«Немец» в церковной ограде или тайный родственник Пушкиных
Михаил Дроздов
Надгробный памятник А.И. Мюнтеля
7 сентября 2012 года мы отмечали 200-летие Бородинского сражения, а на следующий день исполнилось 200 лет со дня рождения Н.Н. Пушкиной, в девичестве Гончаровой.
С Гончаровыми связано немало мест в Московской области и в соседней Калужской. У этого богатого рода были владения и в Богородском уезде Московской губернии (ныне на территории Щёлковского района). Но даже из пушкиноведов мало кто знает, да скорее всего, и никто, что в селе Стромынь на севере Ногинского района, километрах в пяти от Владимирской уже области, захоронен дядя Натальи Николаевны, «незаконный», но дядя...
В церковной ограде церкви Успения Богородицы с южной стороны от алтаря стоит надгробный господский памятник — «колонна, перебитая кубом», такой неявный, но всё-таки крест. На одной грани куба с некоторым трудом читается текст, из которого следует, что здесь похоронен Август Иванович Мюнтель, который родился в августе 1788 года, а умер в марте 1849 года 60-ти лет... Впервые увидел я памятник ещё в 1980-е годы и удивился тогда только одному: в такой русской-прерусской Стромыни похоронен явно немец, хоть и Иваныч. Никто из местных, и даже великий краевед Пётр Петрович Копышев, ничего сказать об этом «немце» не смогли. И только уже под конец 1990-х случайно узнал я, что Мюнтель — из семьи Гончаровых, ставших свойственниками Пушкина. Это было чрезвычайно, интересно, ведь Гончаровы имели владения сравнительно недалеко от этих мест. И вот в брошюре Г.В. Ровенского, посвящённой роду Гончаровых, нахожу подтверждение: Август Мюнтель — незаконный (неофициальный) сын Афанасия Николаевича Гончарова — брат, получается, Николая Афанасьевича и дядька Натальи Николаевны Пушкиной.
Вот так и памятник стромынский!
Неизвестный художник. Портрет Афанасия Николаевича Гончарова. 1810 г.
Книга, на которую ссылался Ровенский, попалась мне значительно позже, о чём я сильно пожалел. Называется она «Вокруг Пушкина», а авторы её, И.М. Ободовская и М.А. Дементьев, взялись в своё время за изучение архива Гончаровых в РГАДА и нашли там много интересного — и о Пушкине, и о других. Но тут, я чувствую, надо хотя бы кратко описать историю семьи Гончаровых, оказавшихся с нашей землёй так причудливо связанными. Тем более, что самое известное их, «титульное» имение — Полотняный Завод — довольно от нас далёк.
Основатель рода Афанасий Абрамович (или Авраамович, 1699 (или 1704)–1784) был посадским человеком в Калуге, занялся за компанию фабричным (полотно и бумага) делом и преуспел в нём, получил дворянство, прикупил деревень, земли, в том числе и в будущем Богородском уезде. Так у Гончаровых в разных губерниях (Калужской, Московской, Рязанской, по крайней мере) оказалось множество деревень, пашни и леса, фабрик и домов. В Богородском крае в своё время им принадлежали Каблуково и Литвиново.
Каблуково — село древнее. До Гончаровых им владел дворянский род Дашковых. В 1746 г. сестра Ивана Алексеевича Дашкова — Ирина Алексеевна — продала его владельцу калужского полотняного завода, коллежскому асессору Афанасию Абрамовичу Гончарову — прапрадеду, Натальи Николаевны Гончаровой-Пушкиной-Ланской. Когда тот решил заранее побеспокоиться о разделе наследства между сыновьями, Каблуково отошло к сыну Николаю. Вероятно, Николай Афанасьевич и решил вместе с отцом построить новую Спасскую церковь в селе Клобукове (как оно в старину называлось). Храм во имя Спаса Нерукотворного образа на полотне особо почитался фабрикантами-полотнянщиками, да и всеми текстильщиками, и самими ткачами. Вероятно, и у Гончаровых было особое отношение к Спасским церквям, которые они поставили и у себя в Полотняном Заводе и ещё в одном из своих имений. Такой храм был построен и здесь, освящён в 1786 г., через два года после смерти первовладельца из Гончаровых. Ему в память, как и храм-колокольня в Москве, в Серебренниках
Неизвестный художник. Портрет Николая Афанасьевича Гончарова. 1810-е гг.
Секунд-майор Николай Афанасьевич Гончаров скончался в 1785 г., и его наследниками стали вдова Екатерина Андреевна и единственный сын — 25-летний капитан Тульского пехотного полка Афанасий Николаевич. Каблуково осталось за вдовой, но вдовой она пробыла недолго и вышла замуж — опять-таки за майора — И.В. Новосильцева. Прожив жизнь достаточно долгую, она крестила и внука Николая Афанасьевича, и правнуков Дмитрия и Наталью (будущую Пушкину), упокоилась в 1816 г., и только тогда, похоже, владельцем Каблуково и Литвинова стал дедушка («дединька») Наташи Афанасий Николаевич (1760–1832). Ему в это время было 56 лет, он часто болел, дела на фабриках шли не лучшим образом, за всеми владениями уследить было трудно, и Гончаров сдавал их в аренду. Бывал или не бывал он в Каблуково, обходился управляющим или нет — мы не знаем, но в мае 1823-го он пишет «Преосвященному архиепископу Дмитровскому и священно Архимандриту Афанасию Богородской округи Радонежской десятины села Клобукова от помещика надворного советника и кавалера Афанасия Николаева сына Гончарова Всепокорнейшее прошение». Он просит разрешения перестроить и подновить за свой счёт сельскую церковь и получает на это добро. Всё это, видимо, было сделано. И память не только о прапрадеде, прадеде, но и о деде Натальи Пушкиной живёт до сих пор в клобуковском храме.
После московского пожара 1812 года Афанасий Николаевич жил, в основном, на Полотняном Заводе. А сын его Николай Афанасьевич, а потом и дети с женой, в Москве на Большой Никитской. И, наверное, сюда, на Большую Никитскую (это где сейчас посольство Испании), из Каблуково время от времени что-нибудь да слали: может, муки (там мельница своя), может, и грибов с ягодами... Но эта помощь шла семье почти безумного уже Николая Афанасьевича только до 1828 года, когда Гончаровы распродали, отдав постепенно за долги свою «империю», и Каблуково перешло к Дорошевичам...
Спасская церковь в селе Каблуково
А теперь следует вернуться к биографии Афанасия Николаевича Гончарова, дедушки Н.Н. Пушкиной, который своей разгульной жизнью и привёл род Гончаровых к разорению. В 1786 г. он был уволен с воинской службы с чином секунд-майора, до 1789 г. был на «статской службе», помощником смотрителя в Вышневолоцкой конторе водяных коммуникаций. В это время за ним числится 4788 душ и около 10 тысяч десятин земли. В середине 1780-х он женился. В 1808–1812 гг. находится на лечении в Австро-Венгрии. В Полотняный Завод А.Н. Гончаров возвратился ко времени сражения под Малоярославцем. В его имении стоял штаб Кутузова и жил какое-то время сам полководец.
Во время промышленного кризиса 1820-х гг. и по бесшабашному характеру, невоздержанности и темпераменту своему наш богач сильно задолжал, оставив наследникам 1,5 млн долгов. И хотя на Всероссийской выставке 1832 г. Афанасий Николаевич получил серебряную медаль за качественную писчую бумагу (бумагой его фабрики пользовался и Пушкин), гончаровское хозяйство он почти развалил. Любил охоты, пиры, балы. На балах, да и не только, волочился за каждой юбкой. Его жена Надежда Платоновна (урождённая Мусина-Пушкина) (1765–1835) довольно быстро от него отдалилась, а затем с ним «разъехалась»
Портрет Дмитрия Николаевича Гончарова
Единственным официальным сыном Афанасия Николаевича (и Надежды Платоновны) был Николай, родившийся в октябре 1787 г. Обитали, видимо, в это время супруги в Москве. Главе семьи 27 лет, жене 22 года, и она, как выясняется, не единственная у него женщина. В то же время сожительствовал он и с некой фрау, немкой, как говорят, — с гувернанткой. А может, и не немкой, а выданной для порядка (как и делалось) замуж за немца, некого Мюнтеля. Этого мы не знаем, но знаем другое: вскоре вслед за законным сыном появился на свет Божий сын «незаконный» — «дитя природы», как говорят французы, — Август Мюнтель. Было это в августе следующего 1788-го. Скорее всего, дал Афанасий Николаевич и этому сыну, Августу, хорошее образование (Николай окончил университет). А когда разъехался окончательно с женой, то Мюнтеля, видно, держал при себе, так он потом и остался с внуком Дмитрием, которому досталось всё гончаровское дело, но дело уже разваливающееся, упадок которого не смог полностью остановить экономически подкованный Август...
Но вернёмся к источнику, с которого начали. В книге «Вокруг Пушкина» мы, наконец, находим некоторые подробности о Мюнтеле. Речь идёт о переписке детей Николая Афанасьевича Гончарова, а их шестеро: Дмитрий (1808–1859), Екатерина (1809–1843), Иван (1810–1881), Александра (1811–1891), Наталья (1812–1863), Сергей (1815–1865). Напомним, что авторы её не знали (как нам теперь известно), ни о месте упокоения Мюнтеля, ни о годах его жизни. Поначалу они не знали даже и о том, кто такой Мюнтель...
«В письмах всех Гончаровых, — пишут авторы, — часто упоминается некий Август Иванович Мюнтель. Это человек, несомненно, близко стоящий к семье, однако отношение к нему двойственное: если сёстры постоянно подшучивают над ним, то братья, Наталья Ивановна и Николай Афанасьевич относятся к нему очень внимательно, по крайней мере, в письмах, которые он может прочитать. Братья и сёстры много ему пишут. Августу Ивановичу дарят дорогую верховую лошадь. Он, судя по письмам сестёр, ездит на охоту на их лошадях. Наталья Ивановна в письмах к Дмитрию Николаевичу постоянно просит передать привет Августу Ивановичу. 6 июля 1834 г. она пишет: "Привет Августу Ивановичу, доволен ли ты своим бухгалтером ?"».
Художник Ж.Б. Сабатье. Портрет Екатерины Николаевны Дантес де Геккерен (урожденной Гончаровой). 1838 г.
Но для простого бухгалтера внимание, оказываемое Гончаровыми Мюнтелю, слишком велико. И вот недавно нами было обнаружено письмо, проливающее свет на эту загадочную личность. В одном из писем Ивана Николаевича из Царского Села к старшему брату мы читаем:
" ...До сих пор у меня нет его (Сергея Николаевича — М.Д.) адреса и я не знаю, как переслать ему письмо Ав. Ив. Позволив себе распечатать послание, чтобы узнать московские новости, так как у этого господина всегда имеется куча новостей, я там, между прочим, узнал, что знаменитый отпрыск с госпожой своей матерью обосновался в имении Ильицино" (одно из поместий Гончаровых в Зарайском уезде Рязанской губернии — М.Д.).
На основании этого письма можно было предположить, что Август Иванович Мюнтель был незаконным сыном Афанасия Николаевича, вероятно, от гувернантки-немки. Это предположение полностью подтвердилось. В Музее А.С. Пушкина в Москве имеется копия с портрета неизвестного лица. На обороте этого небольшого акварельного портрета надпись: "Дедушки Дмитрия Николаевича дядька немец Август Иванович". На нём изображён щегольски одетый молодой человек, очень похожий на Афанасия Николаевича. Но кто он такой, до сих пор не было известно. Обнаруженные нами письма Гончаровых помогли атрибутировать портрет».
Портрет Мюнтеля имеется в оригинале книги Ободовской и Дементьева. Дядька-то оказался дядей, а если немцем, то наполовину, на самом деле — православным человеком, у православной церкви и покой нашедшим...
Авторы этой книги, не зная возраста Августа Ивановича, делают неверный вывод: «Очевидно, Август Иванович воспитывался вместе с братьями и сёстрами Гончаровыми (отсюда их хорошее знание немецкого языка). Становится понятным и его положение в семье: не будучи юридически признанным сыном А.Н. Гончарова, он, по-видимому, своим отцом был поставлен в такие условия, что семья вынуждена была считаться с его фактическим родством. И не случайно в одном из писем Александра Николаевна иронически прибавляет дворянскую частицу "von" к его фамилии. Но если старшие члены семьи ведут себя по от¬ношению к Августу Ивановичу сдержанно и любезно, то этого нельзя сказать о младших сёстрах. Они постоянно над ним смеются. Наталья Николаевна его, несомненно, не любит, называет мерзким, пошлым дураком и охотно принимает участие «по старой привычке Августа дурачить" в шутках своих сёстер».
Портрет Сергея Николаевича Гончарова
Конечно, Август Иванович, будучи на 20 лет старше старшего из сестёр и братьев Гончаровых, не мог воспитываться вместе с ними, а вот посодействовать им в немецком — мог. Относительно шуток и тона Натальи по отношению к Августу Ивановичу, кажется, авторы не совсем правы. Совершенно точно — сёстры и братья относились к незаконному дяде не вполне серьёзно. Что, возможно, определялось характером самого Августа Ивановича. Ну а шутка Натальи Пушкиной 12-го ноября 1834 года, на первый раз кажущаяся грубой, при внимательном рассмотрении оказывается довольно добродушной.
«Куму моему Сергею Гавриловичу мой поклон, а Августу, дураку, пошлому, несносному, мерзкому, вместо поцелуя откуси нос. Катинька же всем кланяется, кроме Августа. Сашинька напишет Августу письмецо уведомить о скорой кончине, только вы не смейтесь и ничего ему о том вперёд не говорите. Он придёт к тебе сообщить эту новость по секрету, потому что Саша нарочно запретит ему показывать письмо, чтобы тебя не волновать. Он его получит с той же почтой, что и ты получишь моё, поэтому непременно постарайся, чтобы он тебе показал своё письмо, это разгонит немного твою скуку, ты по крайней мере посмеёшься. Старая привычка Августа дурачить. Пожалуйста, скажи Августу, когда ты получишь это письмо: "Как странно, все сёстры мне пишут, а от Сашиньки ни слова, не случилось ли с ней чего-нибудь?" Тебе же она просит передать, что она предполагает написать тебе с первой почтой и что она больна только для Августа. Прощай, дорогой Дмитрий, будь здоров, не забывай нас и женись как можно скорее...»
Вполне возможно, что Август подшутил над Натальей и сёстрами как-то не очень ловко. Выражения её, безусловно, говорят о близких отношениях с ругаемым, с которым обычно они целуются, а тут вот .... А тут они разыгрывают Августа, добродушного, похоже, может — и не очень далёкого, или просто простодушного . Кстати, сёстры Гончаровы пишут ему письма, и он пишет им тоже...
Неизвестный художник. Портрет баронессы Александры Николаевны Фризенгоф (урожденной Гончаровой)
18 апреля 1835 г. Александра в письме Дмитрию сообщает: «Мы после твоего отъезда получили два письма от Августа на твоё имя, но, прочитав их, решили, посоветовавшись, что они маловажные и что помимо того ты найдёшь другие экземпляры в Москве и в других местах, и они были уничтожены. Однако как женщины, а следственно, сплетницы, мы там нашли довольно интересные анекдоты, поэтому дозволено мне от всего нашего общества просить господина Августа фон Мюнтеля продолжать присылать иногда свои повествования. Поэтому я напишу ему пару слов насчёт этого, он будет счастлив; только пусть он не думает, что ему будут отвечать аккуратно, нет. Мы хотим основать нечто вроде иностранного журнала, и вот он будет редактором, скажи ему об этом...».
Интересные сведения? Весьма! Мюнтель не просто хорошо осведомлённый (часто бывает в Москве или даже живёт там) и грамотный человек, а ещё неплохо и излагает, пишет, может быть даже редактором в некоем семейном журнале-альманахе Гончаровых. Он не сильно обидчивый (в силу специфичности своего положения в семье), но одновременно и обладает известным самолюбием и, может быть, даже какой-то гордостью. Его стараются не задевать, когда он может сам что-то прочитать (а это значит, что ему в какой-то степени доступны или известны приходящие письма членов семьи, что он тоже член семьи), но дружески разыгрывают и подшучивают ребячески над ним.
И он состоял при Дмитрии Николаевиче вроде как бухгалтером. Это можно сейчас расценивать за некую иронию, но дело в том, что тогда слово бухгалтер было редким. Бухгалтер, а не приказчик-счетовод в лавке или амбаре купца, было явлением нечастым. Скорее всего, фактически был он не просто бухгалтером, а в какой-то мере, смеем предположить уже по положению его, коммерческим директором семейной фирмы Гончаровых — большого, сложного и сильно запущенного дедом хозяйства...
По-видимому, личные свойства Августа Ивановича дополняли и исправляли многое в «генеральном директоре» Дмитрии Николаевиче, которого авторы той же книги характеризуют с деловой стороны далеко не лучшим образом: «На основании фамильной переписки можно сделать вывод, что Дмитрий Николаевич был человек добрый, но слабохарактерный, временами вспыльчивый и упрямый. Его отношения с сёстрами были дружескими и родственными, но упрямство брата часто их раздражало...»
Иван Николаевич Гончаров 1870-е гг.
Итак, после тщательного прочтения и некоторого анализа приведённых в книге писем у нас вырисовывается следующий образ, возможно, и не объективный, но всё же более или менее конкретный: Это симпатичный, очень похожий на деда сестёр человек средних лет, находящийся почти всё время рядом с главой клана Дмитрием Николаевичем и играющий в экономических делах Гончаровых важную роль. Можно назвать его бухгалтером, а можно и коммерческим директором. Он ведёт совсем непростой образ жизни (дорогие верховые лошади, охота, московские новости и т.д.). Его племянники и племянницы (пусть и не официальные, а реальные) жили с ним в одной семье или очень близко, а когда уехали в Петербург к Пушкиным, то часто с ним переписывались, называя обычно по имени-отчеству (иногда и господином), по-семейному подшучивая, одновременно отдавая должное его осведомлённости (по-видимому, он немало времени проводил не только в Полотняном саду, но и в Москве), его рассказам («анекдотам»), что лишний раз говорит о его владении словом...
Знакомство с опубликованными письмами Гончаровых, однако, не даёт практически никаких сведений о матери Мюнтеля и его семье. Мы можем здесь только делать более или менее вероятные предположения. Родив от Афанасия Николаевича «знаменитого отпрыска», как в шутку называют его племянники, она, видимо, не жила очень долго рядом с отцом своего ребёнка, который не разъехался ещё со своей законной женой. В 1808 г., когда он расстался с супругой, Августу было уже 20 лет, а матери его, видимо, порядка 40. В этом году «дед» уезжает за границу, проводит там почти четыре года и привозит оттуда, похоже, новую избранницу, уволив от управления фабриками и имениями сына: «Старик привёз из-за границы любовницу-француженку, и ему нужно было бесконтрольно распоряжаться деньгами. Он требовал от семьи всяческих знаков внимания к своей любовнице. Атмосфера в доме сложилась нетерпимая, и Николай Афанасьевич уехал в Москву...» Жена его, мать сестёр и братьев Гончаровых, в 1820-е гг. перебирается в Ярополец. А вот Август, можно думать, остался в Полотняном Заводе, при их деде, а своём отце. Про того в начале 1830-х Пушкин писал своему другу Нащокину: «Дедушка свинья... он выдаёт свою третью наложницу замуж с 10 000 тысячами приданого, а не может заплатить мне моих 12 000 и ничего своей внучке не даёт».
Так что «дедушке-свинье» было тогда уже не до бывшей своей любовницы. Про неё мы пока достоверно и знаем только, что в 1830-е гг. она вместе с сыном проводит одно, по крайней мере, лето (1834, ?) в одном из имений Гончаровых — скромном Ильицыне недалеко от Зарайска тогда Рязанской губернии.
Там в 1828 г. гостила и Наташа, будущая Пушкина (писала тогда отсюда письмо дедушке Афанасию Николаевичу с большой благодарностью: «Любезный дединька! Я воспользуюсь сим случаем, дабы осведомиться о Вашем здоровье и поблагодарить Вас за милость, которую Вы нам оказали, позволив нам провести лето в Ильицыне. Я очень жалею, любезный дединька, что не имею щастия провести с вами несколько времени подобно Митеньки. Но в надежде скоро Вас увидеть, целую ваши ручки и остаюсь навсегда Ваша покорная внучка Наталья Гончарова. Ильицыно сего 17 июня 1828 года».
Ну а когда уже Август с матерью отдыхают в этой усадьбе, женщине, как можно легко вычислить, за 60 лет... Чтобы сориентироваться в датах, заметим, что законная жена Афанасия Николаевича Надежда Платоновна, с 1808 г. с ним не жившая, умерла в 1835 г. 70-лет. Ну и для исторического колорита стоит напомнить, что хоть и по другую сторону от Зарайска, но если напрямую, то всего в 21 км от Гончаровых и Мюнтелей то лето проводил в имении отца Даровое и юный Фёдор Достоевский.
Про жену и семью Августа известно не многим более, чем про мать. Г.В. Ровенский в своей книге даёт, правда не очень чётко, ссылку на один документ в фонде Гончаровых в РГАДА (опись 3, дело 3078) — письмо, по-видимому, 1869 г. некой В.Н. Мюнтеле (на литовский, похоже, лад) Ивану Николаевичу, единственному тогда оставшемуся в живых Гончарову. Это письмо необходимо обязательно найти и прочитать. Но пока не прочитали... Про потомство А.И. Мюнтеля мы тоже пока ничего не знаем.В московских и петербургских адресных справочниках следов потомства Августа Ивановича не обнаруживается.
Ну а теперь от Полотняного Завода, Яропольца, Ильицыно, Москвы и Каблуково вернёмся в близкую и почти родную нашу Стромынь. И зададимся вопросом: какое отношение к этому месту имеет Мюнтель? Пока можно строить одни только предположения. Хоронить у приходского храма раньше было принято только прихожан, и уж по крайней мере живших в приходе. Приход Стромынского храма состоял из семи или восьми деревень, часть их была государственными, часть владельческими. Может, Мюнтель был управляющим у кого-то в имениях? А может, и сам стал помещиком? Но предположения делать можно, пожалуй, только в отношении Стояново, ну может быть, ещё и Дубово, к ним употребляется слово «сельцо», и в них, похоже, были и барские усадьбы. Мы знаем точно, кто был там хозяевами в 1812 году и в 1852-м, а в промежутках — не всегда или не всех...
Нет пока ответа на вопрос, не было ли среди ближайших помещиков родственников или знакомых Гончаровых? Может, и с Усачёвым, долголетним гончаровским арендатором, у Мюнтеля были какие-то дела? У Д.Н. Гончарова с ним была долгая тяжба относительно бумажной фабрики на Полотняном Заводе. В Подмосковье И.Т. Усачёв закрепился тоже: поставил на реке Воре, недалеко от Стромынского тракта, свою собственную бумагоделательную фабрику...
Ещё вариант — Стромынская церковь построена была в 1821–1827 гг. «на средства прихожан». На средства простых прихожан никогда ничего значительного построено не было, находились, как правило, состоятельные люди, а иногда и государство помогало, что в данном случае вполне могло быть, ибо село принадлежало ведомству Госимуществ. Жертвователем или видным участником строительства и вполне мог быть наш Мюнтель? Необходимо исследовать документы, связанные с храмом, за эти годы — 1820-е, 1830-е, 1840-е... Да, много ещё чего надо смотреть. «Прописку» Мюнтеля, что очень важно. Судя по всему, Мюнтель жил в 1830-е гг. или в Полотняном Заводе, с отцом его Афанасием Николаевичем до смерти последнего в 1832 г., или в Москве, где тоже, по всей видимости, у Гончаровых была какая-то контора, а ещё раньше фабрика в Серебрениках. В 1830-е гг. Гончаровым принадлежало большое владение между Большой и Малой Никитскими. А где жил Мюнтель в последние годы жизни?
Ближайшие к Стромыни владения Гончаровых в Каблуково и Литвиново (от Каблуково до Стромыни, если напрямик, конечно, 15–16 км, по дорогам кружным, конечно, больше) нами уже упоминались. С большой вероятностью Мюнтель мог бывать в богородских имениях Гончаровых. Но, как мы уже знаем, имения эти были проданы в 1828 г. Может, по старым связям, он всё же имел небольшую усадебку близ Стромыни?
Успенская церковь в селе Стромынь
Итак, нам пока неясно, как попал Август Иванович в Стромынь. Образовалось ли в её окрестностях у него собственное именьице, или был он управляющим (но крупных землевладений здесь не было). Или каким-то случайным, мистическим (но нет ничего у Бога случайного!) образом имел отношение к Успенскому храму, рядом с которым и завещал похоронить себя — и с этими вопросами надо разбираться...
Но сейчас ясно одно: у стромынской церкви лежит дядя Натальи Николаевны Гончаровой-Пушкиной, с которой у него были дружески-родственные отношения. И ещё ясно, что связывает нас этот стоящий у храма скромный памятник не только с семейством Гончаровых, интересным и значительным в русской истории, но и с самим — Александром Сергеевичем Пушкиным! Ведь они и лично вполне могли быть знакомы (хоть наверняка не так близко), и по Москве, и по Полотняному Заводу, где Пушкин, как известно, бывал в 1830 и 1834 годах..
Поделитесь с друзьями