Вспоминая «старую гвардию»
Евгений Алексеевич Андрианов (1922 –1998)
Виталий Попов, член Союза журналистов России
Накануне 85-летия со дня рождения старейшей в Ногинском районе газеты «Богородские вести», мне вспомнились люди «старой гвардии», которые делали эту газету в 70-80 годы минувшего столетия. Я стал перебирать в памяти их имена, и сделалось жутко: Евгений Андрианов, Василий Деменков, Герман Третьяков, Павел Басов, Василий Помпа, Юрий Блескин, Евгений Глазков, Валентина Линькова, Николай Свешников - их ведь уже нет в живых! Как все-таки быстротечна жизнь наша на этой суетливой и грешной земле! Оказывается, и я незаметно для себя состарился. Уже более тридцати лет минуло с тех пор, когда в газете «Знамя коммунизма» был опубликован мой первый очерк.
В августе 1973 года я стал студентом первого курса факультета редактирования печатных изданий (ФРПИ) Московского полиграфического института. Учеба на заочном отделении ФРПИ предполагала, что студенты факультета должны работать по специальности. Я пошел устраиваться на работу в редакцию ногинской газеты «Знамя коммунизма». Редактора на месте не оказалось, и меня направили к его заместителю – Евгению Андрианову. Тот просматривал в типографии верстку очередного номера. Старая типография тогда располагалась на улице Рогожской. Узнав о цели моего визита, Евгений Алексеевич произнес:
- Так у нас вакансий в штате нет. Вот если умрет кто… Ты писать-то умеешь?
Где публиковался?
Я сказал, что нигде не публиковался, но посещал до армии литературное объединение «Огонек» при газете «Знамя коммунизма».
- Так ты писатель? Тогда тебе в журнал надо устраиваться или в издательство.
А в газете писатели – избыточная роскошь. Нам корреспонденты нужны, репортеры. Факты, цифры, фамилии. Если ты художник, будешь картинки рисовать, а нам плакаты нужны. И мы еще будем критиковать за то, что буквы у тебя криво нарисованы…
Евгений Алексеевич заметил мою растерянность.
- Ну, ты для начала напиши для нас чего-нибудь, - сказал он. – У нас гонорарный фонд для внештатного актива имеется. Поработай пока внештатным корреспондентом. А там, может, и впрямь кто из нас умрет скоро.
- А о чем написать-то? – спросил я.
Евгений Алексеевич посмотрел на меня с неким сожалением, с каким смотрят на больных или убогих людей. Он работал не только заместителем редактора газеты, но и возглавлял отдел партийной жизни. Этот отдел по традиции вел и материалы по патриотическому воспитанию молодежи. Андрианов глянул на настенный календарь:
- Какие у нас впереди славные даты? Вот – в сентябре День танкиста. Сделай зарисовку о ветеране войны, о танкисте, - предложил он. – Зайди в военкомат, там дадут адрес какого-нибудь достойного ветерана.
В военкомат я не стал заходить, ибо знал бывшего танкиста, который работал в газовой котельной Учебно-производственного предприятия Всесоюзного общества слепых (УПП ВОС). Геннадий Акимович Балахнов был колоритным человеком. Всегда ходил при галстуке. Шляпу носил. Его звали ногинским Мересьевым, ибо у него по колено не было обеих ног. Он ходил на протезах. Как ветеран Великой Отечественной войны, имел в пользовании «Запорожец», на котором лихо разъезжал, положив у заднего стекла ментовскую фуражку - так, чтобы ее было видно. Ходил он, как медвежонок, вразвалочку. Иногда дежурный наряд на улице принимал его за пьяного. А когда его доставляли в отделение милиции или в вытрезвитель, он картинно поднимал брюки и демонстрировал блюстителям порядка протезы. И его отпускали или даже доставлял домой на милицейском газике. Я решил, что он будет достойной кандидатурой для моего очерка.
Моя первая публикация под претенциозным названием «На ком стоит земля русская» в сентябре 1974 года появился двумя подвалами на развороте городской газеты «Знамя коммунизма». Андрианов в очерке почти ничего не правил, лишь вырезал одну из сцен, где Балахнов бахвалился тем, что, находясь в плену, плюнул в лицо немецкому генералу.
- Это малоправдоподобная сцена, - объяснил мне Андрианов. – Учти, ветераны порой любят прихвастнуть, приукрасить свои заслуги. А где правда, где кривда – как проверишь?
Мой первый опус позволил мне вписаться во внештатный актив городской газеты, с которой я с тех пор стал сотрудничать.
В апреле 1976 года редактор газеты Виктор Пителин предложил поработать мне в штате на время декретного отпуска Валентины Линьковой. Предложение было кстати. Я уже учился на третьем курсе, и меня обязывали работать по специальности. Если студент-заочник не работал по специальности, его могли не допустить к защите дипломной работы.
В штате газеты работали 15 человек, среди которых 11 считались творческими единицами. В ней функционировали четыре отдела: партийной жизни, промышленности и строительства, сельского хозяйства, культуры и быта. В каждом отделе работали по два человека. Газета являлась органом ГК КПСС, исполкома горсовета и ГК ВЛКСМ. Выходила четыре раза в неделю на четырех страницах формата А3. И «жрала» достаточно много материала.
Я работал в отделе промышленности и строительства. Моя ежедневная отработка – репортаж или статья на 150 строк и три оперативные информации. Нагрузка была довольно большая, особенно в летний период, когда сотрудники один за другим уходили в отпуск. Мария Сидорова, одна из самых опытных сотрудниц, призналась мне, что к концу недели она чувствует себя выжатой, как лимон. Отпуск, конечно, дело святое. Но если кто-то внезапно заболевал, то отдуваться за него приходилось другим.
Чтобы как-то проиллюстрировать атмосферу середины 70-х годов, царившей в городской газете, вспомню один эпизод. В редакцию как-то ворвался взъерошенный, разъяренный высокий человек лет сорока пяти. Пробежав по коридору, он остановился у раскрытой двери в наш отдел, и заорал на меня:
- Вы правду когда-нибудь писать будете?
- Какую правду? – я оторвался от печатной машинки и с недоумением посмотрел на него.
- Ленину башку снесли, а вы молчите!
Я поначалу растерялся, а потом произнес:
- Нам на этот счет пока никаких указаний сверху не поступало.
- А вы без указаний и шагу ступить не можете? – продолжал возмущаться буйный визитер. – За быдло народ держите? Правду, спрашиваю, когда писать будете?
Что я мог ему ответить? Я понял, чем вызван яростный напор неожиданного визитера.
На Глуховской площади до сих пор стоит первый в мире памятник вождю мирового пролетариата. Местный скульптор-самоучка Федор Кузнецов еще при жизни Ленина вылепил в полный рост его изваяние. Но как раз накануне открытия монумента пришло известие о смерти вождя. Ногинск стал славен тем, что в нем воздвигнут первый в мире памятник Ленину. Возле него принимали детишек в октябрята и пионеры, проводились торжественные мероприятия, возлагались цветы. И стоял Ильич спокойно на площади, никому не мешая. Но в июне 1976 года город облетела весть - Ленину кто-то голову расшиб вдребезги. Многие гадали: кто же посмел совершить столь дерзкую политическую диверсию? Соответствующие компетентные органы быстро во всем разобрались: никакой, мол, диверсией не пахнет. Оказалось, что какой-то тип, выписанный на время из психиатрической больницы под опеку родственников, раздобыл ранним утром где-то лестницу, подставил ее к памятнику, залез наверх и долбанул припасенным ломиком по гипсовой голове Ильича. Она и рассыпалась. Памятник пару месяцев стоял на площади без головы, обернутый белой материей. Пока специалисты-реставраторы новую голову Ильичу не изготовили… (Примечание редакции: не голову, а руку и она было в короткие сроки заменена. )
Этот факт, наверное, стоило бы как-то прокомментировать в местной прессе. Полное отсутствие этих комментариев, вероятно, и вызвало яростное раздражение у ворвавшегося в редакцию человека.
В это время в редакции почти никого не было. Услышав крики посетителя, мне торопился на помощь Евгений Андрианов. Он после фронтового ранения прихрамывал и всегда ходил с солидной тростью. На этот раз вид у него с этой тростью был устрашающим.
- Виталий, да он же пьяный! – возмутился Андрианов. - Звони в милицию!
Взяв телефонную трубку, я стал имитировать звонок в милицию. И посетитель слинял также быстро, как и появился…
Я высказал соображение о том, что, на мой взгляд, этот мужик прав. Какой-то психопат отбил голову у памятника Ленину. Весь город об этом жужжит. А мы молчим. Почему?
Андрианов согласился со мной. Только выразил сомнение, что вряд ли цензор (уполномоченный Мособлгорлита) такой материал пропустит. Он устало опустился рядом на стул, вздохнул и сказал:
- Стоило дать об этом хотя бы информацию. Если бы мы газету для людей делали…
- А для кого мы ее делаем? – не понял я.
- Для горкома партии! – уверенно заявил он. – Вот и приходится вилять перед ним хвостом, как услужливая шавка…
Я развел руками…
Евгений Алексеевич благополучно доработал в должности зам. редактора газеты до пенсии. Жил он с женой, дочкой и зятем на окраине поселка Обухово, в просторном бревенчатом домике с приличным садово-огородным участком на улице Рабочей.
В начале 80-х годов я работал редактором многотиражки в совхозе имени 50-летия Великого Октября, и как-то навестил Андрианова в Обухове. Евгений Алексеевич встретил меня бодрым и оживленным. В глазах плескалась радость.
- Не скучаете по работе в газете? – спросил я.
- Что ты! Я рад, что не работаю в ней! – в его голосе сквозили искренние интонации.
- Чему рады-то?
- Врать больше не надо! – воскликнул Андрианов. - Ты же помнишь, какую туфту нам писать приходилось. А теперь я пишу для себя, для души…
- А что пишите-то? Мемуары?
- Зачем мемуары? – Андрианов будто обиделся. – Я не графоман. Я же краевед неплохой. У меня, знаешь, какой богатый архив? Пойдем, покажу…
Архив помещался, кажется, в двух или трех больших книжных шкафах. В них были папки с пожелтевшими от времени документами, вырезками из газет, фотографии и т.д.
- Вот умру, выбросят все мои домочадцы, - сказал потускневшим голосом Евгений Алексеевич. - Для них этот архив никакой ценности не представляет…
- Да рановато вам о смерти думать, - подбадривал я Андрианова. – Вы только жить и творить начинаете!
Андрианов получал в то время потолочную пенсию – 132 рубля. И утверждал, что примерно такую же сумму зарабатывает на гонорарах от различных изданий, куда он рассылает свои краеведческие и другие материалы. Он показал мне свои публикации в Орехово-Зуевской, Щелковской, Павлово-Посадской и других городских и районных газетах Восточного Подмосковья. Он сотрудничал с забайкальскими краевой и областной газетами, откуда тоже получал гонорары, с журналом «Журналист» и некоторыми другими изданиями.
Евгений Алексеевич в свое время был военным журналистом. Работал корреспондентом газеты «На боевом посту» в Забайкальском военном округе, ответственным секретарем газеты «Родина зовет» Хинчанской стрелковой дивизии. В августе-сентябре 1945 года участвовал в боях с Японией. Освобождал от японцев не только Китай, но и Манчжурию, Монголию. Кроме отечественных наград, Андрианов имел награду Монголии - орден «Красной собаки». С его слов, он все лишь вытащил с поля боя раненого монгольского командира…
Андрианов вообще-то не любил вспоминать о войне. Саша Шпиякин к 80-летию литературного объединения «Огонек» в 1997 году стал собирать материалы для Богородского литературно-краеведческого альманаха. Он попросил у Андрианова дать в этот альманах воспоминания о войне. Евгений Алексеевич о войне вспоминать отказался. Он передал Шпиякину «Обуховские картинки», представлявшие собой четыре историко-краеведческие зарисовки о поселке, в котором в 1922 году Андрианов родился.
В январе 1998 года он умер, так и не увидев «Богородского альманаха», который был издан скромным тиражом лишь в марте 2000 года…
В последние годы мы общались с Андриановым, в основном, по телефону. Работая в 1990-1994 годах редактором «Черноголовской газеты», я давал ход его краеведческим материалам, размечал ему гонорары за статьи. Я гордился тем, что создал в «Черноголовской газете» скромный гонорарный фонд, из которого мог поощрять внештатных авторов.
Евгений Алексеевич говорил, что если он за день не напишет статью, то к вечеру чувствует давящую пустоту, будто он день зря прожил.
- Что же вы каждый день по статье клепаете? – удивился я.
- Да, стараюсь, - отвечал он. – Ну, иногда на статью и два-три дня уходит. Я стараюсь держать себя в рабочей форме. Иначе нельзя. Нельзя расслабляться…
В последние годы своей жизни Евгений Алексеевич стал жаловаться на зрение, на то, что все реже подходит к печатной машинке. А когда человек перестает работать, он перестает и жить…
Архив Евгения Алексеевича не пропал. Его бережно хранит дочь – Наталья Левая, которая ныне является заместителем редактора газеты «Богородские вести»
Поделитесь с друзьями