«Если мы не будем беречь святых страниц своей родной истории, то похороним Русь своими собственными руками». Епископ Каширский Евдоким. 1909 г.

23 октября 2007 года

Люди Богородского края

Растрата

Василий Павлович Деменков (1920–1995)

Виталий Попов, член Союза журналистов России

Седовласый врач, тщательно обследовав худющего парнишку, устало сказал родителям Васи Деменкова:

- Увозите его отсюда. Иначе он умрет. – Его слова прозвучали как приговор. Увидев недоумение и отчаянную жалость в глазах родителей, он чуть мягче произнес. – У него явная предрасположенность к туберкулезу. Питерский климат для него – губителен. На юг бы ему, к морю… И питаться, кстати, ему следует получше…

Родители ночью, когда ребенок спал, держали друг с другом совет. И решили прислушаться к рекомендациям опытного врача. Ведь под угрозой оказалась жизнь Василька – их единственного сына.

Павел, отец Васи, был коммунистом и работал на Путиловском заводе. Утром он поговорил с секретарем партячейки и попросил его направить в «теплые края» в числе «двадцатипятитысячников», мобилизуемых партией для проведения массовой коллективизации. Ему пошли навстречу, и в скором времени райком направил Павла на Украину. Так семья Деменковых оказалась в одном из крупных украинских сел.

 

Коллективизация в этом селе шла бурно, и Павел оказался одним из самых активных ее проводников. У селян, принуждая их к вступлению в колхоз, извлекали не только излишки семенного зерна, не оставляя им ничего для весеннего сева, но и отбирали даже самое необходимое для того, чтобы хоть как-то зимой прокормиться. Все были озлоблены действиями советской власти. И Павлу его ретивости не простили.

Однажды зимним вечером кулаки подстерегли его возле дома, где поселились Деменковы, и разрядили в питерца обрезы. Его жену и сына пощадили, трогать не стали. Так Василек лишился отца.

На Украине в начале тридцатых годов разразился свирепый и жуткий голод. Васина мама, старавшаяся последний кусок отдать сынишке, подхватила какую-то болезнь и очень быстро угасла. Вася стал сиротой. В то время селяне говорили, что голод у них от того наступил, что все отобранное у крестьян зерно эшелонами гнали в Москву и Питер, чтобы прокормить тамошних рабочих. Там, мол, в столицах, жизнь сытная… 12-летний Вася Деменков решил вернуться в город своего детства.

 

Жизнь в Питере оказалась вовсе не такой сытной, какой грезилась мальчишке в деревне. Вася ночевал вместе с такими же оборванцами, как и он, где придется - на вокзалах, чердаках или в тех подвалах, где проходили обогревательные трубы. Более великовозрастные беспризорники обучали пацанов искусству воровства – ведь надо же было им как-то зарабатывать себе на жизнь, да и в общий котел что-то приносить. И стал Вася карманником-щипачем. Кто знает, как бы сложилась жизнь привыкавшего к легким деньгам мальчонки, если бы не Его величество случай. Извлек как-то Вася на толкучке ловким отработанным движением кожаный бумажник из кармана пальто респектабельного гражданина. Быстро слинял и в укромном месте стал проверять содержание бумажника. И обнаружил в нем не только деньги, но и какие-то документы и даже визитные карточки. У него хватило смекалки не тратить деньги, а пойти по указанному в визитках адресу.

Владельцем похищенного бумажника оказался тогда еще малоизвестный актер Николай Черкасов, который впоследствии блестяще сыграл роли Александра Невского и Ивана Грозного в знаменитых фильмах Сергея Эйзенштейна. Черкасов так обрадовался возвращению бумажника, что затащил «честного воришку» в квартиру, накормил его, напоил чаем, расспросил о житье-бытье. Узнав о том, как Вася лишился родителей и стал беспризорником, Черкасов оделся, и лично отвел его в детский дом, шефство над которым осуществляла в те годы ленинградская гильдия актеров кино и театра.

 

В детском доме к Деменкову прилипла кликуха «Вася-сказочник». По вечерам, перед сном, его обитатели требовали рассказать какую-либо страшную историю. Вася любил книги, успел кое-что почитать и поначалу рассказывал какие-то вычитанные им истории, а когда они иссякли, стал выдумывать свои. Впоследствии он прошел творческий конкурс в дом литературного воспитания школьников, занятия в котором вел известный в то время поэт Самуил Маршак. Знакомство с Самуилом Яковлевичем и впоследствии сыграло важную роль в жизни Василия Деменкова.

 

После окончания Великой Отечественной войны Василий Павлович бравым сержантом вернулся в Ленинград. Он воевал в танковых войсках, участвовал в битве на Курской дуге, в штурме Берлина… Молодой фронтовик разыскал Самуила Яковлевича и встретился с ним. Надо было вписываться в мирную жизнь, и Деменков решил посоветоваться с Маршаком относительно дальнейших планов «на гражданке». Он явился к мэтру с орденом и медалями на гимнастерке, с видавшей виды фронтовой тетрадкой, куда Василий в минуты отдыха от боев записывал сочиненные им стихи и военные были. Маршак посоветовал ему поступать на филологический факультет Ленинградского университета, даже написал для него рекомендательное письмо. Деменков успешно сдал экзамены и стал студентом Ленинградского университета.

 

В студенческие годы Деменков неплохо учился и упорно «грыз гранит» филологической науки и других дисциплин. Фронтовиков в Университете уважали не только студенты, но и преподаватели.

В 1946 году вышли печально известные постановления партии о журналах «Звезда» и «Ленинград». Опале и шельмованию подверглись Михаил Зощенко и Анна Ахматова. В СССР началась партийная компания по борьбе с космополитизмом. Коснулась она и Ленинградского университета.

Василий Деменков не был коммунистом, но свято верил в КПСС, не подвергал ее решения сомнению. Он считал: все, что делает партия – правильно. Поэтому он принял поступившее ему от комсомольского вожака предложение поддержать обвинения в космополитизме некоторых преподавателей Университета. Сочинил хлесткую речь и заклеймил их позором на университетском собрании. Не знаю, знал ли он о том, чем это может грозить выбранным в жервы преподавателям? Позднее он стыдился этого поступка и предпочитал никогда не упоминать об этом эпизоде в своей биографии.

В послевоенные годы Василий Деменков познакомился с Константином Симоновым, Виктором Некрасовым и другими фронтовыми писателями и поэтами. В 69 году он показывал мне книгу Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» с дарственной надписью автора: «Другу Васе…» Василий Павлович очень осторожно говорил о дружбе с Виктором Платоновичем Некрасовым. Тот в то время впал в немилость и опалу. Впоследствии его исключили из Союза писателей СССР. Он находился под плотным колпаком КГБ. Телефон в квартире Некрасова на Крещатике,15 прослушивался. Сотрудники КГБ не стеснялись проводить в ней обыски. Писателю грозил арест или выдворении за пределы Советского Союза. Он предпочел эмигрировать во Францию. Покидая Киев, Некрасов изрек фразу, которая впоследствии стала крылатой: «Лучше умереть от тоски по Родине, чем от злобы на родных просторах…»

Виктор Некрасов в 1974 году вынужден был покинуть Советский Союз. Он скончался в Париже 3 сентября 1987 года. Писатель захоронен на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа, где нашли покой многие именитые русские и советские эмигранты.

 

Я учился в одном классе с Володей Деменковым – сыном Василия Павловича. С Володей у нас завязалась дружба, не потускневшая до сих пор, хотя он давно живет на Украине, в городе Ирпень Киевской области. Раньше я довольно часто бывал в гостях у Деменковых. Василий Павлович в то время работал корреспондентом в Ногинской городской газете «Знамя коммунизма». А до этого он несколько лет преподавал литературу и русский язык в Тимковской школе Ногинского района Подмосковья. Какое-то время он жил с женой, сыном и дочкой в деревне Кальтино, откуда была родом его супруга Анна Тимофеевна. Она работала врачом в сельской больнице, а затем в Глуховской больнице на поселке Октября и впоследствии получила трехкомнатную квартиру на улице Текстилей в Ногинске. Сюда и перебралась из Кальтино в конце 60-х годов на новое место жительства семья Деменковых. Меня всегда приветливо встречали здесь и Володя, и его родители.

Однажды Василий Павлович показал мне журнал «Огонек», где был опубликован отрывок из его автобиографической повести, в котором рассказывалось об эпизодах беспризорной жизни автора и о том, как он «удачно» украл бумажник у Николая Черкасова. Василий Павлович показал мне и письмо из журнала «Юность». В этом письме ему предлагали представить свою автобиографическую повесть на предмет рассмотрения ее публикации в журнале. Помнится, я даже вскипел:

- Так что же вы медлите, везите повесть в журнал!

Василий Павлович развел руками:

- Я же ее до конца еще не написал. Да и готовые главы надо еще почистить…

- Так дописывайте!

- Времени все как-то не хватает, - словно оправдывался Василий Павлович. – Я же в газете работаю. Знаешь, сколько она времени пожирает?

В то время я учился в 9 классе и не знал, сколько времени «пожирает» газета. Поэтому с юношеским максимализмом вспылил:

- Да бросьте вы это «Знамя коммунизма»! Повесть важнее!

-  А жить на что? – грустно улыбаясь, парировал Василий Павлович. – Семью-то

кормить надо… Вот выйду на пенсию, - мечтательно произнес он, - времени у меня будет свободного много, тогда я повести и романы писать начну…

 

Признаюсь, что тогда, шестнадцатилетний пацан, я не понимал Василия Павловича. Не понимал, как можно жертвовать прозой ради работы в какой-то районной газетенке. Кстати, именно Василий Павлович, прочитав мои первые опусы весьма неопределенного жанра, рекомендовал мне посетить занятия литературного объединения «Огонек», которое существовало при газете «Знамя коммунизма», размещавшейся в то время в здании горкома КПСС на улице Советской. Вел эти занятия, проводившиеся в конце 60-х годов по воскресеньям два раза в месяц, московский поэт Николай Николаевич Соколов. Мне понравился этот пожилой, кряжистый и умный человек. К моим юношеским и очень несовершенным опусам он отнесся очень доброжелательно, советовал посещать занятия и готовиться к поступлению в Литературный институт имени Горького, в котором он когда-то преподавал и знал многих педагогов. Но я уже тогда нацелился поступать на сценарный факультет ВГИКа и Литературный институт меня почему-то не прельщал.

Изредка посещал литературное объединение «Огонек» и Василий Павлович Деменков. Я до сих пор помню неизгладимое впечатление, которое произвели на меня прочитанные им первые главы из его военной повести, в которых рассказывалось о бегстве трех военнопленных из немецкого концлагеря. Они были написаны сочным языком, не идущим ни в какое сравнение с заштампованными газетными стереотипами. Хотя Василий Павлович газетные зарисовки и очерки о селянах (он работал в отделе сельского хозяйства) писал живым языком. Пожалуй, он был лучшим очеркистом в газете «Знамя коммунизма». Его публикации нередко появлялись в областной газете «Ленинское знамя», в центральной «Сельской жизни» и некоторых других изданиях. К сожалению, повесть о войне он так и не дописал…

Для меня он остался наглядным примером человека, который растратил незаурядные литературные способности в ежедневной и изнуряющей газетной поденщине.

 

Пожалуй, Василию Павловичу повезло – он дожил до вожделенной пенсии. Но ни повестей, ни романов он так и не написал. Выйдя на пенсию, Деменков понял, что прозу уже не тянет. С возрастом любые способности у людей гаснут. И в пенсионном возрасте писателями, увы, не становятся. Реализовывать свои способности надо все-таки в зрелые годы. Для этого необходимо идти на риск и чем-то жертвовать. Очевидно, Василий Павлович этого не понял, не хотел рисковать и транжирил драгоценное время в газетной текучке и суете. Он еще ездил по совхозам, писал газетные зарисовки и корреспонденции, но на что-то большее, увы, уже не тянул. К тому же у него появились проблемы со здоровьем. Дала о себе знать фронтовая контузия - он потерял слух. Публикации его в местной газете появлялись все реже и реже. И на встречах с ветеранами войны, учащимися в школах, с детьми в пионерских лагерях, на которых он так любил бывать раньше, рассказывая ребятам различные фронтовые истории, он бывал все реже и реже…

Василий Павлович умер 17 ноября 1995 года. Я тогда работал заместителем редактора в газете «Яблоко Подмосковья» и был загружен подготовкой очередного номера накануне декабрьских парламентских выборов. И на похороны Деменкова я выбраться, к сожалению, не сумел…

Я попросил председателя городской организации Союза журналистов России, редактора газеты «Волхонка» Наталью Нагогу походатайствовать о материальной помощи семье Василия Павловича. Союз журналистов Подмосковья тогда хирел на глазах, но материальную помощь на похороны от него еще можно было получить. И, действительно, через два или три месяца такая помощь в размере двух или трех тысяч рублей от Союза журналистов Подмосковья поступила. Я передал эту сумму вдове Деменкова Анне Тимофеевне, и она чуть ли не расплакалась от неожиданности. Благодарила меня, хотя сумма-то, конечно же, была мизерной… Я переадресовал ее благодарность Наталье Нагоге. Заскочив в редакцию муниципальной газеты «Волхонка», я, шутя, попросил:

  - Наталья Николаевна, ты уж, когда я дуба дам, выбей и для моей жены энную сумму на похороны…

Услышав мою просьбу, одна из сотрудниц газеты сказала, как отрезала:

  - «ЯБЛОКО» тебя похоронит…


1996 г .

Поделитесь с друзьями

Отправка письма в техническую поддержку сайта

Ваше имя:

E-mail:

Сообщение:

Все поля обязательны для заполнения.