«Представляется - о здоровье и даже жизнеспособности общества свидетельствует, в первую очередь, отношение к людям, посвятившим себя служению этому обществу». Юрий Ивлиев. XXI век

16 марта 2010 года

Пимен Воспоминания, дневники

К 100-летию со дня рождения Патриарха Московского и всея Руси Пимена

 

Источник: Журнал Московской Патриархии, № 8 1990

Последние дни земной жизни Святейшего Патриарха Пимена

Архимандрит Сергий, инспектор Московской Духовной Академии

Волею Божией мне, келейнику Святейшего Патриарха Пимена, бывшему старшему иподиакону Его Святейшества, а ныне архимандриту Сергию, суждено было присутствовать при блаженной кончине Святейшего Патриарха. За прошедшие после похорон дни, когда я ежедневно совершал Божественную литургию в храме Всех русских святых и литию у могилы Святейшего, мне многократно приходилось рассказывать всем обращавшимся ко мне почитателям Святейшего отца о его последних мгновениях. Поэтому, чтобы запечатлеть в памяти людей облик почившего, я и берусь за перо.

Из 19 лет его патриаршего служения 17 лет я был в непосредственной близости к Святейшему Патриарху Пимену: иподиаконствовал на его богослужениях, сопровождал в поездки за границу, на отдых в Одессу или правительственный санаторий, бывал на высоких приемах в Кремле. Понятно, что за многие годы общения я хорошо узнал характер, интересы и привычки покойного. Говорю об этом потому, что последние годы жизни Святейшего, когда старческая немощь стала проявляться все отчетливей, знание мельчайших подробностей повседневной жизни послужило на пользу. Характер у Святейшего был строгий, и если учитывать ту огромную ответственность за жизнь всей Русской Церкви, лежавшую на нем, то можно понять, как не просто было иногда решать текущие вопросы, которые во множестве вставали перед ближайшим окружением Патриарха. Довольно скоро я понял, что если какой-либо вопрос мне не удается выяснить «по ходу дела», на службе либо в машине, то специально идти на прием к Святейшему ради его разрешения не имело смысла. Святейший не любил подобных «аудиенций», и это заставляло меня наперед продумывать очень многое. Если же я вовремя, «на ходу», ставил эти вопросы, то, как правило, они разрешались быстро и непринужденно.

Здоровье Святейшего стало заметно ослабевать осенью 1985 года. Проявилось это в слабости, которую врачи объясняли обострением сахарного диабета. Уже тогда я стал думать о способе передвижения Святейшего. О коляске он и слышать не хотел, а ноги идти отказывались. Сразу замечу, что так до самой кончины он ни разу не сел в коляску, хотя, кроме самодельных кресел на колесиках, сделанных в Лавре, были и экземпляры заграничного производства. Выход был один: носить Патриарха в кресле на руках, что и сделали первый раз в Московской Академии на праздновании 75-летия Святейшего. На людях Святейший шел сам маленькими шажками, поддерживаемый иподиаконами, и это занимало порой много времени, особенно за богослужением.

До 1985 года Святейший служил часто, очень любил посещать чтимые московские святыни и совершать богослужения в престольные праздники. Проповеди его были, как правило, простыми, доходчивыми и проникновенными. Всех покорял его могучий, ясный голос, прекрасный слух и музыкальные способности. Известно, что в молодые годы, будучи монахом пустыни Святого Духа Параклита при Троице-Сергиевой Лавре, он управлял хорами в московских храмах. Последний раз особенно проникновенно звучал голос Святейшего, когда он на Благовещение в 1988 году сольно пропел в Богоявленском соборе Архангельский глас... Был случай, когда Великим постом он также солировал в алтаре Да исправится молитва моя... Служить он любил, и поэтому физическая немощь, конечно, доставляла ему много неприятностей.

Если первые годы своего иподиаконства мне приходилось бывать при Святейшем на службе, приемах, в поездках, то последние два с половиной года мне довелось быть рядом с Патриархом неотлучно. Если я уезжал в Московскую Духовную Академию на занятия, где преподавал с 1980 года, то меня заменял либо мой брат Феодор (ныне священник московского храма), либо второй иподиакон — отец Петр.

За здоровьем Святейшего постоянно следили врачи из кремлевской больницы. Они же регулярно направляли Патриарха в подмосковный санаторий, где нам приходилось иногда жить довольно долго. Случалось, что на большие праздники Святейший ехал служить из санатория, как это случилось и на Благовещение 1988 года. Последний раз мы находились в санатории осенью юбилейного года, приезжали в Москву лишь на день Ангела Святейшего — 9 сентября. Холил Патриарх с трудом, и мы по 3—4 часа сидели с ним в креслах на солнышке у входа в здание. Отдыхающие очень дружелюбно относились к Патриарху, со многими он был лично знаком. Были и такие, которые брали у Первосвятителя благословение и старались говорить с ним на церковные темы.

Неожиданно в первых числах октября 1988 года врачи обнаружили у Патриарха опухоль кишечника и срочным порядком переправили нас в кремлевскую больницу, что на Ленинских горах. Там было сделано полное обследование и поставлен самый мрачный диагноз. Требовалась немедленная операция. На заседание консилиума пригласили членов Священного Синода, которым министр здравоохранения СССР Е. И. Чазов ответил, что без операции Святейший проживет не более полугода и кончина его может быть мучительной.

Приближался праздник Преподобного Сергия. Святейший настоял, чтобы его отпустили в Лавру на праздник. Из больницы в Загорск машину Патриарха сопровождал автомобиль реанимации. Служить Святейший уже не мог, но приложился к мощам Преподобного Сергия и проследовал в свои покои, где молился за праздничными службами, принимал гостей и возглавил официальный прием. Вечером того же дня мы вернулись в Патриархию, где нас ожидали врачи — профессора и академики во главе с министром Е. И. Чазовым. В корректной форме Святейшему был объявлен диагноз и предложена операция, на что он ответил: «На все воля Божия. Нет, категорическое нет!» Все мы очень переживали за Святейшего, ибо видели, что операцию он может не перенести. Господь умудрил его: отказавшись от операции, он прожил еще более полутора лет и мирно, безболезненно отошел в путь всея земли (Нав. 23, 14).

Еще раз Святейший посетил Лавру на престольный праздник Московских Духовных Академии и Семинарии — день Покрова Пресвятой Богородицы, преподал свое благословение учащим и учащимся Духовных школ и последний раз разделил трапезу вместе с Владыкой ректором, профессорами и преподавателями.

Еще несколько раз Святейший облачался в полное облачение и участвовал в праздничных богослужениях, пребывая в патриаршем кресле на своем месте в алтаре Богоявленского патриаршего собора и лишь на несколько минут поднимаясь и подходя к святому престолу. Так было на хиротонии наместника Лавры архимандрита (ныне архиепископа Зарайского) Алексия; на всенощном бдении под праздник Святителя Николая, когда Патриарх последний раз помазывал благословенным елеем молящихся; на Пасху 1989 года он возглавил пасхальную заутреню и причастился Святых Христовых Тайн за ночной литургией.

Нам было видно, что болезнь прогрессирует и силы оставляют старца. В марте 1989 года, когда прошли шесть месяцев, отпущенные врачами, положение здоровья бы ло действительно критическим. Думаю, не следует особо говорить, что вся Церковь постоянно возносила молитвы о своем Первосвятителе.

По благословению Патриарха Великим постом 1989 года в Троице-Сергиевой Лавре я был хиротонисан во иеромонаха с возведением в сан игумена. С этого времени Святейший благословил меня совершать литургии в Крестовом храме в честь Владимирской иконы Божией Матери. Святейший Патриарх постоянно находился в соседнем зале и таким образом мог молиться за всеми богослужениями.

Когда Его Святейшеству стало особенно плохо, было решено совершить Таинство Елеосвящения. Служили собором, горячо молились, и Господь услышал наши молитвы и даровал Патриарху крепость сил еще на один год. По большим праздникам Святейший регулярно причащался Святых Тайн. Он одевал малое облачение и принимал Святые Тайны либо сам, если силы позволяли, либо из рук Владыки Алексия. Несколько раз случалось и мне приобщать Святейшего на одре болезни.

В пасхальные дни прошлого года Святейший настолько окреп, что стал сам выходить на воздух в сад, а однажды я его догнал уже в саду между цветущей сиренью. Мы прошли через двор, мимо гаражей и вошли в парадный подъезд. Скоро о прогулках Святейшего узнали и, воспользовавшись улучшением его здоровья, предложили ему посетить Кремль и зарегистрироваться как народному депутату СССР. Он не отказался. Сопровождал нас в этой поездке митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим, который много помог.

Но это был не последний выезд в Кремль. Господь судил Патриарху участвовать еще в праздновании 400-летия установления Патриаршества на Руси и посетить осенью 1989 года Успенский собор Московского Кремля, где были совершены панихида над гробницей Всероссийских Патриархов и молебен новопрославленным святым: Патриархам Московским и всея Руси Святителям Иову и Тихону. По окончании молебна Святейший поздравил всех с великим торжеством, приложился к раке со святыми останками Святителя Петра и некоторое время находился в алтаре собора перед престолом. Затем иподиаконы помогли Его Святейшеству поочередно помолиться у священных рак Московских Святителей Ионы, Гермогена, Иова и Филиппа. На соборной площади Кремля Патриарха ждали многие московские богомольцы. Перед тем как сесть в машину. Святейший преподал всем общее благословение.

Вообще осень 1989 года прошла для Святейшего довольно активно. На день своего Ангела (9 сентября) он ездил в Данилов монастырь, где принимал гостей и дал праздничный обед; в день Преподобного Сергия (8 октября) вновь посетил Лавру и последний раз благословил народ с балкона Патриарших покоев. Во время празднования 400-летия установления Патриаршества трижды посетил Свято-Данилов монастырь: открыл заседание Архиерсйского Собора, участвовал в чине канонизации новопрославленных святых, закрыл заседание Собора и в день Покрова Пресвятой Богородицы благословил всех участников юбилейных торжеств на праздничном приеме.

Вечером 12 октября Святейший Патриарх Пимен посетил праздничный духовный концерт в концертном зале гостиницы «Россия». Где бы ни появлялся в эти дни Святейший, москвичи с радостью и слезами на глазах приветствовали его, сознавая, что, может быть, последний раз видят Первосвятителя Русской Церкви.

Последней речью Святейшего было Рождественское поздравление его по Центральному телевидению в программе «Добрый вечер, Москва!» и по Всесоюзному радио. и в то же время тревожные дни. Патриарх постоянно находился в курсе всех событии, происходивших в нашей стране, поэтому в Рождественском поздравлении он особо обратился с призывом хранить мир в нашем многонациональном Отечестве.

Наступил 1990 год, последний в жизни Патриарха. Когда силы посещали его, он с палочкой тихонько ходил по Патриархии. Обычно он доходил один или со мной до Белого зала, молился и целовал образ Пресвятой Богородицы и оставался в зале на продолжительное время в кресле возле иконы один. Надо сказать, что одиночество никогда не тяготило его. Монах с 17 лет, он привык оставаться один в молитве к Богу. Светские люди, посещавшие Патриарха, часто не могли понять его, им казалось, что Святейший чем-то озабочен, расстроен, что он «скучает». Но это не так. Многие годы наблюдая за Патриархом, я убедился, что он совершенно спокойно может часами сидеть один на природе, как это бывало в Одессе, и если когда я и приглашался знаком сесть рядом с ним, то, как правило, беседы не получалось. Молился ли он про себя, думал ли о чем? Сказать трудно, но разговорчивый посетитель ему мешал, это было видно сразу. Постепенно он становился все более молчаливым. Последние месяцы говорил односложно. Но я понимал его и так. Если вечером на пожелание ему «спокойной ночи» он не отвечал, то это значило, что он спать еще не собирается и, скорее всего, снова выйдет к рабочему столу или пойдет к иконе Богоматери. Лишь «нагулявшись», часа в два-три ночи, он шел спать; я слышал: «Спасибо тебе, спокойной ночи» — и тогда мог идти отдыхать. Но сон часто бежал от старца, и тогда он не смыкал глаз до утра. Руки его перебирали четки, постоянно висевшие у изголовья постели. Сердечную заботу о старце проявляли две монахини Мукачевского монастыря Зинаида и Ирина, постоянно находившиеся рядом и часто не смыкавшие очей круглые сутки. Они-то и говорили мне утром, что Святейший сегодня так и не спал. Утром накрывался завтрак, и мы ждали Патриарха к столу. Последние месяцы он кушал плохо, и скоро его пищей остались лишь два сырых яйца и бульон, хотя на столе всегда были различные деликатесы. Стараясь утешить старца, архиереи привозили и присылали ему постоянно свежие фрукты и даже заморские яства. В последний год в декабре и январе из Парижа привозили свежую клубнику и малину. Но все это обычно оставалось нетронутым.

Было время, когда Святейший принимал очень много лекарств: в гранулах, порошках и настойках — они явно надоели ему. Примерно за год до кончины он категорически отказался от всех лекарств. Осталась лишь одна таблетка от диабета, которую я давал ему каждое утро после святой воды и антидора. Врачи постоянно продолжали наблюдать его, делали анализы, собирались на консилиумы, чем доставляли ему немало беспокойства.

Наступил последний Великий пост в жизни Святейшего. Ежедневно на первой неделе Патриархия оглашалась великопостными песнопениями, читался Великий канон святого Андрея Критского. Бывало, Патриарх неукоснительно совершал сам все эти службы. Тысячи москвичей специально приезжали в Богоявленский собор и Троице-Сергиеву Лавру, чтобы услышать великолепное, доходящее до глубины души чтение Великого канона Святейшим Отцом, В этом году канон читали клирики патриаршего Крестового храма. В среду и пятницу первой седмицы поста до слуха Святейшего доносились серебристые звуки детских голосов, исполнявших за великопостной литургией Да исправится... Начиная с этого времени дети из воскресной школы при Богоявленском соборе стали регулярно участвовать за богослужениями в Крестовом храме Патриархии. Мальчики в стихарях пономарили и выходили со свечами, девочки пели за литургией и читали. Все это особенно оживляло богослужение и приносило всем радость.

Первые три недели поста Святейший чувствовал себя сравнительно неплохо, тихонько ходил, подписывал множество документов и наградных грамот к празднику Святой Пасхи. В пятницу 16 марта было решено на следующий день выехать в Данилов монастырь и разделить радость праздника в честь преподобного Даниила Московского с братией монастыря. Вечером в 11 часов Святейший лег в постель, и я, пожелав хорошего отдыха, напомнил ему о планах на завтрашний день. Ночью меня срочно позвали к Святейшему. В час ночи монахиня Зинаида увидела, что Патриарх вновь сидит за столом и его сильно знобит, У него резко поднялась температура, что иногда случалось и раньше, и о поездке, конечно, теперь не могло быть и речи. Ночью я долго сидел у постели, предчувствуя, что это осложнение есть начало конца. Утром я служил литургию и приобщил Святейшего Святых Христовых Тайн. После этого я дал ему жаропонижающее лекарство и уже не отходил от него. Температура спала, но сильная слабость осталась. Дело осложнялось и тем, что надо было подписывать массу поздравлений и наград к празднику Пасхи. Я клал перед ним документы и следил, как он все более слабеющей рукой ставил свою подпись, Я благодарил Святейшего и предлагал ему отдохнуть и закончить работу в другой раз.

В один из этих дней Святейший последний раз возглавил заседание Священного Синода, на котором митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий доложил об окончании работ по подготовке канонизации отца Иоанна Кронштадтского на ближайшем Поместном Соборе нашей Церкви.

Приближалась Пасха. Общественные организации решили приурочить к этому празднику Неделю милосердия и попросили, чтобы Святейший по телевидению обратился к пастве с призывом активно принять участие в этом благом деле. Кажется, была уже б-я неделя Великого поста. Я, конечно же, сознавал, что это мероприятие уже не по силам Святейшему, но в глубине сердца надеялся на чудо. Ведь представлялась еще возможность с экрана телевизора, может быть последний раз, обратиться Патриарху к своей огромной многомиллионной пастве. Поэтому я помог Святейшему одеть парадную рясу, дорогую панагию и кукуль и сесть в кресло в Синодальном зале. Были приглашены корреспонденты и телевидение. Предварительно Святейший кивком головы дал понять, что согласен зачитать речь. Включили юпитеры. Заработала камера. Но чуда не произошло. Я видел, как Патриарх сосредоточенно читал речь про себя. Но и это было ему трудно» Скоро он начал глубоко и учащенно дышать, и мне пришлось срочно проводить прессу. Прошли Благовещение и Вербное воскресенье. Святейший причастился Святых Христовых Тайн.

Наступила Страстная седмица. Забот прибавилось в связи с мироварением, которое совершается, как известно, в первые три дня Страстной седмицы. О всех предстоящих службах было доложено Святейшему, и он, сознавая свою немощь, дал благословение освящать святое миро в Великий четверг в Богоявленском соборе митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию. Тогда же Патриарх изъявил желание пособороваться, для чего на Великий вторник был приглашен духовник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Кирилл. Вечером во вторник отец Кирилл поисповедовал Святейшего, а потом всех сотрудников Патриархии, после чего было совершено Таинство Елеосвящения. Его совершил архиепископ Зарайский Алексий в сослужении архимандрита Кирилла и архимандрита Агафодора, настоятеля Крестовых патриарших храмов. Святейший Патриарх сидел в Синодальном зале, рядом с храмом, и усердно молился. В Великий четверг литургия в Крестовом храме совершалась архиепископом Алексием, который после евхаристического канона прочел положенные молитвы на освящение срятого мира. Небольшой сосуд с вновь сваренным миром я поднес к Святейшему Патриарху, и он, как это полагается, осенил его трижды крестным знамением, Сразу же сосуд был отвезен священником в Богоявленский собор, где большую часть новосваренного мира освятил митрополит Ювеналий. Миро, освященное Патриархом и митрополитом, было перемешано и запечатано в специальных сосудах для хранения и последующей раздачи по епархиям. Архиепископ Алексий причастил Святейшего Святых Тайн.

Незабываемо торжественно прошло ночное пасхальное богослужение. В нем участвовали дети воскресной школы, для которых были сделаны специальные облегченные хоругви. Патриархия наполнилась удивительно мелодичным звоном переносной звонницы. Пасхальные песнопения перекрывались детскими голосами, радостно восклицавшими «Воистину воскресе!». Святейший был слаб и лежал в постели. Все двери были открыты, и поэтому он мог слышать последнюю пасхальную заутреню в своей жизни. Когда мы подошли с ним похристосоваться, на глазах у него были слезы.

В понедельник Светлой седмицы Святейший принимал поздравления в Синодальном зале Патриархии (см.: ЖМП, № 7).

Всю неделю Патриархия оглашалась колокольным звоном и пасхальными песнопениями, а Святейший таял на наших глазах. Консилиум врачей констатировал ослабление сердечной деятельности. В одно из посещений врачей прозвучала откровенная фраза: «Патриарх живет только молитвой».

Последние дни я старался подольше быть со Святейшим. Я видел, что ему приятно, когда рядом с ним находится кто-либо. Если меня не было рядом, то монахиня Зинаида и монахиня Ирина постоянно следили за его состоянием.

Несмотря на большую слабость, не было ни одного дня, когда бы Святейший с нашей помощью не поднимался с постели и несколько часов, сколько позволяли силы, не проводил в кресле. После неспешной трапезы Святейший мог наблюдать свежую зелень, распускающуюся под окном. Иногда к нему подходили архиереи, чтобы получить благословение на труды и сказать ему несколько ласковых слов. Как правило, это был либо Ростовский и Новочеркасский митрополит Владимир, управляющий делами Московской Патриархии, либо архиепископ Алексий, председатель Хозяйственного управления, работающие постоянно в соседнем здании. Мне запомнился один из последних приемов: Святейшего посетил новый Владыка нашей Церкви епископ Астраханский и Енотаевский Филарет, бывший иподиакон, потрудившийся в первые годы патриаршего служения Святейшего. Он преподнес Святейшему скромную, но очень чтимую Патриархом икону Касперовской Богоматери. Этот образ стоял на столике перед глазами Святейшего до самой его кончины. Видно было, что ему очень приятно видеть своего бывшего иподиакона в архиерейском достоинстве. Улыбка озарила его лицо, и он сказал несколько ласковых слов молодому епископу.

1 мая можно было понять, что дни Святейшего уже сочтены. За весь день он смог принять несколько ложек бульона, аппетит полностью отсутствовал. На следующий день повторилось то же.

Вечером 2 мая мы решили на утро непременно причастить Святейшего. Он выразил свое согласие. Ночью были привезены просфоры из Данилова монастыря. Я не отходил от старца до 3 часов ночи, наблюдая, как его тревожный сон (он тяжело дышал) прерывается каждые 15 минут кашлем. В 3 часа ночи, видя, что он не спит, я подошел к нему. Глаза его были ясные и радостные. Он приветливо помахал мне рукой, но сделать несколько глотков воды отказался. С 3 часов ночи до утра дежурил у постели отец Петр.

В 8 часов утра Владыка Алексий начал литургию. Служили поскору. Пел я и архимандрит Никита. Когда мы с Владыкой подошли к постели, Святейший очень внимательно посмотрел на нас и причастился как-то особенно сосредоточенно. Я приподнял его на подушке и дал несколько глотков теплой воды. Слава Богу, в этот момент кашель не мучил его.

На 3 мая Святейший благословил созвать заседание Священного Синода. Поэтому этот день предвещал быть хлопотным. С утра был приготовлен Синодальный зал. Обед, который обычно проходил в присутствии Святейшего, на этот раз решено было провести в другом зале Патриархии. Сразу после службы начались хозяйственные хлопоты. Синод начал заседание в 10 часов утра в соседнем здании, в апартаментах управляющего делами.

В 12 часов дня я навестил Святейшего. Он лежал спокойно и сосредоточенно смотрел вдаль. Я предложил ему попить чаю, на что он дал согласие. Первый глоток он сделал хорошо, но второй вновь вызвал кашель. Еще раз я подошел к Патриарху в два часа дня. Предложил попить. Святейший смотрел так же ясно и сосредоточенно. Он погрозил мне пальцем, и я понял, что он пить не хочет.

В 15 часов был назначен обед для членов Священного Синода. Но вот меня зовет матушка Ирина и говорит, что надо поправить подушки у Святейшего, требуется его приподнять. Я подошел к нему, предложил немного посидеть, на что он глазами дал согласие. Я помог Святейшему встать и сесть в рядом стоящее кресло. Я еще держал его, когда вдруг лицо его побледнело и глаза остановились. Матушка Ирина, почуяв беду, быстро направилась за доктором. Лечащий врач Святейшего Лариса Николаевна Логинова была в соседней комнате. Еще не сознавая случившегося, я пытался успокоить Святейшего, держа его в своих руках. Он трижды глубоко вздохнул и затих. Так мирно отошел ко Господу четырнадцатый Патриарх Московский и всея Руси Пимен на девятнадцатом году своего первосвятительского служения.

Здесь же, в соседней комнате, был архиепископ Алексий, который сразу же надел епитрахиль и прочел разрешительную молитву над головой почившего. Он же прочитал последование на исход души. Приехавшая через десять минут специальная реанимационная бригада врачей констатировала смерть.

Вместе с отцом Петром я уложил Святейшего на его одр, и пришедшие члены Священного Синода отслужили первую заупокойную литию над телом почившего, предваряя ее гимном Воскресшему Христу: Христос воскресе! Многие плакали...

Упокой Господи душу усопшего раба Твоего блаженнопочившего Святейшего Патриарха Пимена. Вечная ему память.

Поделитесь с друзьями

Отправка письма в техническую поддержку сайта

Ваше имя:

E-mail:

Сообщение:

Все поля обязательны для заполнения.