Альманах"Богородский край" N 2 (96)
ЗАЯВЛЕНИЕ С.Т. МОРОЗОВА
на заседании Правления Товарищества Никольской мануфактуры 9 февраля 1905 года1
Морозов Савва Тимофеевич.
Заявление Саввы Тимофеевича Морозова по рабочему вопросу было представлено на заседание Правления Товарищества Никольской мануфактуры для обсуждения 9 февраля 1905 г. По сути, оно является проектом докладной записки директоров Никольской мануфактуры и других фабрик, как планировалось С. Т. Морозовым, для подачи в Комитет министров. Но М.Ф. Морозова, И.А. Колесников, А. И. Вагурин не поддержали заявление Саввы Тимофеевича и отказались от подписи. Однако ему как директору Правления и заведующему фабриками было предоставлено право подать докладную записку за своей подписью2.
В отечественной историографии этот документ мало использовался. А.Н. Боханов ссылался на него в своей монографии «Коллекционеры и меценаты в России» в очерке, посвященном С.Т. Морозову. В 1993 г. А.А. Арутюнов выпустил малым тиражом небольшую брошюру «Загадки жизни и смерти Саввы Морозова. Правда и вымысел», которая осталась практически незамеченной. В этой брошюре заявление С. Т. Морозова за небольшими извлечениями была текстуально воспроизведена. Автор использовал ее в качестве одного из косвенных аргументов в цепи доказательств, свидетельствующих против самоубийства С. Т. Морозова. А.А. Арутюнов тогда только констатировал расхождения во взглядах С.Т. Морозова и большевиков. Между тем интерпретация этого документа может быть гораздо более разносторонней.
Заявление было написано по свежим впечатлениям событий 9 января 1905 г. Взволнованность ее автора прорывается на страницы. Хотя в ней и не найти беспристрастного холодного анализа, тем не менее записка дает достаточно объективное объяснение причин январских событий и их последствий. В книге Н.А. Думовой «Московские меценаты» приведены свидетельства о том, что С.Т. Морозов симпатизировал Г.А. Гапону и помогал ему скрыться от полиции. В то время С.Т. Морозов не мог знать, что священник являлся агентом охранки. Еще весной 1903 г. Г.А. Гапон по указанию С. В. Зубатова, начальника особого отдела департамента полиции г. Москвы, направил записку С.Ю. Витте с просьбой о содействии в легализации рабочих организаций, созданных под надзором полиции. В августе 1903 г. Гапон на средства Тайного фонда департамента полиции снял чайную-читальню в Петербурге на Выборгской стороне, которая стала центром «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». О связи Г.А. Гапона с полицией стало известно в конце 1905 г., когда С.Т. Морозова уже не было в живых. Савва Тимофеевич также обращался к С.Ю. Витте с предложением о проведении в России реформ и урегулировании рабочего вопроса. Но это не нашло отклика у председателя Комитета министров.
Как видно из публикуемой записки, С.Т. Морозов на самом деле являлся противником зубатовских организаций. Он справедливо отметил двусмысленность и нелепость их положения: созданные под надзором полиции и администрации, они преследовались законом. У С. Т. Морозова были серьезные причины выступать против эксперимента С. В. Зубатова. Именно на Никольской мануфактуре был реализован на практике целый комплекс мероприятий по социальному обеспечению рабочих, который в течение длительного времени позволял поддерживать относительный социальный мир на предприятии, разумеется за исключением 1885, 1905 гг. У С. Т. Морозова были основания выступить с реформаторскими предложениями по рабочему вопросу, поскольку в его компетенцию как директора Правления входило заведование производственным процессом на фабриках, а также общее управление делами Санитарного Совета и квартирного отдела. Иными словами, С.Т. Морозов как никто другой знал чаяния и нужды рабочих.
Представленная к публикации записка С. Т. Морозова свидетельствует о принципиальных разногласиях С. Т. Морозова с большевиками. До начала революции 1905 г. он испытывал некоторые симпатии к лозунгам социал-демократов, отстаивавших права рабочих и либерально-демократические ценности. Но вспыхнувшее после января 1905 г. широкое забастовочное движение, принявшее крайне радикальные формы, вероятно, заставило С.Т. Морозова по иному взглянуть на рабочий вопрос. Во-первых, его записка — это прежде всего попытка найти разрешение острого социального кризиса. Предложения С. Т. Морозова могли создать в дальнейшем в случае их выполнения условия бесконфликтного сосуществования предпринимателя и рабочего. Вовторых, ему была близка идея социального сотрудничества рабочих и предпринимателей в целях процветания русской промышленности и завоевания ею мирового рынка. В-третьих, С. Т. Морозов считает политическую забастовку аномальным явлением и свидетельством неблагополучия в обществе. И, наконец, он выступает за легализацию профессиональных союзов рабочих, а также за свободное объединение предпринимателей. Словом, взгляды С. Т. Морозова были более созвучны идеологии тред-юнионизма, который большевиками рассматривался как оппортунистическое направление в рабочем движении.
В числе событий, переживаемых Россией за последнее время, наибольшее внимание общества привлекли к себе возникшие в январе сего года почти повсеместно забастовки рабочих, сопровождавшиеся серьезными народными волнениями. В качестве одной из более заинтересованных сторон в этом вопросе, мы, нижеподписавшиеся фабриканты и промышленники, считаем своим долгом высказать по этому поводу нижеследующие наши соображения.
Забастовки рабочих, являясь обыкновенно по самому существу своему средством борьбы рабочих с работодателями, указывают исключительно на экономические нужды рабочего класса и вызываются либо желанием рабочих улучшить свое положение, либо мерами работодателей, могущими его ухудшить. Наблюдая последние забастовки, мы не видим в них ни того, ни другого условия. Несмотря на тяжелый экономический кризис, в большинстве фабрик и заводов уменьшения заработной платы не было, с другой стороны, и сами рабочие не могли не понимать, что для увеличения платы и улучшения своего положения настоящий момент был выбран совсем неудачно: громадное большинство фабрикантов и без того держали рабочих в числе, превышающем спрос, должны были напрягать усилия и нести убытки для того, чтобы не понизить плату и не сократить производства. Конечно, нельзя отрицать того факта, что жизненные условия нашего фабричного рабочего требуют улучшения, хотя экономически его положение выше положения сельскохозяйственного батрака и большинства крестьянского населения, но не в доброй воле промышленника изменить это явление, так как жизненные условия представляют собою результаты развития всего народного хозяйства. Из этого ясно, что чисто экономические причины не могли играть в последних забастовках существенной роли, а если принять во внимание то обстоятельство, что большинство заявленных рабочими требований часто были так неумеренны, так явно неосуществимы, что и сами рабочие не придавали им серьезного значения, то можно с уверенностью сказать, что причины забастовок лежали вовсе не в этом. Обращаясь к исследованию этих причин, мы прежде всего наталкиваемся на то в высшей степени характерное явление, что рабочие, приостановив работы под предлогом различных недовольств экономического свойства, объединяются затем в группы вне пределов фабрик и предъявляют целый ряд других, но уже политических требований. Сознательно ли формулированы означенные требования, или же они навеяны сторонним влиянием, это, по нашему убеждению, не имеет особого значения, но во всяком случае приходится констатировать, что они являются отголоском накопившегося в стране недовольства на почве общего правового положения, каковое одинаково испытывают как культурные элементы общества, так и народ с наиболее отзывчивым его классом — рабочими. Действительно, отсутствие в стране прочного закона, опека бюрократии, распространенная на все области русской жизни, выработка законов в мертвых канцеляриях, далеких от всего того, что происходит в жизни, оковы, наложенные на свободный голос страны, лишенной возможности говорить о своих нуждах Верховному Носителю власти, невежество народа, усиленно охраняемого теми препятствиями, коими обставлено открытие школ, библиотек, читален — словом, всего, что могло бы поднять культурное развитие народа, худшее положение, в котором находится народ, сравнительно с другими, перед судом и властью, — все это задерживает развитие хозяйственной жизни в стране и порождает в народе глухой протест против того, что его гнетет и давит. Выросшее на этой почве недовольство, не находя, благодаря своеобразной политике бюрократии, законного пути выражения, создало себе таковой в форме стачек, сообщив им несвойственный им, по экономическому существу их, характер. Приходя на основании вышесказанного к заключению, что имевшие недавно место в Петербурге и других городах России грандиозные стачки имели, главным образом, политическую подкладку, мы считаем нужным высказаться по тому вопросу, который постепенно подготавливался жизнью, и своевременность правильного разрешения которого ясно обрисовалась за время последних рабочих волнений. Мы имеем в виду вопрос о забастовках, об их месте в нашем фабричном законодательстве и об отношении к ним Правительства.
Бюрократический строй нашей страны, не допуская свободной борьбы интересов, свободной организации классов, которой требовало положение дел, и считая себя признанным регулировать всю общественную жизнь, взял под свою опеку и рабочий вопрос. Вначале законодательство явилось открытым врагом сознательного рабочего движения. Стачки были объявлены уголовным преступлением и преследовались по суду; положение об усиленной охране3 давало средства преследовать то, что оправдывал суд. Результаты этой политики были сами грустные. Уголовные законы не могли остановить забастовок, суд не был в состоянии всех наказать. Фактически наказывались отдельные лица, что возбуждало негодование рабочих, видевших в этом явную несправедливость власти и не менее явное бессилие права. Но преследование стачек вызывало в умах рабочих естественную уверенность, что власть идет против них, что будило политическую мысль у рабочих и толкало их навстречу тем, кто их восстанавливал против власти.
Наконец, Правительство заметило эту опасность и поняло, что его политика репрессивной борьбы против рабочего класса роняет его авторитет среди этого класса. Казалось бы, естественный выход из этого заключался в том, чтобы предоставить рабочий вопрос течению жизни, отказаться от всяких преследований, позволить рабочим самим сообща улучшить свое положение. Но решив не преследовать стачек и допустить самодеятельность рабочего, администрация не отказалась от своей претензии по-своему управлять рабочий вопрос и создала беззаконнейшее и уродливейшее движение, результаты которого и мы, и рабочие, и власти теперь пожинаем.
Чтобы отвлечь внимание рабочих от интеллигенции, к которой они невольно шли за советом, и взять движение рабочих в свои руки, направить его на путь, угодный администрации, последняя вступила в соглашение с некоторыми наиболее, по ее мнению, влиятельными представителями из рабочей среды, и через их посредство попыталось объединить рабочих в союзы и общества, выросшие без законного порядка — организации, коим были даны в руководство особые инструкции, утверждавшиеся не законодательным путем, а властью обер-полицеймейстера, градоначальника и губернатора4. Таким образом возникли года два-три тому назад общества рабочих ткачей, общества рабочих механического производства и другие тому подобные рабочие союзы. Преимущественно последние процветали в Москве и Петербурге, но и в провинции они проявили на первых порах заметную деятельность. Необходимо присовокупить, что чины охранного отделения в обеих столицах и жандармы в провинции были главными вдохновителями и руководителями народившихся организаций. Нельзя не признать, что с точки зрения закона подобные общества были нелегальны. Полицейское вмешательство в рабочее дело оттолкнуло от названных союзов не только общественные элементы, фабрикантов, заводчиков, но и самих рабочих, в коих здравый смысл и практический опыт взяли верх над несбыточными обещаниями главарей — членов советов и комитетов, сделавшихся в конце концов простыми агентами жандармских управлений. Организованные при помощи членов советов и комитетов стачки рабочих с целью добиться от фабрикантов увеличения заработной платы, уменьшения количества рабочих часов и изменения некоторых условий найма, несмотря на угрозы местной администрации, дозволявшей себе, вопреки закону, полицейскими мерами настаивать на удовлетворении рабочих притязаний — не имели успеха.
Рабочие, уверенные во всесильности своих покровителей, заявили неумеренные и невыполнимые требования, отказываясь в то же время от исполнения принятых на себя обязательств. Такие незакономерные действия, тем не менее явно поощрялись администрацией, а фабричная инспекция, не сочувствовавшая им и отказавшаяся их поддержать, потеряла в глазах рабочих и авторитет и уважение.
Вскоре из рабочей среды стали внезапно исчезать отдельные лица, члены комитетов стали возбуждать недоверие в лояльности своих поступков, менее податливые на компромиссы рабочие начали выступать из организации — и в результате административная сила над рабочим вопросом привела к полнейшей деморализации рабочих масс, к поселению раздора между самими рабочими и к обострению отношений между ними и фабрикантами.
Не разрешив рабочего вопроса, деятельность администрации, однако, не прошла бесследно, а многому научила.
Во-первых, она поколебала в рабочих уважение к закону. Та самая власть, которая еще недавно преследовала за стачки и сообщества, их поощряет и делает это в то время, когда карательные законы против них не отменены, и, по-видимому, действуют.
Во-вторых, эта политика поселила в рабочих убеждение в том, что добиться исполнения своих пожеланий они могут только тогда, когда добьются политической власти. Покровители рабочих союзов, восстанавливая рабочих против интеллигенции, уверяли их, что правительственная власть способна доставить победу в их борьбе с фабрикантами. Администрация старалась доказать это фактами. Она не только обеспечила рабочим безнаказанность в исполнении ими законов, она попыталась угрозами оказать на фабрикантов давление, требовала от них исполнения тех условий, которые предлагали рабочие. Этим она внушила рабочим, что не свободная борьба интересов, не естественная необходимость справедливого соглашения разрешает рабочий вопрос, она внушала им, что его может только разрешить по своему усмотрению предписание власти. Такая политика администрации подтверждала лишь то, что давно пропагандировали среди рабочих, и когда рабочие увидели, что правительственная власть обещаний своих не исполнила, что положение их не улучшилось, они сделали вывод, что причина их неуспеха — одно нежелание администрации, и что они действительно не улучшат своего экономического положения, пока не добьются политических прав, пока сами не станут политической властью. Так попытки заглушить политическое брожение среди рабочего класса на деле его обострили и усилили.
Из вышеизложенного явствует, что, с одной стороны, взгляд нашего законодательства на забастовки не отвечает требованиям жизни, а с другой стороны, администрация своим усмотрением создала для взаимоотношений промышленников и рабочих ложную и шаткую почву, а поэтому полагаем, что следующие предложения должны быть поставлены в основание законодательного урегулирования этого вопроса:
1) рабочему сословию должно быть предоставлено полное право собраний и право организовать союзы и всякого рода другие общества для самопомощи и защиты своих интересов. В такой же мере все означенные права должны быть распространены и на промышленников;
2) забастовки, представляющие собою мирное оставление работы, не сопровождающиеся ни буйством, ни угрозами, ни насилиями, ни уничтожением или порчей имущества, не должны быть караемы ни административным, ни уголовным порядком;
3) личность каждого рабочего должна быть ограждена законным порядком от насилий рабочих-забастовщиков, если, не сочувствуя возникшей забастовке, рабочий присоединиться к ней не желает, ибо ненаказуемость забастовки для рабочих, желающих в ней участвовать, вовсе не должна означать обязанности примкнуть к ней для тех, кто не имеет к тому намерения.
Но указывая на необходимость означенных мер, мы не можем не высказать нашего глубокого убеждения, что ни эти мероприятия, ни какие иные, имеющие целью регулировать рабочий вопрос, сами по себе не дадут желаемых результатов и не внесут успокоения в народные массы, пока внимание Правительства не будет обращено на общее правовое положение страны, пока не будут предприняты коренные реформы, о которых высказалось уже русское культурное общество, в лице целого ряда представителей и общественных групп. Действительно, лишь при других условиях государственной жизни, при гарантиях личности, при уважении власти к законам, при свободе союзов различных групп населения, связанных общим интересом, законное желание рабочих улучшить свое положение может вылиться в спокойные законные формы борьбы, которые могут только содействовать расцвету промышленности, как это наблюдается в Западной Европе и Америке. Тем более мы, промышленники, разделяем этот взгляд, что по условиям нашей деятельности мы близко соприкасаемся с народной массой как в области промышленного труда, так и в области потребления, не говоря уже о том, что ясно видим, что сама промышленность, определяющаяся деятельностью личности, ее развитием, неприкосновенностью, полнотою ее инициативы, зависящая от степени культурности и развития народа, из которого она черпает свои рабочие руки — явно страдает от общего настроения.
Поэтому, указав выше на необходимость специальных изменений в фабричном законодательстве, мы считаем своею обязанностью заявить Правительству, что установление нормальных отношений между рабочими и промышленниками, улучшение быта рабочих, наконец, преуспевание в России самой промышленности, победа ее на мировом рынке немыслимы без соблюдения еще следующих общих условий:
1) необходимо установить равноправность всех и каждого перед прочным законом, сила и святость которого не могла быть ничем и ничем поколеблена;
2) полная неприкосновенность личности и жилища должна быть обеспечена всем русским гражданам;
3) необходима свобода слова и печати, так как лишь при этом условии возможно выяснение рабочих нужд, улучшение их быта и правильный успешный рост промышленности и народного благосостояния;
4) необходимо введение всеобщего обязательного школьного обучения с расширением программы существующих народных училищ и установлением упрощенного порядка для открытия всяких учебных заведений, библиотек, читален, просветительных учреждений, обществ, так как в просвещении народа — сила и могущество государства и его промышленности;
5) существующее законодательство и способ его разработки не соответствует потребностям населения и русской промышленности, в частности, необходимо в выработке законодательных норм участие представителей всех классов населения, в том числе лиц, избранных промышленниками и рабочими. Участие этих же представителей необходимо и в обсуждении бюджета, ибо последний является могущественным двигателем в руках государства при разрешении промышленных вопросов страны.
Публикация и предисловие Т.П. Морозовой и И.В. Поткиной
1 ЦИАМ, ф. 342, оп. 1,д.82,лл. 187-190 об.
3 Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия. Утверждено 14 августа 1881 г. Закон действовал до 1917 г. Это положение отменило серию постановлений, вызванных к жизни покушениями на императора Александра II. Закон 1881 г. устанавливал процедуру введения усиленной и чрезвычайной охраны в той или иной местности, расширял полномочия генерал-губернаторов или главноначальствующих. Были также разработаны правила административной ссылки. Этот закон использовался для подавления стачек и быстрого восстановления порядка работы промышленных предприятий. Как правило, владельцы фабрик и заводов обращались к генерал-губернаторам с просьбой о ликвидации беспорядков на предприятии, вызванных забастовкой рабочих.
4 Речь идет об организациях рабочих, созданных по инициативе С.В. Зубатова (1864-1917). В 1901-1903 гг. он организовал рабочие союзы, в том числе «Московское общество взаимопомощи рабочих в механическом производстве», «Общество взаимопомощи рабочих текстильного производства». Самоликвидировались в 1909-1910 гг. Многие зубатовские организации влачили жалкое существование и широкого развития не получили. Часть московских фабрикантов рассматривало подобные союзы как грубое вмешательство администрации в дела предприятия. Такого рода конфликт возник на металлическом заводе Ю.П. Гужона. Но некоторые, в частности Н.И. Прохоров, ВТ. Сапожников, оказывали внушительную финансовую поддержку этим союзам. Другое направление деятельности, предложенное С.В. Зубатовым, получило распространение и пользовалось успехом у рабочих. Это цикл просветительских, общеобразовательных лекций, обзоров текущих событий для фабрично-заводских рабочих. В них принимали участие известные московские профессора, в частности И.Х. Озеров (1862-1942). Лекции читались в Историческом музее.
Поделитесь с друзьями