тихонов, а мать — Авдотья Дмитриева. Мокей Тихонов был сыном Тихона Григорьева, родившегося в 1687 г. Тихон же был сыном Григория Максимова и его жены Катерины. Григорию Максимову в 1715 г. было 80 лет. В этом же году в деревне было семь дворов и состояла она во владении, как сказано в документе «Светлейшего Римского и Российского государств Ижерского князя Генерала Кавалера Фельт Маршала Александра Даниловича Меншикова».

По деревне Беливо: Григорий Ефимов (тот, который не был учтен Раскольнической конторой в 1745 г.) был сыном Ефима Матвеева и его жены Ульяны Абрамовой. Отцом Ефима был Матвей Ермолаев, а матерью — Матрона (отчество неизвестно). Сведения о возрасте Матвея Ермолаева противоречивы: по одним данным, он родился в 1650 г., по другим — в 1635 г. В 1715 г. в деревне было 9 дворов, принадлежала она тому же А.Д. Меншикову.

Выписки из документов, касающиеся населения деревень Старой и Незденово, я для себя сделал, но о пращурах своих в этих деревнях сказать ничего не могу, т.к. ниточка преемственности поколений «от сына к отцу» оборвалась на рубеже XIX и XVIII столетий.

Надо сказать, что в течение царствования Петра I, которого старообрядцы называли не иначе как «антихристом», недовольства нововведениями царя постоянно возбуждались то в одной местности, то в другой. Старообрядцы не принимали европейскую («немецкую») одежду, курение табака и употребление кофе, женскую верховую езду, театральные представления и многое другое, вторгавшееся в жизнь России через «окно в Европу». С подозрением относились они и к ревизским переписям: не понимая сущности и необходимости их для страны, старообрядцы порой прислушивались к тому, что говорят о переписях их единоверцы, побывавшие в столице. Один такой странник-монах Варлаам рассказывал: «Царь-антихрист посылает своих слуг по всей России — всех будут печатать, а на ком печати не будет, тому никакой еды давать не будут». Можно себе представить, с какими чувствами ждали переписчиков в старообрядческих деревнях, куда проникла агитация Варлаама и ему подобных странников. Варлаама поймали в 1722 г. в Пензе на базарной площади, где он выступал с речью. В колодках его отвезли в Петербург, там допросили, казнили, а отрубленную голову в банке со спиртом привезли в Пензу и выставили на месяц на той же базарной площади. Таковы были нравы.

Но недоверие к процедуре переписи побороть было трудно — и отмечались случаи, когда старообрядцы умышленно давали неверные сведения о членах семьи. Они оправдывали себя тем, что рождение человека и наречение его при крещении — таинство, за которым стоит воля Божья. Посвящать же в дела Господа слуг «антихриста» — грех.

(Продолжение следует)

. ЦГАМО, ф. 51, оп. 3, ед. хр. 3.

. ЦГАМО. ф. 33, оп. 21, ед. хр. 14.

. РГАДА, ф. 288, оп. 1, ед.хр. 124, л., 162 об.

. РГАДА, ф. 288, оп. 1, ед. хр. 124, лл., 171 об.-172.

Поделитесь с друзьями