МОРОЗОВЫ И РУССКАЯ КУЛЬТУРА

Е.И. Кириченко,

доктор искусствоведения, член-корр. РАА,
Институт теории и истории изобразительного искусства РАХ

Обозначенная в заглавии проблема представляет частный случай более общей, формулируемой как русское купечество и русская культура. Можно сказать и иначе. Это проблема культурной миссии купечества в истории отечественной культуры.

Выдвижение династии Морозовых на первые роли в российской экономике, как и других знаменитых купеческих фамилий – Мамонтовых, Бахрушиных, Третьяковых, Алексеевых, Крестовниковых, Солдатенковых и др. – происходило в результате двух непосредственно не связанных друг с другом, более того, разделенных двумя десятилетиями событий, в равной мере, однако, повлиявших на судьбы российской промышленности и торговли, а в конечном итоге – и культуры. Первое произошло в России в 1822 г. Это введение покровительственных тарифов. Второе – в 1842 г. в Лондоне: был отменен закон, запрещавший вывоз из Англии прядильных и ткацких машин. 1830–1840-е гг. в России – время промышленного переворота. На эти годы приходится бурный рост текстильной промышленности и начало формирования новой территориально-экономической общности – Центрального или Московского промышленного района. Отмена крепостного права придала особенную динамичность этому процессу. Главное же, она окончательно изменила облик, экономическую и социальную структуру и характер культурного ландшафта России, превратив Москву в столицу российского купечества. Приведу два авторитетных свидетельства. Первое, датированное 1881 г., принадлежит автору знаменитого романа «Китай-город» П.Д. Боборыкину, второе, сделанное четверть века спустя, – автору популярной книги о Москве М. Ковалевскому.

Боборыкин ищет ответ на вопрос: «Что такое Москва? Столица или губернский город?» И отвечает: «Ее следовало бы скорее считать центральным губернским городом или, лучше сказать, типом того, чем впоследствии могут оказаться крупные пункты областей русской земли, получивших некоторую обособленность. Остов губернского города сквозит здесь во всем... Но эта (аристократически-дворянская, чиновничья – Е.К.) Москва составляет только одну пятую «первопрестольной столицы». Рядом, бок о бок с ней и, так сказать, под ней, развилось другое царство – экономическое. И в этом смысле Москва – первенствующий центр России, да и не для одной России имеет огромное значение. Вот в чем Москва настоящая столица! Не город вообще, а «город» в особом московском значении, то есть тот, что обнесен стеной и примыкает к Кремлю,– центральный орган российской производительности. Он питает собой и городское хозяйство; но его значение не исчерпывается пределами этого губернского города, а пределами всей империи. Это громадный мир, – приемник многомиллионной производительности... Он-то впоследствии выльется в особого рода столицу всероссийской промышленности и торговли, как Нью-Йорк стал во всей этой части столицей Американских штатов... К концу XIX в. торгово-промышленная Москва сделалась, в одно и то же время, и Манчестером, и Лондоном, и Нью-Йорком...

До шестидесятых годов нашего века читающая, мыслящая и художественно-творящая Москва была исключительно господская, барская... В последние двадцать лет, с начала шестидесятых годов, бытовой мир Замоскворечья и Рогожской тронулся: детей стали учить, молодые купцы попадали не только в коммерческую академию, но и университет... миллионер промышленник, банкир и хозяин амбара не только занимают общественные места, пробираются в директора, в гласные, в представители разных частных учреждений, в председатели благотворительных обществ; они начинают поддерживать деньгами умственные и художественные интересы, заводят галереи, покупают дорогие произведения искусства для своих кабинетов и салонов, учреждают стипендии, делаются покровителями разных школ, ученых обществ, экспедиций, живописцев и поэтов, актеров и писателей. В последние двадцать лет завелась уже в Москве своего рода маленькая Флоренция, есть уже свои Козьмы Медичи, слагается класс денежных патрициев и меценатов...» [1].

Второе свидетельство столь же красноречиво: «Так сменяется древняя Москва, царская, боярская и монашеская, служилая и посадская, новой Москвой – XVIII века. Для нас и эта, когда-то новая Москва давно стала старой... ушли тузы барства под тяжесть могильных плит... пришли им на смену другие тузы с Таганки и из Замоскворечья... переделали Москву-усадьбу в Москву-фабрику и торговую контору, Москву трамваев и небоскребов, фабричных труб и световых реклам. Пришли из глубин народных и другие силы и обратили столицу рабовладельцев и вольтерианцев, с крепостными театрами и конюшнями в столицу русского просвещения, с музеями и аудиториями, с бесплатной народной школой, с народными домами, театрами и университетами. Новая Москва – Москва Ключевского и князя Трубецкого, Ермоловой и Шаляпина, Щукина и Станиславского» [2].

Морозовы – активные творцы этого превращения. Энергией, умом, трудом и талантом Морозовых создавалась новая экономическая реальность и происходила трансформация культурной среды древней столицы. По их заказу и на их деньги изменялась среда обитания человека. Создавались новые типы зданий, трансформировался архитектурный облик Москвы. За ее пределами складывался новый тип поселений, названный современниками фабричным селом. Предпринимательская деятельность Морозовых, протекавшая в трех основных центрах – в сельце Зуеве и погосте Никольском (будущий город Орехово-Зуево) на границе Московской и Владимирской губерний, в Глухове близ уездного Богородска и в окрестностях Твери, – неотделимая от их благотворительной и культурной деятельности, складывается из трех основных компонентов. Внедрение машин и превращение мануфактуры в фабрику повлекло за собой появление специальных производственных корпусов – фабричных, сразу же ставших весьма активным градостроительным фактором. Близ фабрик стали создаваться поселения, нередко превосходящие по размерам и численности населения расположенные поблизости уездные, а иногда и губернские города. Специфические условия быта фабричных сел заставили возводить наряду с жилыми домами здания, обслуживающие все без исключения потребности обитателей – духовные, образовательные, бытовые. Многие типы зданий, такие как детские сады и ясли (в XIX в. их называют колыбельными), народные дома, профессиональные училища, родились в фабричных селах и оттуда пришли в города. В фабричных селах наряду с производственными и жилыми зданиями сооружаются школы, больницы, богадельни, бани, устраиваются общественные парки. В состав общественного центра поселка Тверской мануфактуры входили народный дом, больница, аптека, поликлиника, родильный приют, «санатория», богадельня, приют для сирот, убежище для хорников, училище, школа рукоделия, библиотека, баня и прачечная.

Рождение нового типа поселений происходило в рамках низовой народной крестьянской и городской культуры совершенно самостоятельно по отношению к процессу архитектурного развития, представленного высокой стилевой архитектурой. Главная особенность возникавшего вместе с фабричным, основанным на использовании машин, производством нового типа поселений – существование вне государственного руководства, государственной опеки и государственной регламентации. Это плод самодеятельности народной культуры. О его существовании не представляют, точнее его существование не принимают в расчет профессионалы и ведомства, определяющие ход той сферы архитектурно-строительной деятельности, которая в представлениях XIX в. только и ассоциируется архитектурным творчеством.

Рождающаяся и рожденная фабричным производством деятельность, в том числе и ее материальная сфера – фабричные здания, здания культурно-бытового назначения, обслуживающие занятых на производстве рабочих, не причисляется к разряду архитектурного творчества. По меркам того времени – это более низкая по отношению к художественной область практической деятельности. Развитие двух потоков архитектурного творчества – признаваемого таковым и низового, причисляемого к утилитарной сфере, – протекает столь обособленно, что, когда на рубеже XIX – XX вв. в архитектурных кругах и архитектурно-строитель­ных управлениях созрело представление о новых идеальных типах поселений и новых методах проектирования больших городов, оно оказалось связанным с идеями Э. Говарда, с понятием города-сада, воспринималось как плод чужеземного творчества, пришедшего в Россию из-за рубежа. Новые города на Дальнем Востоке и крайнем северо-западе проектируются на основе принципов Говарда, теории и практики английских и немецких градостроителей. Реализацией их видится получивший широкую известность в архитектурных кругах первый в России город-сад – поселок для служащих Казанской железной дороги близ Москвы на станции Прозоровская. В то же время, создаваемые на основании тех же принципов десятки железнодорожных поселков городского типа вдоль линии Великой Сибирской железной дороги, десятки фабричных сел и поселков на территории Центрального промышленного района, в том числе и создаваемые на средства и по заказу Морозовых на основе тех же принципов, теперь уже с привлечением первоклассных архитекторов – А.В. Кузнецова, И.Е. Бондаренко и др. – по-прежнему никак не связываются с общим ходом развития и новейшими архитектурно-градостроительными идеями. Между тем, тип русской фабрики, новые типы зданий, такие, как детские сады и ясли, столовые, народные дома, а главное – новый тип поселения, названный городом-садом и определивший градостроительство XX в.,– возникли и развивались в России в рамках фабрично-строительной деятельности русского купечества и являются плодом его творчества.

Одновременно по заказу и под влиянием нужд купечества начинает меняться среда русского города, прежде всего большого торгово-промышленного города, такого, как Москва. «Амбары» постепенно вытесняются конторскими зданиями, сооружаются банки, гостиницы, пассажи и универсальные магазины, многоэтажные доходные дома.

Вместе с появлением просвещенного купечества набирает силу благотворительная деятельность, не связанная непосредственно с интересами производства. Владельцы фабрик сооружают в городах за пределами фабричных поселков больницы, богадельни, училища для городского населения, учреждают музеи и театры, поддерживают или создают издательства, субсидируют устройство художественно-промышленных выставок.

«МОРОЗОВЫ – гордость русской хлопчатобумажной промышленности» – представляют фактически все виды благотворительной и культурной деятельности [3].

Два из трех видов этой деятельности, одно – непосредственно связанное с культурно-бытовыми нуждами фабричного села, второе – с нуждами города, отражают скорее нравственные приоритеты сословия, чем предпочтения отдельной личности. В Москве на средства Морозовых были основаны онкологический институт, Морозовская детская больница, комплексы психиатрической, неврологической, хирургической и гинекологической клиник Московского университета на Девичьем поле, общежитие сестер милосердия Марфо-Мариинской обители, родовспомогательный и нервный корпуса в Старо-Екатерининской больнице, богадельня для престарелых, ремесленные классы, начальное училище, ночлежный дом на 800 человек, биржа труда. На средства Морозовых была учреждена Долгоруковская стипендия в Московском университете, пожертвована крупная сумма на постройку студенческого общежития Высшего технического училища, восполнены расходы на строительство народного университета им. А.Л. Шанявского.

Памятниками культурно-просветительной деятельности Морозовых в Москве остаются здание Московского X удожествен­ного театра, клиники Московского университета и народный университет им.   Шанявского, музейный корпус на территории владения А.В. Морозова; приспособленный к экспонированию коллекций И.А. Морозова дом на Пречистенке; кустарный музей, сооруженный в Леонтиевском пер. на средства Сергея Тимофеевича Морозова; общественная читальня им. И.С.   Тургенева у Мясницких ворот, построенная на средства В.А.   Морозовой; Дом пропаганды народного творчества им. В.Д.   Поленова, участок для которого был куплен на средства Сергея Т. Морозова; выставка архитектуры и художественной промышленности нового стиля, в организационный комитет которой входил Сергей Т.   Морозов; зал греческой скульптуры в Музее изящных искусств, созданный на средства М.А. Морозова. На средства М.К. Морозовой для крестьян деревни Белкино были построены школа и народный дом, неподалеку от них – детская колония «Бодрая жизнь», во главе которой стал известный педагог С.Т. Шацкий.

Такова вкратце эмпирика самопроявления художественно-просветительских пристрастий и благотворительной деятельности рода Морозовых в Москве.

В этой деятельности обнаруживается общая, своим значением выходящая далеко за рамки отдельной купеческой династии, пусть даже такой многочисленной как Морозовы, компонента. Ее можно определить понятием культурно-историческая миссия русского купечества.

Своеобразие культурно-исторической миссии определяется
своеобразием российской истории Нового времени. В частности, фактом петровских реформ и резкой, насаждавшейся во многом насильственно, европеизацией России. Петровский период русской истории, охватывающий XVIII –первую четверть XIX вв., проходит под знаком европеизации. Осуществление ее выпало на долю дворянства. Европеизированная культура петровского периода русской истории была культурой сословной – верхушечной дворянской культурой образованного класса. В петровский период дворянство и образованность, по сути дела, являются синонимами. Дворянская культура противостоит как самостоятельное и целостное явление традиционной народной культуре, сохраняющей прямую преемственность от средневековой.

Петровское царствование положило начало глубокому расслоению русской культуры на культуру образованных классов, в русле которой функционировало и развивалось стилевое искусство, и культуру народную. Русскому купечеству, представлявшему в основной своей массе выходцев из крестьян, выпала на долю миссия, прямо противоположная культурно-исторической миссии дворянства. Купечеству предстояло уменьшить разрыв, сблизить чуждые, даже враждебные и мало понятные друг другу миры культуры.

Купечество оказалось благодатной почвой для восприятия славянофильских идей и идеалов. Купцы и были тем народом, с которым славянофилам предстояло сродниться, усвоить живительные начала нравственного народного идеала и в свою очередь помочь выходцам из народа воспринять плоды европейской науки и просвещения. Купечеству не могли не импонировать религиозные основы философии славянофильства, как не могло не импонировать уважительное отношение к их предпринимательской деятельности.

На этой основе и рождается связь московских славянофилов с представителями московского просвещенного купечества. Московские славянофилы и московское купечество, заинтересованные в подъеме русской национальной промышленности, в уменьшении роли иностранцев в хозяйственной жизни России, образуют в 1840–1870-е годы союз соратников и единомышленников, объединенных не только совместной деятельностью, но во многих случаях и личной дружбой.

Процесс завоевания купечеством экономического Олимпа идет параллельно переходу его из сферы культуры одного типа в другой. Купцы получают европейское образование – гуманитарное, техническое, коммерческое. Они усваивают формы быта дворянского сословия, естественно, насколько им позволяет предпринимательская деятельность. Купцы строят особняки и обустраивают загородные усадьбы, покровительствуют искусству, создают и поддерживают театры, музеи, издательскую деятельность. Но в процессе освоения европейской культуры купечеством и в ходе дальнейшего распространения она приобретает черты массовой народной городской культуры, испытывающей двойное влияние – народных традиций и норм высокой культуры. В.П. Рябушинский выделял в качестве характерной особенности старых купеческих фамилий крестьянское происхождение и глубокую религиозность их основателей. Это соединение определяло основы духовно-нравственного идеала, на котором покоился фундамент купеческого дела.

«Тут вспоминаю, – писал В.П. Рябушинский, – как перефразируя французское « noblesse oblige » – «знатность обязывает», старший брат Павел Павлович нас часто наставлял: «БОГАТСТВО ОБЯЗЫВАЕТ» (« Richesse oblige ). Так и другие роды понимали, но подкладкой этого, хотя и несознаваемой, была, конечно, твердая христианская вера отцов и дедов» [3].

До 1830–1840-х гг., т.е. до распространения фабричного производства, в среде купечества, еще не оторвавшегося от народных крестьянских корней, осознание своей высокой ответственности выражалось единственным путем – строительством храмов. «Храмоздатель и русский хозяйственный мужик и купец – это почти синонимы»,– утверждает Рябушинский. К этому, однако, следует добавить: там, где храмоздателем не выступает дворянство и где оно не регламентируется правилами высокой культуры. «В XIX и XX веках,– говорит далее Рябушинский,– церкви продолжали строить, но с конца XIX в. главное соперничество между именитыми родами пошло в том, кто больше для народа сделает» [3]. И купечество строит вместо единичных в Москве в конце XVIII –начале XIX в. больниц и учебных заведений десятки подобных зданий. Строить больницы, школы всех типов, народные дома купечество вынуждает столько же забота о благе народа, сколько и потребности требующего непрерывного обновления машинного производства. В результате культурно-просветительная деятельность купечества обозначила новый, а главное – решительный поворот в сторону уменьшения пропасти между культурой образованных слоев населения и народа.

Меняется и роль самого купечества в системе высокой культуры. Не дворянство, а купечество выступает во второй половине XIX –начале XX в. основным заказчиком художественных произведений. По его заказам пишут живописные полотна и портреты лучшие живописцы. По заказам купцов строят банки, конторские дома, гостиницы, магазины, особняки, усадьбы, храмы, доходные дома лучшие зодчие. Купцы покровительствуют новым направлениям в искусстве, будь то архитектура, прикладное искусство, музыка или театр, литература и издательская деятельность.

Морозовы и в этом отношении являют собой типичный пример. Для них работают Д.Н.   Чичагов, Ф.О.   Шехтель, А.В.   Кузне­цов, И.Е.   Бондаренко, Л.В.   Кекушев, Р.И.   Клейн, И.А.   Иванов-Шиц, В.Д.   Адамович и М.Д.Маят. Для них особенно много работает В.А.   Серов.

Купечество, в среде которого существенный процент составляли старообрядцы, красноречиво опровергает ходячее представление о последних только как носителях традиции. Старообрядцы оказываются наиболее восприимчивы к художественным, техническим и архитектурным новшевствам. Храмы в неорусском стиле – национально-романтические разновидности модерна – сооружаются, как правило, старообрядцами. И здесь «старо­веры» Морозовы проявили себя как замечательные новаторы.

1  Цит. по: Чупринин С.И. Москва и москвичи в творчестве Петра Дмитриевича Боборыкина //Боборыкин П.Д. Китай-город. Москва, 1985, с. 6.

2  Москва в истории и литературе. Сб. сост. М. Ковалевский. М., 1916, с. 4–5.

3  Рябушинский В.П. Купечество московское //Газета «Былое». М., № 2, август 1991, с. 9.

Поделитесь с друзьями