Старообрядчество: История и Культура

Е. Маслов

Юхименко Е. М. Старообрядчество: История и Культура. – М. 2016. 852 с., илл.

Ранее на сайте опубликован подробнейший отклик Валерия Анатольевича Любартович на это весомое и по весу – все-таки вес в 6 килограмм для книги не так часто встречается, и по содержанию издание. Учитывая, что книга Елены Михайловны быстро становится библиографической редкостью – тысячный тираж расходится «как горячие пирожки», подробный текст аннотации имеет, скорее всего, две цели: первое - посвятить широкую аудиторию в основные «кладовые памяти» старообрядчества, и второе – в какой-то мере способствовать принятию решения о дополнительном тираже книги.

Мы же поставим перед собой задачу, на первый взгляд, второстепенную - еще раз в некоторых деталях прояснить место Богородского уезда в истории старообрядчества. Хотя, внимательный читатель найдет на нашем сайте достаточно подробную информацию по этому вопросу. Здесь не лишним будет заметить, что огромные материалы сайта еще лежат «под спудом», что нас удручает. 

В первой части книги – «История старообрядческих центров XVII-начала ХХ века», автор, рассказывая о крупнейших старообрядческих центрах России: Выга, Иргиз…, о гонениях на старообрядцев, на обретение поповцами своего священноначалия, постоянно упоминает известные старообрядческие фамилии – Рахмановы, Морозовы, Солдатенковы, Кузнецовы, Царские… Мы со своей стороны напомним, что на заброшенном прокунинском кладбище в Павловском Посаде лет двадцать пять тому назад еще можно было увидеть надгробие Егора Васильевича Солдатенкова – родоначальника этого знаменитого рода, а Иван Никитич Царский вошел в нашу историю как инициатор строительства в 1830 году первой больницы в Богородске, именно с этого года ведет отсчет история богородского здравоохранения.

Автору, может быть, надо было бы дать некую хронологию «метания» власти от «езды на лошадях по людям и их нещадному битью», как приказывал Саратовский губернатор, до «послаблений» в отношении к старообрядцам. Но и приводимых фактов достаточно, чтобы «почувствовать» участь старообрядцев. Но всегда есть местные подробности, которые невозможно вместить в книгу даже самого большого формата, и их много на сайте. Бесконечные придирки к молитвенным зданиям, невозможности их отремонтировать, запреты на передачу имущества по завещанию, двойное налогообложение, невозможность официально записать детей на свое имя, постоянный и пристальный до мелочности надзор со стороны полиции и священников правящей церкви … 

Один только пример: в 1830 году Захар Саввич Морозов покупает дом в Богородске и полиция по чьему-то доносу обнаруживает, что у его гостя в дорожной суме священнические принадлежности… И начинается полицейское дело… Захару Саввичу приходится оправдываться – мол, у него так принято, что каждый проходящий может на кухне получить обед. Но всё напрасно…

Даже помещики не вольны были назначать на разные хозяйственные должности трезвых, как правило, старообрядцев, но обязательно – из прихожан, хоть бы и пьющих, правящей церкви, которых в некоторых гуслицких селениях было 2-3 семьи. И затевалась переписка на годы и никакие доводы помещиков не изменяли настроения властей церковных и полицейских.

Огромный чиновничий и полицейский аппарат, священники правящей церкви были занят мелочным «подсматриванием» за старообрядцами: не похож ли потолок в моленной на свод, не поправил ли кто отвалившуюся доску у ветшающего здания моленной, не громко ли поют на службе…

Известный старообрядец Николай Степанович Самошин из Анциферово рассказывал, как крестили старообрядческих детей в деревне: рыли глубокую яму, закрывали её от чужого глаза хворостинами, ждали прихода старообрядческого священника (так, наверное, ждали партизанского связного), священник крестил детей в яме, а их набиралось более десятка… Вокруг выставлялись дозорные и, если появлялся кто-то посторонний, подавался сигнал тревоги, детей матери расхватывали, при этом их путая, а священника в этой яме скрывали до времени…

Здесь же, может быть, уместным будет напомнить, что противостояние между старообрядчеством и правящей церковью продолжалось и после царского манифеста о веротерпимости. Сейчас, когда мы еще раз возвращаемся к осмыслению 1917 года в истории нашей Родины, надо признать всё это способствовало разрушительным тенденциям в общественной жизни страны. Настоятель Троицкой церкви в Глухове постоянно пояснял в своих проповедях, что верить злостному старообрядцу Арсению Ивановичу Морозову не следует – всё, что он делает: строит больницы, школы, даже православные храмы, всё это за счет рабочих и только с одной целью – завлечь как можно больше людей в свои старообрядческие сети. Стоило Арсению Ивановичу в 1916 году подсказать, что неплохо было бы построить в Богородске еще один православный храм, как благочинный обрушился на него с обвинениями в посягательстве на жизнь правящей церкви. При этом «доносчик», «известный городе чудак», были самыми мягкими его выражениями.

Арсений Иванович уже перед самой революцией обратился в губернию с просьбой чуть расширить старообрядческое место на городском кладбище, благочинный в ответ пишет в Москву: скоро этот нахал залезет и на Тихвинское кладбище и построит там свою церковь – «нет пределов его коварству» - «отказать».

Практически все слои населения – от рабочих до уездных чиновников, так или иначе, были свидетелями таких взаимоотношений между исконно русскими людьми. Укрепляло ли всё это общество? Вряд ли…

Но обратимся все же к культуре. Елена Михайловна пишет о знаменитом деятеле Преображенского кладбища Михаиле Ивановиче Чуванове. Вот что вспоминает Михаил Сергеевич Дроздов: Познакомил нас – я уже и подзабыл – то ли Миша Золотарев, то ли Володя Ларин. Золотарев, помню, тогда сказал, что человек Михаил Иваныч - большой, его поздравляет Правительство в «Известиях» вместе с Патриархом как главу самостоятельной церкви... М. И. как-то, в начале знакомства, звонил А.П. Линькову и сказал, что «вот как здорово, только что встречались три Миши». Это значит – он, Золотарев и я. Потом я ездил на Ухтомскую (удобнее всего было мне ехать с Электрозаводской) чаще один. И каждый раз был чай, была беседа и вручение мне очередной порции журнала «Церковь», менявшего название, но не формат и содержание. Это была моя главная задача, и я ее выполнил - просмотрел и законспектировал тогда все номера от первых до последних в 1918 г. Еще он показывал мне тетрадки со списком похороненных на Преображенском кладбище, еще обсуждали орехово-зуевских староверов (в Богородске-Ногинске беспоповцев не было), еще много говорили о Морозовых... Помню его образные, смачные (что-то на ум не приходит сейчас, как по-другому назвать) рассказы о посещении Рябушинским своей типографии, о Старообрядческой Народной Академии послереволюционной, о некоторых писателях, даривших ему книги. Поражала его память и сила духа, которая до последнего буквально времени поддерживала и физические его силы (хотя иногда звонишь ему, а жена говорит: нет, сегодня не приезжайте, приболел Михаил Иваныч). М. И. Чуванов – это какой-то океан, океан книжный и людской. Он столько собрал книг и стольких знал людей, что тебя все время грозило захлестнуть волнами этого океана... Тем не менее не захлестнуло, разговоры были очень интересные, он умел и слушать, но самое важное и самое удивительное, конечно, – это его рассказы. Кстати, никакой разницы, что он – глава российских федосеевцев, великий собиратель, а я из никониан и рядовой краевед, не чувствовалось никогда и ни в какой, самой малой мере. Такой Человек был М. И.! Мое знакомство с М.И. продолжалось не больше 5-ти, а то и 4-х лет, весной 88-го мы уже хоронили его, и я удостоился чести нести его из храма к могиле под непрерывное пение пасхальное «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». Правда, на полпути меня как-то немножко бесцеремонно сменил И. Русакомский, ну да он был местный, преображенский...».

Упоминается в книге и такой собиратель древностей как Петр Николаевич Никифоров. О нем довольно подробная работа: В.Н.Анисимова. Никифоров П.Н. (1869 – 1938), старообрядческий священник. Но, пожалуй, более известен, как собиратель древностей их отец – Николай Порфирьевич Никифоров (1834-1902). Напомним, что три брата Петр, Елезвой и Александр Никифоровы приехали в Богородск, к Арсению Ивановичу Морозову, из нижегородского Горбатова. Александр был народником, сослан в Сибирь и вскоре помер от туберкулеза, Петр и Елезвой – священники Богородской старообрядческой общины, вскоре Петр Николаевич стал священником на Рогожском кладбище. Внучка А. Н. Никифорова – Екатерина Михайловна всю жизнь учительствовала в Ногинске, была директором в школе и жила на Нижегородской улице. Она рассказывала, что в их доме была моленная: полы бетонные, стены усиленные – чтобы не было слышно на улице песнопений во время службы. Она рассказывала также, что связь с Румянцевской (Ленинской) библиотекой продолжалась многие годы, одна из представителей рода – Боровик Анна Григорьевна сдала в библиотеку семейный архив, и даже кто-то из родственников работал в самой библиотеке.

Семейный архив Никифоровых позволяет еще раз вернуться к вопросу о гонениях на старообрядцев: «… раскольники [спасова согласия] стали хоронить своих умерших помимо церкви, т.е. без совершения над ними христианского погребения… с течением времени своеволие раскольников возрастало более и более и вредно влияло на православных, которые, видя безнаказанность раскольников… начали подражать их примеру и также своевольно хоронить своих родных… Наконец, законоповелением от 13 мая 1891 года права раскольников, к общему желанию духовенства, ограничены, так как каждый раскольник, решившийся похоронить умершего помимо церкви, подвергается строгой ответственности – тюремному заключению... 21 апреля 1892 г. Член консистории протоиерей Крылов».

В книге не говорится о богородских Морозовых, как собирателях древностей. Но давайте обратимся к списку церковного имущества церкви пророка Захарии и великомученицы Евдокии в Богородске (1924 г.): икона «Спасителя, умывающего ноги ученикам» - 15 век, преподобного Сергия – 16 век, шестнадцать праздничных икон – 16 век, практически нет икон младше 17-го века, кроме одной иконы мстерских мастеров Чуриковых. А богослужебные книги? Евангелие, печатанное при патриархе Иове в 7156 году (1548 г.); Евангелие, печатанное при патриархе Ермогене в 7 122 году (1614 г.), Евангелие, печатанное при патриархе Иосифе в 7 159 году (1651 г.), Евангелие, печатанное при патриархе Никоне в 7161 году (1653 г.), Апостол 1635 г.

Если собрание древностей П. Н. Никифорова сохранилось в анналах Румянцевской, затем Ленинской, библиотеки, то собранные Морозовыми и членами богородской старообрядческой общины – «канули в лету» после того, как государство в 1924 году «приняло их на хранение».
Вообще, вклад русских коллекционеров в сохранении высокого искусства огромен. Елена Михайловна пишет о том, что часть собрания икон священника Исаакия Носова после 1917 года перешла к Павлу Дмитриевичу Корину. Мне посчастливилось в 1982 году, когда была еще жива вдова художника Прасковья Тихоновна, побывать в их доме на Пироговских улицах и видеть это собрание. Новгородские иконы, 12-й век… Икона Спасителя огромного размера, светлая, радостная и сейчас перед глазами… В то время, когда в Италии процветала мистическая и, как мне кажется, очень примитивная церковная живопись, на Руси – высочайший дух и зрелое мастерство.

В книге Юхименко такие центры старообрядческого книгописания и иконописи, как Выга, Палех, Холуй, Мстера, Сызрань как-то заслонили Гуслицу, хотя автор упоминает несколько династий гуслицких писцов Прокофьевых, Батулиных, Шитиковых, Добриньковых. Совсем не сказано о гуслицкой иконописи и медном литье. Думаю, что связано это с тем, что гуслицкая икона была рассчитана, в большей мере, на деревенские, небогатые моленные, на то, чтобы их держал в своем красном углу простой крестьянин. Не могу отказать себе в желании еще раз процитировать записку-заказ на изготовление иконы из собрания Н. Самошина из д. Анциферово: «Доброжелатель и достопочтеннейший благодетель дядинька Полиект Федосьевич. Прошу вас пожалуйста напиши мне икону 2-ве кипарисову во имя святаво великомученика Георгия победоносца чтобы был конь похрабрей и половчей как можно пожалуйста царя и царицу и боляр и змею и ангела летящего и спасителя как можно позатеистей и получше и посылаю Вам моего золота 2 листа кланяюсь доброжелатель ваш. 1880го мая 22 дня». Неохватный материал по старообрядческой культуре и не мог весь вместиться даже в такую огромную книгу, которую представила Елена Михайловна. Поэтому осталась не раскрытой музыкальная культура старообрядцев. Знаменное пение, так бережно ими сохраняемое, в конце 19-го – начале 20-го веков стало неотъемлемой частью и светской музыкальной культуры. Вспомним, хотя бы, «Всенощное бдение» Сергея Васильевича Рахманинова, хоровое творчество Александра Васильевича Свешникова. Арсений Иванович Морозов вообще придавал пению особое значение в воспитании детей и «насаждал», как тогда говорили, школы пения в самых отдаленных деревнях Богородского уезда. Укажем на раскрывающую эту сторону старообрядческой культуры монографию Ирины Дынниковой «Морозовский хор в контексте старообрядческой культуры начала ХХ века» (- М. 2009).

Работа Елены Михайловны, которой она, по её словам, посвятила всю жизнь, не завершилась изданием обозреваемой нами книги, мы знаем её трудоспособность, наши поздравления автору выражают уверенность в скором появлении её новых трудов…

Поделитесь с друзьями