Морозовские мануфактуры: конфессиональные факторы формирования и развития системы взаимоотношений предпринимателей и рабочих (XIX – начало XX в .)

В.В.   Керов, канд. истор. наук, Российский университет дружбы народов

В той новой литературе о российском предпринимательстве, которая создается в последние годы, С.Т. Морозов занимает значительное место. Оно определяется уже не финансовой помощью Морозова большевикам и не только его меценатством. Простейший контент-анализ основных публикаций последних лет, посвященных С.Т. Морозову, свидетельствует о серьезном росте интереса к общественной деятельности Саввы Второго и, в особенности, к его идеям и попыткам их осуществления в отношении рабочих. Этим С.Т. Морозов был знаменит среди современников, отмечавших не только, а иногда не столько его близость Художественному театру и либеральную общественную деятельность, сколько «увлечение» рабочим вопросом [1].

Действительно, по свидетельству самих рабочих, Савва Морозов за двадцать лет, в течение которых он управлял фабриками, «стремился, чтобы условия труда, казармы, бараки, школы и больница на его предприятии были лучше, чем у других фабрикантов» [2]. При этом не только развивалась социальная инфраструктура в фабричных поселках, вплоть до организации детских ясель [3], не только перестраивались взаимоотношения с рабочими [4], но и, что было не менее важным, С.Т. Морозов, которого отец ругал «социалистом», стремился создать систему заинтересованности рабочих врезультатах труда. Морозов выступил одним из инициаторов выработки правительственного постановления 1903 г. о фабричных старостах и, по собственному выражению, «сам проводил его в министерстве» [5]. Кроме того, Савва Тимофеевич первым из российских предпринимателей пытался внедрить систему участия рабочих в прибылях предприятия [6].

Движущие силы указанной деятельности этого крупнейшего предпринимателя имели различный характер. Большую роль играли здесь личные качества. Но, в соответствии с историческими закономерностями, личностные факторы лишь усиливают действие общих тенденций. Постановка на повестку дня рабочего вопроса, характерная для той эпохи, обусловливалась социально-экономи­ческими и другими процессами, подробно описанными в исторической литературе. Значительная часть предпринимателей, подвизавшихся в различных отраслях в этот период, в том числе под воздействием рабочих протестов, обращают свое внимание на необходимость улучшения условий жизни и труда фабрично-заводского люда. Старая схема взаимоотношений хозяина и рабочих начинает меняться. Сами предприниматели сознавали, что патриархальность изгонялась «из амбаров и фабрик» [7].

В то же время строительство больниц, родилен и богаделен на фабриках имело место задолго до начала периода активной борьбы промышленного пролетариата за свои права. Т.В. Прохоров, М.Я. Рябушинский, П.М. Третьяков, Я.П. Гарелин и др. занимались этим уже во второй трети Х I Х в. [8]. С.Т. Морозов обычно противопоставляется своему отцу, по словам самого Саввы Второго, «заморившему рабочих штрафами». Но авторитаризм Тимофея Саввича в отношениях с «фаброй» сочетался с развернувшимся при нем строительством рабочих казарм, фабричного училища и больницы [9].

Эта деятельность была вызвана к жизни не только необходимостью привлечения рабочих рук, но, в значительной степени, конфессиональными факторами. Упомянутая рабочая политика осуществлялась текстильными фабрикантами ЦПР, подавляющее большинство которых было связано со старообрядчеством различных направлений.

Уже учеными прошлого века был решен в основном вопрос о первичности развития «древлего благочестия» или укрепления старообрядческого капитала в пользу первого. Современными историками отмечалось, что в самих началах вероучения были заложены основы превращения староверческой религиозной общности в конфессионально-экономическую [10].

Важнейшую роль в этом аспекте играла этико-сотериологи­ческая система старообрядчества, одним из основных элементов которой являлась концепция душеспасительного труда, сформировавшаяся в первой половине Х VIII в. [11].

В этот период под воздействием ряда причин труд был признан старообрядчеством путем к душеспасению. Важно, что божественную санкцию получил и предпринимательский труд. Андрей Денисов, руководитель Выговского общежительства, одного из крупнейших центров «истинной веры» начала Х VIII в., прямо указывал: обретение доброго прикупа – польза душевная [12]. В суровых условиях русского Севера, гонений на старую веру и в связи с усилением эсхатологизма труд, в том числе предпринимательский, был сакрализован как средство сохранения старообрядческой общины и древнего благочестия в целом и сочетался с формированием активной социально-духовной позиции, ориентировавшей членов общины на создание прообраза Града Грядущего.

Поэтому за трудовой деятельностью, включая предпринимательскую, признавался богоугодный характер только при условии ее направленности на спасение и укрепление старообрядческой общины. В своих духовных завещаниях киновиархи Выгоречья наказывали «пребывати всем» именно «в братских трудах». Община являлась не только социальной, но и экономической единицей староверов всех согласий. Общинно-артельный характер старообрядчества, подчеркивавшийся многими исследователями, сохранился и в конце XIX в. [13].

Общинный труд, принцип возвращения в общину прибыли в определенной степени характерен был для беспоповцев, частично сохранивших и общинный характер собственности [14]. В московском поповщинском направлении, имевшем в отличие от федосеевцев институт семьи, значительно строже соблюдались традиции, в том числе традиции этические [15]. В дуалистической схеме «семья-община», несмотря на постепенное усиление ассиметрии в пользу семьи, община не была вытеснена во второй половине Х I Х в. из религиозно-этической системы. Если стремление следовать добродетели милосердия, воздействовало на развитие «внешней» благотворительности, то устройство больниц и рабочих спален для фабричных обусловливалось сохранением конфессиональной традиции общинного распределения результатов предпринимательской деятельности. Это проявлялось и в том, что хозяин, несмотря на лучшие условия жизни, «не чувствовал себя ни в бытовом отношении, ни духовно иным, чем рабочие его фабрики» [16]. Общинному характеру распределения прибыли вполне соответствовала патриархальная патерналистская система: руководители промышленных общностей-предприя­тий считали, что кормят своих рабочих.

Не противоречила изложенному тезису и развившаяся с середины XIX в. в текстильной промышленности система штрафования. Штрафы для предпринимателей-старообрядцев являлись не предлогом для сокращения платы рабочим, а применялись в интересах Дела (еще один важный элемент религиозно-этической концепции староверов), с целью повышения качества продукции и укрепления дисциплины. Т.С.   Морозов, оставаясь «самодуром », что в целом соответствовало старообрядческим патриархально-авторитарным взаимоотношениям в семье и в общине, являясь очень религиозным человеком, не мог сознательно идти на совершение греха лишь ради прибыли, у старообрядцев существовали особые вопросы, задававшиеся на исповеди предпринимателям: не грешили ли они задержанием и сокращением платы наемнику? Тимофей Саввич, по свидетельству очевидцев, часами отмаливал грех штрафования, необходимого, по его мнению, чтобы «добиться безукоризненного товара» [17]. Характерно и то, что после стачки 1885 г. средства от штрафов, сниженных Саввой Вторым, но не исчезнувших, использовались на нужды самих рабочих, о чем свидетельствуют книги движения штрафного капитала Товарищества [18].

Роль общины в этико-лаборальной системе старообрядчества способствовала консервации патернализма во взаимоотношениях предпринимателей и рабочих. Но старообрядчество не только имело консервативный религиозный элемент, но и представляло собой проявление модернизационных общественных процессов (аналогичных в некоторой степени протестантизму), лишенных этатизма, в отличие от преобразований, начатых Петром I [19]. Поэтому характер старообрядчества воздействовал в том направлении, что оно, как справедливо отмечал в начале XX в. А.С. Пругавин, «поглощает новые идеи и направления, которые не дают... застыть, окоченеть и заглохнуть,.. внося новые силы, новую энергию и живучесть» [20].

С.Т. Морозов, по собственным словам, еще «в гимназии научился курить и не веровать в бога», но староверческий менталитет, включавший и вышеуказанные элементы, влиял на осуществление рабочей политики этого лидера российского предпринимательства, до конца жизни называвшего себя старообрядцем и не терявшего связи с Рогожской общиной [21]. Сотрудничавший с Морозовым старообрядец С.И. Четвериков первым в России внедрял с 1907 г. систему участия рабочих в прибылях, а выходец из рода, история которого была описана еще Мельниковым-Печерским, А.И.   Коновалов в 1917 г. стал инициатором создания закона не только об участии рабочих в прибылях, но и в управлении предприятиями.

Сформулированный тезис требует развития аргументации на основе сопоставительного анализа материалов старообрядческих и нестарообрядческих предприятий, но показательно, что именно староверы в XIX в. первыми устраивали быт рабочих, именно выходцы из старообрядческих фамилий в начале XX в. во главе с С.Т.   Морозовым, а затем П.П. Рябушинским и А.И. Коноваловым формировали передовое крыло либерального предпринимательства, выступавшего, в том числе, за развитие прав рабочих, включая права на создание союзов и на стачку.

[1] Зилоти В.П. В доме Третьякова. Мемуары.– М., 1992, с. 80.

[2] 1905 г. в Орехово-Зуеве. Орехово-Зуево, 1925, с. 78–80, 120–121.

[3] См. ЦИАМ.– Ф. 342. оп.3. д. 841,1082; оп. 6. д. 97.

[4] Серебров А. (Тихонов А.Н.). Время и люди. Воспоминания. 1898–1905.– М., 1960, с.   204.

[5] Там же, с. 208.

[6] Иоксимович Ч.М. Мануфактурная промышленность в прошлом и настоящем. М., 1915, т. 1, с. 8.

[7] Рябушинский В.П. Русский хозяин //Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. М.– Иерусалим, 1994, с. 128.

[8] Торговое и промышленное дело Рябушинских. М., 1913, с.   141–143; Гавлин М.Л. Российское предпринимательство и его ответственность перед обществом //Буржуазия и рабочие России во второй половине Х I Х–начале ХХ века. Иваново, 1994, с. 22–23; и др.

[9] Лаверычев В.Я., Соловьева А.М. Боевой почин российского пролетариата. М., 1985, с. 23.

[10] Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. Период феодализма. М., 1977, с. 170.

[11] Керов В.В. Формирование старообрядческой концепции «труда благого» в конце Х VII –Х VIII вв. //Старообрядчество: история, традиции, современность. 1995, № 5.

[12] Филипов И. История Выговской старообрядческой пустыни. СПб., 1862, с. 9.

[13] Пругавин А.С. Раскол и сектантство в русской народной жизни. М., 1905, с. 53.

[14] Кельсиев В. Сборник правительственных сведений о раскольниках. Лондон, вып. 1., 1860, с. 69–70.

[15] Мельников П.И. Очерки поповщины //Полн.собр.соч. СПб., 1909, с. 280.

[16] Рябушинский В.П. Указ. соч., с. 128.

[17] Там же, с. 158.

[18] См. ЦИАМ.– Ф. 342, оп. 3, д. 484 и др.; оп. 4, д. 286, 287 и пр.

[19] См. Ионов И.Н. О статье А.С. Ахиезера //Отечественная история, 1994, № 4–5, с. 34–36.

[20] Пругавин А.С. Указ. соч., с. 93.

[21] Серебров А. Указ.соч., с. 192, 212, 213.

Поделитесь с друзьями