Черноголовская газета № 43 (847) 25 октября 2007 года
Настоящий взрывник
К 70-летию Д.А. Нестеренко
Михаил Дроздов
Дмитрий Александрович Нестеренко
21 октября доктору химических наук Дмитрию Александровичу Нестеренко исполнилось 70 лет. И ровно в этот день 46 лет назад он был зачислен в ФИХФ-ОИХФ-ИПХФ. Здесь многие его знают. Последнее время он болел и частенько его можно было видеть на костылях, но ковылял он на работу. Сейчас ходит, слава Богу, получше. Не болеть больше, укрепить здоровье и успешно продолжать свои научные исследования искренне желают доктору Нестеренко его коллеги и родные, а к ним присоединяется и наша газета, в каковой юбиляр, кстати, не раз печатался. С юбилеем Вас, Дмитрий Александрович!
В Химфизике он появился осенью 1961-го, вскоре за Л.Т. Еременко, который на многие годы стал его шефом, учителем и коллегой и которого он впоследствии сменил на посту заведующего коренной их лабораторией - Органического синтеза, или ЛОС. Оба они приехали в Черноголовку из Ленинграда, из Технологического института, с одной кафедры. Только один - уже доктором наук, а до этого боевым и не раз награжденным офицером, а второй - недавним студентом, проработавшим лишь год. Но за плечами его были институт, школа и… блокада!
Он родился в Ленинграде и там провел всю войну. Подчеркиваю: всю! Пробыл в блокаде не месяцы, как одни мои знакомые, не год, как другие, а все три, с 41-го по 44-й. А вот получить удостоверение блокадника ему было труднее, чем кому-либо: их домовая книга сгорела. Отец, инженер-электромеханик, работал на военном заводе, умер в 42-м, самом страшном. Пошел в баню (бани были, без них не выжили бы те, кто все-таки выжил) и не дошел, потом уже милиционер принес извещение. Повезло вдове с сынишкой в том, что дом их, на Петроградской стороне, стоял у большого парка. Удавалось там нарвать крапивы (вся шла в пищу) и лопухов (ели корни). Помнит, и как помогал, доходяга малолетний, матери с водой выкарабкиваться на такой труднодоступный тогда берег Невы…
Начал учиться Дима еще в 44-м. Есть фото их класса того времени. Удивительно - учительница изможденная, а у ребят лица круглые, вполне нормальные. Спрашиваю Дмитрия Александровича: почему? Оказывается, как блокаду сняли, то подкармливали в первую очередь детей, остававшихся в Питере. И довольно успешно, как видно.
Пишу эти строчки, когда и на нас всех, черноголовцев, повеяло холодным дыханием "блокады". И суток не прожили мы без тепла, воды, света и связи, а ощущения самые неприятные. Можно представить теперь, каково было ленинградцам?! А вообще говорить о войне Нестеренко не любит. Слишком тяжело. И я вспоминаю 50-е годы и как мужики-фронтовики на наши восторженные расспросы чаще хмуро молчали, курили и никогда ни о каких подвигах не рассказывали, а герои среди них, точно совершенно, были, не все в обозе служили (да, впрочем, и без обоза армия не армия)…
Блокада вошла в него на всю жизнь не только тяжелыми впечатлениями, о которых лучше не вспоминать. Вошла она в него жестоким туберкулезом. И в вузе обучался он по этой причине дольше - уходил в "академку". А поступил он в Ленинградский технологический институт, самое наше первое отечественное высшее заведение по технической части, древнее и славное, славнее только, наверное, Бауманское училище.
Окончил кафедру 0814, это значило ВВ - взрывчатых веществ. Заведовал кафедрой знаменитый профессор Л.И. Багал, ученик Вуколова. А тот был не просто учеником, тот был соратником самого Менделеева и делал вместе с ним бездымный порох.
В институте учился, когда начинались первые стройотряды. В Сибирь они не ездили, а Прибалтийскую ГЭС строили и станции поменьше тоже. Сотрудничал в газете "Технолог", был ответственным за студсектор (а главным редактором, между прочим, был опять-таки ветеран Л.Т. Еременко). Учился он хорошо: сам легендарный Шпак, профессор ЛТИ и директор ГИПХа, ему пятерку поставил. Когда получил диплом "инженера-химика-технолога по специальности 0814", оставлен был при кафедре. Но врачи упорно рекомендовали Питер покинуть.
Куда было податься бедному Нестеренко? Предложения, однако, были. Государственный институт прикладной химии, ГИПХ, предлагал свой филиал в Перми. Но Дмитрий выбрал Подмосковье, Черноголовку, ФИХФ. Черноголовка понравилась сразу и на всю жизнь. И болезнь здесь, среди елей и сосен, отступила, напоминала о себе гораздо реже. Пришлись по душе не только черноголовские природа и погода, но и вся обстановка, ритм жизни. Идешь на работу, дышишь чистейшим воздухом и прикидываешь, чем сегодня конкретно будешь заниматься. А в выходные за грибами и ягодами любил ходить. И куда?! Да на канаву, сразу за институтом, там корзину белых набирал за час, а как-то собрал ровно 100 (сто!) боровиков. Лес просто пленил его. По мере наступления человека грибы и ягоды отступали от человека все дальше к воронкам полигона, а потом и за них. Тогда только взял дачу, уже в Захарове…
Но главным в жизни всегда оставалась работа. Что делал? ЛОС занималась тем же, чем и его родная кафедра. Приходилось стоять у вытяжного шкафа и у боксов, синтезировать то, что в любой момент могло рвануть. Но все же основной его специализацией стало уже исследование действия этих самых взрывчатых веществ. Надо было установить зависимости от химической природы компонентов заряда. И произвести соответствующие расчеты. Нестеренко и его коллеги все эти закономерности установили, вывели, обобщили. Чем сильно облегчили работу синтетикам: уже можно было не тратить огромные усилия и средства на то, на что теория не указывала в качестве перспективных объектов. И не подвергать людей лишнему риску, который всегда в этом тонком и опасном деле был. Особенно важно было предсказание метательного действия взрыва. Короче говоря, все это позволило намечать пути создания новых ВВ. Это было весьма и весьма серьезно. В 1968 г. Дмитрий Александрович защитил кандидатскую, а в 1984-м - докторскую диссертацию. В 1971-м из материнской ЛОС выделилась ЛВС - его уже Лаборатория взрывчатых составов.
Он имел дело со многими знаменитыми взрывниками и пороховиками Советского Союза. Бахирев, Шпак, Гидаспов, Боболев, Новиков, Тартаковский, Дубнов, Файнзильберг, Работинский - все эти фамилии много говорят работавшим в их отрасли. Немало помогал им Александр Сергеевич Козырев из ВНИИЭФа, он же и звал на работу к себе в Арзамас-16, ныне Саров. Большой ученый, заслуженный человек. Д.А. о нем: "У него орденов больше, чем у меня пуговиц на одежде. Уважением пользовался огромным. По-отечески заботился о нас. Передал нам и купола бетонные литые, и высоковольтную установку, и еще кое-что…"
Перечисляет он и сотрудников бывшей своей лаборатории, особенно тепло отзывается о В. Гаранине, В. Хромовой, О. Савченко, Н. Нацыбулиной, В. Косилко, Г. Петуховой, О. Лебедевой, В. Большакове. Трудились в ЛВС в основном женщины, и очень аккуратные.
Да все, что они делали, было важно. И все было закрыто. Мы ничего не знали об их занятиях фактически до публикации в 1992 году книги Ф.И. Дубовицкого "Институт химической физики". Но знали Дмитрия Александровича хорошо по его общественной деятельности. Что же это за деятельность? Ну, общественные, как говорилось, нагрузки несли все подававшие надежды ученые (не подававшие, впрочем, тоже). Федор Иванович на этом поприще "обкатывал", что называется, кандидатов уже не на общественные должности, мудро и строго следил, как у них это получается.
Был Нестеренко председателем профкома ОИХФ. ОИХФ и профком его тогда были еще чрезвычайно тесно связаны со всем поселком. Время "правления" Д.А. в профкоме многим запомнилось тем, что у нас появился первый культурный рынок, лучше сказать - рыночек, это где теперь бутылки принимают. А о депутатстве его чуть поподробнее скажем. Наиболее реальное, что удалось ему в депутатах сделать, - это более или менее наладить "картофельный вопрос". А то построили новое овощехранилище, а картошку продолжали продавать гнилую. Разбирались вместе с Федором Ивановичем: в чем дело? Разобрались, получше тогда стало…
Да, так вот и они - заветные для многих тогда красненькие книжечки. Впрочем, красненьких две, а еще пять - темно-зеленых, но толстеньких, солидных. Это удостоверения депутата поссовета, действительны по: июнь 1979-го, август 1982-го, декабрь 1984-го, июль 1987-го, январь 90-го; подписи председателей - Власова, Ушаковского, последняя - Полетаева. И почти везде - секретаря Ракитской. Тут же указана и льгота: пользуется правом бесплатного проезда на территории поселкового совета. Слабовато как-то… А что же красные? Депутат Мособлсовета 13-го созыва, 1971 г. Это отработано полностью. Про льготы ничего не сказано, но, наверное, те же самые, только по всей области. А вот другое - депутата Ногинского горсовета 21 созыва, действительно по март 95-го года. Это удостоверение историческое, не прослужило оно и половины срока. Пришел Владимир Николаевич на заседание и сообщил, что на всех всего не хватает и вы, ребята, свободны.
Ну, свободны так свободны - вспоминает Д.А. Наукой надо заниматься. Но наступили и для науки тяжелые времена. Вместо ВВ занялись лекарствами. Называлась эта хитрая и изощренная политика ухода и увода от традиционных тематик - проекты МНТЦ. Но выжили - и то слава Богу! Сделали к тому же технологию производства сердечно-сосудистого препарата никорандила. Сейчас вернулся Д.А. к старым почти делам. С А.Н. Дреминым исследуют они пределы детонации жидких ВВ…
Говорил я как-то с многолетним сотрудником ЛОС и ЛВС Виктором Александровичем Гараниным, большим спецом по детонации и взрыву и бывшим завлабом тоже. Об истории их лаборатории, методиках, о Нестеренко, конечно. И когда попросил его совсем кратко охарактеризовать Дмитрия Александровича, то получил ответ краткий и ясный: НАСТОЯЩИЙ ВЗРЫВНИК! Так и назвали мы эту статью.
К сожалению, не обо всем успел я рассказать. Ни о преподавании в школе в 60-е годы, ни о мотоцикле и приключениях на нем, ни о встречах с интересными людьми, ни о работе по организации четырех всесоюзных симпозиумов по горению и взрыву. Не упомянул я и о жене Галине Николаевне, тоже из ЛТИ и тоже проработавшей всю жизнь в ИПХФ, и о дочке и двух внучках. И лелею надежду, что Д.А. вспомнит молодость и сам расскажет когда-нибудь о многом на страницах нашей, не чужой ему, газеты.
Фото из семейного архива Д.А. Нестеренко
Поделитесь с друзьями