Альманах"Богородский край" N 2 (2002)

ШКОЛА ФЗО В КУДИНОВЕ. ВОЕННЫЕ ГОДЫ

А.Н. Любавин (создатель и хранитель историкокраеведческого музея им. Н.И. Брунова г. Электроугли)

В первый день весны 2003 года исполнится 60 лет со дня образования при Кудиновском огнеупорном заводе школы ФЗО. Теперь эта аббревиатура мало кому понятна, столько времени прошло. А это было фабрично-заводское обучение, на которое было возложено решение кадрового вопроса в годы войны. На нынешнем Кудиновском комбинате керамических изделий это хорошо помнят.

1943-й год — шла Великая отечественная война. Попытка фашистской армии взять Москву в 1942 году завершилась крупнейшим поражением. Звериная армада была повернута вспять. Началось великое наступление наших войск. Перед Кудиновским огнеупорным заводом, находившимся в ведении Наркомата черной металлургии СССР и еще недавно готовившимся к эвакуации, была поставлена огромная, государственной важности задача. Необходимо было в самые кратчайшие сроки освоить выпуск огнеупорных изделий из местной глины «песчанки» для разливки стали сифонным способом на металлургических заводах в Челябинске, Электростали и Москве (завод «Серп и молот»). Это были несложные тугоплавкие детали, образующие литниковую систему, без которых разливка стали невозможна. Воистину, мал был золотник, да дорог. Их требовала оборонная промышленность. Все аналогичные заводы южной, северной и центральной части страны находились в оккупационной зоне, так что это была великая честь и огромная ответственность.

К концу мая завод, остановленный с октября 1941 года по март 1942 года, ценой неимоверных усилий и героизма людей выпустил первый огнеупорный «допрессованный» кирпич марки 20ст-390-41 класса «А». Помимо больших восстановительных и ремонтных работ в цехах, карьере, на железной дороге необходимо было решить острый вопрос о комплектовании завода квалифицированными рабочими кадрами. Все мужское население призывного возраста и ополченцы воевали на фронтах, защищая Родину. Имевшиеся же на заводе кадры составляли неуспевшие эвакуироваться, беженцы, получившие серьезные ранения и контузии военные, а также имевшие бронь и отсрочки. Но и тех было недостаточно, резко не хватало обученных рук.

Еще 2 октября 1940 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О Государственных Трудовых Резервах». Пункт «10» гласил: «Установить, что все окончившие ремесленные училища, железнодорожные училища и школы фабрично-заводского обучения считаются мобилизованными и обязаны проработать 4 года подряд на государственных предприятиях по указанию Главного управления трудовых резервов при Совете Народных Комиссаров СССР с обеспечением им зарплаты по месту работы на общих основаниях».

Согласно Постановлению Государственного комитета Обороны СССР, а также приказам Главного Управления трудовых резервов при СНК СССР и Народного комиссариата черной металлургии СССР 1 марта 1943 года директором завода Новиковым Яковом Максимовичем был подписан приказ № 43 об организации при Кудиновском заводе огнеупоров школы ФЗО. Ей был присвоен № 24. Директором был назначен Коган Леонид Гдальевич. Руководство завода было обязано обеспечить практическую помощь в подготовке кадров в школе ФЗО. Для этого с завода в школу были переведены некоторые специалисты. Административная работа была поручена Каржанину, теоретическая подготовка — заведующему лабораторией Бажанову Г.Б. Старшим мастером была направлена моя мать, Анна Васильевна, в замужестве Любавина, проработавшая впоследствии на этом заводе, как и мой отец, Николай Степанович, всю жизнь. В этой школе она работала несколько месяцев. Мастерами-инструкторами производственного обучения были назначены Мария Степановна Баженова (в замужестве Сакеллари) - по формовочному делу и одновременно воспитателем, главный инженер завода Боярин Яков Михайлович — по прессовочному делу, Петр Алексеевич Белов — по обжигальному делу, Андрей Васильевич Панков и Николай Васильевич Горький — по плотницко-столярному делу, Воронков Степан, Панкратов и Сидоров П. С. - по печному делу, Николай Степанович Засыпкин — по слесарному делу. Физруком поставили Бориса Владимировича Сакеллари. Каждый мастер должен был заниматься со своей группой теорией в клубе и практикой в цехах или на других объектах. Учебный цикл был рассчитан на 6 месяцев. В каждом наборе было по нескольку таких групп в зависимости от специализации. Позднее было подготовлено также преподавание технологии кирпичного производства. В обязательном порядке велось преподавание военного дела. В школе планировались подготовка и выпуск формовщиц, прессовщиц, сифонщиц (это были самые многочисленные специальности), обжигальщиков, каменщиков металлургических печей, плотников, маляров, а позднее слесарей-инструментальщиков, автослесарей, жестянщиков, электромонтеров, токарей, лаборантов, контролеров.

Ответственным за обеспечение питанием был назначен начальник ОРС Емельянов Александр Георгиевич, за подготовку общежитии — комендант Максимов Алексей Андрианович, за обеспечение спецодеждой и обувью — заместитель директора завода Е.И. Силин. Старшим комендантом ФЗО стала Ядвига Александровна Салатко, а затем Мария Ивановна Лакутина (в замужестве Егорова). Общий контроль за исполнением всех этих мер был возложен на начальника отдела кадров Островского Евгения Давидовича.

Под общежитие были отведены двухэтажные деревянные бараки № 5, 7 и частично № 8 (клуб) на Моссиликате, в том самом легендарном небольшом рабочем поселочке возле завода, который в обиходе народ именовал легче произносимым и «вкусным» названием «Масликат». Обстановка в бараке-общежитии была весьма аскетичной, можно сказать, казарменной: железные кровати и топчаны с постелью, табуретки, тумбочки (одна на двоих), стол на всех. Шкафы для одежды заменяли общая вешалка и гвозди в стене. Посредине барака стояла печь с плитой, которую уборщица «тетя» Таня Мешкова исправно топила торфом и углем. Она же повсюду убиралась, носила на себе для всех воду. В обязанности старшего коменданта ФЗО, ответственного за жилищные условия учащихся, входило регулярно проверять состояние общежитии. Сменные дежурные следили и поддерживали чистоту и порядок в бараке.

В общих бараках, как правило, размещали по 40 человек. Наиболее потрясенных увиденными условиями и рыдавших, «сжалившись», селили в другие бараки, где были небольшие комнаты на 5—12 человек, предназначавшиеся выпускникам по окончании школы. Там, на двенадцати квадратных метрах, где должно было жить 5 человек, с трудом умещалось пять кроватей и 2—3 тумбочки. Вещи хранились в чемоданах под кроватями. Воровства никогда не было. В таких бараках была отдельная общая кухня. Часы заменяли заводские гудки, оповещавшие о начале и конце рабочих смен.

Первый набор численностью около 150 человек прибыл из Боровска Калужской области, поэтому его так и назвали «боровский». У него не было никакой учебы. Вместо теории — сразу практика. Учеба была организована позже, другим наборам. Боровских же, в свои 17 лет успевших побывать в оккупации, увидеть фрицев и смерть, по приезде сразу повели на рабочие места в цех № 1 Кудиновского огнеупорного завода. Показали им станки, основные приемы работы на них — и вперед! Вот и вся их учеба была. Работали в две смены по 8—10 часов. От них пока не требовали строгих подъемов-отбоев, они должны были изготавливать жаропрочные сифоны и кирпичи для сталелитейной промышленности. Уставали очень. После смены еле до койки доходили. А тут еще сверхурочные погрузки или разгрузки вагонов, прибывших по железной дороге на завод. Подчас это происходило ночью. Простой вагонов в военное время грозил жесткими санкциями и штрафом. И безропотные девчушки работали в непогоду, в грязи, почти в полной темноте. На носилках таскали глину, грузили кирпичи, разгружали уголь. Без всякой оплаты. Часто ночевали прямо в цехе, вместо подушки — кирпич. Этому набору вполне можно было присвоить название «героический».

Боровский и белорусский набор. Чекалина Л., Кочнова Е., Анохина А., Катыхова А. Фото конца 40-х годов.

Потом были «егорьевский», «белорусский» («могилевский»), «коммунистический» (так назывался в то время нынешний Дмитровский район Подмосковья), «курский», «орловский» наборы. Вербуемых чаще вызывали по повесткам райисполкома с обязательной явкой в сельсовет по месту жительства. Иногда вербовщики пользовались недозволенным приемом, шли на обман. Они сулили молодежи «горы золотые», завлекая ее такими престижными в ту пору профессиями, как портниха, телефонистка, телеграфистка и др. Или просто умалчивали о профессиях, коротко сообщая, что поедут на кирпичный завод. «Глиномялы едут!» — такими странными и непонятными словами встречали вновь прибывших заводские рабочие. Обман быстро раскрывался, и тогда наступало большое разочарование. Кто-то потом свыкался и принимал все как должное, а кто-то и нет.

Белорусский набор. Аня Анохина с подругой. Фото 1946г.

По приезде выдавали рабочую одежду: комбинезоны или халаты в зависимости от вида работ, телогрейку, тяжеленные ботинки-бутсы на деревянной подошве, иногда бурки, «шахтерки» (большие высокие калоши). Позднее стали выдавать еще и форму: юбку (ребятам — брюки), гимнастерку, ремень, берет (ребятам — фуражку), ботинки огромного размера со шнурками. Но чаще ходили в своей обуви, в которой приехали, — в валенках с калошами, промокавших весной. За небольшую плату заводской шорник и сапожник И.С. Семененко шил тапочки из прорезиненных приводных ремней. Эти тапки утепляли ватой, взятой из матраца, на котором спали. Чемоданы и тюки с привезенным скарбом и одеждой на время пребывания в общем бараке сдавали на хранение кастелянше Зое Никитиной. Раз в месяц выдавался кусок хозяйственного мыла. Постельное белье заменялось через десять дней. Раз в неделю была баня с парилкой. Пятница — женский день, суббота — мужской, в четверг — стирка. Баня помогала поднять настроение и снять усталость. Летом ходили на ямы с чистой водой, где купались, мылись, стирали белье, которое тут же на траве и высушивали. Большинство прибывших составляли молодые девчата, красивые, незамужние и, конечно, мечтавшие о большой любви, семейном счастье, о своих «недостающих половинках», о детях. Были и такие, кому не исполнилось еще 16ти лет. Нарядов никаких не было, а имевшуюся одежду давали друг другу «напрокат», по очереди носили платья, кофточки, платки, пальто. «Бальные» платья очень берегли, надевали только на танцы и свиданья. В самом лучшем фотографировались на память, делая на оборотной стороне снимка трогательные простодушные дарственные надписи подругам.

Егорьевский набор. Лида Карпова и Тоня Ерышева.

Режим в общежитии был суровым, как у военных: подъем, утренний туалет, построение, физзарядка, завтрак, учеба и работа в цехе, обед, опять работа на заводе, ужин, отдых, вечерняя поверка, отбой. За невыполнение указаний воспитателей или какую-либо провинность, например опоздание на вечернюю поверку, наказывали нарядом вне очереди. Случалось, в наряде и общественный сортир приходилось драить. После побудки «Подъем!» надо было в течение нескольких минут успеть одеться, очень аккуратно единообразно заправить койку «конвертиком», умыться, затем встать в строй и по команде произвести расчет. После физзарядки строем шли на завтрак в столовую. Строевая подготовка с ее изнуряющими приемами «лечь-встать» и небольшими беговыми марш-бросками входила в программу занятий по военной подготовке. Обычно это происходило на поле между Моссиликатом и Кобранским садом. Строем ходили также на учебу, на работу в цех, в баню, в лес за грибами и ягодами, позднее — на прогулку в Каменский парк. И вот тогда белорусы дружно запевали на весь Моссиликат свою зажигательную и любимую песню «Ехали казаки». Пели так, что было слышно в Кудинове.

Весной и осенью в поселке была непролазная грязь вперемешку с глиной. Можно было и обувь в жиже потерять. Не помогал даже шлак, которым посыпали все дорожки. Основные же пешеходные «магистрали» шириной около 1,5 метров были вымощены местным кирпичом, уложенным на ребро в виде «елочек». В распутицу и непогоду это было настоящее спасение. За всю свою жизнь я нигде больше не видел таких фирменных «масликатских» дорожек. Разве только в Москве, но то был не кирпич, а специально обработанный камень — брусчатка. Прообразом же этих дорожек являются деревянные мостки и настилы, очень распространенные на Руси. Их можно и сейчас встретить в деревнях и селах Русского Севера. Очень удобно!

Голодно было в войну. Кормежка в школе была скудной, малокалорийной и однообразной. Рацион состоял из супа-баланды с крапивой или капустой из подсобного хозяйства, совсем крохотной порции макарон, каши или картошки, изредка немного какой-нибудь селедки, 5 граммов подсолнечного масла. Раз в неделю давали маленький кусочек мяса. Овощей почти не было. Случалось, подавали кашу с «маком», т. е. с жучками. Хлеб лимитировался. Его давали по 200 граммов на завтрак, обед и ужин. Был он с примесью и сверхувлажненым. С хлебом «химичили», чтобы больше весил. Заводские рабочие получали по карточке 800, а вагонетчики и обжигальщики по 1000 граммов в день. Учащимся ничего не платили и карточек не выдавали. Есть хотелось постоянно. Выручали родители и родственники учащихся, которые изредка приезжали навестить их. Привозили бесценную картошку, хлеб домашней выпечки, сушеные сухари из него. А больше и везти нечего было. Этих приездов ждали все, потому что едой всегда делились друг с другом. Эта взаимная выручка помогала выжить в тех суровых условиях. Привозили иногда и деньжат. На них в моссиликатском магазине покупали ржаной хлеб и кусковой сахар. В столовой сахара не было, и к чаю давали лишь одну маленькую карамельку-подушечку.

Голод заставлял ребят «бомбить» колхозные неубранные картофельные поля. Так называли они сами эти очень рискованные вылазки. Вместо мешков для картошки использовали штаны, у которых завязывали снизу брючины. Бывало, попадались. Картошку у них отбирали в свою «пользу». Ну, а когда «операция» проходила успешно, картошку на радость всем выпекали прямо на печке-плите в бараке. Кастрюль не было, и пищу готовили в металлических кружечках. В них варили кашицу из размолотых пшеничных зерен, привезенных из дома в деревне. Делали «мурцовку». Так называлась смесь на первое блюдо, состоящая из кусочков добытого ржаного хлеба, репчатого лука, подсолнечного масла и холодной воды с солью.

Клава Губочкина

Когда же все способы добывания пищи были исчерпаны и «продпомощь» из дома не приезжала, то, чтобы, хоть как-то заглушить голод, пели песни. Особенно отличались белорусские девчата, у них были красивые звонкие голоса. Пели они всегда очень задушевно и слаженно, на разные голоса, особенно народные песни. (Одна из них, жительница нашего города, Анна Григорьевна Жохова, а тогда она была Анохиной, и сейчас очень задушевно поет в самодеятельном хоре. Во время оккупации Белоруссии она была связной в партизанском отряде.) Перед ужином пели на улице, а после ужина лежа в постели.

Развлечений в ту военную пору, естественно, никаких не было. Клуб выполнял другую функцию. Но молодость есть молодость, хотелось и повеселиться чуть-чуть. И тогда устраивали «танцульки» под гармошку. Зимой в коридоре какого-нибудь выбранного барака-общежития, а летом на улице, на «пятачке» между столовой и клубом либо возле самого барака. Танцплощадка и не требовалась. За несколько вареных картофелин или другую еду добродушный и безобидный бобыль, Вася Соколовский, которого знала и любила вся округа, допоздна играл на гармошке «Светит месяц», «Златые горы», «Коробушку», русского, краковяк, тустеп, цыганочку, вальсы. За потрясающую внешнюю схожесть с известным в ту пору цирковым клоуном его прозвали «Карандашом». Кое-кто и сам играл на гитаре или балалайке. Пели частушки. Только одна Волкова (в замужестве Гордеева) Маша знала их около сотни. Неприличных частушек не было вообще. Позже, ближе к концу войны, заработала танцплощадка в Кобранском саду недалеко от станции, где по воскресеньям стал играть духовой оркестр. В клубах Сажевого и 701-го («Электроугли») заводов показывали военно-патриотические фильмы. Постоянно слушали радио, особенно сводки Совинформбюро о положении на фронтах. В каждом бараке-общежитии висела эта говорящая «черная тарелка». Невзирая на усталость, часть девчат ходили в госпиталь, разместившийся в деревянной школе в Кобранском саду. Они ухаживали за ранеными, выполняли грязные работы, мыли полы, протирали окна, стирали бинты, выносили из-под раненых горшки-утки. Охватывали своей заботой и другой госпиталь, находившийся также в школе № 32 в Каменке. Никто никогда не ссорился, все очень дружили. Война всех сплотила. Эту крепкую дружбу, переросшую в глубокое духовное родство, «фэзэошники» донесли до сего дня. Поэтому браки у них были самые крепкие.

Некоторые все же не выдерживали таких тягот жизни и сбегали домой. Первыми сбежали боровские сразу на следующий день по приезде. Это был массовый побег почти половины набора. Их ловили на станции Кудиново, в метро, на московских вокзалах, снимали с поезда, ездили за ними домой. В дальнейшем побеги случались часто, но не были такими массовыми. За одной такой сбежавшей группкой боровского набора ездила и моя мать. Она их убеждала и упрашивала вернуться, предупреждала об очень суровых последствиях, обещая, что по возвращении им ничего не будет. Но двое из пяти все же не вернулись. Их осудили по закону военного времени и дали по 6 лет заключения. Спрос был очень строгим. А убегали в надежде за несколько дней хотя бы наесться и отдохнуть. Все были крайне истощены и измотаны. После войны такие беглецы «отбывали» свой срок уже на исправительно-трудовых работах на Электростальском заводе. В связи с этими побегами отдел кадров перестал выдавать учащимся документы на руки. Вместо этого выписывали справки. Потом по окончании школы выпускников уже каждый месяц отпускали домой на «побывку». Для этого нужно было 2—3 и более дней. На выручку приходили подруги и друзья-сменщики, подменявшие уехавших. Потом отпускники отрабатывали эти дни и делились с ними привезенной из дома снедью.

«ФЗО-шницы» на огнеупорном заводе. Фото 50-х годов.

Для более глубокого осознания собственной необходимости и значимости своего труда в общем деле приближения Победы учащихся возили на Электростальский завод, где использовалась продукция, сделанная их руками. Здесь они воочию видели плоды своего труда. Первый (боровский) выпуск учащихся численностью 121 человек состоялся 24 августа 1943 года. Аттестаты и два пирожка из картофеля им вручили 22 сентября на очень скромном выпускном вечере в клубе. Егорьевский выпуск (137 человек) состоялся 15 апреля 1944 года, белорусский (147 человек) — 26 апреля 1945 года, «коммунистический» (79 человек) — 27 июня 1946 года, курский (43 человека) — 6 сентября 1947 года, орловский (33 человека) — 8 мая 1948 года... По окончании школы ФЗО выпускники согласно известному Указу обязаны были отработать положенный срок на Кудиновском огнеупорном или другом заводе, указанном соответствующим Управлением.

О Великой Победе над фашисткой Германией девчата узнали ночью, когда спали. Прибежали ребята с ночной смены, стали стучать в окна:

«Девчата, вставайте! Победа!». Не верилось. Кто-то побежал на завод проверить. Остальные повыскакивали из кроватей, высыпали на улицу, плакали, обнимались, целовали и поздравляли друг друга. Радовались безмерно. Спала с души давящая тяжесть. Все вокруг вдруг стало другим. Воздух казался каким-то необыкновенным и чистым, словно родниковую воду пили и не могли напиться. До самого рассвета ликовали, гуляли, плясали и песни пели, а потом с удесятеренной силой, появившейся невесть откуда, пошли на работу.

Школа просуществовала до 1948 года, но тогда было уже совсем подругому. Бывшие выпускники стали опытными рабочими, мастерами и инструкторами по обучению. Многие из них возвратились в родные края. Другие нашли здесь свои «половинки», осели, пустив корни, и работали до пенсии на ставшем родным заводе. В войну и после нее завод держался на этих кадрах ФЗО, прошедших всю заводскую науку от завалки глины до обжиговой печи. К сожалению, не все дожили до сегодняшнего дня, до этой знаменательной даты. Всю жизнь работали на износ, подчас на пределе человеческих возможностей, невзирая на тяжелые и опасные для здоровья условия труда. Почти все стали инвалидами, не имеющими ныне даже средств на покупку лекарств. Заработали лишь нищенские пенсии и очень удивительные «дивиденды» по своим акциям спасенного ими завода, еще и не каждый год выплачиваемые, в размере аж целых 17 рублей с копейками (а кому повезло, то и 35 рублей) в год! Все они были награждены в свое время медалями «За доблестный труд в Великую Отечественную войну 1941— 1945 гг.» и другими наградами. Вот и мне после смерти родителей остались в наследство две такие акции, заработанные ими за свой доблестный труд, с аналогичными дивидендами.

Я просто преклоняюсь перед этими людьми, которых, несмотря ни на что, всегда отличали доброта, честность, скромность, трудолюбие, человечность, прямота. С ними — хоть в разведку, хоть в бой! Спасибо вам за все и дай вам Бог счастья и здоровья!

От автора: в основу очерка легли воспоминания выпускников ФЗО и ветеранов труда К. С. Былинкиной, А.Е. Глашневой, М.В. Гордеевой, М.В. Гордеевой (Мешковой), А.Ф. Трушиной, А.Г. Гуменюк, А.Г. Жоховой, Е.М. Ивулевой, А.П. Лаврешиной, Л.Т. Никитиной, Е.Н. Никушиной, Л.И. Петуховой, А.П. Пискаревой, М.П. Прусаковой, Н.М. Рыжук, М.Н. Савиной, А.П. Серой, К.А. Столяровой, Е.Н. Харламовой, Л. И. Чекалиной, З.П. Швайченко, М.С. Сакеллари, А.И. Фетисову, за что приношу им самую искреннюю благодарность.

Поделитесь с друзьями