А.П. Чехов и С.Т. Морозов

Т.П. Морозова

В начале знакомства Саввы Тимофеевича с Антоном Павловичем их сближали общие друзья, присущее обоим чувство юмора, их увлечение рыбалкой, охотой, путешествиями, позже - работа в Художественном театре.

Морозов не пропускал ни одной премьеры чеховских пьес. 19 ноября 1887 года Савва и Сергей Тимофеевичи Морозовы, И.И. Левитан и еще мало кому известный Ф.О. Шехтель присутствовали на спектакле "Иванов", когда впервые он шел на сцене театра А.Ф. Корша. В отличие от многих, Савва был восхищен пьесой, где в главной роли был занят Владимир Николаевич Давыдов - "громаднейший художник", как окрестил его Чехов. А вот чеховский "Леший", поставленный в театре Абрамовой, оставил у Морозова грустное впечатление, хотя актерские силы были самые лучшие. На ежегодных выставках передвижников в Москве братьев Морозовых можно было увидеть в компании Чехова, Левитана, Серова и Шехтеля.

17 декабря 1898 года уже в созданном Художественном театре, находившемся еще в "Эрмитаже", шла "Чайка". В Москве пьеса была воспринята как крупное событие в культурной жизни. Сразу после премьеры Немирович-Данченко посылает телеграмму Антону Павловичу в Ялту, оканчивающуюся словами: "Мы сумасшедшие от счастья" [1] . Пьеса давала ощущение праздника и зрителю, и труппе театра. И вместе со всеми радовался успеху "Чайки" находившийся в Эрмитаже Савва Тимофеевич. Уже тогда "купец-меценат осознавал, что этот театр сыграет решающую роль в развитии сценического искусства" [2] .

Не раз бывал С.Т. Морозов в доме Чеховых в день именин Антона Павловича - 17 января. Здесь он впервые встретился с В.И. Немировичем-Данченко, приятно было для Саввы видеть среди гостей Чехова и актеров Императорского Малого театра: М.Н. Ермолову, Г.Н. Федотову и других, особенно А.П. Ленского, игру которого в "Горе от ума" он с восторгом принял еще будучи гимназистом в 1875 году [3] .

Вскоре все ведущие актеры Малого театра стали желанными гостями Морозовых на Спиридоновке. Начиная с 1882 года Савва Тимофеевич, собираясь навестить мать в Б. Трехсвятительском, заезжал за Антоном Павловичем, чтобы отвезти его к И.И. Левитану, жившему в течение 8 лет в доме Марии Федоровны Морозовой. И каждый раз С.Т. Морозов весело смеялся, когда из мастерской навстречу выбегал художник со словами: "Крокодил приехал? Ну, проходи". (Так Левитан называл любимого друга - Чехова. - Т.М.) Весной 1897 года А.П. Чехов приехал в Москву по издательским делам. 24 марта он обедал с А.С. Сувориным в "Эрмитаже", когда вдруг у писателя горлом пошла кровь. Его отвезли в клинику друга Морозовых - профессора А.А. Остроумова, где писателю был поставлен горький диагноз - "туберкулезный процесс обоих легких" [4] . Эту грустную весть Остроумов сообщил Савве, и последний на другой же день навестил Антона Павловича в клинике. Но Чехов был недоволен визитом Морозова.

По семейным преданиям, ссора Чехова с Саввой Тимофеевичем произошла в первый раз из-за денег, которые Морозов послал писателю, зная о его болезни. И это подтверждается письмами И.И. Левитана. 21 сентября 1897 года художник пишет Антону Павловичу: "Я сказал С.Т. Морозову, что теперь тебе нужны деньги и что если он может, пусть одолжит тебе 2000 рублей. Он охотно согласился, об векселе он, конечно, ни слова не говорит, но, я думаю, что тебе самому приятнее будет послать ему какой-нибудь документ" [5] . В действительности деньги решил послать сам Савва, но, зная щепетильность Чехова, попросил Левитана предварительно отправить письмо Антону Павловичу. Чехов с раздражением ответил другу, что деньги Морозова ему не нужны и он пошлет их обратно. Наверное здесь и прозвучала фраза: "Дай им (купцам, - Т.М.) волю, они купят всю интеллигенцию поштучно"⁶, которую позже взяли на вооружение недоброжелатели Саввы. 17 октября А.П. Чехов получает второе письмо Левитана: "С чего это ты решил, что деньги можешь послать обратно?!! Бог знает, что такое! Тебе надо непременно, на всякий случай, оставить, Морозову не к спеху" [7]. Именно с этого момента отношение Чехова к Савве изменилось, "и деловая и импульсивная натура С.Т. Морозова" все чаще "не вызывала симпатий у А.П. Чехова"⁸, Савва же объяснял это болезнью писателя.

Когда возникали недоразумения между Саввой Тимофеевичем и Антоном Павловичем, сгладить их всегда старалась Зинаида Григорьевна, которая стала близким человеком для Ольги Леонардовны и имела добрые отношения с Антоном Павловичем. "Знакомство мое с Антоном Павловичем Чеховым, - пишет жена Саввы в своих воспоминаниях, - было в Художественном театре, мы сидели с ним рядом в 1-м ряду. Шла пьеса "Когда мы воскресаем (?)" с О.Л. Книппер в главной роли. Чехов был в нее влюблен и с удовольствием на нее смотрел" [9]. После спектакля вышли вместе: Ольга Леонардовна - "элегантная брюнетка под вуалью", веселая и жизнерадостная и Чехов - "очень высокий и худой, в пенсне на шнурке и помятой шляпе"¹⁰, немного грустный и застенчивый. "Но никакого впечатления он на меня (тогда) не производил, (хотя) я была большая поклонница его таланта. И я его узнала и поняла как человека, когда он с Ольгой Леонардовной приехал к нам в Покровское... сначала он был со мной очень застенчив, но потом он стал понемногу отходить, и так как я и Антон Павлович мы оба рано вставали, то стали пить кофе внизу на террасе, и он ко мне привык... После кофе мы обыкновенно переходили в большую комнату, садились на угловой диван, который был широкий и с массой подушек, и, сидя на диване, Антон Павлович каждый раз говорил: "А знаешь, Зинаида Григорьевна, если бы у меня был такой диван, я бы сидел на нем целый день и думал..." [11] Савва Тимофеевич, который вставал раньше всех, сделав гимнастику и искупавшись в Истре, подсаживался к компании. "Говорили мы с ним (Чеховым, - Т.М.) обо всем и отлично друг друга понимали. Часов в 11 выходила Ольга Леонардовна, садилась к нам и, видимо, ей скучно было слушать наши разговоры, она вскакивала, перебивая, начинала щебетать о чем-то своем. "Ну, Дуся, оставим говорить тебе, все, что мы говорили, неинтересно", - отвечал ей Чехов и Ольга Леонардовна весело снималась с места и уходила в сад. Более неподходящих друг к другу людей я в жизни не видала... Антон Павлович был воплощением духовной тонкости, с прозрачной душой и тонким восприятием, а Ольга Леонардовна была олицетворением реальной веселой жизнерадостности, ни над чем не задумывалась, а просто жила и радовалась, что то она живет!!! "

Однажды ранней весной 1902 года Чехов с Книппер приехали в имение Морозовых, когда там гостил А.А. Остроумов. Увидя больной усталый вид Антона Павловича, профессор сказал: "Вот что, Антон, тебе переезды из Крыма в Москву очень вредны и лучше живи в Звенигородском уезде. Он по климату и красоте хорош! Купи себе легкую шубу и будет чудесно" [12]. И Савва Тимофеевич с Зинаидой Григорьевной присмотрели для Чехова одну из дач Маклаковых, которая продавалась. (6 июля?) 1902 года Зинаида Морозова пишет Книппер: "Милая Ольга Леонардовна. Сегодня получено письмо ко мне Антона Павловича, которое я и ждала. Узнала, что Вы заехали в Крым. Когда Вы вернетесь и как поживаете? Мы здесь (в Покровском-Рубцове, - Т.М.) продолжаем также тихо и мирно жить и теперь заняты работой для Антона Павловича. Маша нарисовала подушку, я вышиваю, Савва Тимофеевич расканвливает, а Люлюта раскосила по холсту ему рамку... Я со всех сторон слышу, что Вы остались довольны нашим Покровским. ...и я могу сказать то же самое, что Вы и Антон Павлович оставили у нас лучшие воспоминания, а главное чувство простоты, которую я чувствовала с Вами. Я это очень ценю в людях... Благодаря этим воспоминаниям, я не оставлю мысли, что будущее лето Вы будете у нас. (В настоящее время) мы заняты устройством для Вас дачи и, кажется, будет очень складно, даже будет маленький кабинетик для Вас и стеклянная терраса для Антона Павловича. А так как будет и речка, и крутой берег, то, вероятно, и Маклаков с хворостинкой. Так что наши мечты будут исполнены. Савва Вам и Антону Павловичу кланяется и сегодня безумно счастлив - вернулся с фабрики и привез дачу. Тима страшно жалеет, что не видел (в прошлый приезд, - Т.М.) Антона Павловича. P.S. А в августе я Вас жду к нам. Зинаида Морозова..." [13]

С целью купить дачу вновь приехали в Покровское Чехов и Книппер. Но "Антон Павлович не поехал смотреть дачу, Ольга Леонардовна ездила одна, и когда она вернулась оттуда, мы обедали в липовой аллее. Был жаркий день, он (Чехов, - Т.М.) ничего не кушал, был очень нервен и когда Ольга Леонардовна села на скамейку и сказала: "Знаешь, Антон, удачная дачка - на высокой горе и прекрасный вид...", Антон Павлович вскочил с места, начал бегать вокруг стола и говорить: "А тебе не пришло в голову, как я один, больной, от доктора в семи верстах, занесенный снегом, буду там жить", - и убежал во флигель, где они остановились. Когда у Антона Павловича с дачей ничего не вышло, мы с Саввой Тимофеевичем решили предложить нашу дачу... для Антона Павловича и он должен летом жить у нас на даче в Покровском" [14]. Морозов решил подарить Антону Павловичу свою любимую дачу, построенную в 1892 году Ф.О. Шехтелем на Киржаче, где климат не нравился Зинаиде Григорьевне из-за полчищ комаров и она отказалась там жить с детьми. Позднее Зинаида Григорьевна пишет: "Родная Ольга Леонардовна. Я посылаю фотографию дачи, которую мы с Саввой Тимофеевичем и тобой любовно переносили в Покровское для Антона Павловича, думая, что он там будет жить и зиму, и лето. Но бог сделал иначе!!!" [15] Именно эту дачу Савва, разобрав, перенес в сосновый бор Покровского, собрать уже не успел, и она сгорела в первые годы после революции.

В своих воспоминаниях жена Саввы Тимофеевича по-своему, но тонко и ярко, раскрывает образы известных людей России, с которыми встречались Морозовы. Много места уделяется в них и Антону Павловичу. Однажды Савва Тимофеевич, спустившись рано утром к реке, увидел сидевшего на коряге, воткнутой в песчаный берег, Чехова с удочкой, "а рядом с ним стояла и тоже удила рыбу наша англичанка, она не говорила по-русски, а он не говорил по-английски. И они только улыбались друг другу" [16]. Савва решил не нарушать эту идиллическую картину и незаметно спустился к купальне. Зинаида Григорьевна вспоминает случай, как священник из церкви Покрова (находилась в имении Морозовых, - Т.М.), отец Гавриил, просил познакомить его с Чеховым, гостившим в то время в Покровском. Зинаида передала его просьбу Антону Павловичу, тот ответил: "Пусть зайдет". Когда пришел отец Гавриил и робко сел перед Чеховым, Зинаида Григорьевна вышла, чтобы не мешать их разговору. "Вернувшись, она увидела молча сидящих друг против друга священника и Чехова. "Вы что, все это время молчали?" - недоуменно спросила она. "Мы думали и говорили молча", - ответил Антон Павлович. И только мои слова: "Ну, поговорим", заставили этих застенчивых двоих разговориться" [17].

Один раз, когда "в сельской церкви Покрова звонили к заутрене, Чехов прервал молчание и сказал (Зинаиде Григорьевне): "Я не могу равнодушно слушать церковный звон. Я вспоминаю детство, как я с няней ходил в церковь к заутрене. А в пасхальную ночь я теперь иду на Москворецкий мост, где на реке разливается звон сорока-сороков. Вот и все, что у меня осталось от религии" [18].

Когда Чехов с Ольгой Леонардовной приезжали в Покровское-Рубцово, особенно счастливы были морозовские дети. Старший - Тимоша с отцом и Антоном Павловичем встречали рассвет с удочками на Истре. После завтрака Чехов любил сидеть с морозовскими дочками на скамейке в парке, где обе, прижавшись к "любимому дяде", слушали его рассказы. "Белый грибок, так он (Чехов, - Т.М.) называл мою дочь Елену", - говорила Зинаида Григорьевна в своих записках [19].

В один из своих приездов к Морозовым Савва Тимофеевич застал Антона Павловича с дочками "в березовой беседке над оврагом, - он вслух читал девочкам свою "Каштанку", только что изданную в Москве отдельной книжкой с картинками. На титульном листе красовалась дарственная надпись: "Сестрам Морозовым Маше и Люлюте от дяди Антоши Чехонте"... [20]

В январе 1902 года Савва Тимофеевич составляет "Устав Паевого товарищества деятелей Московского Художественного театра". Незадолго до этого он строит дом на Божедомке для репетиций, где позже расположится театральное училище МХТа. 22 января в доме С.Т. Морозова на Божедомке состоялся вечер, посвященный пятилетней годовщине учреждения общедоступного театра в Москве [21]. Видимо, на этом вечере Морозов, заручившись поддержкой В.И. Немировича-Данченко и О.Л. Книппер, решил пригласить А.П. Чехова в состав Товарищества деятелей театра. И 28 января 1902 года Савва пишет Антону Павловичу: "Многоуважаемый Антон Павлович! Вы так близко знаете дела нашего театра, что многое писать Вам излишне. Вы знаете, что было с нами - шли с дефицитом, что работаем мы в отвратительном театре (имеется в виду здание в Эрмитаже, - Т.М.), не имеем постоянного места жительства, а кочуем постоянно, что здоровье Константина Сергеевича начинает поддаваться, что он переутомлен, что сладу в нашем деле нет. Я много думал об этом в эту зиму и пришел к заключению, что организация всего дела не удовлетворительна и что в этом именно и кроется причина, почему такое хорошее дело не может встать на ноги. И вот после многих колебаний я решил сделать участникам театра предложение, остов которого посылаю при этом письме. Литературная сила этого театра ограничивается Немировичем. По мне этого недостаточно, и вот, переговорив с Владимиром Ивановичем и Ольгой Леонардовной, я решил обратиться к Вам, не войдете ли Вы в состав Товарищества, которое будет держать театр. Все участники и я с нетерпением ждем Вашего ответа. Искренне Вас уважающий Савва" [22]. И когда Чехов выразил свое согласие, по словам О.Л. Книппер, "Савва так и прыгал от восторга" [23]. В феврале был принят устав Товарищества МХТа, определены пайщики, распределены обязанности всех участников, Савва Тимофеевич был избран председателем правления [24].

Летом того же года Морозов приглашает Чехова погостить в его уральских владениях, где было 39000 десятин роскошного строевого леса, несколько быстрых прозрачных речушек и источники лечебных вод. Название места было поэтически красивым - Усолье, Всеволодо-Вильво. Дорога была трудной: сначала надо было плыть пароходом по Волге до Камы, потом - по железной дороге и пересаживаться на лошадей. Это беспокоило Савву. Но на воде Чехов чувствовал себя прекрасно. Казалось, оживший вновь, умиротворенный, он все время проводил на палубе, любуясь красотой проплывающих мимо мест. Жене он писал: "Ветер, прохладно, но очень хорошо. Все время сижу на палубе и гляжу на берег. Солнечно" [25]. Из Усолья Антон Павлович шлет письмо Марии Павловне: "Милая Маша, я в Усолье. Если на карте проведешь пальцем по Каме вверх до Перми, то найдешь это Усолье. Сегодня же через 4-5 часов еду до Всеволодо-Вильво, где проживу три дня у Саввы Морозова" [26]. Но пробыл Чехов у Саввы Тимофеевича 6 дней. В те годы на Пермских заводах Морозова работал инженером А.Н. Тихонов. Он описал пребывание писателя в уральских владениях Саввы. К приезду Чехова была открыта школа его имени, понравилась писателю и баня для рабочих, построенная в стиле русских сказок. Сидя с удочкой на обрыве, Антон Павлович с увлечением ловил окуней, с радостью пил воду из минеральных источников, чувствуя, по его словам, прибавление новых сил. Да и Морозов "во время прогулок с Чеховым по сосновому лесу был спокойнее, меньше петушился, реже курил. Иногда в состоянии разнеженности декламировал стихи..." [27]

Но, после принятия Устава Паевого Товарищества и особенно его 17-го пункта, все более осложняются отношения Саввы с Владимиром Ивановичем Немировичем. Все чаще он высказывает свое недовольство тем, что купец Морозов, не имея к театру профессионального органического отношения, не удовлетворяется ролью мецената и вмешивается в творческую работу театра. В феврале 1903 года В.И. Немирович-Данченко посылает письмо Антону Павловичу, где пишет: "В товарищеском смысле в нашей театральной жизни намечается какая-то трещина, как бывает в стене, требующая ремонта. По одну сторону этой трещины вижу Морозова и Желябужскую (Андреева, - Т.М.) и чувствую, что там окажутся любители покоя около капитала, вроде Самаровой например. По другую сторону ясно группируются Алексеев с опекой, я, твоя жена, Вишневский. Может быть, здесь Лужский, менее вероятно - Москвин. Где Качалов - не знаю. А трещина медленно, но растет" [28]. В октябре 1903 года Чехов отправляет жене рукопись "Вишневого сада" для МХТа и ждет ответ - как принята его пьеса коллективом театра и его ведущими силами, в числе которых была дирекция в составе Немировича, Станиславского и Саввы Морозова. "Но Чехову, по-видимому, неприятна была мысль, что в обсуждении "Вишневого сада" и в направлении работы над ним Морозов примет участие наряду с другими деятелями театра. И вот он пишет (21 октября 1903 года) жене: "Морозов - хороший человек, но не следует подпускать его близко к существу дела. Об игре, о пьесах, об актерах он может судить как публика, а не как хозяин или режиссер" [29].

Предубеждение против Морозова, думаю, был подсказано великому писателю лишь принадлежностью Морозова к купеческому сословию, от влияния которого на развитие искусства Чехов не ждал ничего хорошего, "к купечеству Антон Павлович всегда относился с большой подозрительностью и настороженностью" [30]. А ведь еще в сентябре 1899 г. О.Л. Книппер писала Чехову: "Савва Морозов повадился к нам в театр, ходит на все репетиции, сидит до ночи, волнуется страшно... Я думаю, что он скоро будет дебютировать, только не знаю, в чем" [31]. А вот слова К.С. Станиславского, который лучше многих чувствовал, чем стал для Саввы Тимофеевича театр, с каким трепетом он относился ко всему, что происходило с его "детищем".

"Мы с Владимиром Ивановичем решили приблизить Савву Тимофеевича к художественно-литературной части. И это было сделано совсем не потому, что он владел финансовым нервом театра, и мы хотели прикрепить его к делу. Мы поступали так, потому что сам Морозов высказывал много вкуса и понимания в области литературы и художественного творчества актеров. С тех пор вопросы репертуара, распределение ролей, рассмотрение тех или иных недостатков спектакля и его постановки обсуждались с участием Морозова. И в этой области он показал большую чуткость и любовь к искусству" [32].

Весной 1903 года Зинаида Григорьевна, вернувшись из-за границы, узнала от Саввы, что здоровье Чехова очень неважно и в тот же день поехала навестить его. "Жил он с Ольгой Леонардовной и своей сестрой в Леонтьевском переулке в очень неудобной квартире на 4-м этаже, по холодной лестнице ко мне вышла Ольга Леонардовна и сказала, что Антон Павлович плохо себя чувствует и едва ли выйдет. Я просила ему передать, что очень хочу его видеть, и как только Ольга Леонардовна сказала ему, что я приехала, он выбежал из соседней комнаты и первые его слова были: "А знаешь, Зинаида Григорьевна, я очень болен и меня посылают лечиться за границу" и убежал в комнату" [33].

12 июня того же года Морозова, уже ожидавшая последнего сына Савву, пишет Чехову из Покровского: "Многоуважаемый Антон Павлович! Посылаю Вам письмо Петровской, которая прислала его батюшке. Не знаю, получила ли Ольга Леонардовна мое письмо, в котором вложено письмо из-за границы на Ваше имя", и снова повторяет: "И так, может быть, наше общее желание исполнится, и Вы будете жить в нашем Воскресенском" [34]. Чехов отвечает Морозовой 25 июня. Но о получении его письма Зинаидой Григорьевной сообщает дочь Морозовых Маша: "Милый Антон Павлович. Сегодня мамочка получила Ваше письмо и поручила мне Вам написать, так как она сама не может, потому что "25-го" Бог дал нам братика Саввушку. Мы страшно все счастливы. Мальчик такой чудесный, и мы все бегаем смотреть на него. И, подумайте, какое счастье, он родился в день моего рождения. Мы очень рады, что понравились наши подарки. Мамочка, я и Люлюта Вам и Ольге Леонардовне очень кланяемся. Мамочка, слава Богу, здорова и очень рада, что у нее такой славный бэбэ. Маша Морозова. P.S. Мамочка как поправится, Вам напишет. Покровское. 26 июля 1903 г." [3]

"Последнюю зиму перед смертью Антон Павлович жил в Москве. Был чудесный зимний день (я очень любила мороз), - вспоминает Зинаида Морозова. - Я поехала к Антону Павловичу в Леонтьевский переулок и, проезжая петровские линии, в магазине... увидела чудесную красную камелию, заехала в магазин и просила мне срезать цветы этой камелии... Когда я приехала к нему, он сидел на диване, окно комнаты выходило на запад, было солнечно и красиво. Я поставила на стол цветы. Антон Павлович был, видимо, доволен, но сказал: "Ну, зачем для меня такие цветы?" Потом сказал: "А я думаю, Зинаида Григорьевна, уехать в Ниццу". Я ответила: "И хорошо сделаете, зима очень холодная, Вам тяжело выходить и Вы сидите без воздуха..." Наш разговор перешел на постановку его пьесы "Вишневый сад", Антон Павлович был недоволен его постановкой. Вошла Ольга Леонардовна, которая вернулась с репетиции, очень раздраженная, и, когда она вошла, Антон Павлович сказал: "А знаете, я больше пьес писать не буду - они (Худ. театр) меня не понимают... и его слова "Я не знаю, что писать" были трагичны..." [36]

17 января 1904 года в Художественном театре прошла премьера "Вишневого сада". Она была приурочена ко дню рождения и к 25-летнему юбилею литературной деятельности А.П. Чехова. На спектакль больной писатель не приехал и только к концу третьего акта его доставил в театр посланный за ним А.Л. Вишневский. Чехов еле держался на ногах, всячески старался унять бивший его кашель, но в кресло сесть отказался. "Он неуютно чувствовал себя, принимая многочисленные подарки. Казалось, душа его в этот момент отсутствовала, он не хотел этого торжества и терпеливо ждал, когда оно закончится. Видно было, что все стало ему безразлично, и здоровье его совсем плохо" [37]. После премьеры Константин Сергеевич записал: "Юбилей вышел торжественный, но оставил тяжелое впечатление. От него отдавало похоронами. Сам спектакль имел лишь средний успех и мы осуждали себя, что не сумели с первого же раза показать наиболее важное, прекрасное и ценное в пьесе" [38].

Лето 1904 года, 8 июля. Огромная толпа друзей и поклонников великого русского писателя встречают его гроб на Курском вокзале. Среди них Савва Морозов, Качалов, Горький, Шаляпин, стоящие рядом. Вместе с огромной толпой они через всю Москву медленно идут к Новодевичьему кладбищу. "Остановка у Художественного театра... Среди наступившей тишины звуки шопеновской мелодии, которую играют у входа в театр наши оркестранты. И из раскрытых дверей бельэтажа наши театральные рабочие выносят огромный венок, их собственными руками собранный, сплошь из одних полевых цветов" [39].

[1] Дерман А. Москва в жизни и творчестве А.П. Чехова. М., 1948. С. 170.

[2] Боханов А.Н. Коллекционеры и меценаты России. М., 1989. С. 112.

[3] Гарелина М.А. (ур. Крестовникова). 1882 г. Воспоминания. Рукопись неопубл.

[4] Дерман А. Указ. соч. С. 149.

[5] ОР РГБ, ф. 331.49, 23 об.

[6] Серебров А. (А.Н. Тихонов). Время и люди. Воспоминания. М., 1960. С. 212.

[7] ОР РГБ. Там же.

[8] Боханов А.Н. Там же. С. 99.

[9] ГЦТМ. Ф. 216, ед. хр. 515, л. 17.

[10] Морозов С.Т. Дед умер молодым. М., 1992. С. 103.

[11] ГЦТМ. Там же, л. 17, 18.

[12] Там же.

[13] Музей МХАТ, КП № 3873.

[14] ГЦТМ. Там же. Л. 18.

[15] Музей МХАТ, надпись на фото. Инв. № 1454.

[16] ГЦТМ. Там же. Л. 20.

[17] Там же.

[18] Там же.

[19] Там же. Л. 19.

[20] Морозов С.Т. Указ. соч. С. 109.

[21] Музей МХАТ, КП № 5757/ 97, 98.

[22] ОР РГБ, ф. 331.52.24. лл. 1,1 об., 2.

[23] Переписка А.П. Чехова с О.Л. Книппер. М., 1936. Т. 2. С. 299; Чехов А.П. ПСС. Письма. М., 1981. Т. 10. С. 458.

[24] Музей МХАТ. ВЖ № 2239.

[25] Чехов А.П. Указ. соч. С. 250.

[26] Там же. С. 254.

[27] РГАЛИ. 2163-1-91, лл. 1-17.

[28] ОР РГБ, ф. 331.53.37, л. 11.

[29] Дерман А. Указ. соч. С. 137.

[30] Там же. С. 134.

[31] Переписка А.П. Чехова с О.Л. Книппер. М., 1934. Т. 1. С. 74.

[32] Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. М., 1980. С. 255.

[33] МГТМ. Там же, л. 18.

[34] ОР РГБ, ф. 331.52.26, лл. 2, 3, 3 об.

[35] Там же. л. 1.

[36] ГЦТМ. Там же. л. 18, 19, 20.

[37] Дерман А. Указ. соч. С. 181.

[38] Там же. С. 184.

[39] Качалов В.И. Ежегодник МХТа 1948 г. М., 1951. Т. 2. С. 61.

Поделитесь с друзьями