Cегодня день рождения Мастера слова, ставившего во главу творчества историю любимого Павловского Посада. Он способствовал развитию краеведения во всех видах, придавал большое значение и его живой автобиографической разновидности. Скольких людей он привлекал к нему, скольких мотивировал и опрашивал, сколько воспоминаний публиковал в электронном и бумажном виде!  Являл собой пример уважительного и бережного отношения к старым снимкам из семейных архивов, учил ценить имена их авторов и хранителей.

Камень, брошенный в воду, ещё даёт круги...  Три с половиной года, Виктора Феофилактовича нет с нами, а инерция его дела жива в тех, с кем он общался и сотрудничал.

Сегодня рассказ о ткачихе из Павлово-Покровской школы ФЗУ, о девочке, отнесенной волной сражений под Курском в наш подмосковный город., ставший ей родным.

Девчонка из школы ФЗУ

В. Маслова 

В ту первую ночь в общежитии в ноябре 1944 года Клава засыпала сытой и чистой, что давало ей ощущение безмерного счастья. И снился ей сон. Про то, что вернули её домой, где война и голод. И сон от того был отчаянно страшным. Она закричала и заплакала.

– Клава, Клава, очнись, что с тобой? – услышала она голоса.

«Где я?» – боялась проснуться Клава. Не открывая глаз, девчонка загадала: «Если увижу светлую лампочку, я в новом городе; если керосиновую лампу – я дома».

Лампочка светила электрическая, а значит, у Клавы самая настоящая новая жизнь, и всё, что с ней произошло в последние сутки, было не сном, а явью. Она – ученица школы ФЗУ.

Клавдия Ивановна Сподырева (Гридасова) родилась в деревне Миловая под Курском 01.07.1929 года, где жила до 1944 года.

Ей было 12 лет, когда в 1941-м началась война. А в 1943-м в их местности произошло ключевое сражение с немецкими фашистами, известное как Курская дуга. Крытые соломой бедные хаты их деревни были сожжены. Ночевали там, где пустят. Людей гнали, провожая иной раз трассирующими пулями. Молодых забирали в Германию. Наступил страшный голод. Есть совсем нечего. В поисках пропитания побирались каждый сам по себе. В их семье это мать, четыре дочери и ослепшая бабушка. Отец воевал, но был полностью изувечен до состояния, которое прозвали «самоваром». Врачи отсоветовали жене брать его домой

– Куда тебе, Анна Даниловна?! При нём круглосуточно быть надо, а у тебя четверо детей.

Отец, так и не попав домой, скоро умер.

Живым  тоже было несладко.

В пятый класс Клава почти не ходила. Брала книжку и тетрадку за пазуху и направлялась якобы в школу. Дома маме врала, что ничего не задают. Она мечтала о том, как бы поесть. Учеба от голода на ум не шла. Клава обитала на рынке. Туда сьезжались с товаром со всех сёл, иногда что-то перепадало ей из еды.

Однажды она встретила на рынке незнакомую девушку. Отметила про себя, как она хорошо одета. Начала в связи с этим с ней разговор, похвалила её одежду: пальто, шапочку, обувь. Оказалась, это вербовщица из Павловского Посада, приехала набирать людей для работы на фабрике:

– Хочешь уехать?

– Да

Клава не раздумывала. Да! Уехать оттуда, где все побирались.

Девушка привела её в хату, там было ещё две женщины и мужчина. Клава – девочка невысокая, худенькая.

– До станка не достанет, мала ещё, – заявили женщины.

–Да растёт же! – произнёс решающую фразу мужчина. И заключил: «Не плачь. Приходи завтра к вокзалу». Женщины наказали иметь на дорогу сто рублей. Мама не возражала отпустить дочку, но где взять сто рублей? Искали по соседям нужную на билет сумму, еле наскребли.

Нет ничего тайного, что бы не стало явным. У вербовщиков, узналось потом, были подъёмные на 10 человек. Но они их потратили. Отоварились на выделенные фабрикой деньги сливочным маслом да курочками. Понять их можно: в подмосковном городе тоже трудно было с продуктами.

Ехали ночью 9 часов. Прибыли в Павловский Посад утром. Пришли в общежитие рядом с Павлово-Покровским клубом. Покормили новичков в фабричной столовой. Потом повели всех на санобработку в городскую баню. Бани такой большой Клава отродясь не видывала. Мыло дали. Намылась всласть. Волосы у Клавдии длинные, красивые, да в них вши. Расчесывала-вычёсывала свои волосы гребнем, всех насекомых вычесала. Как заново на свет родилась... А после бани воспитательница подала девчонке предусмотрительно заготовленную чистую одежду. Маечку, трусики. Обувку ношеную дали, но целую. Счастью не было предела. В общежитии чистота. В комнате на четверых учениц Клаве предложили выбрать койку. А чего там выбирать? Вот эта пусть и будет. Возле шкафа. В шкафу, она увидела позже, тоже был какой-то запас ношеного, но чистого белья, одежда, кому-то ставшая ненужной, а девчонке в самый раз. А ещё здесь она увидела чудо – электрическую лампу. Щёлкнешь выключателем – и она загорается ярко. Свету в комнате так много, что кажется, он льётся и освещает каждый уголок. Не то, что тусклые, чадящие, со специфическим характерным запахом керосиновые лампы, которые она видела до сих пор в своей деревне.

Назавтра начались занятия на тренажёрах. Учились на ткачих, изучали станки. Сколько видов станков, какие детали, как заправлять нить – всё это Клаве показалось очень интересным. Она увлеклась учёбой, которая давалась ей очень легко. Дома у её бабушки был челнок, и маленькая Клава успела попробовать им поработать. Теперь в школе справлялась с заданиями сама и даже помогала другим.

Однако у неё сразу возникли и личные проблемы. У Клавы не было справки с места жительства о том, что она выехала на учебу и снята с пайка военного времени. Сама не догадалась, и никто не подсказал девочке взять документ в сельсовете. Без такой справки поставить на довольствие было нельзя. Клаву в столовой больше не кормили. Денег на еду не было. Девушки из школы ФЗУ за работу ничего не получали. Был стимул быстрее освоить науку и стать полноправной работницей. Но и тут Клава не унывала. Рядом такие же фабричные девчонки, которые в общежитии готовили нехитрую еду: кашку, картошку, макароны. Они иногда подкармливали подружку. Раздобудут пшена – кулеш в котелке сварят. Клава в общежитии дежурила чаще других, мыла полы и  всегда бралась мыть посуду, а значит, несъеденное в посудинке доставалось ей. Пусть немного, пусть ложка еды со стенок, но все же. Так в течение месяца. Что же взрослые? Воспитатель, узнав о проблеме, доложила о ней директору ФЗУ Михаилу Алексеевичу Мельникову. Он выделил три талона на обед – на три дня. И подтвердил, что надо ехать на родину за справкой.

Сказать, что всё в школе ФЗУ было замечательно, нельзя. Голод давал о себе знать. И не у каждой девчонки получалось освоить науку тогдашнего ткачества. Некоторые сбегали домой. За это по военному времени следовало наказание. Шесть месяцев заключения. Оформить поездку Клавдии за справкой тоже не помогли. Да и ехать было не на что. Какой выход? Рисковая неприхотливая девчонка поехала зайцем на подножке дальнего поезда. Декабрь, холод. Запомнилась ей на всю жизнь такая ночь езды. Замёрзла. Боялась уснуть. Она мечтала хотя бы о тамбуре. А проводники безбилетницу гнали. Уйдёт от них на остановке, а тронется поезд в путь – она на ходу обратно на подножку. Доехала. Нашла своих. Встретила мать нерадостно.

– Убежала? Кормить тебя нечем. Уезжай.

За справкой идти далеко, полем. Мать с Клавдией не шла, у неё свои дела-заботы. Одна в учреждение идти Клава боялась. Боялась ещё и потому, что вдруг её, нарушительницу, ищут? Неделю прожила на чердаке, пряталась. В итоге отправилась в сельсовет одна. Взяла злополучную справку – и в обратный путь. Мать помогла, собирала у людей на билет копейки.

Доехала обратно по-человечески. Вернулась на фабрику. Тут приняли талантливую ученицу благосклонно.

Учились в школе ФЗУ недолго. Все зависело от того, кто как понимает. Клаве работать нравилось. Первыми у неё были механические станки. Дали шесть штук сразу. Бегала между ними легко по молодости. Ткали узкий сатин. Норму вырабатывала и перевыполняла. Помощники мастеров были довольны, переманивали каждый в свою смену. От выработки зависела премия. А у них семьи, дети, их кормить надо. Нарасхват была Клавдия. Размер зарплаты она уже не помнит, но говорит, что была «подходящая».

Следующий этап профессионального роста – 8 станков в обслуживании ткачихи. Крутилась между ними, как юла. И на работу приходила раньше, налаживала их. Распутывала запутанную основу, соединяла обрывы нити, оставленные предыдущей сменой. Работников не хватало. Ткачихам вверяли уже по 12 механических станков. Восемь лет на механических станках Павлово-Покровской фабрики Клавдия трудилась как заведённая. Без больничных. Как-то у Клавдии на ладошке руки образовалась огромная гнойная мозоль, руку не согнуть. Продолжала работать, терпя боль, пока начальница не узнала:

– Иди, – говорит, – в больницу.

– А цех как же?! – волновалась Клава.

Подменили. Пришла в поликлинику. Говорят, неси карту. А карты и нету, ещё и не заводила. С мозолью – первое обращение к медикам.

А потом решили механические станки сломать, заменить на более высокопроизводительные, автоматические. Их дали сразу 36 штук. Тридцать шесть автоматических станков составляли теперь «гнездо» у одной ткачихи. За ними глаз да глаз нужен.

Работницу Сподыреву ценили. Один её портрет висел на стене цеха, другой во дворе фабрики на Доске почёта. И куда их потом подевали? Вот бы подарить хозяйке на память.

Было дело, висела фотография и в павловопокровском клубе, куда частенько ходила городская молодежь в кино и на танцы.

Потом на улице её узнавали. Парни заговаривали:

– А это не Ваш портрет в клубе висит?

Начинали знакомство с юной девушкой, осознавая, что перед ними серьёзный передовик производства, стахановец. В общем, надо соответствовать.

У ловкой и добросовестной Клавы всегда, в какую смену ни поставь, выполнение нормы на сто с лишним процентов.

Как-то отправили её в Москву на съезд передовиков производства в Колонный зал Дома Союзов. Событие! Грамоту вручили, медаль за победу в социалистическом соревновании. Стол отличный накрыли. Концерт организовали с участием самых лучших артистов. Больше всех запомнился певец Иосиф Кобзон, который был особенно обаятельным.

Как-то путёвкой в санаторий Клавдию поощрить хотели. А она удивилась: «Я ж не болею!» Отказалась в пользу другой женщины. Было дело, проводилось на фабрике исследование по методу инженера Ковалёва, кто оперативнее справляется с самыми трудоёмкими операциями. Лучшей признали Клавдию. Начальник цеха Пётр Исаевич Абрамов поставил Клавдию инструктором у ткачих по передаче её собственного опыта. Платить за это обещали среднесдельно. Планировали передавать опыт два месяца, а Клавдия один еле выдержала. Больно легко ей это показалось, «растолстеть» боялась.

Когда ты молод и успешен, ты и щедр. Клава любила прихвастнуть дома, как у неё всё хорошо, а мать и сёстры частенько просили помощи. Помогала, хотя жила экономно, собирала копейку к копеечке. Даже в комсомол не вступала, чтобы не платить взносы. Сёстры приезжали к ней, приходили на фабрику. Удивлялись, как на такой тяжёлой и шумной работе может нравиться? А Клаве нравилось. От шума она скручивала туго ниточки и вставляла в уши, чтоб не так в голове гремело.

Мужа себе она привезла из родной деревни. Давно знала Алексея Гридасова, доброго парня, работящего и честного. Дружили семьями. В какой-то Клавин приезд их и сосватали, и расписали. Приехали  в Павловский Посад. Устроился на её же фабрике ремонтником в отдел главного механика. Работа тяжёлая. Пошёл учиться в текстильный техникум, закончил. Стал мастером, а потом и начальником цеха. Большая ответственность, а ему оказалась по силам. Люди уважали. Алексей Николаевич Гридасов (1928–1992) избирался председателем цехкома: оказывали фабричные люди ему такое доверие. Он совмещал основную работу с общественной. Говорили товарищи, мол, отличный он человек, честный и бескорыстный, служебным положением, как некоторые другие, не пользуется, больше о людях думает. Оставил о себе добрую память, хоть и пожил недолго, всего 63 года.

Ну а Клавдия Ивановна Сподырева (Гридасова), выпускница школы ФЗУ, целых 16 лет отслужила на Павлово-Покровской фабрике, верой и правдой отработав данную ей когда-то путёвку в жизнь и так же, как и муж, ставя цеховые и фабричные дела выше собственных. А однажды всё же изменила коллективу под грузом собственных проблем. У неё семья, и надо было решать тяжёлый во все времена жилищный вопрос.

Братство городских ткачей знало, что на старой фабрике, Старопавловской, платили больше. Человеку свойственно искать, где лучше. За обслуживание тридцати шести станков на «Париже» Клавдия Ивановна, выкладываясь по полной программе, получала 600 рублей в месяц. На Старопавловской за работу на четырех механических платили полторы тысячи. Есть разница? Правда, станки широкие, и вырабатывать не сатин, а шерсть, это сложнее. Но чего уж Клавдия не осваивала? Соблазнилась. Ушла в 1960-м году туда. С новой зарплаты вступила в жилищный кооператив, купила дачный участок. Живи, дочек своих спокойно расти. Могла ли мечтать о таком раньше?

Проработала Клавдия на Старопавловской фабрике ткачихой восемь лет. Роковая какая-то для нее цифра. Работала бы и дальше, да случилось несчастье: отлетел челнок от механического станка и попал работнице прямо в голову. Как точку на ткачестве Клавдии поставил, отданы которому без малого четверть века. Производственная травма. Пришлось тут некогда славившейся здоровьем Клавдии лечиться по полной программе и даже оставить любимый труд, в котором она как рыба в воде. Фабрика поддерживала. Оплачивала увечье, устраивала Клавдию на разные работы, как она говорит, «легкотрудницей» долгое время (общий трудовой стаж её 52 года), часто давали ей  путевки в санаторий. Теперь уж она от них не отказывалась. Оказывается, в жизни хорошо не только трудиться, но приятно и отдыхать. Активная Клавдия принимала участие в санаторских концертах, срывала бурные аплодисменты и улыбки зрителей, так много она знает редких и поучительных басен. Но это всё истории из советского времени, когда человек труда официально считался героем, когда можно было быть в чести даже не очень учёному, но очень трудолюбивому человеку.

Перестройка общества заявила о себе тем, что фабрика испытала коллапс, искала пути к выживанию, а руководство в трудное время посчитало возможным не нести чужое бремя ответственности, перестало, было, платить инвалидам за производственные травмы. По словам Клавдии Ивановны, таковых оставалось на фабрике 36 человек. Немало! Два с половиной года судились они с руководством. При поддержке министра труда и социального развития А. Починка истцы, бывшие рабочие, суд выиграли, выплаты компенсаций за нанесенный ущерб здоровью ФСС возобновились. Справедливость восторжествовала, но пришлось Клавдии Ивановне испытать неприятные тяготы тяжбы.

Большой, бесхитростный жизненный путь девочки из школы ФЗУ.

Сейчас Клавдии Ивановне Гридасовой 92-й год. Больше чем три четверти века из них связаны с Павловским Посадом, городом её надежды и благополучия. С того самого дня, когда в жизни девочки, привезённой в Подмосковье из зоны военных действий Курской дуги, зажёгся яркий свет.

Поделитесь с друзьями