Дальняя дорога

Виталию Григорьевичу Мелентьеву – 100 лет

Виталий Попов, член Союза журналистов России

Нас осталось мало. Мы да наша боль.

Нас немного и врагов немного.

Живы мы покуда фронтовая боль,

А погибнем – дальняя дорога…

Булат Окуджава

Роскошь общения

Как-то на одно из занятий литературного объединения «Огонёк», которое вёл Виталий Мелентьев в подмосковном Ногинске с 1973 по 1984 годы, он принёс журнал «Дружба народов», где был опубликован исторический роман Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов».

– Прочти, – посоветовал он, передавая мне два экземпляра этого журнала.

Потом мы пришли к выводу, что эта вещь Окуджавы – настоящий шедевр, который по-настоящему ещё не оценен отечественной критикой. Проза Окуджавы оказалась настолько изящной, стилистически выверенной, и к тому же столь глубокомысленной, что трудно было ею не восхищаться. Пожалуй, с помощью Виталия Григорьевича я осознал, что такое настоящая проза и стал отличать её от низкопробной литературы. Проза – это живопись, это – музыка, ритм. Это, наконец, вдохновлённый взлёт духа писателя, который парит над грешной землёй, поражая читателей своим творческим полётом. Творчество – это и есть жизнь, а всё остальное – среда обитания, которая иногда может дать импульс для разработки какого-то сюжета.

Сейчас я с ностальгией вспоминаю 70-80-е годы прошлого столетия, когда Виталий Григорьевич Мелентьев руководил в нашем городе литературным объединением «Огонёк». После смерти писателя в 1984 году оно не распалось, но «Огонёк» как бы притух. В городе не оказалось человека, способного заменить Мелентьева. Появлялись некоторые залётные литераторы из Москвы, которые пытались взять на себя роль руководителя литобъединения, но масштаб их личности значительно уступал творческому и человеческому калибру Мелентьева и, на мой взгляд, хорошего контакта с новыми наставниками у местных поэтов и прозаиков как-то не получалось…

Многие из нас только после ухода Виталия Григорьевича осознали (как это, увы, довольно часто бывает) кого мы потеряли. Мы купались с ним в той самой роскоши человеческого общения, которую, наверное, и имел в виду Сент-Экзюпери, и не подозревали, что это и есть роскошь…

Виталий Григорьевич был человеком недюжинного ума и незаурядного таланта. Не боясь преувеличения, могу сказать, что от него исходил некий свет душевной чистоты, доброты, внутренней воли и силы. По-видимому, он обладал неким биомагнитным полем, которое притягивало к нему людей и подпитывало их его неиссякаемой энергией. Редкий эрудит, блестящий рассказчик и собеседник с тонким чувством юмора, он сумел создать в литобъединении такую непринуждённую атмосферу, что мы чувствовали себя не столько его учениками, а, скорее, товарищами, каждого из которых он по-своему ценил. Невозможно забыть прищур его мудрых и добрых глаз, его обаятельную и подчас ироничную улыбку...

Мы вспомнили о первой любви

Незадолго до смерти Виталия Григорьевича очаровательная Маша (наша общая знакомая) пригласила нас к себе на новоселье. Она жила с родителями и сыном в девятиэтажной новостройке Ногинска на улице III Интернационала (дом №59). Каким-то чудесным образом ей удалось получить для себя однокомнатную квартиру в старом кирпичном доме на улице Рогожской. После проведённого ремонта эта квартира стала очень уютной и удобной для приёма гостей.

Мы встретились с Виталием Григорьевичем в условленном месте и перед тем как пойти к Маше, стали обсуждать: что ей подарить на новоселье? Мелентьев предложил:

– Давай купим ей столовый сервис. Тогда она будет нас помнить хотя бы до тех пор, пока в нём не разобьётся последняя тарелка или чашка.

Мы так и сделали. Не помню, как так получилось, что по ходу неторопливой беседы под водочку и вкусную закуску, мы вышли на разговор о первой любви. Маша рассказала, что её любовь завершилась замужеством. Она родила сына. Но её избранник, по-видимому, ещё не созрел до создания семьи. По словам Маши, тот всё куда-то рвался по вечерам и выходным. Маша его спрашивала: «Ты хоть скажи: куда идёшь? К кому?» А он не отвечал. Он уходил в никуда, в зов улицы и ночи… И, в конце концов, их брак распался.

Я рассказал историю о своей школьной влюблённости, о которой спустя четверть века написал рассказ «Кружение чувств». Пятнадцатилетняя одноклассница в письме признаётся в любви юному избраннику и зовёт его на свидание. Когда они встречаются, она подхватывает его под руку, тащит подальше от людских глаз и с нетерпением требует: «Ну, говори!»

Лирический герой в моём рассказе искренне не понимал: чего от него хочет одноклассница, что он должен ей говорить? К нему плыло пылающее чувство влюбленной девочки, ещё нетронутое дурной смесью практицизма, житейской расчётливости и материальной выгоды, а мой герой не знал, что ему с ним делать. Он ещё не созрел для любви и даже сомневался в том, что она бывает. Девочка с грустью ощутила, что влюбилась в недостойный её внимания объект, который и сказать-то толком ничего не может. И они расстались…

Как автор, я не заботился о хитросплетении сюжета, а попытался протянуть через рассказ сквозную мысль о том, что мы частенько представляем себе, что влюблены в какого-то конкретного человека, а на самом деле влюблены не в него, а те чувства, которые он в нас вызвал. А объект возвышенных чувств, быть может, вовсе их не достоин, не соответствует нашим психофизическим и другим параметрам.

История, о которой нам поведал Виталий Григорьевич, произошла с ним в 1939-1940 годах, когда он в составе Красной армии входил в Западную Украину. О секретном пакте Риббентропа-Молотова, делившего европейские страны на «сферы влияния», бойцы и офицеры Красной армии тогда осведомлены не были. С Германией был заключен договор о ненападении. Бойцы Красной армии считали себя не оккупантами, а освободителями угнетаемых хищными эксплуататорами народов Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии, Литвы, Латвии и Эстонии.

Сейчас рассказанную Мелентьевым историю я, увы, помню смутно. Во Львове он, двадцатитрёхлетний лейтенант, отчаянно влюбился в юную еврейку, отец которой владел небольшим магазинчиком. Как известно, советская власть частную собственность не признавала. Отец девушки со своим семейным бизнесом должен был расстаться. К тому же он был против общения дочери с советским офицером. Он мечтал выдать старшую дочь за еврея…

Часть, в которой служил Мелентьев, вскоре перебросили на Карельский перешеек. Советский Союз объявил Финляндии войну. За развязывание этой войны 14 декабря 1939 года СССР был исключён из Лиги наций.

Когда Мелентьев после ранения и госпиталя вернулся с финской войны, он нашёл во Львове свою любимую. Та призналась, что их семья уезжает в Германию. Она назвала ему город, который позднее стал известен тем, что немцы в нём устроили концентрационный лагерь.

– В какую Германию? – возмущался Мелентьев. – Вы спятили! Там же фашизм!

Еврейские девушки сызмальства приучены к семейному послушанию. Мелентьев не мог уговорить свою возлюбленную остаться. Адина с отцом и мамой, младшими братьями и сестрёнками уезжала в нацистскую Германию. И что там ждало эту и другие еврейские семьи?..

Мелентьев был блистательным рассказчиком. Его рассказ отличался от наших чуть ли не шекспировским накалом страстей. Я до сих пор жалею, что «по горячим следам» не занёс её в свои дневниковые записи. Помню, как Виталий Григорьевич с характерной для него мимикой и жестами передавал детали этой истории. Колонна евреев под конвоем наших красноармейцев двигалась к мосту, где должен был состояться их переход через пограничный пост. На другом конце моста расположился пост немцев. Увидев в обречённой толпе Адину, Мелентьев ринулся к ней и попытался выхватить её из колонны. Громко запричитали, возмущаюсь действиями советского офицера, её близкие родственники. Красноармейцы, сопровождавшие колонну, не могли не вмешаться и бросились к Мелентьеву. По его словам, на мосту завязалась драка. Попытка Мелентьева отбить Адину, закончилась тем, что охранники его всё-таки скрутили, и он, ругаясь от бессилия и злобы, видел, как его возлюбленная, оглядываясь на него, со слезами на глазах, уходит с родителями и другими евреями на верное и неминуемое заклание… А стоящие на другом берегу немцы, наблюдая за дракой русских военнослужащих, дружно гоготали…

Помнится, я тогда вскочил со стула и выпалил:

– Виталий Григорьевич! Вам надо об этом непременно написать!

Мелентьев с горечью усмехнулся:

– Пробовал, старик, – сокрушённо признался он. – Не получается! Когда пишешь о том, что реально произошло, выходит суховато и не всегда убедительно. А когда придумываешь – наоборот, всё играет живыми красками!

Позднее я убедился в этом феномене. Убедился и в том, что пишущий человек в период реализации своего замысла похож на беременную женщину. Вы видели выражение глаз и улыбку беременной женщины, когда она чувствует, как в её чреве шевельнулся ребёнок? У писателя такое же выражение глаз, когда в его сознании рождается и созревает замысел какой-то прозаической вещицы. Реальные или выдуманные воображением герои – его дети…

Из перипетий славной биографии

Виталий Григорьевич прожил сложную и яркую жизнь. Он родился 7 августа 1916 года в Петербурге. Его родители (мать – учительница, отец – инженер) после революции переехали в Таганрог, где прошли детство и юность будущего писателя. Он учился в школе, в которой когда-то учился Антон Павлович Чехов. Виталий рос в большой семье, которая рано лишилась отца. С 14 лет ему пришлось пойти работать. В юности он освоил немало специальностей. Трудился слесарем в Таганроге, плавал на судах Азовского пароходства, вместе с артелью мыл на Алтае золотой песок, был грузчиком в Новороссийске и даже разносчиком газет в Батуми. Он какое-то время учился в Таганрогском вечернем авиатехникуме, который так и не закончил. В 1937 году его призвали в Красную Армию. Он окончил специальные офицерские курсы в городе Иваново. После ранения в финской компании и лечения в госпитале Виталий вернулся в воинскую часть, которая базировалась в Карпатах. Здесь его и застало 22 июня 1941 года… Он воевал в артразведке, был военным корреспондентом «Боевой Красноармейской газеты». В боях под Харьковом получил ещё одно ранение. Был политруком роты, корреспондентом газеты «Разгромим врага» 50-й армии, спецкором газеты «Красноармейская правда» Западного и 3-го Белорусского фронтов. Участвовал в боях в Манчжурии в составе 1-го Дальневосточного фронта. Войну завершил в Корее. С 1948 по 1953 годы служил в Чите начальником отдела боевой подготовки в окружной газете «На боевом посту» Забайкальского военного округа.

В 1953 году в звании подполковника уволился в запас и приехал жить в город Иваново. Он работал заведующим отделом культуры Ивановской областной газеты «Рабочий край», спецкором в центральной газете «Труд», в журнале «Огонёк». В качестве корреспондента «Труда» он побывал в 1964 году на легендарном строительстве Усть-Илимской ГЭС на Ангаре в Иркутской области.

Виталий Григорьевич Мелентьев как спецкор газеты «Труд» на строительстве Усть-Илимской ГЭС в 1964 году

Война его не отпускала…

Одновременно Мелентьев стал заниматься прозой. Его первая повесть «Леший хребет», изданная в Иркутске, была посвящена строителям Усть-Илимской ГЭС. Однако война его не отпускала. Вторая и третья книга («Записки рядового» и «Тихий участок») уже были посвящены событиям Великой Отечественной войны. Так он сумел уйти от журналистики и стал писателем. Военная тематика, несомненно, была основной в его творчестве. Об этом свидетельствуют даже названия его произведений: «Фронтовичка», «Разведка уходит в сумерки», «Штрафной удар», «Дневной поиск», «Одни сутки войны». Его последний роман на военную тему – «Варшавка» – вышел в издательстве «Современник» в 1982 году. Вторым изданием роман издан в 1984 году уже после смерти писателя…

То, что Мелентьев писал о войне – понятно и как бы закономерно. Но талант Виталия Григорьевича прорезался и в ином направлении – он стал писать детскую научную фантастику. Для многих коллег по писательскому цеху это казалось непостижимым прорывом. Им было непонятно: как можно было сменить военную тематику на фантастику? Виталию Григорьевичу это с блеском удалось. Его фантастические произведения «33 марта», «Голубые люди Розовой земли», «Чёрный свет», «Обыкновенная Мемба» и другие были изданы не только в СССР, но и за рубежом. Они переведены на более чем тридцать языков мира, включая японский и китайский.

При жизни Виталия Григорьевича вышло в свет 26 его книг. (Хотя остались и ещё неизданные его произведения – такие как повести «Звёзды на рукавах», «Артистка» и другие, рукописи которых, как и его фронтовые дневники, бережно хранит в домашнем архиве вдова писателя Надежда Мелентьева). Можно только поражаться творческой работоспособности этого человека. А сколько душевных сил и времени он отдавал нашему литобъединению?!.

Немеркнущий свет «Огонька»

Виталий Григорьевич очень тактично работал с нами, имея к каждому индивидуальный подход. Много усилий предпринял он, чтобы в издательстве «Московский рабочий» в 1978 году вышла книга «Земля полей, земля людей». Это был первый послевоенный сборник поэзии и прозы подмосковных авторов – как профессионалов, так и начинающих литераторов. Мелентьев включил в этот сборник целую «обойму» поэзии и прозы членов литобъединения «Огонёк». Для многих из них это была первая крупная публикация. В этом сборнике была напечатана повесть шофёра из Электростали Павла Басова «Всего одни сутки», рассказ фронтовика, инженера-электрика из Ногинска Леонида Стрекалова «Дорога в прошлое», рассказ научного сотрудника из Института физики твёрдого тела в Черноголовке Альберта Мелентьева «Прощание с детством», стихи фельдшера Ногинской станции «скорой помощи» Андрея Аинцева, учительницы из Купавны Маргариты Сургучёвой и произведения других прозаиков и поэтов.

Наставник Ногинского литературного объединения «Огонёк» (на фото справа) после занятий в редакции Ногинской городской газеты «Знамя коммунизма» идёт со своими учениками по улице Красноармейской

На заседании литературного объединения

Как умелый наставник, Мелентьев «спровоцировал» актёра Ногинского областного драматического театра Александра Харитонова на написание детской приключенческой повести и даже, по его просьбе, выдал ему первую «забойную фразу». Повесть Александра Харитонова «Ловушка для беглецов» вышла в свет в 1982 году в издательстве «Детская литература». Саша Харитонов, пожалуй, оказался самым способным и настойчивым из всех нас. Выпускник МХАТа, он тогда работал не только в театре, но и снимался в художественных фильмах (в его творческой биографии – значительные роли в фильмах «Зелёный огонёк», «Пламя», «Дикая охота короля Стаха», «Иван и Коломбина» и в других). Однако тяга к литературному труду оказалась сильнее, и Саша ушёл из театра на «свободные хлеба»…

Болезнь подкралась незаметно…

У Виталия Григорьевича был рак горла. На ранней стадии развития болезни ему сделали операцию, которая, насколько мне известно, прошла вполне успешно. Казалось, он одолел страшную болезнь. Когда ему исполнилось 60 лет, его вторая жена Надежда родила ему дочь. Надежде он посвятил один из лучших своих фантастических рассказов – «Индия, любовь моя».

Казалось, ничто не предвещало беды. О прошлой болезни напоминал лишь чуть хрипловатый голос, что, впрочем, можно было объяснить тем, что Виталий Григорьевич много курил. Я и сейчас вспоминаю его с неизменной «беломориной» в зубах или зажатой между двумя пальцами, как он, отмахиваясь от папиросного дыма, что-то читает или увлечённо рассказывает нам. На одном из своих первых рисунков дочь Вера нарисовала папу с папироской в зубах…

Через полтора десятка лет смертоносная болезнь вновь напомнила о себе. На этот раз он не мог с ней справиться, хотя очень мужественно боролся до самого конца. Он медленно умирал – без жалоб и капризов, щадя своих близких. И шутил даже тогда, когда был прикован к постели.

– Ты знаешь, какой шикарный сон я видел сегодня ночью? – рассказывал он мне, когда я посетил его в деревянном доме на 10-й Доможировской улице, где писатель жил с женой и дочкой. – Я был в Австралии. Представляешь, какая там природа, какие краски? Я кенгуру поймал за хвост! Я не знал раньше, что у них такой жирный хвост!..

Никогда не забуду слов, которые сказал мне Виталий Григорьевич незадолго до своей кончины: – Не смерть страшна, старик, – произнёс он еле слышно, так как говорить в последние дни мог очень тихо, – страшно, что вместе с тобой умирают нереализованные замыслы. Жаль, что осуществить их уже не смогу…

После смерти Виталия Григорьевича, по инициативе Александра Харитонова, мы скинулись (кто, сколько мог) на мраморную памятную дощечку писателю. Мы хотели, чтобы она была прикреплена к стене Глуховского рабочего клуба хлопчатобумажного комбината, где в последнее время он вёл занятия литобъединения. Дощечка к годовщине со дня смерти писателя была изготовлена. Но для её официального установления нужно особое распоряжение, которое тогда мог дать только ГК КПСС. Саша Харитонов по этому поводу ходил на приём к заведующему отделом пропаганды и агитации горкома КПСС Владимиру Наумову. Тот ему отказал, сославшись на то, что у Мелентьева, дескать, были какие-то нелады с КГБ, что не такой уж он и значительный писатель, чтобы ему мемориальные доски устанавливать, и что он – не наш, не ногинский… Эта дощечка долго хранилась в квартире Харитонова в Заречье, пока тот не переехал жить в Москву…

Добрая память о Виталии Григорьевиче осталась у всех, кто его знал. К сожалению, жизнь бежит так скоротечно, что уже ушли из жизни многие его ученики, соратники и друзья. Уже нет в живых Павла Басова, Леонида Стрекалова, блестящих поэтов Юрия Стукалова, Жени Глазкова, Саши Мымрина, доктора технических наук из Черноголовки поэта и прозаика Вячеслава Ерофеева. Кажется, что совсем недавно мы собирались вместе, вспоминали Виталия Григорьевича, и, расчувствовавшись за рюмкой водки, пели его любимую окуджавскую песня «Маркитанка»:

…Руки на затворе, голова в тоске,

А душа уже взметнулась вроде.

Для чего мы пишем кровью на песке?

Наши письма не нужны природе…

А книги Виталия Григорьевича до сих пор нужны людям. Отрадно, что его произведения до сих пор переиздаются в нашей стране. В 1994-95 года московское издательство «Армада» выпустило в свет в серии фантастики книги Мелентьева «Голубые люди Розовой Земли» и «Чёрный свет». В 2015 году в издательстве «Азбука» в Санкт-Петербурге вышла книга, где под одной обложкой изданы трилогия фантастических повестей Мелентьева.

Недавно в Ногинск заглянул член Союза писателей России, член Русской писательской организации Латвии Геннадий Яковлев, который сейчас проживает в Риге. В Ногинск его привела память о Виталии Григорьевиче. Будучи офицером, он в семидесятые годы служил в Ногинске и посещал литературное объединение «Огонёк». Впечатления о разговорах и беседах с Мелентьевым оказалась у него настолько сильными, что он в написал и издал в Риге в этом году книгу, которую посвятил своему литературному наставнику. Эту книгу он подарил вдове и дочери писателя, местным библиотекам, оставшимся в живых друзьям и знакомым Мелентьева.

Что остаётся после смерти писателя? Да, остаются его произведения. Но остаются и его ученики. Некоторые люди, которые когда-то были учениками писателя и имели счастье общаться с ним, сейчас стали директорами или редакторами различных издательств. Они связываются с вдовой писателя, и, с её ведома, издают его книги. Надежда Никаноровна бережно хранит творческое наследие мужа, дарит экземпляры его вновь изданных книг друзьям, знакомым, библиотекам.

Виталий Григорьевич Мелентьев оставил после себя яркий свет. И этот свет до сих пор согревает души тех, кто его знал и любил. Думаю, что его творческому наследию суждена долгая жизнь и дальняя дорога…

Фото Дмитрия Абрамова и из семейного архива писателя

Поделитесь с друзьями