Куприяновы в Богородске
Надежда Якушева
Надежда Ивановна Якушева, старейший краевед, автор рукописного многотомного труда «Сорок сороков», существенным образом использованного, в частности, при подготовке известного 4-х томного издания с тем же названием. Она является потомком знаменитых в Богородске родов — Куприяновых и Елагиных, о которых ею написаны объемные воспоминания, отрывок из которых мы предлагаем вашему вниманию.
Сергей Григорьевич Куприянов был последним владельцем фабрики шелковых материй, бархата и дешевого фуляра. Его отец — Григорий Дмитриевич переехал в Богородск из деревни Молзино, где еще в XVIII веке была основана фабрика, и не только расширил ее, но еще построил трехэтажный механический корпус (в 1960-х годах руинированный). Он купил для фабрики большой участок на нынешней Рабочей ул., тогда Нижней, поместительный дом для семьи, а когда женился его старший сын, Сергей Григорьевич, прикупил владение прасола для постройки ему отдельного дома. Сергей Григорьевич женился на младшей дочери Онисима Елагина — Надежде.
Деда Сергея Григорьевича и бабушку Надежду Онисимовну хорошо помню с 1915 года. Старшая дочь Куприяновых, наша мать Надежда Сергеевна, приезжая в Москву навестить родных, помещала нас в богородском доме на Рабочей ул., 47. Шла война, и в доме деда мы проводили время довольно скучно, потому что бабушка бесплатно ведала хозяйством в городском госпитале и с раннего утра уезжала туда, а младшая тетя, Александра Сергеевна, в начале войны окончила курсы хирургических медицинских сестер — сестер милосердия, как говорили тогда, и тоже с утра уходила в госпиталь, бесплатно помогая врачам; так что и с ней поиграть не приходилось. А домой она возвращалась усталая и подавленная виденными страданиями солдат.
Очень уютно было у нас в сумерки, когда из топившихся печей сверкали веселые огоньки, но вообще-то в доме было темновато. Электричества еще не было, освещались керосиновыми лампами «Молния», которые давали яркий свет, но только вокруг себя. Электричество в дом провели лишь в 1916 году; а мы выросли на фабрике, где работал наш отец, Иван Петрович Никитин, и привыкли к электричеству.
Вся семья — дед, бабушка, дочери — собирались к пятичасовому чаю. В доме часто гостили племянницы бабушки — Усковы, дочери Марии Онисимовны, москвички, их звали слитно Манечка-Леночка, — и тогда особенно разгорались споры о войне, о распоряжениях министров и государя, о самих министрах. Дед — человек независимых взглядов, невзирая на лица, критиковал и министров, и царя, одобрившего распоряжения этих министров, что сестры Усковы считали недопустимым — раз государь решил, значит, надо. Из-за этих споров и высказываний деда даже причислили к лицам неблагонадежным, и горничной Аграфене вздумали поручить прислушиваться и докладывать о слышанном. Однако ввиду ее невероятной неразвитости ничего передать она не могла, и это «мероприятие» не состоялось.
Дед и бабушка были глубоко верующими людьми. До своего разорения в 1898—1901 гг. Сергей Григорьевич был ктитором — старостой кладбищенской Тихвинской церкви, которую он и расширил устройством двух приделов — Сергиевского и Никольского, собирая для этого пожертвования верующих и подчас дополняя нехватающее из собственных средств. Звание ктитора обязывало к тратам: то нужно оплатить мелкий ремонт, то подправить позолоту, то принять и угостить архиерея и его служек. В этом звании он наследовал своему отцу, Григорию Дмитриевичу Куприянову — так написано на снимке Григория Дмитриевича — «первый ктитор Тихвинской церкви».
Оба придела Тихвинской церкви поражали красотой и необычностью. Проектировал и строил городской архитектор Иван Михайлович Васильев, муж Александры Григорьевны — сестры деда. В поисках вдохновляющего образца, дед и Васильев объехали несколько славившихся красотой северных церквей, и стилизация получилась действительно великолепная. Сказочно хорош был огромный крест, висевший между обоими приделами и зажигавшийся лишь в парадных случаях — композиция Васильева же. Он состоял из стеклянных квадратов в металлической узорчатой оправе. А по углам квадратов были лампады — более двухсот числом, освещавшие изображения святых на стеклах. Зажигать их нужно было с высокой специальной лестницы (она каким-то чудом сохранилась до наших дней), что было под силу только молодым и в том числе моему дяде Федору Сергеевичу, который в ранней молодости с огромным удовольствием и чувством ответственности занимался этим делом перед большими праздниками.
О самом И.М. Васильеве говорить не буду — заметку о нем написала дочь его Евгения Ивановна Васильева. И заметку напечатали в газете «Волхонка». Вспомню лишь рассказы мамы нашей — как она с братом-погодком Алексеем в 12—13 лет вышивала облачения на престолы приделов — шерстью по специальной канве с золотой ниткой, которая поблескивала сквозь узор.
В 1915 году шестеро сыновей Куприяновых находились в армии, кто — на Западном фронте, кто — на Юго-Западном, кто — на Закавказском, а самый младший, Авксентий, кончал медицинский факультет Университета.
Почти все сыновья Куприяновых получили техническое образование в очень известном техническом училище имени Комиссарова-Костромского (он спас Александра II при первом покушении на него Каракозова) и служили механиками — тогда не говорили «инженерами» — на текстильных фабриках, т.е. следовали привычной семейной отрасли и традиции.
Только самый младший стал врачом. И вот как это произошло: Надежда Онисимовна, ожидая последнего своего ребенка, увидела сон, будто неизвестный ей святой, молодой, с черной четырехугольной бородой, благословил имеющего родиться сына стать целителем. Сон был так ярок и четок, что Надежда Онисимовна отправилась в церковь найти образ неизвестного святого. Его в Тихвинской церкви не было. Не было его и в Богоявленском соборе. Нашелся образ в Успенском соборе Кремля. Это был мученик Авксентий — врач. Родился мальчик, его назвали Авксентием и с детства готовили к званию целителя. Он кончил в 1917 году педиатром и получил назначение в Балашихинскую больницу (кстати сказать, главным хирургом работал там мой двоюродный дядя Евгений Александрович Каштанов).
В 1918 г. из-за отсутствия мыла началась эпидемия сыпного тифа и к 1919 г. повсеместно распространилась. Авксентий счел своим врачебным долгом перейти в сыпнотифозное отделение больницы, там заразился и умер в 1919 г. Умер в 1920 от сыпного тифа и другой Куприянов — Владимир Сергеевич, — он работал на строительстве Каширской ГЭС, одной из первых в Советском Союзе.
Дед Сергей Григорьевич был, как мне видится, не столько предпринимателем, сколько общественником, как теперь говорят, он вечно писал, договаривался, просил о пожертвованиях на общественные нужды, например, на устройство гимназии, реального училища и т.д.
Тут нужно упомянуть об Арсении Ивановиче Морозове, который не отказывался жертвовать на общегородские мероприятия, например, на устройство женской гимназии или реального училища и многое другое.
Сам дед добился устройства приюта для сирот, а кроме того устроил бесплатную столовую для школьников в цокольном этаже Тихвинской церкви.
Сергей Григорьевич много лет состоял в Опекунском совете (председателем или членом — не помню). Тут он действовал очень дальновидно. Отправляясь в уезд для проверки опекаемого владения, он выезжал после обеда. Бабушка его отговаривала: «Скоро стемнеет, не успеешь». Но дед уезжал. Смеркалось, и он останавливался верст за 10 до «объекта» ночевать в трактире. Просил самоварчик и усаживался чаевничать. Сейчас же на огонек сходился один-другой, и начиналась беседа и рассказы. Дед незаметно наводил речь на свою тему, возникали рассказы, мнения... И таким образом он получал полную информацию. На другой день он приезжал на место вполне подготовленным.
У деда были большие заботы о городских школах и благотворительности, а у бабушки — меньшие, но не менее сердечные. К кухонному окну приделан был ящик, куда клали ломти хлеба, блины, сырники, оставшиеся куски мяса и рыбы — тогда обед стряпали ежедневно и вчерашние остатки к столу не подавали. Этот ящик был предназначен для нищих: подошли и взяли, что нужно, стучать не надо. А если попить захочется — стукни, на окне стоял кувшин кваса, — и нальют кружку.
В Великую субботу без особого зова в кухню являлось несколько бедных стариков и старух, они получали куличек и пару красных яиц. Эти люди знали, что о них помнят, что им приготовлено пасхальное разговенье, как это было в предыдущие годы. Как бабушка расплачивалась с кухаркой за эту дополнительную работу по выпечке куличиков, не знаю; думаю, что, подобно хозяйке, она видела в этом свой христианский долг. К тому же на большие праздники и именины прислуге было принято делать подарки, вот и был повод отблагодарить.
Много хлопотал Сергей Григорьевич об устройстве потребительского общества и открытия своего магазина — «потребиловки». Открытие совершилось в конце 1916 года. Помню день открытия. Сначала отслужили молебен, потом освятили помещение.
Так как вскоре начались перемены — Куприяновы выехали из своего полного дома, — то не могу сказать, что сталось с магазином.
В 1924-1925 гг., во время НЭПа сыновья Куприяновых взяли дом № 47 в аренду на имя матери Надежды Онисимовны, и она несколько лет жила «на даче» в садовой капитальной беседке, а в доме оставались жильцы. Через несколько лет НЭП ликвидировали, и дом отошел к Горисполкому.
Дед был видной фигурой в Богородске, к нему присматривались, судили-рядили о нем. И вот заметили, что ни он, ни Надежда Онисимовна во время войны не молятся специально о спасении своих сыновей-воинов. Нашлись лица, которые удивлялись, а удивившись, рискнули спросить — почему. Дед ответил, что во всякой войне бывают убитые, поэтому просить Бога о сохранении именно своих сыновей - значит, призывать смерть на их соратников, а в этом и есть грех убийства.
Патриотизм деда был так неподделен, что в конце войны, когда стала ощущаться нехватка золотой валюты, он сдал в казначейство все золото, которым владел. В 1929 г., когда наступил пятилетний голод, у бабушки (дед умер в 1923 г.) не было ни рубля в золотой валюте на покупку в «Торгсине» сахара, масла, белой муки и прочего, чего в общегородской торговой сети и в помине не было; по карточкам давали только хлеб и — если достанется — 250 гр маргарина на месяц...
Еще можно добавить, что дедушка одно время серьезно увлекался идеями славянофильства, и состоял в переписке с И.С. Аксаковым.
За свою многолетнюю общественную деятельность в Богородске он в 1911 году был Высочайше удостоен звания личного почетного гражданина.
Семья Куприяновых в своём богородском доме. Слева - Сергей Григорьевич. Начало 1914 г. Из семейного архива Н.И. Якушевой
Поделитесь с друзьями