В Москву с Саввой Васильевичем Морозовым
Гамэр Анварович Баутдинов, действительный член Морозовского клуба, профессор .
«Владимирка», 1892, худ. И.И.Левитан
В эту ноябрьскую переменчивую погоду, предвещающую скорое наступление зимы, я попытался представить себе, как Савва Васильевич Морозов (1770-1860, но есть разные версии относительно даты его рождения) добирался до Москвы, чтобы сбывать там свой товар. Ведь стало как бы общим местом безапелляционное сообщение, что будто бы он преодолевал этот путь пешком и чуть ли не за один день да ещё с огромным грузом товаров за спиной.
Однако давайте будем реалистами. От Зуева до Москвы – 90 километров, и если, допустим, человек проходит по 5 км в час, то нехитрый подсчёт подскажет, что для преодоления этого пути потребуется 18 часов, не считая передышки и хотя бы небольшого отдыха. Но это практически невозможно при всем уважении даже к природным физическим данным молодого Саввы (а он, благодаря отменному здоровью, прожил примерно 90 лет). Какими же могли быть его «ходки» в Москву?
Ямская дорога 19 века с верстными столбами и ограждением в осенней грязи.
Наверное, он с напутствиями жены Ульяны Афанасьевны выходил из Зуева рано утром, чуть заря. Можно предположить, что это происходило по пятницам, чтобы успеть к «базарному», воскресному дню в Москве. На первых порах Савва нёс, скоре всего, товар за спиной, о чём мы так много читали из написанного разными авторами. Но довольно скоро семейные дела у Морозовых пошли в гору, особенно после того как в 1897 году Савва Васильевич открыл собственное дело – шёлковое ткацкое дело. В этом большую помощь оказывала ему жена, которая была мастерицей по крашению тканей и кружев.
В книге «На Олимпе делового успеха: Никольская мануфактура Морозовых, 1797-1917» И.В. Поткина пишет: «В начале XIX века единоличное предприятие С.В. Морозова существовало главным образом в форме раздаточной мануфактуры, при которой использовался труд домашних кустарей». И лишь спустя несколько лет он выстроил в Зуеве свою фабрику. А пока непростые «ходки» в Москву продолжались. И вполне вероятно, что находчивый умелец мог облегчить разрастающийся груз, пользуясь какой-нибудь тележкой. Почему бы и нет, если это облегчало путь. А зимой её могли заменить и санки.
Стойло для лошадей при ямской станции 18 века (фот А.Лукинский).
Наверняка, путник шёл не к Малой Дубне, через которую едет сейчас к Орехово-Зуеву автотранспорт, а более коротким путём, по хорошо известным ему тропам к главной дороге – Владимирскому тракту или Владимирке. Савва мог выходить на неё в районе Ожерёлок/Плотавы, а далее открывался прямой путь на Москву. Посередине его была проложена грунтовая дорога для лошадей, а по краям шли тропы для путников. Академик И. И. Лепехин, путешествуя из Петербурга через Москву в Оренбург в 1796 году, назвал эту дорогу из Москвы на Владимир большой Московской дорогой. На ней стояли почтовые, бывшие ямские станции, примерно в 30-40 верстах одна от другой. Как раз в Ожерёлках, близ деревень Никулино и Малая Дубна, находилась третья от Москвы почтовая станция. Она памятна нам ещё и потому, что здесь в 1830 году останавливался «на карантин» А.С. Пушкин, который возвращался из нижегородского имения Болдино, преодолевая разные противохолерные кордоны.
А что же Савва Васильевич? Конечно, он мог здесь чуть передохнуть, пройдя лишь малую часть пути, поприветствовать своих знакомых на почтовой станции или даже кому-то что-то продать. Мог он встретить знакомого ямщика и попросить его «по дружбе» или «за копеечку» добросить до следующей почтовой станции, проехав через селение Кузнецы, название которого хорошо заметно сейчас на автотрассе. Эта дорога, Владимирка, была известна и тем, что по ней по этапу вели ссыльных в Сибирь, и наиболее интенсивно это проходило в 1796-1801 гг., то есть во времена императора Павла I. Но мы не знаем, приходилось ли Морозову видеть это печальное шествие.
А вторая от Москвы почтовая станция располагалась в Богородске (ныне Ногинск), и её здание сохранилось в городе до сих пор. К тому времени, с 1781 года Богородск был уже уездным городом, а ранее здесь находилось село Рогожи или Старый Рогожский Ям. От этого пошли названия Рогожской заставы и слободы в Москве, а также Рогожской или Богорородской большой дороги.
Почтовая станция в Богородске
В Богородске Савва Морозов мог задержаться подоле или даже переночевать, поскольку здесь жила его младшая сестра Наталья Васильевна, «богородская мещанка». Здесь же он, возможно, решал свои какие-то дела через местные власти, ибо Богородск был главным городом уезда, в состав которого входило и родное для Морозова Зуево.
Богородск, шоссе и горпарк.
Напомним, что позже Савва Морозов стал богородским купцом 1-й гильдии. Здесь он присматривался, знакомился с местными купцами, завязывал какие-то связи и через много лет его богородские знакомые или их дети поддержали Савву Васильевича и его сыновей Ивана и Тимофея при устроении в 1859 году морозовской мануфактуры в Твери. То были богородсике купцы 2-й гильдии Викул Лукьянов Митюшин и Иван Васильев Брызгалин, которые стали на первых порах пайщиками «Товарищества Тверской мануфактуры».
Пай Товарищества Тверской мануфактуры в 16 000 рублей. 1917 год.
А главное, земли вокруг Богородска, включая Глухово, настолько, видимо, запали в душу Морозова, что в 1830 году он открыл здесь первую фабрику. Через несколько лет передал её своему второму сыну, Захару Саввичу, основавшему в 1855 году «Богородско-Глуховскую мануфактуру».
Объявление Богородско-Глуховской Мануфактуры.
Недавно была издана книга Е.В. Кудрявцевой «Дореволюционная Глуховка. Морозовы-Захаровичи в истории Богородского края», и в ней приводится свидетельство плисорезочного мастера из Глуховки Кузьмы Семёновича Белоусова о Савве Морозове: «Был он высокого роста, широкогрудый, большерукий, с быстрыми и озорными глазами. Выше всего на свете ставил он своё дело и слыл суровым, требовательным хозяином. Если замечал, что какой-либо работник нерадиво относится к делу, он брал его в кулаки. Кулаки у него были пудовые. Он мог убить с одного удара. В веселье Савва Морозов был буен и широк. В гневе же был страшен: глаза его наливались кровью, брови сходились на переносице, и голос делался хриплым. Он был скупым и берёг каждую копейку…».
Горенская почтовая станция
Но это было после, а теперь же Савва с товаром должен покинуть Богородск. До Москвы оставались ещё вёрст 50 и одна, последняя почтовая станция, в Горенках возле Балашихи, недалеко от деревни Новая. Её здание стоит на федеральной автомобильной дороге М7 «Волга», недалеко от пересечения трассы с речкой Горенкой, напротив главного входа в старинную усадьбу Горенки, принадлежавшую в то время графам Разумовским. Горенская станция тоже сохранилось, но в менее презентабельном виде, нежели в Богородске/Ногинске. Вряд ли Савва Васильевич ночевал здесь, особенно если уже провёл ночь в Богородске. Собрав последние силы или опять воспользовавшись услугой знакомых ямщиков или какой-нибудь подводой, он мог добраться к концу дня до Рогожской заставы, где начиналась Владимирка. Кстати, у её начала, слева от нынешнего шоссе Энтузиастов, если смотреть со стороны Москвы, стоит первый верстовой столб.
1-я верста.
Что было делать дальше Савве Морозову? Склонные к мифологии авторы пишут, что у Рогожской заставы его уже ждали скупщики, чтобы купить морозовские товары. Наверное, действительность была более реальной. После долгого и утомительного пути, уже к вечеру, Савва думал, прежде всего, о ночлеге: чтобы выспаться, а назавтра, в базарный день, спокойно продать свои товары – как скупщикам, так и рядовым покупателям. Вполне возможно, что у него были знакомые домовладельцы, которые предоставляли кров иногородцу. А дела свои Савва Васильевич совершал, скорее всего, на Рогожском рынке, известном ещё с конца XVI века и бывшего одним из крупнейших в Москве. Здесь у него могла быть своя лавка. После завершения дел, он мог покупать какие-то товары для семьи или зуевских знакомых. А затем, когда у Морозова выпадало время, для того, он пытался как-то определиться с проблемой духовного характера.
На старом Рогожском рынке
Известно, что семья Василия Фёдоровича Морозова, отца Саввы, придерживалась беспоповского староверия, которое особенно передалось его внуку, Елисею, старшему сыну Саввы Васильевича. А что сам Савва? Надо полагать, что на первых порах, под влиянием семейной традиции он тоже придерживался беспоповства, хотя знал и видел, что есть другое направление в среде староверов. И с этими мыслями он пребывал, наверное, и в Москве. Надо полагать, что сначала встретился здесь с беспоповцами и побывал в их моленных. Ближайшее от Рогожской слободы находилось тогда на Таганке, в Дурном (ныне в Товарищеском) переулке, где находилась община филипповцев-староверов, придерживавшихся самых строгих правил. А наиболее известной была моленная в районе Немецкой слободы – в Переведеновском переулке. Но доступ в моленные богатых староверов-домовдельцев для Саввы был ещё заказан. Он мог побывать и в «колыбели» безпоповского согласия – Преображенском духовном центре, который находится близ Стромынской дороги (от названия села Стромынь под Богородском/Ногинском), идущей параллельно Рогожской и ведущей к Богородску. Отсюда, по этой дороге Морозову можнобыло вернуться к себе в Зуево.
Мы точно не знаем, почему всё же он не остался в лоне беспоповского согласия, а выбрал для духовного окормления Рогожский центр поповского староверия. Возможно, на него повлияли душеспасительные беседы с рогожскими священниками, а, может быть, его удивило огромное число прихожан, тянувшихся тысячами к рогожским святыням (до 20 тысяч в начале XIX века). Не исключено, что Савву поразила красота храмов Рогожского центра – Никольской церкви, Покровского кафедраьного собора и строющегося или уже построенного в 1804 году Христорождественского собора. Но, быть может, повлияли более земные дела, и Савва Васильевич мог связаться с рогожцами на какой-то экономической основе, например, получив какую-то финанасовую помощь или же, как человек весьма практичный, он воспользовался географическим фактором. Добрался до Москвы, и вот тебе Рогожская слобода и здесь же Рогожский духовный центр. Так он и остался верен своему выбору.
Между тем его дела в Зуеве всё шли в гору. Он поставил у себя на фабрике десяток станов, стал заниматься и другими тканями, что привело к росту производства. «Ходки» в Москву стали уже легендой, и вполне возможно, что для транспортировки немалого количества товаров Морозов завёл тягловую лошадь. На ней он мог совершать поездки сам или же посылал туда кого-то из своих людей.
Однако в 1812 году произошла заминка, когда французы захватили Москву. А до этого толпы беженцев из Москвы, спасаясь от неприятеля, бежали по Владимирке в разные города и селения Московской и других соседних губерний. Наполеон направил часть своих корпусов по Подмосковью для сбора провианта и фуража. Один из этих корпусов под командованием маршала Нея занял 5 октября Богородск. Рапортуя об этом, Мишель Ней отмечал, что при одобрении Императора он мог бы захватить Покров и продвинуться даже до Владимира. Но, к счастью, по приказу того же императора начался выход войск Нея, и город был очищен ко второй половине дня 14 октября. На смену французам в город вошли казаки, приданные Владимирскому ополчению.
Ясно, что при таких условиях пострадали и морозовские дела, и походы или поездки в Москву пришлось временно ограничить или прекратить. Но война для Морозова и некоторых других текстильных предпринимателей обернулась затем неожиданно благоприятной стороной. Московские фабрики были полуразрушены, а стране, её людям и армии, требовалось большое количество тканей. И Савва Морозов перешёл постепенно с производства шёлка на хлопковые и другие ткани, более необходимые для массового потребителя. Результаты не замедлили сказаться.
Особняк С.В.Морозова в Шелапутинском переулке Москвы после реставрации.
А тут подрастали дети, которых тоже постепенно приобщали к общему труду. В 1821 году Савва Васильвич выкупил из крепостной зависимости всю семью, начиная с отца. А через четыре года он вернулся в Рогожскую слободу навсегда, купив здесь целое имение и поставив фабрику. И разъезжал он уже в карете с сиденьями, обитыми атласом. Здесь, в Шелапутинском он прожил всю оставшуюся жизнь и отсюда же в декабре 1860 года его отправили в последний путь - на Рогожское кладбище, где стоит семейная усыпальница Морозовых.
В семейной усыпальнице Морозовых на Рогожском кладбище Москвы.
Прошу извинения у читателей за вольное изложение и какие-то фантазии. Но всё это было написано, исходя из возможной реальности.
Орехово-Зуево - Москва
25 ноября 2024г.
Поделитесь с друзьями