Гибель XX армейского корпуса в Августовских лесах

15 апреля 2014 года

Гибель XX армейского корпуса в Августовских лесах

Из дневника начальника дивизии А.Розеншильд-Паулин

… Обстановка к 1 февраля.

Был январь 1915 года. В Восточной Пруссии стояла крепкая и снежная зима; реки и озера замерзли.

В эту глухую пору X русская армия ген. Сиверса стояла на линии р. Ангерап-Мазурские озера, прикрывая северо-восточные пределы государства. Еще в ноябре вторглась она сюда, оттеснив противника из Сувалкской губернии и загнав его за упомянутые рубежи. Ее первоначальное положение было довольно прочно. Но постепенно, по мере отправления частей на Польский театр, армия сильно сократилась. К описываемому времени расположение армии приняло форму растянутой длиной линии с необеспеченными флангами и без резервов. От правого фланга у лесов к северо-западу от Сталлупенена, которые занимались 3 кавал. дивизией с небольшими пехотными частями, до левого - у государственной границы недалеко от г. Бяла, было примерно 110-120 верст, причем на дивизию по фронту приходилось примерно верст 17.

Противник - армия ген. Бёлова - находился непосредственно впереди, прикрываясь вышеуказанными преградами и занимая сильно командующую укрепленную позицию, прикрываемую упомянутой рекой и озерами и находящуюся в расстоянии примерно артиллерийского выстрела.

Позиции, занимаемые нашими войсками, шли преимущественно по открытым, низменным, часто болотистым местам, хорошо обстреливаемым со стороны неприятеля. Например, большая часть фронта 29 пехотной дивизии тянулась по болотам, так что окопы были в воде, а бруствер из рыхлой болотистой почвы пробивался насквозь. Работы могли производиться только ночью, так как днем при малейшем движении начинался обстрел. Да и ночью редко обходилось без жертв. Командующий армией требовал непрерывного продвижения тихой сапой вперед. Поэтому не успевали вырыть одну траншею и прикрыть ее хоть жидкой проволокой, как уже надо было двигаться дальше и рыть ходы сообщения. Так как участки были огромные, а смены обыкновенно никакой, то войска при полном напряжении не были в состоянии создать надежной преграды, могущей удержать напор

[261]

противника. Общее мнение было таково, что окопы везде слабы, а проволочные заграждения никуда не годны.

Войска, защищавшие эту длинную ненадежную линию обороны, пришли на место сильно ослабленными потерями в боях и походах. Не хватало до 50-60% личного состава. В конце декабря начали прибывать укомплектования. К сожалению, однако, люди были почти не обучены, весьма плохо обмундированы, снаряжены и более половины без оружия. Дух их был понижен и присутствие их вносило вредную струю в те части, куда они попадали.

Во время наступления в Восточную Пруссию офицерский состав понес тоже огромные потери, кадровых офицеров в частях почти не осталось. Даже молодых подпоручиков стали считать опытными. Между тем на укомплектование прибывали прапорщики запаса и юнцы без всякой военной подготовки. Штатский дух вливался широкой волной. При таких условиях комплектования чувствовалась настоятельная потребность в организации систематических занятий и в серьезной подготовке. Но для этого времени не давали. Рыли и рыли без отдыха и без толку. Едва ли только не в одной 29 дивизии удалось поставить обучение на более реальную почву.

В это знаменательное время, когда ни один день не должен был бы пропадать даром, штаб армии занимался одними мелочами. Все распоряжения его дышали кругозором ротного командира. То и дело объявлялось: о лужении котлов, резке порций, варке каши, устройстве нар, починке сапог и пр. Широкой армейской работы не было видно. Войска, которые ежеминутно могли быть двинуты в бой, изматывались траншейными работами до изнеможения и не обучались. Резервов не было. Фланги были на весу. Ориентировка о противнике отсутствовала. Тыловых путей и этапов не существовало. Интендантство армии не работало и войска должны были сами обо всем заботиться. Все это видели и знали и поэтому настроение в армии было тяжелое и неуверенное.

29 пехотная дивизия, которой я командовал, занимала часть фронта вдоль реки Ангераппа против г. Даркемена и была растянута на 17 верст. Из частей XX корпуса вправо была расположена 27 пехотная дивизия под начальством ген-л. Джонсона в составе трех полков с артиллерией, влево 53 пехотная дивизия ген-л. Федорова, а южнее 53 пехотной дивизии стояла 28 дивизия ген-л. Лашкевича. В составе 29 пехотной дивизии к концу января находились три полка пехоты, 48 легких орудий, 6 полевых мортир, 6 поршневых орудий, 1 саперная рота, 1 сотня Сибирских казаков 3-й очереди, 1 команда конных разведчиков. Полки имели по 3000-3100 штыков. XX корпусом командовал ген. Булгаков.

Вправо от XX корпуса был расположен III армейский корпус ген. Епанчина, прикрывавший направление на Вержболово-Ковну, а влево стоял XXVI армейский корпус ген. Гернгросса, протягиваясь вдоль линии Мазурских озер и против крепости Летцена.

[262]

Приказ об отходе.

Уже с 24 января в штабе армии стали получаться тревожные сведения относительно противника. Было известно, что из Кенигсберга на Гумбинен двигаются беспрерывные поезда, нагруженные войсками, и что все населенные пункты с северо-запада от Гумбинена переполнены немецкими солдатами. Затем 25 января получилось сведение, что немцы перешли в наступление против нашего крайнего левого фланга и потеснили находившуюся там резервную дивизию к г. Бяла. Спешно туда были направлены сборные части, снятые со всего фронта, в т.ч. 114 пехотный Новоторжский полк 29 пехотной дивизии. 27 января части немецкой армии Эйхгорна вступили в бой с кавалерией на нашем правом фланге, обошли ее с севера и заставили отступать. Одновременно III корпус, в состав которого входили резервные дивизии, не выдержал подхода противника и быстро отошел на Вержболово. Т.е., уже 27 января правый фланг XX корпуса был обнажен. Но распоряжений все еще никаких не было и о вышеприведенных сведениях войскам и частным начальникам не было ничего известно.

27 января около 2 часов дня случайно по телефону в штабе 29 пехотной дивизии узнали, что 27 дивизия собирается отступать. Тотчас обратились в штаб корпуса за проверкой этого сведения и тут только узнали, что ген. Епанчин уже отошел за Вержболово и что 28 января утром предполагается и XX корпус {отвести?} назад на Гольдапскую позицию.

Официально распоряжение об отходе дивизии было получено из штаба корпуса лишь 28 января около 8 часов утра, причем приказывалось отходить с наступлением сумерек. Но уже около полудня того же дня последовала отмена этого приказания. Эти противоречивые приказания, передаваемые частям, вызывали в тыловых частях неуверенность и замедление, и обозы выступили с большим запозданием. Кроме того, тыловые пути дивизии были перенесены в последнюю минуту значительно южнее, в полосу совершенно непроходимых проселочных дорог.

Приказ об отходе.

28 января, в день, назначенный для отхода, немцы около полудня атаковали 29 дивизию со стороны Даркемена, ведя наступление на самые важные в тактическом отношении пункты и открыв по всему фронту сильный артиллерийский огонь. Часа в 4 дня было получено извещение, что 27 пех. дивизия, находившаяся правее, собирается отходить немедленно, ввиду угрозы немцев с севера. Одновременно из штаба корпуса последовало приказание отходить на Гольдапскую позицию. С наступлением сумерек артиллерийский огонь противника затих и наши части стали стягиваться назад. Однако в некоторых пунктах бой продолжался, причем 4-й батальон Старорусского полка и один батальон Вяземского полка понесли значительные потери, ведя штыковой бой.

В этот вечер пошел сильный снег и началась сильная буря со встречным ветром. Не более как в час времени насыпало сугробы

[263]

полутора аршинной вышины. Направление дорог можно было обнаружить только потому, что своевременно были воткнуты вдоль путей ели. Движение совершалось с невероятными усилиями, артиллерию тащили на руках. К счастью, все повозки обоза 1-го разряда были отправлены заблаговременно.

29 пехотной дивизии приказано было занять и оборонять позицию к западу от Роминтенской пущи. На позиции этой имелись лишь пехотные окопы, проволочных заграждений не существовало. Расстояние до позиции было 17-18 верст; шли всю ночь и части стали прибывать на место в промежутке между 10 и 14 часами, а Вяземский полк прибыл только в 6 часов вечера, когда надо было уже выступать дальше. Дивизии по фронту дано было 18 верст, так что расхождение по позиции, занятие окопов, расчистка их и вообще подготовка для обороны, заняли весь день и никакого отдыха не было.

Тотчас по прибытии штаба дивизии в Роминтенскую пущу был выслан разъезд для связи с 27 пехотной дивизией и выставлена в направлении к ней летучая почта. Но никаких сведений об этой дивизии получить не удалось.

Отход к озеру Ханьча.

Около 2 часов дня 29 января было получено приказание командира корпуса выступить с наступлением сумерек и 30 января утром занять позицию на линии озеро Ханьча. Севернее до Вижайны правый фланг корпуса должна была прикрывать 27 пехотная дивизия, а южнее - стать 53 пехотная дивизия. Такая задача была явно невыполнима, потому что до указанной позиции было 33-38 верст, а состояние дорог не поддавалось описанию. К тому же войска были совершенно измучены предыдущим переходом и в колонны войск теперь попали обозы 2-го разряда, которые своевременно не разрешили отправить дальше в тыл.

В 6 часов вечера 29 января началось медленное движение через Роминтенскую пущу, забитую снегом и обозами. Дивизия отходила двумя колоннами, каждая со своим арьергардом. Штаб дивизии следовал при левой колонне. Шли всю ночь с большим привалом у Тербуде внутри пущи, где находился охотничий замок императора Вильгельма. Пехота тащила артиллерию и расчищала дорогу. На рассвете вышли из лесу. Левая колонна подошла к Блиндгалену, сделав за ночь 26-28 верст, и здесь к ней присоединился Новоторжский полк в составе трех батальонов, так как один его батальон был оставлен штабом армии на южном участке. При движении арьергарда правой колонны внутри леса уже ходи разъезды неприятеля.

Если трудно было идти под бураном и пробиваться сквозь засыпанную снегом пущу, то дальнейшее движение стало еще более тяжелым. Настала оттепель, перешли с шоссейных немецких дорог в бездорожную пограничную полосу Сувалкской губернии, в болотистые низины и на холмы из вязкой глины.

От Блиндгалена к колонне присоединились еще 2 и 3 парки

[264]

направленные сюда крайне некстати инспектором артиллерии корпуса, и, таким образом, обозная колонна достигла невероятных размеров. Приходилось прямо надрываться, чтобы тащить артиллерию и повозки. В некоторых местах устраивали гати для перехода через болота, а подъемы выкладывали хворостом. До позиции было еще 17 верст.

Изменение обстановки вследствие поражения 27 дивизии (см. схему №2).

Около 5 часов вечера, когда штаб дивизии подошел к высотам у озера Ханьча, послышался в недалеком расстоянии с севера сильный ружейный и пулеметный огонь. Высланный казачий разъезд ничего не выяснил. Огонь же затих около 6½ часов вечера и движение продолжалось безостановочно.

Правая колонна дивизии под начальством ген-м. Чижова прибыла в деревню Оклины в 12½ часов ночи, сделав последние 9 верст в течение 10½ часов. Штаб дивизии прибыл в 12 часов ночи в деревню Лиздейки и через два часа после этого получил донесение ген-м. Чижова и извещение ген-л. Джонсона, из коих стало известно, что 27 пехотная дивизия потерпела в течение 30 января в районе озера Виштынец сильную неудачу и частью рассеялась в Роминтенской пуще, так что к колонне ген-м. Чижова удалось собрать только 2 батальона 108 пехотного Саратовского полка, 27 арт. бригаду и разные обозы. Сообщалось также, что 27 пехотная дивизия была обойдена с востока в направлении на местечко Вижайны значительными силами противника.

Через ½ часа по получении этих сведений прибыл разъезд штаба дивизии и подтвердил о занятии немецкой пехотой Вижайн и что конница противника двинулась еще дальше на восток и напала на наши обозы. В течение того же дня выяснилось, что противник с тыла нас не преследовал.

Как видно, все эти обстоятельства совершенно изменяли обстановку и делали невозможным выполнение приказа штаба корпуса о занятии позиции у оз. Ханьча. Учитывая обход противником нашего левого фланга и неудачу 27-й дивизии у Виштынца надлежало немедленно принять остатки этой дивизии на себя, прикрыть правый фланг корпуса со стороны Вижайн и обеспечить дальнейшее движение 29 пехотной дивизии на восток по пути примерно на ф. Сейвы. Сделанные для сего распоряжения клонились к тому, чтобы сосредоточить три пока 29 пехотной дивизии с одним дивизионом артиллерии в районе Тартак-Рудка-Марьянка, а под прикрытием четвертого полка дивизии провести артиллерию, парки и обозы на Сидоры и далее на большую дорогу в Сувалки. Все мероприятия приняты были спешным порядком, так как на рассвете 31 января значительные немецкие силы могли уже овладеть большой дорогой на Сувалки в тылу 29 пехотной дивизии и вместе с тем отрезать ее от путей на восток. Обо всем этом было послано четыре донесения в штаб корпуса, но никакого ответа не получилось и вообще о штабе корпуса ничего не было известно до

[265]

11 часов утра 1 февраля.

Бой у Рудка-Тартак-Марьянка.

Войска, получившие приказ, невзирая на сильное утомление, бессонные ночи и отсутствие горячей пищи, выступили с ночлегов около 3½ часов утра 31 января, как раз в то время, когда подходил хвост их походной колонны. Двигались очень медленно вследствие непролазных дорог, таща артиллерию и пулеметы на руках. Успели все-таки к 10 часам утра занять позицию на линии Рудке-Ровеле-Марьянка. Было своевременно, ибо уже в 11½ часов утра обозначилось наступление немецкой дивизии. Весь день шел упорный бой, причем Вяземский полк понес существенные потери. Однако немцы были задержаны, а артиллерия и обозы успели пройти на Сувалкскую дорогу.

Сосредоточение к Сувалкам.

Как видно создавшаяся в течение 30 и 31 января обстановка не позволяла выполнить дивизией назначенной ранее директивы идти на Слободку и ф. Сейвы через Рудку-Тартак. Поэтому было принято решение перейти на это направление более южными путями.

Когда распоряжения для сего приводились в исполнение, а именно в 11 часов утра 1 февраля, было получено первое за все время приказание командира корпуса, которое должно было вероятно, служить ответом на все донесения начальника 29 пехотной дивизии. Было сказано: "немедленно двинуть одну бригаду для смены частей 28 пехотной дивизии на позиции к северо-западу от Сувалок и один полк направить а Августов". В 12 часов, когда уже было приступлено к выполнению этого приказания, получилось второе распоряжение командира корпуса, отменявшее первое: "полка в Августов не отправлять, одну бригаду перевести к северной окраине г. Сувалок близ казарм 2-го драгунского Псковского полка в резерв корпуса и самому начальнику 29 пехотной дивизии прибыть на совещание в дом Сувалкского губернатора". По прибытии же на место в 1 час дня начальник 29 пехотной дивизии получил лично еще третье приказание - "всю дивизию собрать к казармам Псковского полка". Таким образом, решение начальника 29 пехотной дивизии отходить с дивизией, прикрывая с севера остальные части корпуса, было отменено и все части XX корпуса сосредотачивались в одну точку - в г. Сувалки.

Настроение в Сувалках.

При проезде через Сувалки сразу бросалась в глаза масса обозов всевозможных частей, запружавших все улицы, и бесчисленное число безоружных солдат, шнырявших по домам. Никто за обозами не смотрел. Беспорядок был полный. Большой дом сувалкского губернатора на главной улице был наполнен чинами штаба корпуса и разными лицами, никакого определенного дела тут не имевшими. Полный сумбур стоял и в кабинете губернатора, где никто не стеснялся присутствием командира корпуса. За двухчасовое пребывание в этой тяжелой атмосфере никаких указаний получить не удалось и

[266]

пришлось только лишний раз убедиться, что на корпусной штаб рассчитывать трудно.

Обстановка к 1 февраля (Схема №3).

Из суммы всех сведений, которые удалось почерпнуть из разных источников, обстановка в данный момент представлялась в следующем виде: - Не считая 29 пехотной дивизии, о которой уже было сказано выше, г. Сувалки был окружен четырьмя арьергардами, выдвинутыми на позиции. В состав этих арьергардов входили наличные части 27, 28 и 53 пехотных дивизий. Всего 8 полков. Два отдельных полка 28 пехотной дивизии с дивизионом артиллерии были отправлены в Августов для обеспечения левого фланга и поддержки XXVI корпуса. В резерве у Сувалок находился один полк 53 пехотной дивизии. Если принять во внимание указанное выше распоряжение о сосредоточении всей 29 пехотной дивизии к северной окраине Сувалок, то видно, что общее расположение корпуса соответствовало в данный момент идее обороны г. Сувалок - Кроме перечисленных сил, уже ранее входивших в состав корпуса, командующий армией подчинил генералу Булгакову еще 3 кавалерийскую дивизию ген.-л Леонтовича, которая по предположениям должна была находиться в районе Лодзее.

О ней до самого конца операции никаких сведений не было и придача ее осталась чисто фиктивным делом.

Относительно противника удалось составить следующую сводку: одна дивизия немцев, та самая, очевидно, которая 31 января вела бой с частями 29 пехотной дивизии, двигалась по дороге Рудка-Тартак на Слободку, выдвинув по Мариампольскому шоссе на Сувалки сильный боковой авангард. Г. Сейны был занят значительным отрядом кавалерии немцев, как предполагалось дивизией. По сведениям от жителей большие силы неприятеля двигались от Мариамполя на юг. С запада, обнаружены были лишь незначительные части противника, которые к тому же продвигались очень осторожно. Затем от Олецко (Маркграбово) на Рачки ожидались части нашего соседнего XXVI корпуса, отходившего из Восточной Пруссии.

Изложенное наглядно показывало, что уже к полудню 1 февраля было совершенно ясно намерение противника отрезать XX корпус от Гродно движением ему в тыл значительных сил. Переживался, таким образом, критический момент, когда надо было, не теряя ни минуты, принять целесообразное решение и выразить свою волю войскам. Однако ничего этого выполнено не было и все продолжало вращаться в квадратике вокруг Сувалок.

Движение штаба корпуса к Сейнам.

Здесь надо вернуться несколько назад. 31 января вслед за отъездом командующего армией из Сувалок, штаб корпуса в сопровождении штаба 53-й пехотной дивизии выехал по шоссе на

[267]

г. Сейны, предполагая воспользоваться этой дорогой для своего дальнейшего движения к Неману. Никакой предварительной разведки, по обыкновению, произведено не было. Весь путь следования от самых Сувалок был забит несметными обозами, занимавшими шоссе в несколько рядов. Дойдя до озерного перешейка у Тартака, штаб корпуса наткнулся внезапно на бегущие обратно в полном беспорядке обозы. Выяснилось, что на наши обозы, прошедшие уже далеко вперед, напала близ Сейн немецкая конница, разгромила их и разогнала во все стороны; некоторые из них бросились обратно на Сувалки, а другие забили лесные дороги, ведущие на Махарце. Штаб корпуса, очутившись в такой обстановке, не принял никаких мер и возвратился обратно в Сувалки.

Высылка бокового авангарда ген.-м Чижова.

Поздно вечером 1 февраля командир корпуса послал приказание ген-м. Чижову (командиру бригады 29 пехотной дивизии) выступить из Сувалок в 2 часа ночи со своей бригадой, ½ батареей 29 арт. бригады, 209 пехотного полка (53 пехотной дивизии) и 1 взвода 53 арт. бригады и следовать на Тартак-Руда к Гибам, где преградить противнику дорогу на юг. Указанное приказание было отдано помимо начальника 29 пехотной дивизии, который узнал об этом, как уже о свершившемся факте. Однако, он успел еще от себя ориентировать ген-м. Чижова в обстановке и командировал в его распоряжение генерального штаба капитана Мирнаго, ½ сотни казаков и 15 конных разведчиков. Ген-м. Чижов выступил из Сувалок только в 5 часов утра 2 февраля, так как, по его словам, не мог раньше протолкнуться сквозь обозы, причем он пошел без 209 полка и 1 взвода 53 арт. бригады, ибо последние не прибыли, а он их разыскать не мог.

Распыление частей 29 пехотной дивизии.

В этот же достопамятный вечер, 1 февраля, командир корпуса подчинил 115 пехотный Вяземский полк полковнику Ребенко, который назначен был командовать арьергардом в составе двух полков 28 пехотной дивизии к югу от Сувалок у Дубово, а 116 Малоярославскому полку приказал выступить из Сувалок в 12 часов ночи на Бризгель-Махарце-Сопоцкин, прикрывая всю лишнюю артиллерию и парки 29 пехотной дивизии. Штабу 29 пехотной дивизии приказал следовать при Малоярославском полку, а штабу корпуса идти в голове этой колонны. Выступление назначено было в 12 часов ночи. Как видно вся 29 пехотная дивизия была уже распылена и, таким образом, управление ею взято из рук ее начальника.

Дополнительные распоряжения штаба корпуса на 2 февраля сводились к следующему:

1) арьергарду ген-м. Хольмсена - 6 батальонов и 18 орудий (53 пехотной дивизии) и 6 полевых гаубиц - пройти через Сувалки в 8½ часов утра 2 февраля и задерживать неприятеля на линии Соболево-Дубово.

2) арьергарду полковника Ребенко - 5 батальонов 28 пехотной дивизии и 4 батальона 29 пехотной дивизии, 18 орудий - задерживать противника на линии Дубово-Юзефово.

[268]

3) общему резерву ген-л. Джонсона - 209, 210 пехотные полки (53 пехотной дивизии) и 27 пехотная дивизия (13 батальонов, 48 орудий) сосредоточиться рано утром в Юрыздыке. Все вообще распоряжения были исключительно словесные и передавались исключительно исполнителям, так что ни один начальник не знал, что приказывалось другому. Относительно многочисленных бывших тут обозов и парков четырех дивизий, которые заняли г. Сувалки и все пути, идущие на восток, особенно путь на Махарце, никаких распоряжений сделано не было и вся эта масса двигалась, куда хотела, без всякого порядка, задерживая на каждом шагу войска и служа убежищем для всех уклоняющихся от строя.

Командующий армией перед своим отъездом из Сувалок 31 января приказал ген. Булгакову задерживать неприятеля близ Сувалок, пока XXVI корпус не минует шоссе Сувалки-Августов. Как видно, распоряжение командира корпуса на 2 февраля клонилось именно к тому, чтобы выполнить это приказание. Но для исполнения его не требовалось вовсе сосредотачивать весь корпус к Сувалкам и держать его тут целый лишний день. Ясно также, что командующий армией, отдавая такое приказание, мог не знать еще, что противник нас обходит. При данной же выяснившейся обстановке задерживать все войска у Сувалок было непростительной ошибкой. Рассматривая далее вышеприведенное распределение сил корпуса на 2 февраля, бросается невольно в глаза, что 24 батальона (27, 28, 29 и 53 пехотных дивизий) оставлены были в тылу для обеспечения движения XXVI корпуса и для прикрытия тыла XX корпуса, 7 батальонов 29 пехотной дивизии выдвинуты для обеспечения правого фланга корпуса и 4 батальона 29 пехотной дивизии направлены в прикрытие к артиллерии и паркам. Относительно назначения оставшихся 4 батальонов 53 пехотной дивизии точных указаний не имеется, но, во всяком случае, известно, что они были в тылу при своих частях. Таким образом, из общего состава в 39 батальонов, только 7 батальонов бокового авангарда ген-м. Чижова получили назначение соответствующее обстановке. Почти же все остальные прикрывали тыл, которому никто серьезно не угрожал. Если бы в тылу была оставлена 27 пехотная дивизия (7 батальонов) и полки 28 пехотной дивизии (5 батальонов), всего 12 батальонов, то задача командующего армией при данной обстановке была бы вполне достигнута. Но зато вперед, в авангарды, для прокладывания пути могли бы быть двинуты сразу 29 и 53 пехотные дивизии в полном составе, то есть 27 батальонов.

Отдавая все указанные выше сложные распоряжения, совершенно не озаботились надлежащей связью с виновником их - XXVI армейским корпусом, о котором, невзирая на телеграфную линию Сувалки-Августов, так и не было до самого конца ничего известно. Как, однако, впоследствии узнали, корпус этот, действую как будто в совершенном одиночестве, прошел в район Августова и удалился поспешно на Гродно, бросив XX корпус на полный произвол судьбы.

[269]

Краткое описание театра борьбы.

Все пространство между линиями Сувалки-Августов и Сопоцкин-Липск, по которому должны были направляться войска XX корпуса, заполнено так называемыми августовскими лесами района Августовской системы каналов, соединяющих водные системы Немана и Вислы. Леса эти на севере доходят перелесками до линии Сувалки-Гибы и далее до Немана. У Друскеник тянутся то сплошным бором, то прерывчатыми площадями. На юге они ограничиваются линией р. Бобра. Августовские леса состоят из крупных пород и местами крайне густы. Снег лежал в них мощным покровом и вне проторенных дорог был по колено. Внутри встречался ряд полян, из которых главнейшие находились: к югу от Бризгель, у Тоболово-Копаницы, у Махарце-Сервы, у Грушки и в районе Липин. Поляны эти определяли собою возможные места боя. В северной части лесов попадается много больших озер. Из них огромное озеро Вигры и система озер Близно-Тоболово разобщали действия войск, оперировавших от Сувалок на юго-восток, а длинное озеро Сервы преграждало их пути в том же направлении. Середина лесов была прорезана августовской водной системой, состоящей из сочетания небольших речек, озер и каналов, тянущихся от г. Августова на восток и по параллели вплоть до Немана. В данную пору года все реки и озера были замерзши, но лед был малопрочен и допускал проход только отдельных людей или небольших групп врассыпную. Дорог и просек в лесу было очень много, но они разбросаны без всякой системы и большинство из них были не наезжены и пропали в снегах. Поперек леса шли два шоссе: Сувалки-Августов и Сейны-Махарце-Августов. Оба были с большими выбоинами, но широки и удобопроходимы. Продольных дорого от Сувалок на Гродно можно было, в общем, подобрать три. Все они выходили к переправам на нижнем течении небольшой реки Волькушек на фронте 8-9 верст и были протяжением в 52-56 верст. Речка Волькушек протекала в болотистой низине с юго-запада на северо-восток и ограничивала здесь опушку лесов. В расстоянии 2-3 верст восточнее ее тянулись господствующие высоты, которые были оборудованы отличными окопами, как передовая позиция Гродненской крепости для обстреливания "дебуше" из августовских лесов. От линии реки Волькушек до гор. Гродны было 17-20 верст. Главной задачей для войск, дебуширующих из леса, являлся бы захват участка шоссе Сопоцкин-Голынка-Кончаны, который служил для связи между частями противника, действовавшими с севера от Сейн и с юга от Липска.

Движение корпуса по одной дороге.

Тактика отступательного марша состоит в движении широким фронтом, в обеспечении движения прикрывающими частями, в направлении обозов по наиболее безопасным от нападения путям и т.д. Вместе

[270]

с тем, она требует развития огромной деятельности для скорейшего вывода войск из-под ударов противника. В данном случае можно было ожидать нападения почти со всех сторон, но главным образом с севера и с востока, если только дать противнику время упредить себя. С юга движение можно было бы считать обеспеченным XXVI корпусом, конечно, если бы держать с ним самую тесную связь и двигаться параллельно. Таким образом, по идее, требовалась высылка сильных авангардов с придачей им наличной конницы (4 сотни), дабы открыть и обеспечить дорогу на Гродно; высылка на север сильного самостоятельного бокового авангарда; оставление слабых, но хорошо скомбинированных арьергардов и теснейшая связь с XXVI корпусом. Затем обстановка требовала уничтожения всех лишних обозов и направление всех оставшихся повозок по средней и даже южной дороге.

Ничего этого сделано не было и все без исключения направлено по одной единственной дороге на Махорце.

Движение обозов и их прикрытия 2 февраля.

2 февраля в 3½ часа утра 116 Малоярославский полк выступил из Сувалок. Штабу 29 пехотной дивизии, как уже упомянуто, приказано было двигаться с этой колонной, то есть с прикрытием к обозу. Ночь была темная, вполне способствующая скрытности движения. Но обгоняемые по пути обозы, главным образом 53 пехотной дивизии, шли с криком и шумом в полном беспорядке, разводили по пути костры, останавливались, где хотели, загромождали дорогу. Попадалось много неформенных повозок и саней, наполненных спящими людьми. Начальников обозов видно не было, а ехавшие тут чиновники спали и относились ко всему индифферентно. Пришлось наводить порядок, выкидывать все лишнее, разгонять на свои места людей, выпрягать лошадей и припрягать их к орудиям и парковым повозкам. Малоярославский полк, назначенный прикрывать только лишнюю артиллерию и парки 29 пехотной дивизии, обратился постепенно в единственное прикрытие бесчисленных обозов, парков и артиллерии 27, 28 и 53 пехотных дивизий, запрудивших здесь всю дорогу и стихийно примыкавших к части, в которой видели свое единственное спасение.

Когда 2 февраля в 10 часов утра, пройдя г. Бризгель, подходили к лесу, то услышали со стороны Тоболово сильный ружейный, пулеметный и орудийный огонь. Оказалось, что у Тоболово идет обстрел обозов, а дер. Махорце сильно занята пехотой противника с артиллерией. Вследствие этого начальник 29 пехотной дивизии решил двигать, не теряя времени, всю колонну более южными путями на Сухарженку и Чарны Брод. Однако командир корпуса приказал отменить это распоряжение и продолжать движение на Махорце.

Движение арьергардов и штаба корпуса.

В описываемый же день 2 февраля утром началось движение арьергардов через Сувалки. Вслед за их уходом немцы заняли город.

[271]

и направили колонну вдоль Августовского шоссе, причем весь удар направлялся на правый фланг Вяземского полка. Последний попал в оживленную перестрелку, но удержал наступление противника и в 1 час ночи на 3 февраля отошел на Вальне.

2-го же февраля утром штаб корпуса прибыл в Вальне, но никаких распоряжений не делал. Однако поздно вечером этого дня стало известно, что на 3 февраля ген-л. Джонсону с частями 29 пехотной дивизии (7 батальонов, 48 орудий, 6 полевых гаубиц) и с 116 пехотным полком, который ему теперь подчинили, опрокинуть противника под Махорцами и очистить путь для дальнейшего движения. На время этой операции всем остальным частям оставаться на месте. Ясно стало, таким образом, что день 2 февраля пропал для корпуса даром и все свелось лишь к тому, что войска продвинулись на маленький переход и теперь при первом же встреченном препятствии задержаны опять на месте. В довершение неудач этого дня получилось донесение от разъезда штаба 29 пехотной дивизии, посланного для розыска ген-м. Чижова, что никаких сведений о боковом авангарде получить не удалось.

Бой под Махорцами.

На следующий день 3 февраля с самого утра начался бой под Махорцами. После артиллерийской подготовки части 27 пехотной дивизии повели наступление с юга вдоль северного берега оз. Сервы и заняли часть деревни Махорце. При этом немцы понесли большие потери, был захвачен раненый командир полка и много пленных. Как узнали от них, немецкая бригада, бывшая в Махорцах, опиралась на полк, расположенный в дер. Глембоки Брод. Поэтому все время ожидали, что ген-м. Чижов ударит им в тыл. Но так до самого конца ожидания эти остались тщетными.

Утром 3 февраля штаб корпуса находился ее в Вальне. В маленькой комнате, где сидел командир корпуса, было набито офицерами и стоял невероятный шум. Вследствие донесения начальника 27 пехотной дивизии настроение было приподнятое и возбужденное. В 11 часов утра было отдано наличным начальникам приказание немедленно собирать всю лишнюю артиллерию, парки и обозы и двигать их на Тоболово и Махорце. Однако, через час спустя все эти приказания были отменены и вновь настал период пассивного ожидания.

В 3 часа штаб корпуса перешел в Копаницу, а в 6 часов вечера, как раз в то время, когда ген. Джонсон докладывал, что противника больше не существует, получилось поразившее всех донесение командира Малоярославского полка, что дер. Махорце, лежащая на шоссе, еще сильно занята противником, так как полк не в силах ее взять. Саратовским же полком захвачена только та часть означенной деревни, которая находится вдоль восточной опушки Махорцевской поляны. Донесение это всех возмутило и полковнику Вицнуде было тотчас послано категорическое приказание немедленно взять эту деревню и затем быстро продвинуться на Глембоки Брод.

[272]

Уже совсем вечерело, когда по западной опушке леса против Махорце развернулось 3 батальона 116 пехотного полка. После небольшой огневой подготовки они пошли вперед, ворвались в окопы и взяли 400 пленных и 5 орудий. Далее бой продолжался внутри деревни, где многие немцы заперлись в домах. В 8 часов вечера подошел 4-й батальон 116 пехотного полка, находившийся до того в резерве и немедленно был двинут на Глембоки Брод.

Почти одновременно с концом боя у Махорце, немцы потеснили арьергард ген-м. Хольмсена, находившийся на линии Бризгель-Вальне и заняли первую из этих деревень, а также опушку леса восточнее нее.

Высланные штабом 29 пехотной дивизии разъезды для связи с колонной ген-м. Чижова донесли, что деревня Червоны Кржиж к полудню 3 февраля была занята пехотой противника. Вследствие этого по ходатайству начальника 29 пехотной дивизии деревня Тоболово была занята одним батальоном Вяземского полка. Сам же полк этот перешел теперь в непосредственное подчинение ген. Булгакову. Ночью мелкие части неприятеля, выйдя в разных местах из опушки леса, открыли ружейный огонь по бивакировавшим тут обозам и паркам. Нападение было отбито вяземцами и поднявшаяся было паника скоро улеглась. Однако, случай этот показал наглядно, как наш правый фланг слаб и ненадежно охранен.

Дальнейшее движение 4 февраля (Схема №5).

На 4 февраля было словесное приказание всему корпусу продолжать движение одной колонной на Серскиляс, Сервы, Сухаржечку, Горчицу, Микашевку и далее вдоль Августовского канала на Сопоцкин. Ни порядка движения, ни часа выступления, ни начальника колонны указано не было; войска, обозы, парки и огромная колонна в 1200 человек пленных шли, проталкиваясь и занимая места в колонне совершенно произвольно. Растяжка была невероятная. Штабы выступили их Копаницы в 4 часа утра. В авангарде был только один батальон 53 пехотной дивизии. Особого прикрытия к артиллерии и паркам назначено не было. О ген. Чижове сведений не поступало и тем не менее на обеспечение правого фланга движения внимания не обратили.

Опять главная масса войск попала в арьергарды. В тылу на линии озер Близно-Тоболово стоял арьергард ген-м. Хольмсена (6 батальонов, 18 орудий) ему же был подчинен и батальон Вяземского полка, занимавший Тоболово. Ген-л. Джонсон с частями 27 пехотной дивизии, 116 и 209 пехотными полками составлял арьергард в районе Сервы-Серкиляс и, наконец, по достижении штабом корпуса деревни Горчицы был выдвинут еще новый арьергард полк. Ребенко (110 и 112 полки и 18 орудий). Начиная от деревни Горчицы до самой Микашевки путь шел вдоль канала, на противоположной стороне которого, находящейся в руках противника, не было с нашей стороны ни прикрывающих, ни разведывательных частей. Штаб корпуса со штабом 53 пехотной дивизии заночевали где то в дороге, приказав всем частям идти безостановочно. Однако

[273]

одновременно со штабом остановилась и колонна войск. Чтобы выяснить причину этого обстоятельства штаб 29 пехотной дивизии прошел прямо в Микашевку и здесь узнал, что остановка произошла вследствие задержания авангарда в районе деревни Тартак какими-то небольшими силами противника. Поддержать авангард было нечем, так как за ним непосредственно двигалась только артиллерия и обозы без всякого прикрытия. Отправив в авангард бывших при штабе казаков, начальник 29 пехотной дивизии, видя, что создается та же обстановка, что и при отходе 2 февраля к Тоболову испросил разрешения командира корпуса свернуть немедленно обозы на юг на Грушки-Волокуш. Однако штаб корпуса оставил эту просьбу без ответа и вся колонна простояла вдоль дороги на Микашевку до полудня 5 февраля, тогда как за ночь можно было дойти до р. Волкушек.

Бой Малоярославского полка у Глембоки Брод.

Пока в ночь с 3 на 4 февраля происходило описываемое беспорядочное движение, один батальон Малоярославского полка, продвигавшийся лесом к деревне Глембоки Брод, был атакован превосходными силами и понес огромные потери. Отправленный ему в помощь другой батальон был почти уничтожен. Однако неприятель все-таки был задержан настолько, что вечером остальные части полков могли более или менее спокойно отойти и присоединиться к общей колонне у Горчицы.

За бои у Махорце и Глембоки Брод Малоярославский полк понес огромные потери, так что в общей сложности в строю его осталось около 400 человек.

Дело Вяземцев под Тоболовым.

Того же 4 февраля, когда все уже отошли на восток на поляне у Тоболова остался один батальон Вяземского полка. Его подчинили ген-м. Хольмсену, командовавшему арьергардом к югу от линии озер Близно-Тоболово. По отношению к этому последнему расположение батальона вяземцев представлялось передовым пунктом. Батальон за ночь окопался и к рассвету занял окопы вместе со взводом пулеметов и 2 орудиями 29 арт. бригады. Немцы, пользуясь опушками, охватили его с трех сторон и в 7 часов утра открыли огонь. К полудню окопы были уже полны убитыми и ранеными. В 1 час дня командовавший батальоном капитан Вильчинский, который, несмотря на рану в голову, спокойно управлял боем, послал донесение с просьбой о подкреплении или о разрешении отойти. Но ответа не последовало. В 3 часа дня немцы усилили свой огонь и бросились в атаку в охват флангов. В результате доблестный батальон погиб, сыграв роль арьергарда за всех. Настоящие же арьергарды в 6 часов вечера отошли почти без выстрела на Сиркиляс и далее.

Сведения о действиях бокового авангарда ген-майора Чижова.

5 февраля утром в Микашевке были

[274]

получены первые сведения о боковом авангарде ген-м. Чижова. Оказалось, что он находится в Липинах. Целью его движения, как указано, было занятие дефиле у Гибы. 2 февраля в 5 часов утра он выступил из Сувалок в составе 7 батальонов и 4 орудий без обоза и без кухонь по шоссе на Сейны. Дойдя до перешейка между озерами, авангард свернул с шоссе на Татарчиско. Здесь узнали, что колонны пехоты противника направлялись до 2 часов дня с севера на Махорце и что деревни Глембоки Брод и Фронцке сильно заняты ими. На основании этих сведений ген-м. Чижов решил захватить эти два последних пункта с тем, чтобы не пропускать дальнейших подкреплений немцев с севера. К сожалению, однако, столь правильно поставленная задача осталась без выполнения и все дальнейшие распоряжения клонились лишь к тому, чтобы пересечь шоссе и занять только Фронцке. Это и было выполнено в ночь на 3 февраля. Выяснилось, что Фронцке занимал один батальон и что в районе Махорце-Гибы находилась одна дивизия немцев, но без артиллерии. Кроме того, от пленных и от местных жителей узнали, что немцы двигаются уже по шоссе от Сейн на Сопоцкин. Итак, Фронцке была занята, но ни малейшей попытки к захвату Глембоки Брода или к установлению связи с частями корпуса сделано не было.

Между тем 3 февраля с раннего утра шел бой под Махоце и гул артиллерийского огня не мог не доноситься до Фронцке, куда по прямому направлению было всего 7-8 верст. Можно себе представить каков был бы результат этого боя, если бы ген-м. Чижов захватил Глембоки Брод. Но он об этом не думал и уже в 6 часов утра покинул Фронцке, отошел далее на восток. В 4 часа дня ген. Чижов прибыл в Грушки, очутившись таким образом перед фронтом отступления корпуса, вместо того, чтобы прикрывать его правый фланг. 4 февраля в 11 часов ген-м. Чижов выступил на деревню Волокуш, имея намерение двигаться дальше на Гродно. По пути было выяснено, что мосты на реке Волокушек разрушены и что прилегающие деревни, а также и м. Сопоцкин и Липск заняты немцами. Около 2 часов части прибыли по назначению и приступили к исправлению моста у деревни Волокуш. Работа шла под шрапнельным огнем противника. В 4 часа дня мост был готов и вся колонна с артиллерией перешла на тот берег. Высланная пешая разведка подтвердила, что ближайшие деревни заняты неприятелем, ввиду чего ген-м. Чижов не рискнул выполнить своего намерения о движении на Гродно и занял оборонительное положение на правом берегу реки Волокушек. Вечером он узнал, что корпус следует за ним и поэтому решил ожидать дальнейших распоряжений.

Движение от деревни Микашевки (Схема №5).

5 февраля утром штаб корпуса прибыл в Микашевку и в 11 часов утра направил ген-л. Джонсона с его дивизией на Рудавку и далее вдоль канала с целью пройти к Сопоцкину. В 1 час дня за

[275]

ним последовали и обозы, а в 3 часа выступил по той же дороге и штаб корпуса. Пройдя версты две от Микашевки этот последний был внезапно обстрелян с противоположного берега канала ружейным огнем и тут же изменив свое первоначальное намерение, повернул на юг и ушел на Грушки, куда вслед за ним тотчас потянулись без всякого разрешения многочисленные обозы и колонна военнопленных. Этот случай вновь показал небрежное отношение к охране правого фланга корпуса.

По мере очистки Микашевки от разных обозов, туда подошел арьергард полковника Ребенко, прикрывавший в этот день весь корпус и притом, как видно, только в направлении от Горчицы на Микашевку. Все остальные более южные пути были никем не прикрыты и даже не наблюдаемы. У Микашевки полковник Ребенко занял позицию в лесу и с трудом удерживался до вечера, так как был сильно атакован и обойден лесом.

Вяземский полк продолжал числиться в резерве корпуса и был продвинут в Рудавку, где у него была перестрелка с неприятелем.

Штаб 29 пехотной дивизии из Микашевки пошел прямо в Липины, где застал ген-м. Чижова и командиров полков, в том числе и 116-го. Командир корпуса, одобрив все действия ген-м. Чижова, велел оставить его командовать авангардом, то есть теперь уже тремя полками 29 пехотной дивизии.

Совещание в Рудавке и бои на р. Волькушек.

Сложившаяся к 5 февраля обстановка показывала, что противник уже отрезал нас от Гродны и что без серьезного боя не обойтись. Требовалась громадная деятельность и распорядительность командира корпуса и его штаба. Еще вечером этого дня или в ночь можно было пробиться большею частью войск в южном направлении на Жабицке, так как единственно противника еще не было обнаружено. Но управления не было, частные начальники, которым в эту критическую минуту вверялась судьба операции, были далеко не на высоте своего призвания. Тем не менее, видя беспомощность своего положения, они решают сговориться между собою. Ген-л. Джонсон приглашает ген-м. Чижова приехать в Рудавку. Здесь они решают атаковать на следующий день противника. Для этого: а) делят впереди лежащую позицию противника на участки для овладения ею; б) распределяют между собой войска; в) входят в соглашение с подходящими к полю боя 209 и 211 пехотными полками о принятии ими участия в действиях обоих авангардов; г) уславливаются о времени начала действий.

Однако не взирая на указанное совещание, никакой подготовки для боя выполнено не было. Так как ген-л. Джонсон разместился в Липинах, а не в Слоевщизне, как было условлено; мосты у "дв. Марковский мост", как и мост через р. Волькушек, которая была проходима вброд только в некоторых местах, не были построены. Разведка не была произведена. Таким образом

[276]

без общего руководства, без обеспеченной связи с тылом, при полной перемешанности частей, начался бой 6 февраля.

Ген-м. Чижов приказал артиллерии на своем участке открыть огонь в 8½ часов утра сразу распылив его по всему фронту. 209 полку приказано было овладеть деревней Богатыри южн. и высотой у этой деревни; 113 пехотному полку овладеть деревней Бартники и далее совместно с 209 пехотным полком захватить дер. Кончаны; 116 пехотному полку обеспечить правый фланг наступления со стороны деревни Старожинце; 114 пехотному полку оставаться в общем резерве. Как видно фронт атаки для двух слабых полков был 2½-3 версты. При этом атака направлялась одновременно на Богатыри южн. и на Бартники, последняя была значительно дальше первой и не имела никакого тактического значения, так как лежала в лощине. Надо было сперва захватить деревню Богатыри и высоты к югу от нее, тогда Бартники пали бы сами собою.

Ночь на 6 февраля прошла спокойно. Спали на открытом воздухе. Горячей пищи, чая и вообще еды почти не было. Около 11 часов утра полки начали наступление на указанные им участки. 209 пехотный полк три раза наступал на деревню Богатыри южн. и прилегающие к ней высоты, но каждый раз был отбит с большим уроном. Задача была невыполнимая.

Пройдя через р. Волокушек, Старорусский полк бодро пошел вперед, атакуя Бартники. Местность была ровная и открытая. Несмотря на сильный фронтальный и фланговый огонь противника со стороны деревни Сторожинце, деревня была взята. При дальнейших действиях оба головных батальона растянулись неимоверно по фронту и остались без резерва. Тут получилось приказание командира полка полк. Ольдерогге остановиться и ожидать, пока 209 полк не возьмет деревню Богатыри. Это приказание было гибельно. Бой не терпит перерыва. Бой замер на время и этим воспользовался противник, чтобы устроиться и приготовиться к отпору.

В то же время Малоярославский полк, назначенный для обеспечения правого фланга наступления авангарда ген-м. Чижова, переправился через реку Волокушек, пошел по дороге на деревню Жабицке и повернув затем кругом на юг, нацелился на высоту, лежащую между Старожинцами и Бартниками. Когда батальоны выдвинулись вперед, то было обнаружено, что окопы у Старожинце и на командующих высотах между Старожинцами и Бартниками заняты противником. Окопы лежали позади глубокой лощины, по дну которой протекал ручей простреливаемый фланговым огнем от деревни Старожинце. При такой обстановке, казалось бы правильнее всего остановиться и выждать. Но командир полка два раза присылал приказание заходить правым плечом и идти к Старорусскому полку на Бартники. Это приказание явно противоречило возложенной на полк задаче. Однако во исполнение его высланные вперед два батальона быстро спустились в лощину и один из них перебежал без остановки на противолежащие высоты, нашел

[277]

здесь готовые окопы и залег в них. Живых осталось человек 30. Другой батальон залег в лощине и был почти полностью уничтожен. Противник занимал одним батальоном впереди лежащие окопы, а деревню Старожинце спешенным кирасирским полком с пулеметами.Все эти окопы составляли передовую позицию крепости Гродно и были устроены превосходно. Люди, занявшие окопы на высоте, находились под перекрестным огнем противника. Около 4½ часов немцы, усилив огонь, обошли окоп с фланга и захватили его. Там оставались лишь убитые и изувеченные. Когда раненый капитан Надеждин скомандовал: "Часто начинай", раздалось последние два выстрела. Примерно в это же время немцы зашли в тыл батальону, оставшемуся в резерве на опушке леса и открыли по нем огонь. Здесь был смертельно ранен командир полка полк. Вицнуда, вскоре скончавшийся. Полковой адъютант спас знамя, вывезя его с поля боя. За ним последовало лишь 30 человек; все остальные легли на месте. Так погиб со своим командиром славный Малоярославский полк.

Около 3 часов дня противник на всем фронте перешел в наступление в превосходных силах и вел его с чрезвычайной энергией, не взирая на большие потери от нашего огня, который был доведен до полного напряжения. Старорусский полк, после отбития штыкового удара, оставшись без патронов, отошел и был принят на себя Новоторжским полком, выдвинутым из резерва. 209 пехотный полк тоже отбил атаку и удержал за собой деревню Богатыри сев. Ген-л. Джонсон ограничился на своем участке в течение всего дня лишь артиллерийским огнем и никаких мер к наступлению не предпринял.

Таким образом, день 6 февраля не только пропал даром, но и повел к бесцельным потерям. В авангарде ген-м. Чижова выбыло более 1100 чел., а 209 пехотный полк потерял 2/3 своего состава. Бой, может быть, принес бы пользу, если бы в туже ночь пошли на прорыв. Но этого сделано не было.

Обстановка 7 февраля.

На 7 февраля опять никаких распоряжений не последовало. После неудачного боя 6 февраля начальники боевых участков сами ни на что не решались, убедившись, что наличными силами никакого результата достигнуть нельзя, а на помощь не рассчитывали, так как все части были раздерганы и распылены, или понесли большие потери. День прошел в редкой артиллерийской перестрелке. Утром штаб корпуса перешел в лес к югу от Липин. Саперы выстроили ему отличные шалаши, снабдив их мебелью, вместо того, чтобы возводить мосты через реку Волокушек.

Около 10 часов утра немцы атаковали арьергард полк. Ребенко у Грушки. Находившийся в центре 210 пехотный полк не оказал сопротивления; полк. Ребенко был ранен и части без приказаний отошли назад на Липины. Начальником арьергарда после этого был назначен начальник штаба 27 пехотной дивизии полк. Дрейер, которому

[278]

приказано было прикрывать оба направления на Грушки и на Рудавку. Вся оборона тыла сосредоточилась таким образом у Липин, а огромная поляна, находившаяся к северу от ф. Млынек, вся сплошь заставленная артиллерией, парками и обозами совершенно не охранялась с запада и со стороны деревни Грушки. Между тем разъезд штаба 29 пехотной дивизии выяснил, что деревня Рубцово с утра была занята кавалерией противника, а с полудня его пехотой. После занятия Грушки немцы стали сильно теснить и со стороны Рудавки.

Последнее решение.

Таким образом положение было тяжелое. Около 3 часов дня, узнав от начальника штаба корпуса, ген-м. Шемякина, совершавшего свою гигиеническую прогулку, что никаких дальнейших предположений не имеется, начальник 29 пехотной дивизии отправился в штаб корпуса сделать последний решительный доклад, а в случае неудачи принять самостоятельные меры касательно вверенной ему дивизии. Там в шалаше застал он начальствующих лиц. Испросив слова и очертив обстановку, он предложил принять немедленно решение пробиваться, для чего воспользоваться темнотой ночи и внезапностью, так как для дневного боя не хватит сил. Бросить все обозы, переправиться у деревни Волькуш и у дв. Марковский мост по местам уже знакомым и следовать затем в общем направлении на Сторожинце оврагами, минуя населенные пункты, пользуясь надежными проводниками из местных жителей. В пунктах переправ построить немедленно еще по одному хотя бы пешеходному мосту. Движение для сосредоточения начинать тотчас же как стемнеет.

Как только начальник 29 пехотной дивизии кончил свой доклад ген. от артиллерии Булгаков обратился к ген-м. Хольмсену, которому он более всего доверял. Последний согласился с идеей о необходимости прорыва в ту же ночь, но считал лучшим направление на Жабицке-Курьянки и притом движение всех частей одной колонной. С ним немедленно согласился сам ген. Булгаков, а также генералы Федоров и Джонсон.

После этого ген. Булгаков начал при помощи полк. Лилье диктовать приказ, который несомненно станет историческим, как глубоко печальный для нашей армии. Начальник штаба ген-м. Шемякин, все время отсутствовал. Через некоторое время полк. Лилье вышел и командир корпуса продолжал диктовать самолично, не допуская никаких замечаний и поправок. Приказ гласил следующее:

1. Войскам корпуса прорываться на Гродно.

2. Авангард ген-м. Чижова - 113, 114 и 116 пехотные полки. Частям авангарда, находящимся в соприкосновении с противником, оставить на месте сторожевое охранение, под прикрытием которого стянуться к ф. Млынек, откуда в 12 ч. ночи 8 февраля выступить на Жабицке-Курьянки и далее на Гродно.

3. Главные силы, ген-м. Хольмсен: а) полк. Белолипецкий - оставшиеся части 27 пехотной дивизии и 116 пехотный полк (от 116 пехотного полка осталось 30 чел. со знаменем) и б) полк. Миглевский - 209 пехотный полк.

[279]

Оставив сторожевое охранение к стороне противника, сосредоточиться к ф. Млынек и следовать вплотную за авангардом.

4. Артиллерия и парки, ген-м. Фолимонов, - прикрытие 2 роты 211 пехотного полка - вытянуться к ф. Млынек и следовать вплотную за главными силами.

5. Арьергард, полк. Дрейер, все оставшиеся части 110, 112, 210, 211 и 212 пехотные полки с находящейся при них артиллерией - прикрывать отход частей корпуса на ф. Млынек.

6. Все повозки обоза и пустые зарядные ящики и патронные двуколки уничтожить.

Приказ этот с первого слова до последнего представляет собой пренебрежение к основным требованиям тактики и полевого устава. Все ошибки его слишком наглядны, но надо все-таки отметить главнейшие:

А) При тех исключительных условиях обстановки, при которых находился корпус, нельзя было скрывать от войск о полном окружении и необходимо было призвать всех к последнему героическому усилию.

Б) Все начальники дивизий, наиболее опытные люди с их штабами были совершенно устранены от руководства операцией.

В) Выбор направления на Жабицке-Курьянки для ночного движения был совершенно неправилен, ибо он был наиболее кружной, войскам совершенно неизвестный; у ф. Млынек был только один мост и, в случае его порчи, все движение прерывалось бы, так как брода тут не существовало и, наконец, было известно, что Липск занят большими силами немцев, прибывших из Августова.

Г) Движение одной походной колонной было при наличном составе войск недопустимо. Одна артиллерийская колонна должна была занять в глубину не менее 9 верст.

Д) Сосредоточение всех войск к одной переправе в лесу, без указания даже порядка и очереди подхода должно было вызвать большой беспорядок и нарушение всех предположений, что и произошло.

Е) Пути для движения следовало наметить минуя населенные пункты, которые ночью всегда сильно заняты.

Ж) В прикрытие к огромной колонне артиллерии назначено всего 2 роты, что равносильно тому, что вся артиллерия заранее обрекалась на верную гибель, что и случилось.

З) Ни на кого не была возложена обязанность устанавливать в известном порядке подходящие к ф. Млынек войска, вследствие чего еще в сумерки артиллерия и парки заняли единственную дорогу в 4 ряда и образовали плотную пробку. Сюда же хлынули и разные повозки обоза, которые по-прежнему никто не хотел уничтожать.

И) Никто не наблюдал за порядком на самой переправе и там царил хаос.

Когда в штабе корпуса доканчивали писать вышеуказанный приказ, начало темнеть. Вдруг совершенно внезапно со стороны д. Липин раздался сильнейший взрыв ружейного огня и пули начали свистеть над головами. Бросившись со своим штабом навстречу отступавшим и задержавши их, начальник 29 пехотной дивизии не заметил, как штаб корпуса внезапно исчез, не оставив

[280]

даже маяка для указания своего нового места нахождения. Быстро стемнело. Невольно пришла в голову мысль - какое счастье, что успели хоть принять решение. Отправившись затем к своему телефону и передав все нужные приказания ген-м. Чижову, начальник 29 пехотной дивизии проследовал на ф. Млынек, приводя по дороге в порядок напиравшую со всех сторон артиллерию и парки и выкидывая прочь повозки обоза. Во время этого движения наступила полная темнота и внезапно на небе появился отблеск лучей сильного прожектора, медленно обводивший круг в направлении примерно от Липска. Тут вспомнился подслушанный у пленных немцев разговор, что подобный сигнал будет означать полное окружение русских.

Ночное движение от фольварка Млынек и гибель корпуса.

Наступал последний акт кровавой драмы. Десятидневный поход от р. Ангерапа до р. Волкушка при труднопроходимых дорогах, почти отсутствии всякой пищи и крова, ночлегах преимущественно на снегу и в грязи с непросыхающей, постоянно мокрой обувью и одеждой, в постоянных боях, ночных движениях и пр. - все это переутомило войска до крайних пределов. Многие действовали бессознательно, как автоматы, слабовольные же разболтались вконец. И тем не менее почти у всех сохранилось чувство святости исполняемого последнего долга.

Согласно приказа командира корпуса, ген-м. Чижов приказал полкам авангарда прибыть на ф. Млынек к 11 ч. 45 м. вечера и выступить на Жабицке в 12 ч. ночи.

На ф. Млынек ген. Булгаков объявил, что штаб корпуса пойдет непосредственно за авангардом и приказал штабу 29 пехотной дивизии и прочим штабам следовать вплотную за ним. Никаких заместителей назначено не было. В 11 ч. вечера на ф. Млынек появился полк. Ольдерогге и доложил, что подходит Старорусский полк.

В 11½ ч. вечера ген-м. Чижов приказал 114 пех. полку, находившемуся уже на переправе, ввиду страшной тесноты на плотине, перейти мост и продвинуться на ½ версты вперед, дабы освободить место. Полк ушел и исчез в непроглядной тьме. Где он остановился, невозможно было определить, так как казаки, предназначенные для связи, исчезли вместе с ним. В 11 ч. 45 м. вечера чины штаба сели на коней и перешли мост. Пройдя 200 шагов, остановились и опять запрудили дорогу. Тут разыскали ген-м. Чижова и начальник 29 пехотной дивизии приказал ему немедленно восстановить связь с Новоторжским полком и не давать отрываться последующим частям. Через некоторое время, пробираясь по одному между конными людьми, прошел 113 пехотной полк. Около 12½ ч. ночи подошла к мельнице у фольварка голова колонны 115 пехотного полка, причем командир полка мотивировал запоздание трудностью в темноте вывести полк из боя близ Липин, где он до темноты находился. При этом полку проводника не оказалось.

[281]

По прошествии некоторого времени, примерно в 1 ч. 30 м. ночи, из опроса людей выяснилось, что проходит Вяземский полк. В это время ген-м. Чижов уехал, а стоявший впереди штаб корпуса тронулся вперед. Штаб 29 пехотной дивизии прошел вплотную за ним. Пройдя некоторое расстояние, начальник разведчиков, ехавший впереди, доложил, что штаба корпуса больше не видно. Полагая, что он ушел вперед за авангардом, так как ничего другого не могло быть, штаб дивизии продолжал движение по указанию своего надежного и отлично знающего местность проводника.

Когда подошли к поляне в лесу недалеко от деревни Жабицке неожиданно раздался выстрел и головной разведчик штаба дивизии был убит выстрелом в упор. Вслед за тем с фронта и с флангов начался частый огонь с самых близких дистанций. Очевидно подошли к боевому расположению немцев. Неожиданно оказался здесь и ген-м. Чижов, который упал с коня и сильно расшибся. Пришлось отойти несколько назад до леска, где и приостановиться. Через некоторое время неожиданно подошел Вяземский полк. Оказалось, что связи у него с 1-й бригадой не было и поэтому, пройдя около 1 версты, примерно, за ней и не видя никого перед собой, он вернулся и наугад пошел по дороге на Жабицке. Воспользовавшись этой случайностью, начальник 29 пехотной дивизии приказал полку выбить противника. Вяземцы опрокинули немцев и двинулись дальше, но дойдя до деревни Жабицке наткнулись на большие силы и после боя отошли назад. Обстановка стала разъясняться. Очевидно было, что авангард пошел по какой то другой дороге и так как выстрелов нигде не было слышно, можно было предположить, что он прошел благополучно. Но где? Нельзя было оставаться среди поля в темноте и ждать тут рассвета. Необходимо было пробиться. Поэтому, бросив коней, стали пробираться вдоль фронта, чтобы найти выход. Но куда не подходили, всюду освещались ракетами и обстреливались ружейным и бомбометным огнем. Между тем, надо было торопиться, до рассвета оставалось часа полтора. Было принято решение пробираться в лес, там укрыться в течение дня, а ночью пройти сквозь сторожевое охранение немцев и выйти к Гродно. Проводник повел на известный ему брод через р. Волькушек. Перешли по пояс в ледяной воде и двинулись дальше перебежками. В это время стало светать; нарвались сначала на офицерский разъезд немцев, а затем шагах в 300 увидели наступающие германские цепи… Судьба штаба дивизии была решена.

В эту самую трагическую ночь с остальными частями дивизии произошло следующее. Полки 1-й бригады 29 пехотной дивизии, как стало известно уже потом, не пошли на Жабицке. Они направились по знакомому им уже пути на Бартники и двинулись болотом по лощине, бросив коней и повозки. Движение их было вполне благополучно и утром 8 февраля они прибыли в Гродно. Остатки Вяземского полка собрались на опушке недалеко от Жабицке и

[282]

отбивались до 2 ч. дня. Недалеко от них оказался в таком же положении один батальон 211 пехотного полка. Примерно в это же время командир Сибирского казачьего полка, полк. Власов, собрав, сколько мог, казаков, пошел с ними на прорыв, атаковал неприятеля, был ранен и умер впоследствии в плену. Ночью на единственной переправе артиллерия тщетно ожидала подхода главных сил пехоты и, не дождавшись их, стала переходить на тот берег. Очутившись тут без прикрытия, она остановилась и не решалась идти дальше. При этих обстоятельствах наступил рассвет и противник со всех сторон открыл огонь. Тогда артиллерия заняла позицию и открыла огонь во все стороны. Общего руководства и тут не было, хотя инспектор артиллерии и присутствовал. Когда расстреляны были все патроны, настал критический момент. Кольцо противника сжималось. Тогда, не имея другого выхода, перестреляв лошадей, зарыв или побросав в р. Волькушек замки, панорамы и все что можно было, артиллеристы большею частью рассыпались и малыми группами пытались прорваться, что некоторым из них и удалось.

Полк. Белолипецкий с остатками 27 пехотной дивизии прибыл к переправе перед рассветом, а 209 пехотный полк около полудня. Их постигла общая участь. Что касается загадочного случая со штабом корпуса при движении от переправ у деревни ф. Млынка, то оказалось следующее. Командир корпуса, ген. от артиллерии Булгаков, когда перешли мост, слез с коня и сел в находившийся вблизи дороги окоп. Чины штаба не могли за темнотой его разыскать. С рассветом же все перебрались дальше и расположились в другом окопе. К ним присоединились прочие начальники со своими штабами. Около полудня подошедшие к этим окопам немцы взяли командира корпуса и всех начальников с их штабами в плен. От арьергарда полк. Дрейера к полудню уже не осталось ничего, а сам он счастливо пробрался к Неману.

* * *

Такой невероятной катастрофой закончилось движение XX корпуса из Восточной Пруссии к Гродне. Брошенный соседями, слишком слабо поддержанный извне, плохо управляемый, он погиб под стенами собственной крепости.

Только чувство врожденной дисциплины и опасение расшатать в столь критическую минуту в войсках, могло сдержать от принятия крайних, самых решительных мер против такого управления.

"Многочисленные штабы, огромные обозы, маленькие способности, большие поражения"

Данные из немецких источников.

Перед тем, чтобы перейти к разбору рассматриваемой операции, необходимо для полноты картины привести некоторые сведения из немецких источников.

[283]

Все действия немцев отлично известны из сочинения Ханса Нимана - "Hindenburgs winterschlachtin Masuren", - вышедшего еще во время войны. Гинденбург почти три месяца подготовлял эту операцию и организовал ее очень тщательно. Ввиду предстоящей форсировки, требующей полного напряжения физических сил, контингент был подобран почти исключительно из молодых, получивших заботливую подготовку. Принимая во внимание дурное состояние путей в пограничной полосе и возможную в феврале распутицу, артиллерия была взята преимущественно легкая, чтобы не задерживать движение войск, а обоз составлен из легких повозок причем при каждой повозке везлись полозья для постановки на них в случае выпадения снега. Личный состав старших начальников был подобран из людей известных ген. Гинденбургу. Целью наступления ставилось не только поражение, но полное окружение X русской армии или по крайней мере большей части ее. Для этого немецкая армия ген. Белова из 3-х корпусов, стоявшая на р. Ангерап и вдоль линии Мазурских озер, должна была приковать к себе все внимание, ведя беспрерывно артиллерийский огонь и воздушную разведку над нашими позициями. Тем временем за ее флангами должна была сосредоточиться сильная ударная группа для охвата обеих наших флангов и обхода в тыл. На правом своем фланге они сосредоточили корпуса генералов Фалька и Лицмана, а из-за левого фланга выдвинули армию Эйхгорна из трех корпусов. 25, 26, 27 и 28 января, когда эти ударные группы уже опрокинули наши фланговые части и двигались безостановочно, заходя концентрически в охват нашей X армии, армия Белова стояла на месте и только 29 янв. пошла вперед. Но при этом она подвигалась не торопясь, не наседала, а только иногда старалась задерживать арьергарды, что особенно проявилось в районе 29 пехотной дивизии у Ведерна и под Сувалками. Прилагаемая схема №5 ясно показывает постепенность движения немцев.

В томе IV журнала "der Volkerkrieg", C.H. Baer приводится сведение из записной книжки левофлангового начальника дивизии армии Эйхгорна. Эта дивизия в ночь со 2 на 3 февраля, то есть когда XX корпус только начал выступать из Сувалок, заняла Сопоцкин пехотными частями, высланными на подводах, и захватила здесь огромные обозы. 3 февраля одна бригада этой дивизии двинута из Сопоцкина для занятия Липска и переправы на реке Бобр по шоссе из Августова. В Липске захвачены опять огромные обозы. Дивизия после этого была разбросана малыми частями на фронте 12 верст. В резерве имелось всего 6 рот. В это время со стороны Гродны началось наступление русских. Но в ночь с 3 на 4 февраля оно было отбито и русские отброшены. 5 февраля к пехотной дивизии присоединилась 1 кавалерийская бригада. Попытки русских со стороны лесов были отбиты. 6 февраля прибыла из Августова еще одна дивизия пехоты и тогда кольцо крепко сомкнулось. В этот день отбита новая попытка русских на прорыв со стороны леса. 8 февраля со стороны Гродно на Голынку двинут русский II армейский корпус. Но было поздно. В начале все силы немецких дивизий были направлены на запад, и в резерве в Голынке было всего 4 роты. Но успели повернуть всю артиллерию фронтом на восток и затем двинули туда освободившуюся, вследствие пленения русского XX корпуса, пехоту. Наступление русских из Гродно было отбито с большими потерями.

Оценивая вышеприведенные сведения о противнике, ясно видно, что в первоначальной стадии его наступления с 25 по 29 января, фланговые корпуса нашей X армии не оказали ему должного сопротивления и движение его совершалось с большой быстротой и без выстрела. III корпус ген. Епанчина, бывший на правом фланге, быстро отошел к Неману, бросив XX корпус на произвол судьбы. Последний при лучшем управлении еще 4 февраля вечером мог быть сосредоточен на реке Волкушек, имея против себя на фронте от Сопоцкина до Липска всего лишь одну пехотную дивизию и одну кавалерийскую бригаду противника и атакуя 5 февраля общими силами мог с полными данными на успех прорваться к Гродне. Наконец, 8 февраля при лучшей организации марша и при соответствующем управлении, можно было бы под прикрытием 1-й бригады 29 пехотной дивизии уже ведшей здесь бой и знакомой с местностью, выйти за ночь на Гродненское шоссе и тут, развернув артиллерию, ударить в тыл немецким частям, которые были заняты боем с нашим II корпусом, вышедшим против них из Гродны. Конечно, потери были бы и тут огромные, многим удалось бы прорваться и спастись нанеся и немцам существенный урон.

Переходя к общей оценке деятельности нашего высшего командования, штаба X армии необходимо отметить:

А) В период до начала отступления крайнюю растяжку армии, не взирая на постоянное ее ослабление, вследствие отправки частей на другие фронты. Необеспеченность флангов, отсутствие резервов, что делало ее неустойчивой в любой точке.

Б) Сильнейшее и постоянное изнурение войск, благодаря непрерывным окопным работам при крайне тяжелых условиях почвенных и близости противника.

В) Ослабление внимания войск и их начальников разными мелочными распоряжениями и необращение никакого внимания и даже почти фактическое лишение возможности организовать и вести систематическую боевую подготовку прибывающих совершенно необученных укомплектований.

Г) Почти полная бездеятельность интендантства армии в смысле организации правильного подвоза и хлебопечения.

Д) Неподготовка тыловых путей и отсутствие этапов, снабженных продовольствием, что при отходе гибельно влияло на ее дух и подрывало силы.

Е) Совершенная неподготовленность тыловых позиций, действительно перехватывающих главные направления, особенно же флан-

[285]

говые, которые дали бы возможность надежно сдержать хоть первый напор противника и тем нарушить его планы.

Ж) Упущение из рук руководства операциями III корпуса генерала Епанчина, благодаря чему, между прочим, придача XX корпусу 3-й кавалерийской дивизии оказалась чисто фиктивной мерой.

З) Когда III корпус обнажил фланг армии, то упорствование в предвзятой мысли, что не следует отступать, благодаря чему два дня были безвозвратно потеряны (27 и 28 января), - послужило к гибели XX корпуса.

И) Нерешительность в постановке целей, что привело к бесцельному занятию Гольдапской позиции с потерею времени, когда фланг ее был уже обойден.

Й) Упущение из рук руководства операцией, выразившееся в том, что 31 января, находясь в Сувалках, командующий армией не взял в свои руки руководства обеих оставшихся еще при нем корпусов XX и XXVI, а, бросив их, уехал в Гродно, благодаря чему оба корпуса действовали бессвязно, а XXVI корпус, кроме того, вопреки основным требованиям тактики и военной этики, бросил XX корпус на гибель, не оказав ему никакого содействия.

К) Наконец, будучи в Гродно и зная, что XX корпус остался совсем одиноким в Августовских лесах, командующий армией не принял более энергичных и решительных мер для его выручки и спасения, для чего между прочим не были использованы ни прибывший уже в Гродно XXVI корпус, ни 1-я бригада 29 пехотной дивизии, прорвавшаяся из лесов в ночь на 3 февраля.

Главнейшие ошибки в управлении со стороны штаба XX корпуса

выразились в следующем:

А) Не было разработано никакого определенного плана операции в соответствии с создавшейся обстановкой, благодаря чему все распоряжения носили чисто случайный характер и не вытекали из одной общей основной идеи. При этом приказы были исключительно словесные, передаваемые к тому же прямо исполнителям помимо их прямых начальников, вследствие чего никто не был ориентирован в обстановке и все узнавалось чисто случайно.

Б) С момента сосредоточения корпуса к Сувалкам командир корпуса взял на себя единоличное управление всеми войсками, командуя ими подчас, как ротой и при этом не допуская никакого обсуждения обстановки. Резкими мерами и перемешиванием частей фактически устранил начальников 29 и 53 пехотных дивизий от управления, так что инициатива с их стороны могла бы проявиться только в случае явного неповиновения и прямого нарушения приказов.

В) Совершая отступательный марш-маневр, надлежало рассредоточить войска и обозы, направляя их широким фронтом по разным дорогам, а между тем весь корпус с его обозами был стянут в одну точку в Сувалки.

[286]

Г) Дальнейшее движение через Августовские леса к реке Волькушек, вопреки основ военной науки, совершено одной общей колонной вперемешку войска и обозы, несмотря на то, что налицо представлялось три пути для каждой дивизии. Во время следования лесом три раза представлялись случаи частичного исправления этой ошибки, а именно 2 февраля под Бризгелем, 3 февраля во время боя под Махорцами и 4 февраля у Микашевки, когда подчиненный начальник предлагал сворачивать свободные части на более южные пути.

Д) Мысль направить боковой авангард на Гибы явилась слишком поздно. Движение его могло начаться с утра 1 февраля, так как уже 31 января было известно, что Сейны заняты противником и для этого движения нужно было воспользоваться частями 29 пехотной дивизии шедшими уже в указанном направлении. Личность начальника бокового авангарда была намечена весьма неудачно, к тому же он не получил никакой ориентировки и связи с ним организовано не было. Благодаря этому он не принял участия во время боя под Махорцами и своим быстрым уходом на восток подвел под частное поражение Малоярославский полк, потерявший под Глембоки Бродом почти целиком два батальона. Далее благодаря тому же отсутствию ориентировки, начальник бокового авангарда поставил себе 5 февраля самостоятельную цель прорыва к Гродно, которая только потому не была выполнена, что он в этот день не отважился атаковать немцев.

Е) Создавшаяся и вполне ясная уже к 1 февраля обстановка повелительно требовала наискорейшего движения к Гродно для вывода войск из под ударов противника. Противник обходил и стремился отрезать от базы. Можно было подойти к реке Волькушек южным путем 3 февраля вечером и двумя более северными путями 4 февраля. Затем 5 фераля утром вступить бой с полной надеждой на успех. Для этого надо было только выдвигать вперед сильные авангарды.

Ж) Корпус был перегружен через меру массою обозов всех разрядов. Уже в Сувалках ясно было, что спасти войска и обозы одновременно невозможно. Необходимо было пожертвовать последними. Но этого никто и знать не хотел и едва ли не в одной только 29 пехотной дивизии была произведена полная чистка и уничтожение обозов.

З) Начиная с 1 февраля не было никакой связи ни с командующим армией, ни с соседним XXVI корпусом, ни тем более с III корпусом и 3 кавалерийской дивизией, ни, как было указано, с боковым авангардом ген-м. Чижова. Таким образом корпус действовал как бы вне окружающей обстановки, тем более, что и разведки о противнике никакой не велось. Между тем, имевшийся при штабе корпуса беспроволочный телеграф отправлен был вперед с обозом и попал в руки неприятеля.

И) Движение в течение 4 и 5 февраля происходило с необеспеченными флангами, благодаря чему даже штаб корпуса 5 февраля

[287]

близ Рудавки попал внезапно под фланговый огонь из-за канала.

Й) В последнюю критическую минуту решение пробиться принято только под давлением частного начальника, причем для выполнения этой операции отдан ни с чем не сообразный приказ и даже не принято никаких мер к его выполнению. Все делалось как бы для отбытия номера.

Упуская далее все более мелкие бесчисленные замечания, которые сами собой наглядно выяснились при описании операции, нельзя однако в заключение оставить без обсуждения ту роль, которую сыграл во всем этом деле начальник штаба корпуса ген-м. Шемякин. Как видно было, во время всей Сувалкской операции ген-м. Шемякин не только совершено устранил себя от возложенной на него законом обязанности докладчика и ближайшего советника командира корпуса, но и оставил всякое руководство оперативными делами штаба корпуса. Такое отношение к делу нельзя не признать прямо преступным. Если начальник штаба корпуса считал себя к этой должности неспособным, то по долгу службы он должен был себя своевременно устранить. Если же, что тоже возможно, его отношения к командиру корпуса были неудовлетворительны, так как тон ген. от артиллерии Булгакова редко кто выдерживал, то и тут долг начальника штаба требовал принести свое личное самолюбие в жертву, ради высокой цели защиты родины. Можно почти с уверенностью сказать, что ген. Шемякин при желании мог бы многое смягчить и даже устранить. Единства, духовной связи между начальником и командиром корпуса не существовало. Между ними царила рознь и непонимание друг друга. В этой работе мелкого самолюбия никто не хотел уступить.

Между тем только дружными совместными усилиями, полным самоотречением во имя общего блага, только напряжением всех умственных и физических сил и приложением к делу выводов военной науки и опыта истории, только этим можно было спасти корпус.

Примечание:

Для некоторого облегчения чтения мы взяли на себя смелость выделить красным особые упоминания о 53-й дивизии, ХХ корпусе и 209 полке.
Цифры в квадратных скобках указывают на страницы текста подлинника.