Памяти Николая Петровича Лихачева…
Публикация, примечания: Е. Маслов
Публикуется письмо Ольги Петровны Лихачевой[i], внучки академика Н. П. Лихачева[ii], к владимирскому историку Маргарите Петровне Поповой[iii]. Маргарита Петровна предоставила нам это письмо для публикации, и мы посчитали необходимым познакомить наших читателей с интересными документами – самим письмом и газетной статьей Ольги Петровны, которые не потеряли своей актуальности. На наших глазах исчезают сельские библиотеки и музеи в школах. Краеведческие музеи не только меняют свои названия, но перестают быть центрами краеведческой работы. Общественная жизнь все более и более ограничивается административными рамками. К сожалению, уроки истории ничему не учат. Сколько раз, даже наша собственная история учила нас – там, где общественная жизнь попадает в ежовые рукавицы чиновника, общество стремительно деградирует. И в письме и, особенно, в газетной статье Ольга Петровна поднимает актуальный вопрос об очень больной и требующей особого подхода теме «обнародования» документов репрессивной политики. Не подвергнутые глубокому изучению, понятые сугубо односторонне, эти документы «доморощенными» исследователями вбрасываются в общество, хуже того, что особо печально, если не сказать – преступно, в обсуждение этих документов втягивается школьная молодежь. Какая уж здесь педагогика и давно забытый Ушинский с главным постулатом – «Не навреди» – стыдно, печально, а для воспитания гражданственного сознания многих детей, возможно, непоправимо.
Парадный портрет Н. П. Лихачева дореволюционного времени.
«Дорогая Маргарита Петровна!
Очень рада Вашим письмам, и огромное спасибо за книгу. К сожалению, я ничего не могу послать Вам, кроме маленькой публикации во «Вспомогательных исторических дисциплинах» - письмо Николая Петровича [Лихачева], очень впечатляющее и очень актуальное. В свое время и проливала слезы в архиве Академии наук, читая бумаги последних лет жизни Н. П. – и упомянутая Вами просьба о конфискованных вещах, и о книгах из кабинета, которые для него орудия земли, и без них он не может зарабатывать на жизнь, а также прошение моей бабушки[iv] в ГПУ разрешить ей или кому-нибудь из дочерей поехать в Астрахань, чтобы ухаживать за больным стариком… Главные его страдания – возвращение в пустой дом, созерцание полного уничтожения дела его жизни; это, конечно, невозможно пережить. Недавно здесь, в Публичке[v], на традиционной конференции «Депо манускриптов» был доклад и новых поступлениях – а именно, об архиве В. А. Крачковской[vi]. Там было несколько писем. Вера Александровна посылала Николаю Петровичу продуктовые посылки – какой человек! – и он ее благодарил, перечисляя, как он рад чаю, кофею и макаронам.
А ведь тогда – и после – даже упоминание имени (не то что переписка) были опасны не только для карьеры. Поэтому я ценю, что нынешний наш страдалец и однофамилец[vii] в те времена, если заходила речь в лекции или докладе, подчеркивал, что есть другой, очень великий, а он Д. С., просто однофамилец. Это было мило и смело. У него у самого в то время титула не было. Несмотря на одиозность, в 1962 году в ЛОИИ[viii] была конференция – вполне тихая – к столетию Н. П. Лихачева, там очень душевно и интересно выступали те, кто его знали – … Е. Ч. Скржинская[ix] и еще несколько человек. Тогда в журнале «Советская археология» появилась статья В. Л. Янина[x] о Н. П. Лихачеве. Нынче на конференции памяти Д. С. Л., я имела возможность впервые в жизни поговорить с Вал. Лавр. – так уже получилось, что я не была с ним знакома – я ему высказала свои чувства за это, и за все другое, что он сделал для памяти о Н. П. Лихачеве – и закончили мы с ним выяснением нашего «свойства» по линии Морозовых[xi].
Вы неправильно меня поняли – мои тетки не вели записок. И, к сожалению, я была тогда такая дура, что не записывала и не расспрашивала. То, о чем я говорила Вам, это все разговоры, горестные, сбивчивые и не совсем четкие. Тетка Наталья Николаевна[xii] перенесла инсульт, и считала, что ничего не помнит – ничего, кроме ненависти к Академии наук. До войны, когда семья жила на Петрозаводской, в опустелом доме (там сестры умерли в блокаду[xiii]) была традиция собирать родню по воскресеньям – как было при Николае Петровиче.
В конце 30-х старшей в доме была Аня, Анна Николаевна[xiv], незамужняя старшая сестра, растившая племянников, кормившая братьев и сестер, пытавшаяся сводить концы с концами. По воскресеньям в доме собирались все те, кто жил не на Петрозаводской (в том числе, мои родители), а также кузены и кузины.
Было весело и голодно. Знаменитый суп ризотто тети Ани (называемой в семье Титаня) – стакан риса и стакан томата и вода – на всю компанию молодых (30-ти летних) людей. – Да, Анели, тебе не дано! – говорили о её кулинарных талантах. – Если бы мне было дано больше, чем рис и томат, был бы обед! После войны тетка Наталья (единственная из сестер, оставшаяся в живых), возобновила традицию – вместо супа ризотто был суп из капусты, каждый раз одно и то же. Она была библиотекарем, а ее муж – учителем в техникуме.
Было скудно. Она коллекционировала открытки – она считала, что так выражаются в ней фамильная страсть к собирательству (а мне казалось, что это жалкая сублимация, я гораздо позже осознала «неизбежность» - когда пришло время чему-то кончиться, и восстанавливать невозможно и ненужно – как нынешние «дворянские собрания» - тогда это и не снилось, а теперь, видишь, чему какая цена).
Так вот, она собирала остаток родни – один кузен и две престарелые кузины. По какой-то советской учительской привычке объявляли «новости дня» - сегодня мы говорим о…
Книжный знак Н. П. Лихачева.
И сообщали новости – вышла открытка, где написано: «из коллекции Лихачева». Вышла книга Шилова «Записки старого книжника»[xv]. В книге Беркова[xvi] о книголюбах есть упоминание… Кстати, П. Н. Берков весьма бестактно написал о Н. П., что тот, говоря о Музее, «по старой памяти назвал его своим».
Бедная тетя Наташа дожила до открытия доски на доме, но не дожила до новых конференций, и до выставки в Русском музее. Какая это была ей радость! Что касается меня, я вполне … смотрю. «Горькая детоубийца Русь» так обходится со своими лучшими – ну что же, куда денешься. Если ей не нужны такие люди – это ее трагедия. А мы готовы на жертвы (и были жертвой).
Мемориальная доска на доме, где жила семья Н. П. Лихачева.
В 70-х годах – по хлопотам А. И. Копанева[xvii] – повесили доску на доме[xviii], спасибо ему! Потом начались разговоры о памятнике на могиле – Академия наук «отвалила» по две тысячи на академика, - но пока судили-рядили, заводик, который был около Смоленского кладбища , расширился – и эта часть кладбища там уничтожена. Там были могилы многих ученых и все с табличками «Охраняется государством». Я пришла как-то – а там ровная грязь, а на месте могилы отпечаток колеса самосвала. Считается, что могилы перенесли, и там где-то, на другом участке, поставили таблички – но я туда уже не хожу.
И последняя обида нам – публикация Академического дела. Я знаю, что есть другие точки зрения, и нельзя противиться публикации исторических фактов, и невозможно прятать горькую правду. Но не так надо публиковать, и не те люди должны это делать.
По инициативе директора БАН[xix] (библиотека Академии наук)… люди с именами выполняют эту работу машинистки – просто тексты следственных дел (творчество следователей!) – это похоже на разгребание могил. Первый том (том – это слишком громко, книжка) – С. Ф. Платонов[xx]. Я только заглянула - и закрыла – не могу видеть текст, написанный С. Ф. Пл. – «… был завербован мною…». Человека уже нет – он говорит чужими словами… А ведь есть много людей вполне непросвещенных – и их все больше и больше – и они вправе считать, что доктора наук из Академии наук публикую сочинения Платонова, в которых он сам себя признавал германским шпионом…
Показательно также, что на мое выступление в газете[xxi] откликнулась только одна филологичка-пенсионерка и член общества «Мемориал», а хорошо знакомые со мной историки-участники даже не сочли нужным подойти и сказать – мол, не права! Может быть и не права! Но очень гадко и больной.
Ой, меня сильно занесло в сторону от нашего разговора. Я надеюсь, очень надеюсь, что Вы приедете в Петербург и мы увидимся и поболтаем. Если у Вас будут проблемы с жильем – милости прошу к нам – у нас, правда, не достаточно комфорта (и кошки!) – но зато на Петроградской стороне, совсем рядом с институтом истории.
После 12 лет жизни в новостройках (до того были коммуналки), я вернулась на Петроградку, и теперь каждый день хожу на работу мимо дома, где родилась (где жили мои родители до войны) и в двух шагах от дедушкиного дома.
Древняя икона «Святые Борис и Глеб» из собрания Н. П. Лихачева
И вот какая странность – в год моего шестидесятилетия – 1997 – я поменяла и жилье и работу. На самом деле, это слом в моей жизни очень существенный. В БАН прошла вся моя жизнь, там все («по старой памяти») считаю своим, и невозможно видеть, как все топчут и ломают (и в конце свели на нет) то дело, которым мы занимались по прямой линии, продолжая Срезневского[xxii] и Покровского[xxiii]. Кстати, еще одна параллель – В. Ф. Покровская – дочь репрессированного по Академическому делу Федора Ивановича Покровского, была заведующей отделом рукописей – именно она взяла меня на работу и «сделала человеком». И ее выгнали в свое время такие же санкюлоты, которым ничего не жаль и которые больше всего боятся традиций и памяти.
Продолжаю отвечать на Ваше письмо.
О пресечении древних родов я отнюдь не горюю. Это вполне нормальная историческая данность… Кое-какие росписи, принадлежащие Лихачевым XVII в., находятся во Владимире. Но я их там не видела. С Владимиром у нашего семейства сейчас альянс, поскольку одна из сестер моей бабушки[xxiv] была замужем за Владимирским генерал-губернатором В. Н. Ненароковым (а эта семья – потомки Крузенштерна), сейчас еще есть несколько Ненароковых разных поколений. Кроме того, во Владимире сейчас интересуются обитателями Сушнева[xxv] (имения А. Т. Карповой[xxvi], тещи Н. П.) и я с ними в переписке. Вот только съездить никак не соберусь. Мне и до Москвы не добраться.
К сожалению должна ответить отказом на Вашу лестную для меня просьбу принять участие в генеалогических работах. Я в этом деле совсем не специалист. И вообще не одобряю, когда любители лезут туда, где надо быть профессионалом…
Я как-то не люблю и боюсь говорить «о родословии» - м. б., чтобы лишний раз не вспоминать, что «все расхищено, предано, продано»... Я не могу написать статью о геральдике, тем более византийской. Простите. Я только могу немного помогать. Всякой работе, которую очень приветствую!.. Я ведь не специалист. Я филолог, и занимаюсь древнерусской литературой и рукописями. Не знаю, уместна ли я в Редакционном совете, хотя и не представляю себе круг обязанностей члена редакционного совета. Если от меня будет польза, я готова, но очень сомневаюсь в этом. Для меня Ваше приглашение – честь, но честность требует отказаться.
Город Богородск связан с нашей семьей по линии Морозовых. Теперь московские Морозовы активизировались и устраивают конференции. К сожалению, я не была, на той, которая была в Богородске[xxvii]. Я была в этом городе в конце 60-х годов в экспедиции. Очень приятно, что он теперь известен издательской и просветительской деятельностью.
Пора кончать! Я Вас, наверное, утомила, разболтавшись, да еще своим куриным почерком…
Спасибо за всем, дорогая Маргарита Петровна!
Целую Вас, О. Л.».
Приложение: «Кто бросит камень по праву безгрешного…»*
В 1929 году произошло трагическое и разрушительное событие – началось так называемое дело Академии наук, сфабрикованное ОГПУ, в результате которого целый ряд крупных ученых Академии наук, обвиненных в контрреволюционном заговоре, были осуждены и безвозвратно загублены.
Только в 1969 году (для большинства посмертно) произошла реабилитация. С 1992 года Библиотека Академии наук в сотрудничестве с учеными-историками и при участии ФСБ начала работу над публикацией материалов этого страшного дела. Первый выпуск вышел в 1993 году, второй – нынче. Издатели провозгласили своей целью введение в научный оборот этих документов. Предполагается, насколько мне известно, 13 томов публикаций документов (протоколы допросов, собственноручных показаний и т. д.), раскрывающих, как человек превращается в ноль, повторяя продиктованные следователем гнусные и весьма серьезные обвинения. Не подумайте, что я не хочу публикации постыдных фактов нашей истории. Напротив. Но я считаю, что это должно быть не в форме публикаций бредовых документов. Это должно быть исследование со ссылками на документы, такое, как вступительная статья к первому выпуску. Зачем нужна публикация самих документов, если известно, какая им цена? Разве не достаточно для «введения в научный оборот» указания шифров этих документов в архиве? Объясню свою точку зрения… Я не посторонний человек в отношении «Академического дела», я внучка одной из жертв – академика Н. П. Лихачева. Я считаю, что от такой публикации происходит огромный (и, может быть, задуманный) вред – возможность унизить и опорочить представителей настоящей интеллигенции. Ученые опозорены перед лицом многих и многих людей, которые не задумываются над тонкостями (их судьба не свела…), и для них прежние русские академики - предатели и германские шпионы, ведь они сами это признали. То же самое будет думать следующее поколение. Ведь надо пожить в той эпохе, чтобы знать цену словам. Да, они на старости лет совершили предательство – подписали ложные обвинения себе и другим. Но кто может бросить камень по праву безгрешного? Кто из нас может сказать о себе – я испытал и выдержал? Очень немногие. Если вас еще не хватали, вы не знаете этого о себе. Конечно, тем старичкам не выкручивали локти. Было достаточно сказать, что вызовут дочь. И они подписали. И с этим позором ушли в могилу. Так что же нынешнее гробокопательство? Кому это нужно?
Академия наук могла бы быть великодушнее и помнить о заслугах жертв «Академического дела» перед нею и перед отечеством. Заслуги академика С. Ф. Платонова, академика Е. В. Тарле и многих других (и нетитулованных)ученых неизмеримо велики. Они заслуживают благодарности, а не глумления. Академик Н. П. Лихачев (до которого это издание тоже доберется), помимо своих научных достижений, дал отечеству (и Академии наук) неповторимый и бесценный Музей палеографии, где были собраны коллекции огромной стоимости, содержащие «все о письменности» (рукописи, монеты, печати и т.д.). Этот музей разорен, а коллекции переданы в другие учреждения, но все-таки они принадлежат России.
Чего достигает Академия наук публикацией творчества следователей? Зачем она себя позорит?
Ольга Петровна Лихачева».
*Невское время. Газета. 14 января 1998 года.
[i] Лихачева Ольга Петровна (1937 – 2003), внучка Н. П. Лихачева, окончила Ленинградский институт культуры по древней русской литературе, старший научный сотрудник Академии наук, кандидат исторических наук, заведующая рукописным отделом библиотеки АН в Петербурге.
[ii] Лихачев Николай Петрович (1862 – 1936) – русский и советский историк, крупнейший специалист в области сфрагистики и источниковедения. Действительный член АН СССР. Женившись на отпрыске одной из богатейших в стране семьи Морозовых, ученый получил возможность собрать огромную коллекцию самых разнообразных древностей – от самых первых русских икон – до «вислых» печатей древней Византии. Все эти коллекции, по его повелению, составили богатейшее народное достояние России. Надо сказать, что потомки ученого гордились своей принадлежность к роду Морозовых, деятельность которых на ниве благотворительности и просвещения составила, в значительной мере, славу России.
[iii] Попова Маргарита Петровна –научный сотрудник Владимиро-Суздальского объединенного музея-заповедника. Участвовала в Первых Морозовских чтениях (Ногинск. 1995 г.).
[iv] Бабушка – Наталья Геннадиевна (1873-1957) (урожденная Карпова, внучка Тимофея Саввича Морозова)
[v] Библиотека имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, ныне Санкт-Петербурге.
[vi] Крачковская Вера Александровна (1884 – 1974) – советский востоковед, историк искусств.
[vii] Лихачев Дмитрий Сергеевич (1906 – 1999) – доктор филологических наук, профессор, академик АН СССР, лауреат Сталинской и Государственных премий, в 1886 году возглавил Советский фонд культуры.
[viii] ЛОИИ – Ленинградское отделение института истории АН СССР, создано в 1936 году, в том числе на базе Института книги, документа и письма АН СССР, значительную часть фонда которого составили собранные Н. П. Лихачевым исторические раритеты. В 1968 году – преобразовано в Ленинградское отделение института истории СССР АН СССР, с 1992 года – Санкт-Петербургский филиал института Российской истории РАН. С 2000 года – Санкт-Петербургский институт истории РАН.
[ix] Скржинская Елена Чеславовна (1897? – 1981) – советский историк-медиевист и филолог. Доктор исторических наук
[x] Янин Валентин Лаврентьевич (1929 – 2020( - советский и российский историк, археолог, действительный член АН СССР, доктор исторических наук, профессор. Его статья: Янин В. Л. К столетию со дня рождения Н. П. Лихачева (12/24.IV.1862 – 14.IV.1936)//Советская археология. Шестой год издания. №2. – М. 1962. С.10-16. Янин пишет в статье о Н. П. Лихачеве как авторе классических изданий по истории русской иконы, как одному из главных организаторов генеалогических исследований, о его археологических исследованиях, одном из первых исследователей русской сфрагистики. Автор напоминает о заповеди Лихачева – «только полнота источников способна уберечь исследователя от ошибок и поспешных выводов», Николай Петрович осуждал «наездничество в науке». Наряду с этим, мы узнаем в статье о том, Николай Петрович много занимался историей русского спорта и сам был спортсменом-тяжелоатлетом международного класса и « 1887 году, будучи уже магистром русской истории, одержал победу над известными силачами Манцони и Уильямом».
[xi] Родители В. Л. Янина из старообрядцев, мать - Елизавета Степановна Маслова «происходила из зажиточных крестьян, которые состояли в дальнем родстве с известными орехово-зуевскими заводчиками Морозовыми» (Википедия (дата посещения 01.05.20).
[xii] Наталья Николаевна Лихачева (1900 – 1977) – училась на историческом факультете Московского университета. В 1918 году была арестована. Была сослана на Урал.
[xiii] Во время блокады умерли Анна, Клавдия и Мария Николаевны (дочери Н. П. Лихачева, тетки по отцу автора письма).
[xiv] Анна Николаевна Лихачева (1895 – 1942).
[xv] Речь о книге: Ф. Г. Шилов. Записки старого книжника. П. Н. Мартынов. Полвека в мире книг – М. 1990. Работая в разное время в научных библиотеках или научных институтах, ф. Г. Шилов часто сталкивался с попадавшими туда ценными изданиями, в числе которых были книги и предметы из собрания Н. П. Лихачева.
[xvi] Берков Павел Наумович (1896-1969) - видный историк – филолог. Работал в Институте литературы (Пушкинский Дом АН СССР).
[xvii] Копанев Александр Ильич (1915-1990 ) – выдающийся российский историк, источниковед, археограф, знаток рукописной и старопечатной книги.
[xviii] Дом по адресу: Петрозаводская, 7. До 1925 года, с перерывом после революции 1917 года, в доме жила семья Н. П. Лихачева, напомним что у него с Натальей Геннадиевной (урожденной карповой) было 9-ть детей. На первом этаже все комнаты были заняты библиотекой и собрания исторических редкостей. В 1025 году Н. П. был избран действительным членом АН СССР и назначен директором созданного на основе его коллекций Музея палеографии, расположившегося в его доме. В 1930 году по Академическому делу был арестован и убыл в ссылку. Когда он в 1933 году вернулся, семья ютилась в нескольких комнатах третьего этажа. Музей и богатейшая библиотека к тому времени подверглись «реформированию». Во всяком случае, Николай Петрович в нижние этажи уже не заходил принципиально. В 1936 году он умер, Наталья Геннадиевна пережила здесь блокаду, потеряв двух, живших с нею, дочерей – Анну и Марию. В 1966 году в дом переехал ЛОИИ (Ленинградское отделение истории АН СССР), о нем мы еще скажем. В 1973 году на доме была установлена мемориальная доска.
[xix] Леонов Валерий Павлович (1942 г.р.) – окончил Ленинградский институт культуры. С 1988 года возглавлял Библиотеку АН СССР в Ленинграде.
[xx] Платонов Сергей Федорович (1860-1933) - русский, советский историк, профессор, академик РАН (1920).
[xxi] Статья Ольги Петровны Лихачевой «Кто бросит камень по праву безгрешного» была опубликована в газете «Невское время» 14 ноября 1998 года (см. текст в Приложении).
[xxii] Срезневский Измаил Иванович (1812 – 1880) – филолог-славист, этнограф, палеограф. Академик Петербургской АН.
[xxiii] Покровский Михаил Николаевич (1868-1932) – историк-марксист, лидер советской исторической науки в 1920-е годы. Покровский Федор Иванович (1871 – 1942), старший ученый хранитель в Рукописном отделе БАН. Репрессирован по Академическому делу, получил 10 лет лагерей. Затем работал в Ленинградском институте языка и мышления. Погиб во время блокады города.
[xxiv] Сестра бабушки автора – Алевтина Геннадиевна Карпова (1876-1919) вышла замуж за Николая Васильевич Ненарокова (1867-1919), с 1912 года владимирский вице-губернатор, занимал различные должности в Покровском уезде, в том числе и общественные. Расстрелян, как заложник.
[xxv] Сушнево – имение Г. Ф. и А. Т. Карповых в Покровском уезде. Известно, что в имени гостили известные в России люди, в числе которых и Ф. И. Шаляпин.
[xxvi] Анна Тимофеевна Морозова (1849 – 1924) вышла замуж за Геннадия Федоровича Карпова, известного как одного из любимых учеников С. М. Соловьева, он доктор русской истории, профессор Харьковского и Московского университетов. Сама Анна Тимофеевна прославилась как общественная деятельница и щедрая благотворительница.
[xxvii] В Ногинске в 1995 и 1996 года состоялись научные конференции, получившие название Первых и Вторых Морозовских чтений.
Поделитесь с друзьями