Посланец от тихого Дона

Вячеслав Рыженков 

Этот человек долгое время не имел к городу Богородску (Ногинску) никакого отношения. Когда он впервые в нём появился, то был уже вполне серьёзным сорокалетним мужчиной. Правда, он не строил в нашем городе церквей или фабрик, и не владел в нём даже собственным домом. Его родной дом находился довольно далеко от Московской губернии – в южных владениях Российской империи. И тем не менее, появление его в Богородске нельзя назвать случайным.

Наступил 1903 год. В России давно уже было неспокойно, а год наступивший, мятежный, тем более никакого спокойствия не обещал. Но, по крайней мере, богородские градоправители уже озаботились со своей стороны принять доступные встречные меры. С 1897 года в уездном Богородске мирно и невозмутимо стояла сотня донских казаков. Проводила учения, участвовала в парадах и периодически, для острастки, направляла разъезды через город. Это была одна из 12 отдельных казачьих сотен, сформированных специально, чтобы противостоять беспорядкам и народным волнениям. По большей части эти особые казачьи подразделения располагались по крупным городам Кубани, Дона и Причерноморья. И только единственная сотня – сотня № 6, была прислана за сотни вёрст специально в Богородск. Так уж постарался для своего города городской голова М. Сопов.

Надо заметить, дело не всегда ограничивалось мирным предостережением. Вот, например, что рассказывала Ю.Н. Фёдорова об одной стычке правоохранителей с рабочими. Рассказывала со слов очевидицы, своей родной матери, которой было в ту пору только 6 лет. Но по воле судьбы жила их семья поблизости от места события, и забыть его было трудно.

«Дом дедушки, Алексея Васильевича Мурашова, сохранился, он и сейчас стоит на «Улице 28 июня»… В старом Богородске не было «Улицы 28 июня», а была за Клязьмой-рекой только деревня Торбеево…

А почему улица сейчас называется «Улицей 28 июня»? В большом тенистом сосновом лесу (Волхонки) собирались на маёвки горожане Богородска. Обсуждали политические вопросы вдали от городовых. Однажды на такую сходку они собрались 28 июня 1906 года.

Но их обнаружили жандармы и выгнали из леса в ржаное поле князя Волхонского, где многие были биты плетями и арестованы. Городовые на лошадях гнали непослушных в город. Вот в память об этой жестокой расправе и стали называть одну из улиц именем «28 июня»… ».

Не стоит придираться к рассказу женщины, а тем более ребёнка. Им была важна лишь видимая, внешняя сторона события. Конечно же, это были не «городовые на лошадях» и не конная жандармерия – откуда ей взяться в Богородске – а те самые лихие конники Донской казачьей сотни. Их против маёвщиков оказалось вполне достаточно. Для того, собственно, их здесь и разместили, выделив под размещение казаков целую казарму. Знай, казак, службу и исполняй то, что велят тебе твои начальники во главе с командиром сотни.

Как и положено, казачьей сотней в Богородске командовал есаул (то есть капитан). С 1897 по 1900 г. это был Поляков П.М., с 1900 по 1903 г. – Карнеев А.А., с 1908 по 1912 – Егоров В.А., с 1912 до самого начала войны с Германией – Байдалаков И.И.

А в самое горячее время – Русско-Японской войны и Первой Русской революции, то есть с 1903 по 1907 год - шестую отдельную Донскую сотню возглавлял есаул Киселев Дмитрий Павлович. Именно он стал назойливым охранителем тишины, успокоителем недовольных нагайками в городе Богородске все эти бурные годы. Именно о нём я и хочу рассказать.

Происходил этот будущий казачий офицер из военной семьи. Родился Дмитрий в городе Новочеркасске, в собственном доме своих родителей, не позднее 1863 года. Службу, согласно семейной традиции, он начал еще юнкером, служил затем во 2 казачьей сводной Мелиховской дивизии и уже в 1884 году вышел в офицеры. В апреле 1893 года Киселев был произведён в подъесаулы, а в ноябре 1900 г. – в есаулы.

К тому времени Дмитрий Павлович давно уже был семейным человеком, ещё в 1893 году у него с женой Екатериной Ивановной родился сын Георгий.

Выбор командования при назначении Киселева Д.П. в Богородск был вполне обоснован, тот уже имел опыт такого командования во главе 5 отдельной Донской сотни в Александрове-Грушевском (ныне – город Шахты в Донбасе) в предшествующих 1901 – 1903 годах.

Киселев Дмитрий Павлович

Следует немного отступить в сторону и пояснить: какое отношение ко мне имеет судьба этого казачьего офицера из Новочеркасска. Дело в том, что именно в 1905 году Д.П. Киселев стал членом семьи моего прадеда, и по этой причине даже мне стали известны некоторые подробности его служебной и личной биографии. А история любой семьи – это, хоть и маленькая, но всё-таки часть истории всей нашей страны.

Мой дед, в те годы учащийся старших классов, был в семье вторым ребенком. А старшей была его сестра по имени Александра, своим появлением на свет опередившая деда Ивана на два года. Сестре Александре, в духе еще старых традиций, дали только домашнее образование, то есть, кроме элементарной грамотности, учили лишь кулинарии, вышивке и шитью. (Кстати, в будущем, когда наступили иные времена, она обосновалась в Москве и стала хорошо востребованной портнихой).

Прадед Фёдор, прабабка Екатерина, их дети Александра и Иван в окружении бабушек

Но, несмотря на это, Александра выросла далеко не затворницей. Она, к примеру, водила тесное знакомство с семьёй торговца и коммерсанта Ламакина. А Гавриил Сергеевич Ламакин и его сын Сергей были первыми среди тогдашних Богородских активистов спорта, они даже состояли в МКК и ВЛ – Московском клубе конькобежцев и велосипедистов-любителей. Александра со своей бойкой натурой оказалась как раз им под стать.

Особенно жгучим увлечением дедовой старшей сестры были, конечно же, не велосипеды, а коньки. Зимой, на льду Клязьмы, не встретить ее можно было только в редкий погожий вечер. А звонкий смех Шуры, казалось, был слышен и узнаваем по всему Богородску, так он разносился по ближней к реке улице. Именно это любили вспоминать очевидцы, а мне такое стало известно из рассказов моей мамы.

И все эти вечера, неподвижно стоя на берегу Клязьмы, с юной конькобежки не сводил глаз один и тот же офицер. Был он не первой молодости, но вполне бодр и статен. Конечно же, можно уже догадаться, что это был Дмитрий Киселев.

Впрочем, дело не ограничивалось взглядами издалека. Заканчивалось катание, и Шура с Киселевым уходили вверх от Клязьмы вместе. Тем не менее, у знакомых это не вызывало никаких пересудов, всё выглядело вполне в порядке вещей.

Дело в том, что мой прадед (Фёдор Степанович Гришин) использовал свой двухэтажный дом и как жилой, и как доходный. Часть дома он сдавал внаём жильцам. И нередко среди них были офицеры казачьей сотни, которым не пристало жить под одной крышей с простыми казаками. То, что их внимание привлекал дом прадеда – не удивительно. Казарма казаков располагалась на углу Мещанской улицы (ул. Воздушных десантников), а прадед жил на Вокзальной (ул. Комсомольская). То есть, пройти требовалось лишь до следующего перекрёстка по Мариинской (ныне Красноармейской) улице.

Казарма, где располагалась казачья сотня

Есаул Дмитрий Павлович был лишь на десяток с небольшим лет моложе моего прадеда. Им двоим было о чём поговорить, а что иногда и обсудить с пристрастием. Ведь прадед мой тоже много повидал, в молодости объехал немало мест, с ярмарки на ярмарку, в том числе и весь юг России, как торговый представитель фирмы Кузнецовых, известных фабрикантов фарфора. Бывал он и в Новочеркасске – на малой родине Киселева.

И потому, живя в одном доме, бравый есаул провожал дочку хозяина на её любимый каток и обратно почти по-родственному. Совмещал небольшую услугу с вечерним моционом.

А тем временем, весной 1905 года Александре Фёдоровне исполнилось 18 лет. Какой состоялся разговор между постояльцем и домовладельцем, теперь уже никому неизвестно, но ситуация, надо заметить, складывалась аховая. Намерения Киселева были уже всем очевидны, однако сделать всё по-людски, к сожалению, никому не представлялось возможным. Есаулу Киселеву, чтобы законно соединиться со своей милой Шурочкой, прежде того, для начала, требовалось развестись.

Судя по последующим событиям, препятствий со стороны теперешней супруги Дмитрия Павловича в этом мероприятии не предвиделось. Похоже, что желание расстаться как у мужа, так и у жены Киселевых вполне уже стало взаимным. Но по законам Российской империи одного этого было категорически недостаточно.

Святейший Синод мог утвердить прошение о разводе, рассмотренное местной консисторией, только на основании более веской причины. Такие варианты, как каторга с лишением прав, неизлечимая болезнь, исчезновение супруги без следа и вести для Киселева Дмитрия Павловича явно не подходили. Таким образом, самым доступным и сравнительно лёгким выходом оставалась только доказанная супружеская неверность.

В каком кругу это обсуждалось, кто с кем спорил или соглашался, мы теперь тоже не узнаем. Но опять же, судя по последствиям, семейный уговор был заключён.

Прошёл год, и девица Александра родила сына. Младенца назвали Леонидом, пока без отчества. Родня Шуры отстранилась от крестин, видимо, так было положено или даже требовалось для большей достоверности. Крёстным отцом Лёни согласился стать Сергей Ламакин, давний приятель по обществу велосипедистов.

Екатерина Ивановна Киселева тут же подала на развод с «изменщиком». Проштрафившийся есаул, как и было должно – покаялся, и к концу 1906 года они были уже свободны друг от друга. Впрочем, бывшая супруга есаула Киселева не мешкая вышла замуж за некоего Барышникова, фабричного инспектора Московской губернии, а Дмитрию Павловичу, как виновному, пришлось еще ждать, пока пройдёт срок наложенной на него церковной епитимии. И посему сын Лёнька был признан за Киселевым, уже не за есаулом, а войсковым старшиной (то есть подполковником) только в 1910 году, после того, как Александра и Дмитрий Павлович смогли, наконец, обвенчаться. Долгожданный обряд состоялся весной 1909 года в только-только отстроенном храме Константина и Елены города Новочеркасска.

Киселевы Дмитрий и Александра после венчания

Но как бы то ни было, в Новочеркасск из Богородска они уехали еще в феврале 1908 года, лишь только Киселев сдал командование над 6 казачьей сотней есаулу Василию Александровичу Егорову. А его собственная служба теперь продолжалась в 3 Донском казачьем полку Ермака Тимофеевича и шла вполне успешно вплоть до самой войны.

Казачья сотня, переданная Киселевым есаулу Егорову

Ожидание венца и фаты не мешало Дмитрию Павловичу и Александре Фёдоровне считать и чувствовать себя супругами, в том числе, обзавестись двумя дочками. Третья, самая младшая, родилась в 1911 году, уже после венчания родителей.

Еще раз хочу добавить, внешне не очень красивая история действительно обошлась без драм. Фёдор Степанович (мой прадед и теперь уже тесть подполковника) и Дмитрий Павлович так и остались при прежнем взаимном уважении. А дед мой (Иван Фёдорович) в том же самом году большого отъезда, то есть 1908-м, тоже уехал в Новочеркасск вместе с сестрой и зятем.

Ехал дед мой Иван вовсе не погостить. Подошло и ему время военной службы, но это было скорее помехой в его жизненных планах. Правда, теперь-то, при таком родственнике, всё могло обойтись малой трёпкой – полгода службы вольноопределяющимся, без проживания в казарме. По сути – большие военные сборы в пределах города Новочеркасска. И к сентябрю того же года мой дед вернулся от «дяди Мити» в родной Богородск уже младшим унтер-офицером. Была тогда такая возможность для людей со средним образованием.

Но цивильная стезя продолжалась недолго. В том же унтерском чине дедушка Иван снова отправился в армию, лишь только началась война с Германией в 1914 году.

Разумеется, на войну был направлен и Дмитрий Павлович Киселев во главе вновь сформированного 46 донского казачьего полка. Со своим полком, периодически перебрасываемым с фронта на фронт, он участвовал в Восточно-Прусской и Галицейской операциях. В январе 1915 года войсковому старшине Киселеву было присвоено звание полковника. Своим полком Дмитрий Павлович прокомандовал еще полгода, и затем был переведён на должности второго эшелона, уже по возрасту.

Александра Фёдоровна Киселева, фото отправленное на фронт

Поздней осенью 1915 года произошла первая трагедия, погиб сын полковника Киселева от первого брака – старший урядник Георгий. И в конце того же года Дмитрий Павлович подал в отставку. Смерть Георгия (в семье его называли Юрием) тяжело отозвалась не только в душе его отца. Мой прадед сделал в своей заветной памятной книжке запись, как о смерти родного человека. Фёдор Степанович, надо признаться, прочил Юрия в мужья своей младшей дочери – Марии. А сама Марья Фёдоровна (для меня уже - бабушка Маруся) всю свою долгую жизнь хранила о нём память и фотографию на стене своей комнаты.

Сразу оговорюсь, что второй сын Киселева – Леонид - в 1920 году был вывезен из Крыма за границу вместе с кадетским корпусом, и следы его затерялись.

О том, что полковник Киселев подал в отставку, я знаю по записи во всё той же, до сих пор сохранившейся, записной книжке прадеда. Впрочем, получил Киселев отставку или нет, там не написано. В общем-то, вполне может быть. На фронте война перешла в позиционные бои, конницу всё чаще рассматривали просто, как резерв пехоты, в казачьих полковниках исчезла надобность. Кроме того, дело подошло к тому, что скоро стало не до отставок. Началась революция, а за ней уже и Гражданская война – мрачная лебединая песня казачества.

Революция и Гражданская война – об этом времени, касаемо моих родственников, мне мало что известно. Было не до заметок и фотографий. Понятно одно, если полковник Киселев даже не принимал участия в походах Корнилова и Деникина (чего я не могу сейчас ни утверждать, ни отрицать*), он всецело был на стороне белых. Это более чем очевидно. Те же взгляды, в отличие от деда, разделял и мой прадед. Выходит, на то она и Гражданская война чтобы сын и отец повернули в разные стороны!

* В списке участников 1-го Кубанского (Ледяного) похода 1918 года генерала Корнилова, составленном на основе нескольких источников, среди четырёх Киселевых только один не назван по имени и отчеству, а трое других и по именам, и по званиям – явно не те. Этот же четвёртый Киселев обозначен как полковник при штабе Добровольческой армии. Сомнения всё-таки остаются.

Одно можно предположить с большой долей уверенности, во время Гражданской прадед Фёдор Степанович с Киселевым виделись, пересекались и, может быть даже, какое-то время, находились в одном месте. В этом убеждают две записи во всё той же потёртой поминальной книжке прадеда.

Вот они, писанные рукой деда Ивана. Первая: «Умер папа в Харькове от сыпного тифа». Это – 1919 год. Вторая уже в начале 1920-го: «Умер дядя Митя в г. Армавире от сыпного тифа». Дядя Митя – так он по старой детской памяти называл про себя Дмитрия Павловича Киселева. Харьков 1919-го – ядро наступлений армий Деникина на Москву. А Армавир уже на пути отката за Кавказский хребет остатков той же армии после взятия Новороссийска красными войсками Тухачевского…

Вдове полковника Киселева с дочерьми, старшей из которых в 1920 году было четырнадцать лет, а младшей – девять, пришлось при первой же возможности побыстрее покинуть Новочеркасск. После возвращения в Богородск Александра Фёдоровна сумела затем обосноваться в Москве, где она и прожила до 1965 года. В Москве же прожили всю свою жизнь и три его дочери: Галина, Евгения и Алла Дмитриевны, работая в столичных советских учреждениях. Подробности о них, впрочем, отношения к теме данного рассказа о жизни их отца уже не имеют.

C дочерьми Евгенией и Аллой в 1926 г.

Галина Киселева

Евгения Дмитриевна, взрослая

Евгения Дмитриевна, к старости

Александра Фёдоровна Киселева с внуком

Таков был путь нашего родственника – полковника Киселева. Правда, есть еще одна подробность не столько его биографии, сколько его родословной.

В метрической записи о разводе с первой женой есаула Дмитрия Киселева упоминается об их дворянстве. Разумеется, сомнений у меня быть не могло, что безвестный казачий офицер не имеет абсолютно никакого отношения к знаменитому старинному роду не просто дворян, а графов Киселёвых, как можно было бы невзначай подумать…

Другое дело – казак Дмитрий Михайлович Киселев (1775 – 1843), такой же войсковой старшина, участник Наполеоновских войн. Особенно он прославился тем, что проложил со своим отрядом дорогу по льду Ботнического залива армии Барклая-де-Толли чуть ли не до самого Стокгольма.

Этому казаку Николай I действительно даровал дворянство. Возможно Киселев, про которого я рассказывал, и на самом деле - потомок сыновей удалого казака Дмитрия Михайловича, и скорее - Михаила Дмитриевича, владевшего домами в Новочеркасске. Правда, документального подтверждения этому своему предположению я пока не нашёл.

Но в «Списке дворянам Войска Донского, коих дети и потомки, по представленным документам Войсковою канцеляриею, признаны имеющими право пользоваться правами и преимуществами… дворянству… дарованными…», утвержденном Николаем I через Герольдию Сената в 1848 году, окончательно устанавливающем перечень официально узаконенных дворянских родов, нет других Киселевых, кроме Дмитрия Михайлова и сынов его - Михаила и Льва.

Поделитесь с друзьями