Сталиногорский ГУЛАГ в судьбе моего земляка

Михаил Рыбин

В своей статье я хотел бы затронуть тему, которую в советской историографии всячески замалчивалась или вообще находилась под грифом секретно. Эта тема военнопленных в СССР. Дело в том, что по законодательству советского периода военнопленные не рассматривались как участники войны. За «сдачу в плен врагу, не вызванную боевой обстановкой», полагался расстрел. Более того, в соответствии с приказом № 270, отданным в августе 1941 года Ставкой Главного командования, сдающихся в плен следовало «считать злостными дезертирами, нарушивших присягу и предателями Родины». Многие из них, кто сумел освободиться и выжить, оказывались в лагерях НКВД. Туда направляли всех, неважно, бежал ли ты из плена или тебя освободили, был ли ты в окружении со своими товарищами и храбро воевал, был ли в партизанах. Бывших солдат тщательно проверяли сотрудники НКВД и СМЕРШ-а   ("смерть шпионам!" — название ряда независимых друг от друга контрразведывательных организаций в Советском Союзе во время Второй мировой войны) – они заставляли их заполнять анкеты, писать автобиографию, выясняли обстоятельства попадания в плен или окружения и поведения солдата в плену. Потом проверяли эти сведения, делая запросы на места жительства, в военкоматы, места работы и службы, опрашивали свидетелей, однополчан, командиров и прочее. Очень часто на соседних нарах оказывались те, кто боролся с Гитлером, и те, кто ему служил, герои и отъявленные трусы. Прошедших проверку отправляли на фронт, или использовали в тылу для охраны и обслуги лагерей НКВД, или направляли на работу в шахты по добыче сырья или на предприятия тыла. Предателей и пособников фашистов, запятнавших себя кровью, расстреливали, как врагов народа. Вернувшимся домой приходилось переживать враждебное отношение к себе. Так же практиковалось заочное осуждение, наказывались семьи военнослужащих. Поскольку в начале войны в плен попало несколько миллионов наших солдат, то репрессивные меры оказались физически невыполнимыми, и руководство перешло на проверку «бывших» военнослужащих органами госбезопасности.

В своём рассказе я хотел бы проследить жизнь одного из моих земляков (уроженца д. Асташково), оказавшегося  в немецком плену, а затем попавшего в похожие условия, но уже в нашей стране, где он и погиб. Так как информация о заключенных долгое время была засекречена, родственники многих бывших военнопленных до сих пор не знают о судьбе своих родных. Основываясь на архивных документах и воспоминаниях близких ему людей, я хотел бы рассказать о том, насколько страшно было жить в то время, если ты был бывшим военнопленным.

В Соболевском сельском поселении Орехово-Зуевского района, Московской области на оживлённой дороге Москва-Егорьевск расположена д. Асташково. Эта деревня расположена на Западной окраине Гуслицского края,  на границе с Гжелью и до 1917 года входила в Богородский уезд Московской губернии. Вот какое описание деревни даёт перепись 1869–1871 годов: «Деревня Асташково расположена на большом Касимовском тракте, идущем в город Егорьевск, в 2-х верстах от Коломенского шоссе  и в 16 верстах от Московско-Рязанской дороги, в 7 верстах от волостного правления села Карпово, где находится (православная) церковь Покрова Пресвятой Богородицы. В деревне/сельце находится 1 лавка, 1-й постоялый двор. Трактиров, харчевен, питейных домов, мельниц, больниц, богоделен, фабрик, заводов, школ не имеется. В Асташково грамотных 92 мужчины, 3 женщины. Всего деревне принадлежит 1080 десятин 720 сажень. Пахотной земли – 360 десятин, в том числе 120 десятин засеивается рожью и 240 десятин овсом». В этой подворной переписи можно увидеть, какими промыслами, кроме земледелия, занимались жители этой деревни. Практически  во всех дворах женщины занимались ткачеством. Деревня всегда была старообрядческая, хотя был и большой процент и никониан. Старообрядцы всегда были прихожанами Покровского старообрядческого храма соседнего с. Молоково. С момента расколола на неокружников появилась и неокружная молельня. Деревня из покон веков никогда не была владельческой. Сначала она принадлежала Николо-Угрежскому монастырю, а затем стала государственной. Близость Гжели играла свою роль. Многие деревенские мужики уезжали работать с семьями на заводы Кузнецова в разные части бывшей Российской империи. На фарфоровых заводах они занимали различные должности. Одна из коренных фамилий этого населённого пункта – Губановы. В 1908 году в семье Губанова Петра Николаевича и Кудряшовой Анны Петровны родился мальчик, который по святкам был назван  Иваном. Это был не единственный их сын. Через несколько лет родился ещё один – Евгений. Семья была простая, крестьянская со среднем доходом. Иван получил только начальное образование в деревенской школе и далее стал помогать отцу по хозяйству. В 20-е годы служил в Красной Армии, а после возвращения женился на местной крестьянской девушке Чурилиной Клавдии Ивановне. Она рано осиротела и воспитывалась у родственников. Иван на «Слободке», где когда-то жили родители жены, выстроил новый дом, из которого вышли в свет все 6 дочерей. Когда начался голод и раскулачивание крестьянства, родители с младшим сыном Евгением уехали в Москву, а Иван со своей семьей остался в деревне, где работал завхозом в колхозе. Жена сначала работала на фабрике соседней д. Ванилово (ныне п. им. Цюрупы), а затем перешла в колхоз. Но началась Великая Отечественная война. На второй день после объявления мобилизации (так он писал в письме, хотя в документах ЦАМО и архива бывшего Куровского РВК указаны совершенно другие сведения) Ивану приходит повестка, и его призывают на фронт. В течение июля и августа 1941 года он проходит курс обучения, а в сентябре принимает участие в боевых действиях на Смоленском направлении, где, по данным Военно-исторического архива, 29.10.1941 года попадает в плен. Пробыв в плену чуть больше месяца, он был освобождён Красной Армией. После освобождения каждый военнопленный проходил фильтрационно-проверочные лагеря, где решалась их дальнейшая судьба. Его направили на фильтрацию в Сталиногорск (ныне г. Новомосковск Тульской области), где находилось два лагеря, среди которых был проверочно-фильтрационный № 283, куда и поступил мой земляк. Про Тульскую область в те годы мне интересную информацию предоставил краевед из г. Новомосковска Клочков Андрей. Он рассказал, что в  30–50-ые годы регион  был покрыт густой сетью спецпоселений и лагерей, а по числу спецконтингента лидировал среди областей Центральной России. С потерей Донбасса в ноябре 1941 года был единственным источником угольного топлива Центральной России. После оккупации требовались людские ресурсы для восстановления угольных шахт. Использовали спецконтингент и спецпоселенцев. Сама по себе процедура – «фильтрации» военнослужащих – отошла на второй план. Сроки проверки сознательно затягивались, так как у «хозорганов» был свой производственный план, который необходимо было выполнять. Поэтому вместо нескольких месяцев люди проводили в лагерях годы. Управление лагерей располагалось в Сталиногорске. Эшелоны с людьми прибывали на станцию Ключевка, откуда их подавали прямо к воротам лагеря. Другие этапы следовали до станций Узловая или Бобрики, откуда заключенные шли своим ходом. В сборно-распределительном лагерном отделении №13 на поселке Гипсовый люди приходили в себя после скотских условий перевозки, привыкали к лагерному распорядку жизни: общим построениям, перекличкам, внезапным проверками, борьбой с клопами и вшами. Пребывание здесь было недолгим – сразу появлялись представители разных «хозорганов», в основном шахт и стройконтор. Они отбирали для себя нужное количество рабочей силы и направляли под охраной в лагерные отделения, которые находились где-нибудь вблизи шахты, предприятия, стройки или карьера. Поэтому спустя некоторое время лагерные отделения разрастались по всему региону. В лагерях военнопленных Тульской области помимо советских граждан сидели немцы, венгры, финны, поляки, румыны и даже итальянцы. А в конце войны трудились интернированные латыши, литовцы и эстонцы.

Но вернёмся к моему земляку. Его распределили в один из лагерных пунктов при шахте, где он стал работать плотником. Из-за перерыва в переписке его стали считать пропавшим без вести. Отсюда он стал писать письма домой.

Письма – это один из важных документов в установлении фактических данных о судьбе человека в военный период. На фронтовом треугольнике был обозначен следующий обратный адрес - п./я 11/20 (Б). На первый взгляд определить его достаточно сложно, так как это не полевая почта, которая соответствует определённой армии или дивизии. При помощи одного опытного исследователя было установлено следующее – лагерь 283, лаг-пункт на шахте 20 бис треста «Болоховуголь» комбината «Тулауголь». Если проанализировать документы Центрального Архива Министерства обороны, то в марте 1942 года в этот лагерь прибыли первые 3 тысячи человек. В апреле 1942 года в спецлагере № 283 содержалось уже 9018 человек бывших военнослужащих, из которых только 1125 чел. после фильтрации были направлены на фронт. О самом посёлке Болохово мне известно, что здесь работало несколько лагерных отделений (ЛО) двух лагерей. Контингент этих учреждений работал на комбинат "Тулауголь" и предприятия Наркомугля. В основном здесь проходили фильтрацию "бывшие советские военнослужащие", пособники фашистов, интернированные. Была еще одна категория - спецпоселенцы. Это репрессированные советские немцы, корейцы и крымские татары, чей принудительный труд использовался дольше всего (1942 - 1956).

После возобновления переписки родственники поняли, что Иван Петрович был в плену и в данный момент находился на трудовом фронте, где решалась его дальнейшая судьба. Надеялись, что его выпустят и отправят дальше воевать. Все были в ожидании его дальнейшей судьбы. Он писал письма, где он описывал, чем он занимается, в каких условиях живёт и где работает. В последнем февральском письме 1943 года, адресованном сестре жены, он упоминает своего племянника Арсения, который, судя по этому письму, приезжал к нему в лагерь на встречу. В письме Иван Петрович интересуется и переживает, как 15-летний парень добрался домой до п. Куровское, и ждёт от него ответа. Меня это очень заинтересовало, так как  члены семей таких категорий граждан даже не могли представить место их нахождения, так как всё было засекречено. Но, поговорив ещё раз с родственниками, установил следующие факты. В феврале 1943 года случился перерыв в переписке с ним. Но через некоторое время пришло обычное, гражданское письмо (без проверки военной цензуры), адресованное племяннику, а не жене или сестре жены, как обычно. В нём он сообщает, что его арестовали. Дальнейшую судьбу он свою не знает, но подозревает что-то нехорошее. В письме он написал, что хочет в последний раз повидаться с кем-нибудь из родственников. Так как этот парнишка был из его окружения самый молодой, боевой, энергичный, то он решил с ним связаться. Он придумал план, как попасть к нему, но это было сделать практически невозможно. Его и несколько его товарищей содержали в шахте на глубине взаперти под надзором НКВД и наружу не выпускали (их, таким образом, содержали под следствием). Единственная связь с миром – это люк, на котором была установлена решетка. Эта шахта была для того времени новая (1942 года постройки), и возможно это был один из вентиляционных стволов. Он написал до какой станции можно добраться, как окольными путями, минуя охранников, через забор можно пробраться к этому люку, где он с ним планирует встретиться, и в какое время надо это делать, чтобы не попасть под охрану. В письме он нарисовал целую карту действий, но оно не сохранилось. Также он писал, что, мол, проходя через лес и поле, не подавай  виду, а если кто-то спросит, зачем и куда идёшь - ответь, что ты местный житель, идёшь в соседнюю деревню, но заблудился. Как только охрана уйдёт – пролезай под забором. Еще у него была связь с кем-то из местных жителей. Через него Иван Петрович отправил письмо и дал здание установить столбики (колышки) для ориентации на местности. Этот местный житель скорее всего работал на шахте и поэтому имел с ним связь. Возможно, это были немцы-трудармейцы, и через них была осуществлена эта операция, так как они понимали весь кошмар ситуации и помогли. С пересадкой в Туле племянник добрался до ст.Присады и далее пошел пешком до п.Болохово. Не доходя поселка, он свернул на просёлочную дорогу и благополучно добрался до режимного учреждения. «Дядя Ваня», как он его называл,  был очень рад встрече, а мужики просто были крайне удивлены, как этот пацан смог к ним приехать. Общались они, конечно, недолго. Арсений привёз ему передачу – папиросы,  что-то из еды и письмо от жены. А Иван Петрович передал ему ватные брюки, что-то из одежды, а также записку жене. Дядя племеннику рассказал, что он не виновен во всём этом, что его отряд просто подставили, и он попал в окружение. То же самое он написал жене и просил её, чтобы она ничего про него плохого и обидного не думала. Он даже практически не воевал и не имел даже оружия (известный факт, что в начале войны некоторые батальоны из-за нехватки оружия воевали чуть не при помощи палок и дубин). Арсений увидел голодных, измождённых, больных, но ещё молодых мужиков и понял, что это смертники. Никто из них не выживет. В этом поступке Арсения меня поразила его смелость и находчивость, так как не каждый решит так сделать, ведь  это было очень опасно. После того, как он вернулся из Тульской области, его семья получила от дяди последнее письмо (я о нём писал выше), и связь на этом прервалась. Все эти годы родные ничего не знали о его судьбе. После войны жена Клавдия Ивановна обращалась в военкомат, писала заявление о поиске мужа, но ей дали понять, чтобы она по этому вопросу больше к ним не обращалась. Она всю жизнь хранила газету, в которой был напечатан указ о присвоении звания Героя Советского Союза Губанову Ивану Петровичу. Это был однофамилец, полный тёзка её мужа. Умерла Клавдия Ивановна в 1978 году, так и не узнав правду о судьбе своего мужа.

Недавно я получил ответ из архива УФСБ по г. Москве и Московской области, где хранится его уголовное дело под номером 47675.Стала точно известна его судьба. Оказывается, 18 февраля 1943 года он был арестован прямо в шахте Особым отделом НКВД спецлагеря №243 по подозрению в совершении преступлений, предусмотренных ст.193-7, ст. 193-22 УК РСФСР, а 28 февраля ему было предъявлено обвинение по ст. 58-1 «б» УК РСФСР. Согласно протоколу Особого Совещания при НКВД СССР от 21 августа 1943 года, он был осуждён на 10 лет лагерей (ИТЛ) и был отправлен этапом в Воркутинский ИТЛ, где 15 ноября 1943 года умер. Главной военной прокуратурой  9 апреля 2001 года Губанов И.П. был признан осужденным обоснованно и не подлежащим  никакой реабилитации. Разберемся, по каким он точно статьям обвинялся. По этому вопросу я обратился к члену  Тульского отделения общества «Мемориал» Павлу Понорину, и он мне сообщил следующее.

«Согласно УК РСФСР 1926 года (действовал в годы Великой Отечественной войны) первоначально И. П. Губанов обвинялся в самовольной отлучке, а по следующей статье № 193-22 в дезертирстве. Что касается ст. 58-1 "б", то она дополняла ст. 58.1 "а" - измену родине, в частности, касалась совершения этого преступления военнослужащими (здесь предусматривалась ВМН + конфискация). Почему НКВД переквалифицировали статью – мы не знаем. Думаю, что по последней статье ему инкриминировали переход на сторону врага. Были ли у чекистов факты, или все это строилось на "липовых" свидетельских показаниях и "собственноручном признании" - неизвестно. Доступ к делу нереабилитированных граждан закрыт. С одной стороны, действие ФЗ № 1761-1 "О реабилитации жертв политических репрессий" распространяется на лиц, которые были осуждены за госуд. преступления, а ст. 58-1 "б" к таковой относится. Но с другой, есть ряд определений Верховного суда РФ, самое первое было вынесено в2003 г., а последнее вот оно: Определение Верховного Суда РФ от 07.02.2013 N 204-Н13-2. Лицо признано осужденным приговором по делу об измене родине в форме перехода на сторону врага, совершенного военнослужащим, не подлежащим реабилитации, поскольку не подлежат реабилитации лица, обоснованно осужденные судами за измену родине. По статье 4, не подлежат реабилитации лица, перечисленные в статье 3 настоящего Закона, обоснованно осужденные судами, а также подвергнутые наказаниям по решению несудебных органов, в делах которых имеются достаточные доказательства по обвинению в совершении следующих преступлений: а) измена Родине в форме шпионажа, выдачи военной или государственной тайны, перехода на сторону врага; шпионаж, террористический акт, диверсия; (в ред. Закона РФ от 03.09.1993 N 5698-1). Но надо добиваться от Военной прокуратуры обоснованного ответа: на основании каких материалов она отказала в реабилитации.

Мною в Главную военную прокуратуру РФ направлен запрос. Уверен, что со временем  справедливость восторжествует и наш земляк будет реабилитирован. Тогда можно будет ознакомиться с его  делом и выяснить истинные причины, за что ему дали 10 лет. Будем надеяться на положительный исход.

Поделитесь с друзьями