Татары в Восточном Подмосковье
Гамэр Баутдинов
Махмуд Шарафетдинов
Мы не всегда, к сожалению, вспоминаем о том, что Россия является многонациональным государством. Это происходит отчасти по забывчивости, а отчасти – по недостаточности внимания или интереса к богатейшей истории нашей страны, нашего единого дома. Ведь веками иноверцы вместе с русскими людьми трудились на благо общей Родины, защищали её в ратном деле.
Не является исключением в этом отношении и Восточном Подмосковье, тем более что этот регион, начиная со второй половины XVIII века, отличался значительным экономическим потенциалом. Здесь работали не только текстильные мануфактуры Морозовых в Никольском и Глухове, позже вошедшим в состав, соответственно, городов Орехово-Зуево и Богородска (Ногинска), но и Зиминых в Зуеве и Дрезне, Смирновых в Ликино, Широковых, Лабзиных и Грязновых в Павловском Посаде, а также фарфорово-фаянсовое производство Кузнецовых в Дулёве и другие. Эти населённые пункты были издавна связаны проторенными дорогами, и транспортное сообщение между ними ещё более упрочилось со строительством железнодорожных магистралей. Так, на одном из дореволюционных расписаний поездов указано, что через станцию Орехово в Богородск следуют составы, идущие из Петушков, Коврова и Мурома.
В этих местах жили, помимо основной массы русского населения, представители ряда других этнических групп. Были, например, небольшие группы евреев, из среды которых в Орехово-Зуеве вышел выдающийся пианист ХХ века Яков Владимирович Флиер. Но среди «инославных», говоря церковным языком, явно выделялись татары или «магометане», как их зачастую помечали в разных изданиях. По словам уважаемого ногинского краеведа Евгения Николаевича Маслова, эти края «заселили: с запада – белорусы, поляки, литовцы, а с востока – татары».
Приток татар в Московский регион усилился после Крестьянской реформы 1861 года, когда крестьяне получили легальную возможность переезжать в другие места и заниматься отхожими промыслами. А часть из них так и оставалась на новых местах. К примеру, в 1900 году татар в Москве насчитывалось 7.285 человек, а в Московской губернии – 8.731 [1]. Они жили и работали в разных городах, уездах и сёлах губернии.
В Павловском Посаде в тот год их было 67 человек, а затем это число возросло почти до двухсот. Они работали на текстильных предприятиях, а перед Первой мировой войной к ним добавились крупная Русско-французская текстильная фабрика и химзавод, где тоже были заняты татары. Надо также отметить, что в Павловском Посаде ещё с 1901 года существовало мусульманское (татарское) кладбище, чего не было в большинстве других подмосковных городов. Можно предположить, что на этом кладбище, за неимением других, хоронили и мусульман из соседних городов.
В Богородске татар было гораздо меньше: 28 в 1900 году и около 50 позже, между тем как в Богородском уезде их число колебалось от 128 до 175. Это объясняется тем, что многие из татар работали на текстильных фабриках Морозовых-Захаровичей в Глухове. Иной рах цифры могут ввести в заблуждение. Например, по данным Московского губернского статистического комитета, в 1903 году в Богородском уезде была самая многочисленная мусульманская колония в Московской губернии: 314 человек. Но надо иметь в виду, что речь в этом случае идёт обо всём уезде, в составе которого находилось село Зуево, будущая часть Орехово-Зуева.
Что касается присутствия татар-мусульман конкретно в сёлах Орехово и Зуево, а также в местечке Никольское, объединённых в один город летом 1917 года, то в «Орехово-Зуевском календаре…» дореволюционных лет фигурирует постоянная величина – «257 магометан». Здесь они работали у Морозовых – и у Викуловичей, и у Тимофеевичей, занимаясь подвозом топлива с торфяных разработок на их текстильные предприятия. Во время известной стачки 1885 года татары поддержали своих работодателей Тимофеевичей. Часть татар была занята на фарфоровом производстве Кузнецовых в соседнем Дулёве, где позже была создана даже футбольная команда, состоявшая из татарских игроков.
В 1896 году железная дорога связала Москву с Казанью, и «Казанка» стала основной транспортной артерией для татар, приезжавших в Москву и Подмосковье. Вдоль неё возникли татарские поселения в Шатуре, Куровской и других остановочных пунктах. Со станции «Куровская», открытой в 1899 году, часть людей направлялась в Егорьевск, Воскресенск, Коломну, Каширу, Серпухов, другая – в Ликино-Дулёво, Орехово-Зуево, Павловский Посад, Электросталь, Богородск (Ногинск). Любопытно, что поезд от Куровской, следующий до Орехово-Зуева и далее, до недавнего времени назывался «гусляком» (от названия Гуслиц, одного из центров старообрядчества). Многие приезжие селились в непосредственной близости от Москвы – в Подольске, Раменском, Балашихе, Щёлкове, Мытищах, Пушкино. Приехавшие на новое место люди плохо владели русским языком, получая, в основном, неквалифицированную работу, но они стремились держаться своих обычаев, языка, религии. И всё это являлось той цементирующей силой, которая скрепляла людей, приехавших из разных регионов России. Следует признать, что среди них преобладали мишари – так поныне называется западная ветвь татар, обитающая в Нижегородской (особенно из деревень Красный Остров и Рыбушкино), Ульяновской (ранее Симбирской) и других областях Волжского Правобережья.
При этом наибольшая концентрация татар в Подмосковье в целом наблюдалась в районе Павловского Посада – Богородска – Орехово-Зуева, где их насчитывалось в общей сложности примерно 500 человек. Такой крупной общине татар требовался духовный наставник, и они обратились к властям. Подробно эта история изложена в «деле» уроженца села Уразовка Нижегородской губернии Махмуда Бедретдиновича Шарафетдинова, хранящемся в одном из московских архивов[2], который был обнаружен краеведом С.С. Михайловым, за что ему наша общая благодарность.
В прошении от 17 октября 1916 года, адресованном «Господину Московскому губернатору», выражена просьба разрешить выборы муллы «для совершения обрядов по нашей религии» и указана конкретная кандидатура – «живущий в Павловском Посаде по Сергиевой улице» и «имеющий свой дом» Махмуд Бадретдинов (сын) Шарафетдинов.
Почти через месяц, 11 ноября 1916 года, последовало уточнение: «Мы, нижеподписавшиеся мусульмане, проживающие в Павловском Посаде, в городе Богородске и Орехово-Зуеве, дали настоящую подписку в том, что все единогласно постановили избрать в муллы кр(естьянина) Нижегородской губернии, Сергачского уезда, Уразовской волости деревни Уразова Махмута Бетердинова Шарафетдинова 30 лет, в чём и расписуемся». Под документом стоят подписи более двухсот мусульман-татар, главным образом в арабской графике, и лишь примерно 30 подписей значатся в кириллице. Это лишний раз подтверждает то, что абсолютное большинство из этих людей были приезжими из татарских сёл и деревень и ещё плохо владели русским языком.
Далее, 22 ноября 1916 года, в адрес Московского губернатора поступило прошение самого Шарафетдинова с приложением просьбы мусульман Павловского Посада, Богородска и Орехово-Зуева избрать его муллой. В приложении к обращению сделана приписка о том, что «проситель последние пять лет безвыездно проживал в Павловском Посаде, где и проживает и в настоящее время».
То был конец года, Рождественские праздники, и к делу вернулись уже в Новом году. Учитывая, видимо, серьёзность просьбы, власти подключили к нему руководство московских мусульман. Тогда в Москве были две мечети: главная, Историческая, в Замоскворечье и так называемая Вторая мечеть, построенная в 1904 году в Выползовом переулке (ныне это Соборная мечеть столицы). Вести дело поручили молодому ахуну этой мечети Абдулвадуду Фаттахетдинову (1882–1954). Вадуд-хазрат, уроженец нижегородского села Красный Остров, получил прекрасное религиозное образование. Он окончил знаменитое казанское медресе «Мухаммадия», которым руководил выдающийся богослов Галимджан Баруди.
В рассматриваемое время Вадуд Фаттахетдинов только начинал свою духовную карьеру, став имамом 2-й Московской мечети летом 1914 года. С началом Первой мировой войны он возглавил сбор средств в фонд помощи раненым воинам и их семьям, его усердие было замечено, и он получил почётное звание ахуна. После того, как ему поручили разобраться с делом подмосковных мусульман, он поехал в Павловский Посад. Здесь 6 февраля 1917 года Абдулвадуд-хазрат провёл собрание актива мусульманской общины, и список его участников даёт нам ясное представление о том, откуда они приехали. Они оказались, в основном, уроженцами нижегородских деревень. Разумеется, на собрании присутствовал и будущий мулла Шарафетдинов, чья подпись стоит под вышеназванным списком. Всё это подтверждается печатью и припиской: «Подлинно верно: Ахун 2-й Мечети города Москвы А.Фаттахутдинов».
Сам он по возвращении в Москву составил «Рапорт», адресовав его «В Московское Губернское Правление». Оно написано хорошим почерком на бланке с начальным оттиском такого содержания: «М.В.Д. Магометанский ахун и мударрис Московской 2-й Соборной мечети». Краткое сообщение ахуна Фаттахетдинова начинается так: «Возвращая при сем дело Махмуда Бадрутдиновича Шарафутдинова для исполнения, посланное мне 19 декабря 1916 года за № 3812 для представления моего заключения, имею честь сообщить: Я был в Павловском Посаде 5 февраля с.г. Объявил Махмуду Шарафутдинову, чтобы он сказал своим прихожанам явиться 6 февраля с.г. в 10 часов утра в молебный дом…».
То есть последнее указывает на то, что в Павловском Посаде тогда уже существовало помещение, где совершали молитвы мусульмане, и, возможно, это происходило в доме на Сергиевской улице (ныне ул. Свердлова), 25, где жил сам Шарафетдинов (как нам сказали местные жители, дом этот дом сравнительно недавно сгорел).
Особое значение имела пятничная молитва – намаз, и в этот день сюда приходили или приезжали те, кто был свободен. Из Орехова и Богородска приезжали, очевидно, на поезде, а кто-то – на собственной лошади.
Не приходится сомневаться, что Фаттахетдинов поддержал просьбу мусульман, ибо 23 мая 1917 года появляется документ Московского Губернского Правления об утверждении муллой Махмуда Шарафетдинова. Скорее всего, это был первый случай, когда появился официальный мулла в Подмосковье или, по крайней мере, в Восточном Подмосковье. Интересны для нас некоторые детали двухстраничного документа об утверждении его муллой. Из имеющихся в деле свидетельств Оренбургского Магометанского Духовного Собрания за № 8271 и Алатырского Высшего Начального Училища за № 523 видно: «1) что названный выше Шарафетдинов был подвергнут испытанию в знании правил магометанской религии и оказался способным быть имамом и мугаллимом и 2) что он успешно выдержал испытание в знании русского языка, установленное для кандидатов на должность сельского муллы». И делается вывод: «Махмута Бадретдиновича Шарафетдинова утвердить в должности муллы Павловского Посада, в чем, по приведении его к присяге на верность службы, выдать ему установленное свидетельство».
На полях документа сделана приписка, что 6/7 июня такое удостоверение за № 502 было выдано Шарафетдинову, и там же приведена его расписка о получении этого документа. Отметим в связи с вышесказанным, что 30-летний Шарафетдинов ранее, 5 декабря 1916 года, прошёл непростой экзамен в Уфе, о чём говорит «Свидетельство», подписанное муфтием ОМДС Мухаммад-Сафа Баязитовым (сыном известного богослова Гатауллы Баязитова, основателя первой татарской газеты «Нур») и тремя членами-ахунами ОМДС.
Нам пока неизвестно, где мулла Шарафетдинов мог получить необходимые знания по исламу: у себя в Уразовке или в соседних сёлах, где проживали высокообразованные наставники и имелись медресе. Возможно, он учился в одном из известных медресе соседних районов – в Симбирске, Буинске, Кашкаре, куда мог быть послан родителями или родственниками.
Мы обратились к жителям села Уразовка с вопросом, известно ли им что-либо о мулле Шарафетдинове. Ответ пока отрицательный, и это позволяет предполагать, что юный Махмуд рано уехал из родного села учиться, а потом уже больше не возвращался туда. Или же ещё в детстве он уехал вместе с родителями из деревни в Подмосковье и уже больше не возвращался на «малую родину».
Наконец, в деле Шарафетдинова есть ещё один документ – «Протокол» о принятии им 7 июня 1917 года «присяги на должность приходского муллы». Для нас важна и последняя строка этого документа: «К присяге приводил: имам А.Шамсутдинов». Он, Абдулла-хазрат, являлся тогда имам-хатибом Исторической мечети, был наиболее авторитетным имамом в Москве и принимал непосредственное участие во всех делах, касающихся мусульман Московского региона. К «Протоколу» приложен текст «Новой формы присяги», составленный по-русски и по-арабски. «Новая форма» объясняется тем, что тогда у власти находилось Временное правительство, и на тот момент в клятве выражались верность и преданность Российскому государству и повиновение Временному правительству «впредь до установления образа правления волею народа при посредстве Учредительного собрания».
Присяга заканчивалась такими словами: «Клянусь повиноваться всем постановленным надо мною начальникам, чиня им полное послушание во всех случаях, когда это потребует мой долг офицера (солдата, гражданина) перед отечеством. Клянусь быть честным, добросовестным, храбрым офицером (солдатом), не нарушать своей клятвы из-за корысти, родства, дружбы или вражды. Заключаю мою клятву целованием преславного Корана. Амин». Далее следовали подписи самого Шарафетдинова, имама Шамсутдинова и нескольких чиновников Московского Губернского Правления.
Но затем в вихре последующих событий затерялись следы муллы Шарафетдинова. По неизвестным нам причинам, он покинул или вынужден был покинуть Павловский Посад, переехав в другой район Московской области. Его последний адрес относится к 30-м годам, когда он был прописан в посёлке Ленино - улица Прудовая, 1 (ныне в составе Москвы, в районе Царицыно, переименована в ул. Прохладную). Сообщение об этом можно прочесть в Книге памяти Московской области, содержащей списки репрессированных.
Между тем центр мусульманской жизни в восточном Подмосковье перемещался постепенно в Орехово-Зуево, где образовалась дружная татаро-мусульманская община, состоявшая главным образом из выходцев нижегородских сёл Красный Остров, Рыбушкино, Сафаджай и некоторых других соседних сёл и деревень. Поддержанию света ислама в татарской общине Орехово-Зуева во многом способствовало то, что после войны здесь поселились несколько ранее осуждённых и ссыльных мулл. В том числе бывший имам-хатиб Ленинградской Соборной мечети 20-х годов Якуб Халиков. А на рубеже 40 – 50-х к нам в гости в Орехово-Зуево приезжал из Ташкента Абдулвадуд-Фаттахетдинов, который принимал участие в решении дела «муллы Шарафетдинова». Вадуд-хазрат, будучи имам-хатыбом 2-й Московской Соборной мечети, в 1928 году был арестован, сослан на Соловки, а после освобождения в середине 30-х годов он выехал в Узбекистан, где вместе с семьёй жил последние годы. Более трагичной оказалась судьба другого имама, причастного к «делу Шарафетдинова», - имам-хатыба Исторической мечети Абдуллы Шамсутдинова. В 1936 году он был арестован и затем расстрелян. Так сплелись судьбы разных имамов, каждый из которых оставил свой след в истории мусульманско-татарских общин Москвы и Подмосковья.
Усилиями потомков первых татар-мусульман во главе с руководетелем общины Ильдаром Измайловым в декабре 2000 года в Орехово-Зуеве была построена первая в Подмосковье Соборная мечеть, а позже - открыт Татарско-исламский культурный центр. Затем, в 2010 году, мечеть была открыта в Ногинске, хотя и до этого местные мусульмане регулярно собирались на совместные молебны. К этому можно добавить, что за последние 23 года в Подмосковье появились и другие мечети, в том числе в ближайших к Ногинску Щёлкове и Старой Купавне. Мусульманские общины действуют также в Павловском Посаде и соседнем Электрогорске.
Необходимость в мечетях и молельных домах обусловлена тем, что, как сказал председатель Духовного управления мусульман Московской области, муфтий Рушан Аббясов (ранее он возглавлял Ногинскую мусульманскую общину): «Чуть более 10% коренных жителей Подмосковья являются мусульманами. Также на территории Московской области – большое количество единоверцев из стран СНГ».
Ясно, что все они нуждаются в духовном окормлении, и ислам для них – это вера их предков. Тем более что право на исповедание своей религии признано за гражданами РФ независимо от их национальной или конфессиональной принадлежности.
И последнее: о месте и роли татарских общин в жизни нашего общества. Известно, что татары, являющиеся второй по численности национальностью в России, оргпнично и легко вписываются в экономическую и социальную ткань общества и той среды, где они живут и работают в самых разных сферах бок о бок с людьми других национальностей, вносят посильный вклад народного хозяйства и культуры. Это в полной мере наблюдается в Ногинске, Павловском Посаде и Орехово-Зуеве, где живёт несколько тысяч татар. Для мирного и взаимополезного сосуществования людей разных национальностей и вероисповеданий очень важно, чтобы они лучше знали друг друга, питали взаимный интерес к истории и культуре. Ибо только такие знания могут рассеять возникающие недоразумения, не говоря уже о проявлениях нетерпимости. Ведь будущее нашей многонациональной России во многом зависит от того, насколько разумно и своевременно будут решаться возникающие проблемы, между тем как этнические и конфессиональные вопросы приобретают порой первостепенное значение. В этом смысле очень важен постоянный диалог между представителями разных этносов и конфессий.
В заключение отметим, что в 2017 году в Орехово-Зуеве прошла научная конференция, которая была посвящена 100-летию образования первой мусульманской общины под руководством имама Махмуда Шарафетдинова. В представленных на ней докладах [3] были раскрыты малоизвестные страницы истории заселения татарами Восточного Подмосковья. И впору вспомнить слова великого Михаила Ломоносова: «Народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего».
[1]Таблица 27. Численность мусульман в Москве и Московской губернии в 1900–1907 гг.//Хайретдинов Д.З. Мусульманская община Москвы в XIV – начале XX века. Н.Новгород, 2002. С. 197.
[2]ЦИАМ, ф. 54, оп. 82, д.418. В настоящее время этот архив носит другое название – Центр хранения документов до 1917 г.
[3]Ислам в Московском регионе. Доклады межрегиональной конференции. Орехово-Зуево, 25 мая 2017 г. М.: «Мусульманская книга», 2017.
Поделитесь с друзьями