Праздники и торжества
Е.В. Жукова
Е.В. Жукова. Старый Павловский Посад. Москва, «Книга», 1994 г.
Общественная жизнь в городе носила характер всеобщего воодушевления и участия. Сотни людей желали смотреть представления, слушать лекции, посещать литературно-музыкальные вечера. Публика не вмещалась в зрительные залы.
Как любили в Павловском Посаде лекции! «Жизнь на Марсе»! «Флора и фауна Австралии»! Обыватель шел и слушал про загадочные планеты, про Марс и Австралию. В любую непогоду сотнями шел народ в самый большой в городе зал реального училища, чтобы услышать, узнать, «что такое жизнь и как она произошла».
Лекторы приезжали из Московского народного университета по приглашению Общества распространения образования. Чтение лекций происходило в купеческом клубе или в здании реального училища. Зал купеческого клуба часто не мог вместить всех желающих, а их приходило много, несмотря на высокие цены в 35 и 50 копеек. Средства от лекций шли на благотворительные цели.
Лекции читались разнообразные: политические, литературные, научные, педагогические и всякие другие. «Америка и американцы», «Инстинкт и ум животных», «Солнце и его влияние на жизнь земли» – обо всем этом повествовали столичные лекторы. Леонид Андреев, Лев Толстой и Сперанский становились предметом самого пристального внимания павловской публики.
Дамы обожали Заозерского. Он читал лекции на литературные темы, о любви, о тургеневских девушках, о Наташе Ростовой. Просто и доходчиво г. Заозерский объяснял павловопосадским слушательницам, что в каждой из них – Татьяна Ларина, что павловские женщины и героини русских романов испечены из одного и того же теста и представляют неоспоримое единство духовного лика русской женщины.
В марте 1913 года Н.А.Заозерский скоропостижно скончался. Богородская уездная газета посвятила его памяти такие строки: «Эту личность павловская публика не забудет, не только как блестящаго лектора, но по-преимуществу как человека, заронившаго в души многочисленных слушателей семена правды, добра и красоты. Заозерский был не просто лектор, это был учитель жизни, проповедник истины. Он старался оторвать внимание аудитории от обыденщины, от мелких и низменных интересов и поднять слушателя в высь вечных идеалов».
Но начало века в России было временем весьма нигилистическим и революционным. Все смелее становились темы лекций: «Смутное время на Руси триста лет назад», «Основы современнаго государства», «Свободное воспитание», «Зарождение жизни». Некоторые из них запрещались городской администрацией, но ах, как это возмущало передовую и жаждущую просвещения павловскую публику: «...то, что разрешается в Москве к изложению перед простыми, частью безграмотными рабочими, то уже воспрещается для чтения людям интеллигентным, умеющим критически относиться к воспринимаемому, но имеющим несчастье жить в 60 верстах от Москвы по Нижегородской железной дороге». И казалось тогда, что нагнетание политического неблагополучия и недавний 1905 год можно объяснить тем, что народ не способен разобраться в массе идейных течений, а поэтому нужно снимать запрет с «научнаго знания». Казалось, что запрещение лекций объяснимо было раньше, до учреждения Думы, в доконституционную пору, а теперь павловский обыватель – избиратель и выборщик, в некотором смысле вершитель судеб, на предвыборных собраниях ему говорили: «...нам нужны такия депутаты, которые были бы в одно и то же время и черносотенцами, и социалистами, и правыми, и левыми, и огонь, и вода, и мед, и деготь...».
Чувствуя настоятельную необходимость разобраться во всем этом, павловский обыватель ходил на лекции. А там грамотные и умные лекторы осмысляли исторический процесс, знакомили аудиторию с идейным и политическим наследием, представляли обзор реформаторских планов Сперанского, трактовали Павловские времена и Екатерининскую эпоху, но, в общем, все сводилось к тому, что при Павле опека над жизнью граждан приняла невозможные размеры, при Екатерине было полицейское государство, крепостное право и самовластие вельможных чиновников – два чудовища, душившие русскую жизнь, цитировали западноевропейских мыслителей и Герцена и логически подводили к осознанию необходимости реформ, но в завершение замечали, что в истории нет скачков, как и в природе, что история – продолжение органического процесса. Тут нелегко было сориентироваться. Но избиратель куда надо шел и вершил, но жили, впрочем, не только этим.
Кроме ораторов со взбудораженными мыслями в город приезжали с концертами московские артисты. Когда в апреле 1913 года в зале реального училища пел духовный хор Ивана Ивановича Юхова, послушать церковное пение пришло множество людей. Павловская публика была отчасти подготовлена к такого рода концертам, так как при соборе Воскресения Христова существовал в те годы отлично организованный хор с удачно подобранными голосами, руководимый специалистом, регентом Макаровым, и поддерживаемый материально В.Н. Грязновым. Заинтересованная и отзывчивая публика прекрасно воспринимала наивно-трогательное пение московского хора, вызывавшее легкую грусть. В хоре участвовало 26 человек с преобладанием женских голосов. Исполнялись кантаты Ипполитова-Иванова, композиции Чеснокова и других авторов.
В феврале 1913 года в городе был устроен литературно-музыкальный вечер артистической секции народного университета. В музыкальном отделении выступали профессор консерватории Вейс и артист Большого театра тенор Самарский. Послушать их можно было по самым умеренным ценам – за 25 копеек. Средства от концерта шли в пользу несостоятельных («недостаточных») учеников реального училища и гимназии.
Председатель общества распространения образования Ф.Г. Краснов в январе 1912 года обращался в редакцию «Богородской речи»: «Прошу в ближайшем нумере газеты поместить благодарность любителям, участвовавшим в спектакле, устроенном 11 декабря в пользу общества, а также лицам, содействовавшим успеху спектакля; при этом правление сообщает, что от продажи билетов, программ и проч. выручено всего 482 рубя 75 копеек, и за покрытием необходимых расходов остающаяся чистая прибыль – 375 рублей поступила в пользу общества Образования».
Здание реального училища, принадлежавшее Обществу распространения образования. Фото 2007 года
Местными силами с участием богородских и павловопосадских артистов также организовывались благотворительные вечера, собиравшие немало публики, проходившие с аплодисментами, подношениям цветов местным исполнительницами Кобылиной и Папаяновой.
2 декабря 1912 года в Богородском уезде был устроен «Славянский день», в который народ жертвовал деньги в пользу воюющих балканцев. Для сбора средств в Павловском Посаде организовался комитет под председательством Ф.Г. Краснова. В состав комитета вошли лица из местной интеллигенции и фабриканты (А.Е. Соколиков, И.С. Терлецкий, В.В. Болдин, Г.Е Гаврилов, А.П. Быстров, С.В. Певницкий, П.Ф. Пелевин, священник А.Г. Воскресенский, М.Д. Папаянов, Г.А. Смирнов, М.П. Смирнов). Сбор осуществлялся в Павловском Посаде и 32 окрестных деревнях. Всего в тот день было роздано 50 кружек. Пятьдесят нарядных красавиц под звуки славянского марша рассеялись по городу. Девушки собирали деньги на базаре, ходили по домам, жертвовали в кружки прохожие на улицах.
В 7 часов утра у церквей началась продажа флажков и продолжалась до самого позднего вечера, а в электротеатре – до 12 часов ночи, до конца сеанса. Весь посадский люд в этот день расцветился национальными флажками балканских государств. Горожане сдавали деньги, стремясь оказать посильную помощь воюющим славянам. При подсчете денег в кружках обнаруживались записки: «Бедный труженик-рабочий, не в силах много я помочь. Мои копейки трудовыя не оттолкните, братья-славяне, прочь».; «Долой нахальную Австрию! Да здравствует маленькая Сербия!» В одной записке с вложением 10 копеек было: «Султану на дорогу в Азию». В тот же день в Павловском Посаде и в восьми загородных его районах было собрано 2629 рублей 93 копейки, больше, чем в Богородске с окрестностями, Зуеве, Дрезне, Щелкове и его районах.
В Московский городской комитет по сбору пожертвований в пользу больных и раненых воинов союзных балканских армий было передано 7408 рублей 60 копеек от Богородского уезда для организации на эти деньги на театре военных действий четырнадцати коек: четырех – имени города Богородска, пяти – имени Павловского Посада, двух – с. Зуева, одной – Дрезны, одной – Щелково и одной – вообще Богородского уезда.
Значительные события, знаменательные даты русской истории отмечались в городе торжественно и всенародно. К 1 октября 1912 года в Павловском Посаде была сооружена часовня – памятник Отечественной войны 1812 года (1 октября произошла решающая битва вохонских партизан с французами). На всенародное торжество открытия часовни приехали московские и богородские почетные гости. Архиерейским служением освящена была памятная часовня, состоялись парад пожарных дружин, фейерверк и народное гуляние.
А в последние дни августа 1912 года по случаю празднования 100-летия Отечественной войны в реальном училище состоялась панихида по умершим участникам войны, молебствие и чтение о 1812 годе для учеников реального училища и женской гимназии. Заведующий Г.А. Смирнов пригласил членов правления общества распространения образования «на празднование юбилея столь важнаго события в жизни русскаго государства».
А в часовне свеча горела, – и молились за своих, погибших в 1812 году.
21 февраля 1913 года Россия праздновала 300-летие Дома Романовых. Фабрикант А.Е. построил в Павловском Посаде церковь в честь 300-летия царской династии. Городская управа по этому случаю сложила с бедных жителей посада недоимки за пастьбу скота на городских землях. В храмах шли торжественные службы, в гимназии – представления о подвиге Ивана Сусанина. Городские уполномоченные и жители посада отправили царю телеграмму, исполненную выражениями преданности и любви. В ответ на это в город пришло послание от московского губернатора, в котором он сообщал, что «выражение верноподданнейших чувств, заявленных городскими уполномоченными и жителями посада по случаю исполнившегося 300-летия Царствования Дома Романовых, удостоилось Монаршей Его Императорскаго Величества благодарности».
В день празднования 300-летия Дома Романовых распоряжением московского губернатора была запрещена продажа крепких напитков во всех заведениях, кроме ресторанов первого разряда. Ресторанов первого разряда в городе не было, но одно привилегированное заведение, где употребляли крепкие напитки все же было.
Общественное собрание Павловского Посада располагалось в двухэтажном каменном здании в начале Царской улицы. Попасть сюда на увеселение мог не всякий. Посещала клуб публика состоятельная, в основном купцы. Управляли делами клуба старшины, заведение было открыто от зари и до зари. Здесь устраивались танцы, играли в карты и в бильярд. Когда зимой 1912 года здание клуба горело, одна старушка-старообрядка уверяла, что в этом виден перст Божий, карающий клуб за игру и возлияния. Особенно процветала игра в «железку», то есть в «железную дорогу» с большими ставками. Случалось, во время игры происходили скандалы и даже драки. Известный фотограф Бажанов, старшина клуба, проиграл в «железку» 48 рублей, но предложил партнеру Бородинскому (тоже весьма влиятельному лицу в городе) вернуть выигрыш и начать новую талию розыгрышем того же банка. Замечательный скандал описала уездная газета: «Г-н Бородинский не согласился. Тогда г-н Бажанов и г-н Барков, тоже старшина, накинулись на Бородинскаго и жестоко избили его. Г-н Бажанов – фотограф; жаль, что он не догадался поручить кому-нибудь снять эту милую сцену. Напечатанная на открытках, она, вероятно, с лихвой покрыла бы 48-рублевый проигрыш».
Впрочем, интеллигентная публика постепенно оставляла клуб. Поэты грустили и писали в стихах:
Здесь все уснуло крепким сном
В молчаньи и покое сладком,
И только в клубе «об ином»
Мечтает «гражданин порядка».
Танцуют в клубе гимназистки
(До часу можно только им),
И пишут глупыя записки
Они поклонникам своим.
У тех мозги из лучшей пакли...
Их, впрочем, не за что ругать.
Они и ходят на спектакли,
Чтоб вдоволь там потанцовать.
Какое дело им до пьесы,
Кто хочет, тот ее смотри,
А наши франты, как черкесы,
Лезгинку жарят до зари.
Люблю я танцы, но не в клубе,
Где, уверяю честью Вас,
Оркестр гремит «Венеру в шубе»,
А все танцуют па-де-грас.
Приказчики из местных лавок,
Девиц различных хоровод,
Какой-то бешеный гавот
Манишек, галстуков, булавок.
Тоска! Смертельная тощища!
Конфузясь, все идут в буфет:
Там воздух будто бы почище,
Поменьше шума, мягче свет.
Графины, рюмки и фужеры
К себе в объятия зовут.
И озверевши, кавалеры
Со скуки пьют, и пьют, и пьют.
И лишь блеснет зари румянец,
Бредут они домой поспать,
Чтоб завтра скучной жизни танец
Вновь повторять и повторять...
Но скучно было не всем... В дни ярмарок на Торговой площади Павловского Посада устраивались балаганы, артисты представляли незатейливые сцены, исполняли песенки и романсы шансонетные певицы, развлекали публику цирковыми номерами борцы и клоуны.
На фабриках существовали свои театральные кружки, составленные из рабочих и служащих. Хозяева фабрик обычно поддерживали театральные начинания и помогали кружкам материально. Спектакли фабричных кружков были всем доступны по ценам, народ охотно посещал представления. Особенно знаменит был «Лабзинский кружок», ставивший классические пьесы.
Но в полном смысле театральная жизнь началась с открытия в городе реального училища, в зале которого стали устраиваться спектакли. Общество распространения образования приглашало в посад московских артистов. Театральная секция Московского народного университета в ноябре 1912 года представляла на сцене училища пьесу Островского «Воспитанница». Другие театральные организации из Москвы периодически ставили спектакли в реальном училище, привлекая к работе местных любителей театра. Артисты из Дрезны играли в Павлове пьесу «Кто в лес, кто по дрова».
Фотографии семьи Алехиных. Нач. ХХ века
Кроме классики в городе ставили пьесы современных авторов. В ноябре 1912 года в реальном училище состоялся спектакль по драме Невежина «Вторая молодость». В пьесе неверный муж ушел к другой, снял с ней квартиру, законная жена отказала супругу в разводе, а драма при этом заключалась в том, что он страдал. С ним вместе переживала простодушная публика, награждая артистов аплодисментами после каждого действия. Сбор от спектакля составил 300 рублей, а средства от устраиваемых представлений шли Обществу распространения образования.
Любительские труппы ставили в Павлове водевили, пьесы Мясницкого. На эти спектакли тоже собиралось много публики, по преимуществу молодежь, которая усердно аплодировала и весело хохотала над исполнением водевильных ролей местными артистами. Иногда любители драматического искусства ставили западных авторов, в сентябре 1912 года в реальном училище состоялось представление «Скупого» Мольера.
Постоянно действующего, своего театра в городе не было, и газеты в 1912 году стали считать назревшим этот вопрос, «потому что здесь образовалась довольно обширная публика, желающая и могущая посещать театр. Развивающее значение театра едва ли кто в настоящее время решится оспаривать; особенно театр ценен именно для Павлова, где накоплено довольно много материальнаго богатства, но где имеются лишь слабые зачатки духовной культуры. Неужели у нас не появится наконец свой меценат, поклонник Мельпомены, и не поставит на ноги какой-нибудь театрик? Доколе звон золота и шелест кредиток будет всецело владеть слухом здешних капиталистов? Ну хоть бы отдых себе дали, ухаживая за красотой в образе очаровательнейшей из богинь».
Странное дело: в маленьком городе – синематографы, каждую неделю лекции, спектакли, концерты, артисты Большого театра, а в газете – горькое сожаление о том, что в Павлове не ставят пьесы: «Как оживилась бы тогда наша глухая жизнь!»
Последние представления в реальном училище происходили еще в 1917 году, а в заседании 22 ноября 1917 года на просьбу о разрешении репетиций попечительный совет категорически высказался: «Устройство развлечений совсем не соответствует тому положению, в котором находится в настоящее время Россия».
Поделитесь с друзьями