Альманах"Богородский край" N 1 (2002)

1812 ГОД В БОГОРОДСКОМ УЕЗДЕ

Из воспоминаний И.М. Снегирева¹

...На заставе уже некому было окликать, и шлагбаум оставался поднятым. В Измайлове я застал у прадедушки Ивана Саввича напутственный молебен и своих родителей; всем собором молились и прощались со слезами. Каково же было нашему старцу оставить теплое отцовское гнездо, свою колыбель? Около его домика собрались провожать Измайловские жители. Трогательно было их расставание; они целовали его, говоря: «Прощай, наш отец и милостицев; возвращайся к нам скорее жив и здоров!».

Выпив и закусив, тронулся наш семейный поезд в то время, как неприятель входил в Кремль; эхо донесло до Измайлова выстрел вестовой пушки. Иван Саввич, простясь на сельском кладбище с родными и знакомыми, облобызал угол родительского дома, потом перекрестившись сел с правнучатами и внуком в старомодную коляску, запряженную парой здоровых коней; за ним кибитка с родственниками, телега с боченком пива, с бутылями наливок и съестными припасами; там были домашнего приготовления окороки копченой ветчины, палатки провесной рыбы, кадка меду. Прадедушка наш держался пословицы: «едешь на день, бери хлеба на три дня». Кто же знал, что надобно было брать хлеба на сорок дней? Тогда-то мне пришли на память пророческие слова старой моей няни, что «Москва будет взята на сорок часов». В этом поезде тянулась и кибитка моего батюшки; к нему я присел на облучек. Ехали мы по Стромынке к Берлюковской пустыни, в которую Иван Саввич был усердным вкладчиком. Остановясь на часок в селе Ивановском, где он возобновил и украсил церковь, успели в напутствие напиться чаю, потом следовали далее. Дорога полна была пешими и конными; все спешили, но не знали еще наверное, где найдут себе безопасное пристанище. Между Московскими беглецами попадались и матери с грудными младенцами на руках и с другими вокруг них малютками.

Французский караул у Владимирской заставы в Москве (2 октября)

Как я должен был дорогою более идти пешком, чем ехать по тесноте нашего экипажа, то и мне случалось нести на руках усталых малюток. Не могу забыть простодушного соседа с Троицкой улицы; он вез на себе, на тележке, своего старого и хворого отца, ухаживая за ним, как за младенцем со всем радушием и нежностью сына, никак не воображая, что его подвиг равнялся подвигу детей верховной жрицы Юноны в Аргосе, Витона и Клеовиса, которые, за недостатком волов, привезли свою мать в храм к назначенному времени:

если бы она не поспела в храм, то была бы казнена. Древние прославили этот подвиг детской любви мраморными изваяниями; этот пример выставляли напоказ и Геродот, и Цицерон, и Павзаний; почему же нам умолчать о подобном подвиге Василья, разве только потому, что он портной и Русский? Не думайте, чтоб отец Васильев требовал или желал от сына такой жертвы, нет! он даже упрашивал его, как говорил мне, со слезами «оставить его в Москве на волю Божью, а самому спасаться от неприятелей». Сколько тогда можно было встретить москвичей, которые за плечами несли все свое имущество, какое только успели и могли захватить! Дорогой мы слышали патриотические нам упреки крестьян. «Что, продали Москву!» — кричали нам в встречу и в след, иные даже замахивались на нас дубинами и грозили кулаками. Если случалось купить в деревне молока и яиц для себя, или взять овса и сена для лошадей, за все брали втрое и вчетверо. На возражение наше отвечали: «Да ведь мы долго ждали такого времени, скоро ли дождемся?». В деревнях по дороге, набитых постояльцами и ранеными, трудно было найти ночлег; многие ночевали в лесу и у стогов сена в поле. Бегство наше из Москвы удостоверило нас, что общее бедствие сближает люд ей, пробуждая в них сочувствие. Дорогой беглецы оказывали друг другу родственное участие, радушно помогали один другому, делились чем кто богат был, так что, казалось, будто все были дети одной семьи, все родные.

Наконец мы добрались до Берлюковой пустыни, стоящей посреди дремучих лесов, и приютились в ее гостинице. Иван Саввич, как вкладчик, был приветливо принят строителем. Эта пустынь на реке Воре, впадающей в Клязьму, в 40 верстах от Москвы, славится чудотворным образом Святителя Николая. Бывшая долго в запустении, она возобновлена в 1778 г. митрополитом Платоном. Но недолго мы гостили в этой уединенной обители;

неприятельские мародеры, или как называл их народ, миродеры, стали появляться в ее окрестностях, и послышались ружейные выстрелы. Под предводительством Ивана Саввича, мы поспешили к Махрищенскому монастырю, стоящему на устье реки Махрища, от которой он заимствовал свое название. Расстоянием от Троицкой Лавры он в 30, а от Александрова в 10 верстах...

1 Публикуется отрывок из «Воспоминаний И.М. Снегирева», опубликованных в «Русском архиве», 1905, кн.1-2.

Поделитесь с друзьями