Воспоминания Балашовой (урожденной Мартыновой) Антонины Александровны (город Ногинск)
(Воспоминания о том, как меня и моего брата лишили детства и также нас с ним и моих родителей лишили самого дорогого, что может быть у человека – родной, любимой, драгоценной Родины).
Был теплый летний день. Люди нашего села Стромынь праздновали престольный праздник «Духов день». Народ весь на улице, ходят рядами и поют песни. Я между родителями счастливая, радостная, они меня держат за ручки. Время от времени к нам подходят близкие друзья, чтобы что-то сообщить, что-то стало так тревожно на душе – лица родителей стали вдруг какими-то непраздничными.
А говорили о том, что напротив нашего дома на лавочке сидит человек из города. Надвинул шляпу на лицо, как пьяный. Еще один человек сидит сзади нашего дома, на дровах, немного прячется. Некоторые незнакомые гуляют в народе. Но почему следят за нашим домом?
Секрет раскрылся близко. На другой день бригадир наряжал колхозников на работу, мужчинам дано было задание взять из дома топоры – будут строить скотный двор. Женщины вышли на полевые работы. В то время моя мать была бригадиром, была на хорошем счету, получала благодарности за хорошую работу, была ударницей.
С утра в клубе, оказывается, была подготовка к собранию – пока народу может не так много придти. Поехали брать моего отца. Приказали спуститься с крыши скотного двора, поторопились стащить его чуть ли не силой, приказали бросить топор и сказали, что он ему больше не понадобится. Отец, недоумевая, что происходит, топор не бросил, т. к. он был домашним, его так с топором и повезли в клуб. Там-то его пришлось бросить.
Провели собрание очень быстро, было приказано голосовать, но получили только три голоса: председателя колхоза Тучина И.; бригадира, которому отец никогда не подавал в окошко стопку, и директора школы, который негодовал на моего отца от ревности – мой отец был, несравненно ни с кем, красив и его очень любили в школе (он также еще преподавал военное дело в старших классах). Это я прочла в архивной книге, там все эти три голоса записаны по-фамильно. Отца мы больше не видели. Матери сообщили на поле, что мужа увезли в город, она прибежала в клуб, стала выяснять причину. Ее, как ударницу и хорошего колхозного работника, городские деятели знали и сильно удивились, что сделали безобразие, но делать нечего и стали ее уговаривать пока успокоиться. Не раз между собой они сказали: «А, что же мы наделали?». Но исправить было нельзя - ошибочно взяли не того, кого надо было.
А наделали вот что. Когда в колхоз из города было дано указание представить самых злостных 2-х тунеядцев 2, то встал вопрос, кого же? У председателя был племянник тунеядец, нигде совсем не работал, часто пропадал в городе, потом возвращался и опять пропадал. Его жаль – он племянник. У бригадира был родственник, не ходил в колхоз работать, ему все хотелось уехать в город и жить там. А тут самый момент. Назначен был он. Его отправили в город. Он, под шумок, скрылся там и больше некого брать. Его нет, а мой отец дома. А почему его пришлось наметить, я выше уже указывала, что когда бригадир наряжает в колхоз, стучит в окошко, в это время ему подадут стопку и таких он укрывал – они на работу не выходили. Мой отец был в этом смысле человеком гордым, чтобы рюмки подавать, и никогда не угощал. Вскоре так и случилось.
У меня был полип в носу и я задыхалась – отец уже третий раз возил в город в детскую больницу на прогревание. Отца в доме не оказалось, а бригадиру только этого и надо было. Вот так он был подставлен и отомщен.
Возвращаюсь опять к тому роковому моменту. На другой день, после взятия отца, приехала из города грузовая машина, нам было сказано грузиться. Тяжелая ситуация. Пришлось бросить дом (в нем осталась старая родственница, инвалид по зрению, совсем не видящая). Оставили вещи, оставили живность – коза, куры. Наспех мать собрала в сумки наше белье, долго не могли найти моего брата – оказалось, он уединился в чулане и очень долго плакал. Погрузили нас на машину, собралось все село провожать. Кто нам бросает валенки (им сказали, что на север). Мать моей подружки так выпрашивала меня у моей мамы, что упала без сознания, лицом на землю. Я это помню. Она очень кричала: «Я ее выращу вместе со своей дочкой». Потом опомнилась и побежала в сельмаг, купила железную лопату, бросила нам ее в кузов со словами: «Может, придется Вам землянку рыть». Люди плакали.
Нас увезли в город, одну ночь мы стояли во дворе МВД, на другую ночь увезли туда, где находился уже отец – тюрьма на Хорошевском шоссе.
Отца мы не узнали, из привычного – того из жизни, что мы знали – это была почерневшая, похудевшая мумия, он никогда раньше такого не испытывал и судим сроду не был.
Потом нас поместили в товарняк и нас, таких несчастных, был целый эшелон.
Лето, жара, мы на нарах семьями, голод (давали суп из протухшей рыбы), вши. Испытывали стеснение, так как туалет был открытый – на все обозрение. И мужчины, и женщины, и дети – все испытывали неловкость. Вши переползали с одних на других по нарам.
Ехали все лето. Уже к концу пересели на баржи, везли водой, остановки были по берегам таежных рек. Шли пешком по горам и вброд по мелководью. По неделям жили на пересылочных тюремных пунктах (в пустых бараках). Там тоже вши. Под конец питались уже кто чем может: ягоды, ловили небольшую рыбешку, чтоб сварить хоть какой-нибудь бульон.
И, однажды, уже была настоящая осень, в поселке «Югорёнок» мы все спали, прижавшись друг к другу (разумеется, на улице), проснулись, а мы все в снегу и обледенели.
Пригнали нас в таежный поселок «Огонёк» поздно ночью, темно и расселили по несколько семей в маленькие заброшенные домики (сарайчики). Холодно, в окнах вместо стёкол тряпки или ничего. И у всех у нас вши. Стали все устраиваться, кто как может. Снег еще был небольшой, нарвали из-под снега сухой жесткой травы, набили постели и с этого начали жить на новом месте.
Отец работал в шахте, мы учились, а мать работала уборщицей в госбанке. Как всегда, она и здесь проявила себя честной и хорошей работницей, и на нее обратили внимание те люди, которым необходим был честный работник. Это был капитан комендатуры, где отмечались поселенцы. Он выпросил у управляющего банком перевод и перевел ее к себе на работу. Она им была очень кстати. Он расспросил её, как мы попали под такой пресс. Она ему всё как есть рассказала, он после этого написал в Москву ходатайство – ответ был незамедлительным и, при чём, с освобождением. Но мы уже отбыли почти 8 лет. Вот так мы были освобождены с правом выбора места жительства. Когда мы сообщили родственникам, что выезжаем, а ехали мы зимой очень долго, за это время разговору было много в селе, услышали его, конечно, те, кому не хотелось нашего возврата.
Тучин, председатель, повесился и племянник его тоже повесился.
Приехали, поселились в Ногинске на частной квартире. Взяли ссуду и стали строить домик. Строили 25 лет и пока жили во времянке. Потом отец умер. Брат уехал в Электросталь. Дали ему комнатку. Встретил женщину, у нее тоже комнатка – объединили в 2-х комнатную «хрущевку». Дочь привела зятя, теперь живут 5 человек «друг на дружке». Я неудачница в замужестве, после развода пришла к матери. Так как здоровье плохое, пришлось постройку сменять на 2-х комнатную квартиру. Вскоре и мама умерла, и остались мы с сыном, инвалидом детства 1 группы. Здоровья у меня сейчас совсем нет, отнялись ноги, болит сердце, сильные головные боли. Подработать не могу, перебиваемся на пенсии…
Одна радость в жизни только, что вернулись на Родину, о которой мечтали всю жизнь. Я часто думала, когда будем мы дома, я лягу на землю, обниму ее родную широко раскинутыми руками, прижмусь щекой к траве и наплачусь – это я сделала, когда приехали, и как только пришло лето. Родина дороже всего на свете и кто её терял, тот знает, что это такое. О ней не забываешь ни на минуту, всегда живешь с мечтой увидеть её. Когда я говорю о Родине, всегда плачу, вот и сейчас забили слезы и кончаю писать.
Послесловие редактора:
Несколько слов о семье автора воспоминаний.
Отец – Мартынов Александр Иванович, 1910 г. р.
Мать – Мартынова Зоя Алексеевна, 1914 г. р.
Их сын – Мартынов Виктор Александрович, 1936 г. р.
Их дочь – Мартынова Антонина Александровна, 1938 г. р. (автор указывает 1939 г.).
Отец страдал болезнью желудка - был признан годным только к нестроевой службе в Красной армии. Уже несколько лет колхоз не выдавал на трудодни ничего и кто-то из семьи, как правило, работал где-то на стороне – в Ногинске, на каком-либо предприятии, чтобы прокормить семью. Александр Иванович, в частности, в 1947 году работал в Ногинском торге ткачом, заготовщиком грибов.
Собрание колхозников колхоза имени Хрущева в с. Стромынь, о котором вспоминает автор, состоялось под председательством Ивана Ивановича Тучина 23 июня 1948 г. Присутствовали из Ногинска: Панкратов – секретарь РК ВКПб и Терехов А. И. – председатель райисполкома. Это был период, к счастью – кратковременный, когда в Ногинском районе, как, видимо, и по всей стране, реализовывался Указ Президиума Верховного Совета от 2 июня 1948 г. о высылке в отдаленные районы Севера колхозников, не вырабатывавших норму трудодней. Пострадало тогда много людей – мужчин и женщин разного возраста, иногда – почти детей. около половины из них были возвращены вскоре (через 2-3 года) на родину – по ходатайствам родственников власть убеждалась в ошибочности применения репрессий. Но и этот короткий срок был очень тяжелым – высланные работали, как правило, на рудниках крайнего севера. Семья автора оказалась в худшем положении – пришлось отбывать более длительный срок. Автор пишет про 8 лет, но, скорее всего, они вернулись в начале 1954 года, так как в декабре месяце 1953 года общее собрание колхозников, под председательством все того же И. И. Тучина удовлетворило просьбу А. И. Мартынова о возврате его семьи из спецпоселения на родину.
Надо добавить, что Антонина Александровна живет со своим сыном очень бедно и требуется посильная помощь. Обратиться можно к Нелли Семеновне Маргулис (телефон в Ногинске (8 – 49651) 4 18 11).
Поделитесь с друзьями