В. В. КЕРОВ,

доцент кафедры истории России Российского университета дружбы народов

МОРОЗОВЫ:

СТАРООБРЯДЧЕСКОЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО И РУССКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ

В современных исследованиях старообрядческого предпринимательства в целом и деятельности крупнейших представителей этой конфессионально-экономической общности — семьи Морозовых — превалирует социальный аспект, что представляется очень важным на фоне многих десятилетий господства в отечественной исторической науке — экономического и социально-экономического подходов. В то же время картина духовного строя российских староверов — торговцев и промышленников — выглядит фрагментарной без рассмотрения важных компонентов старообрядческого менталитета, в том числе такой его существенной грани, как национальное чувство предпринимателей старообрядцев, имевшее не только духовные, но и экономические стороны.

Национальное чувство староверов из торгово-промышленной среды выглядело противоречивым. Действительно, с одной стороны, с самого начала старообрядцев характеризовало полное неприятие иностранных обычаев в религиозном отношении и в бытовой сфере. Даже в середине XIX в. считалась грехом икона за стеклом, галстук назывался "удавлением вместо креста и погибелью на Страшном Суде", в Рогожской и Преображенской общинах накладывались епитимьи за употребление "кофия", езду верхом и т. д.¹

С другой стороны, часто именно предприниматели-староверы первыми вводили заимствованные у иностранцев "новины". Одними из первых в стране в начале XVIII в. выговские общежители строили "новоманерные" суда². Староверы первыми заводили фабрики с импортными станками. Так, впервые в Москве жаккардовые станы появились у старообрядца В. Е. Соколова в 1827 г.³ Впереди были старообрядческие промышленники и в других технических усовершенствованиях.

В XIX в. выделялись в этом отношении Морозовы: Савва Васильевич в начале 1840-х гг. первым в России с помощью Л. Кнопа приступил к ввозу английских станков и устроил фабрики по ланкаширскому образцу, используя английских инженеров и мастеров. Причем в значительной степени речь шла об инициативе Саввы Васильевича, знакомство с которым, по свидетельству современников, стало поворотным пунктом в жизни Кнопа. Через авторитетного в купеческих кругах Морозова Кноп установил связи со многими текстильными фабрикантами ЦПР, в большинстве своем также старообрядцами (за Морозовым потянулись Хлудовы, Малютины, Якунчиковы и др.).

Указанные противоречия в сочетании с выраженной религиозностью предпринимателей — староверов вызывали со стороны недоброжелателей недоумение и обвинения в адрес староверческого купечества, в том числе Морозовых, в неискренности и "игре в религиозное чувство"⁵. Для выяснения реального места национальной идеи в мировидении предпринимателей-старообрядцев необходимо выявить связи данного элемента с другими составляющими их духовности и этноса. Первичный анализ показывает существенные сопряженности "национальных" категорий с такими важнейшими понятиями, как "истинная вера", "дело" и "Российское государство". Речь идет об исторически сложившихся связях.

В процессе общественного развития "вселенское восприятие и переживание Православия в значительной мере сменилось национальным... национальная идея... вполне естественна для исторически сложившейся национальной православной жизни"⁶. В результате на Руси была создана национальная церковная культура, национальный характер святости; под влиянием, в том числе православия, утвердившего национальное самосознание Руси, сложилось могучее национальное государство. Само национальное чувство в Средние века не могло не быть религиозным. В России в XV 1-Х VII вв. оно окончательно оформилось в культурно-идеологическую концепцию "Третий Рим".

С началом реформ Никона и Алексея Михайловича такой, ио выражению Н. А. Бердяева, "церковный национализм" обострился в среде ревнителей "древлего благочестия"⁷ под воздействием активного эсхатологизма, обусловленного как кризисностью эпохи, переживавшейся российской цивилизацией, так и формами церковно-государственной модернизации. Гибель истинной веры от "новин" ассоциировалась с гибелью Руси — "второго неба", по словам С. Денисова. Эсхатологическое учение о Московской Руси как Третьем Риме и о единственности русского православия, как оно было изложено в "повести о Белом Клобуке", явилось важнейшей отправной точкой раннего староверия⁸. Повесть, запрещенная постановлением Собора 1667 г., провозглашала духовное превосходство Руси и содержала явную антикатолическую и, особенно, антигреческую направленность. В ситуации "последнего отступления" старообрядцы осознавали себя единственными защитниками веры и Руси.

Контент-анализ произведений Аввакума показал, что в наследии огнепального протопопа категория "Россия-Русь" прежде всего сопряжена с понятием "истинная вера" (КСС=0,72). Именно богоизбранностью Руси Аввакум аргументировал преждевременность мнения о приходе чувственного Антихриста: Никон — лишь "шиш антихристов... Антихрист изникнет... не от нашей Руси". Аналогичны выводы, основанные на рассмотрении других памятников старообрядчества конца ХУП-первой половины XVIII в., в частности "Поморских ответов", "Винограда Российского" и др.

Но отношение староверов ко всему иностранному не сводилось к отвержению "новых латинских обычаев" и "наскоков Антихриста".

В XVIII в. обнаружилась, что в сложившейся ситуации сохранение благочестия, веры, Церкви как сообщества верующих и ее дискретных моделей-хранителей — старообрядческих общежительств — невозможно без экономической деятельности в контакте с внешним миром. Спасение и возрождение веры стало нераздельно с хозяйственной деятельностью на благо общины. Это нашло свое отражение в духовном аспекте. В XVIII—начале XIX в. в ходе превращения староверческой конфессиональной общины в конфессионально-экономическую сформировалась старообрядческая концепция "Дела" — подвига во имя спасения души и веры⁹. Если же предпринимательсикйтруд, "купля-продажа" были признаны душеспасительными, то и применение зарубежных "новин" в таком "деле" не противоречило "православному национализму", эсхатологическому национальному чувству, остававшемуся религиозным, а направлено было на возрастание веры.

Морозовы, находившиеся среди руководителей различных направлений старообрядчества, прежде всего Рогожской общины, шли впереди многих в вопросах Веры и Дела. Дело в их целостном духовном мире было неотделимо от веры. Невозможно было вести успешное предпринимательство в прядильном, бумаго-ткацком, суконном деле, не используя западных машин и не приглашая, по крайней мере на первых порах, мастеров из Англии, Эльзаса и Саксонии, и Морозовы, способствуя укреплению "истинного православия", активно вводили иностранную технику и технологию на своих предприятиях. Относилось это не только к крупным предпринимателям. Например, мелкие гусляцкие хмелеводы для успеха дела заменили местные сорта хмеля на привезенные из Германии¹⁰.

В вопросах же важных, но не связанных с делом, даже в благотворительности, отрицание заимствований продолжалось еще длительное время. Так, рабочие, стоявшие у современных импортных станков, попав в госпиталь Рогожской общины, оборудовавшийся в том числе на морозовские деньги, оказывались на деревянных койках, так как железные кровати были признаны попечителями "заграничным новшеством"¹¹.

В том, что касается вопроса о сюртуках, кофе и "иродиадиных плясках", здесь очевидно воздействие цивилизованного развития России, последствия которого для представителей религиозной общины конфессиональный ограничивающий этос может смягчить, но не в состоянии предотвратить. Кроме того, необходимо учитывать, что жесткие религиозно-поведенческие нормативы никогда и нигде (даже в более благоприятных для этого условиях Средневековья) не осуществлялись на практике в полном объеме и абсолютно, тем более, если речь шла об энергичных, духовно активных и мировоззренчески самостоятельных великорусских хозяевах, которым, по воспоминаниям В. П. Рябушинского, не всегда было "легко склонять свою умную, но упрямую и обуреваемую соблазнами голову перед заповедями". При этом, несомненно, не терялась ни вера, ни национально-религиозные взгляды.

Другой важной корреляцией национально-религиозной идеи являлась взаимосвязь с представлением о Российском государстве и его главе. Уже для "отцов" старообрядчества хранителем православия стал не русский государь (как это было в Московской Руси), а русские города и веси, весь русский народ. В национально-религиозной эсхатологии установилась некоторая религиозно-демократическая гражданственность, сочетавшаяся с отрицательным отношением к государству.

В эпоху кризиса, особенно со времени падения Севастополя, их православно-державные взгляды сблизились со славянофильскими. Московские купцы-староверы, в том числе Т. С. Морозов, поддерживали газету "День", которую выпускал И. С. Аксаков. Ему же Т. С. Морозов, В. А. Кокорев, К. Т. Солдатенков и другие крупные старообрядческие предприниматели поручили редактировать ежедневную газету "Москва", фактически орган московского купечества. Тимофей Саввич лично дружил со славянофилом Ф. В. Чижовым¹².

Староверческое предпринимательство окончательно и бесповоротно восприняло русское государство как национальное. Во время польского восстания 1863 г. предприниматели-старообрядцы выступили с осуждением восставших в обращении, написанном И. С. Аксаковым, и собрали значительные средства на подавление восстания. Но речь шла не о примитивном "квасном патриотизме". В национальном аспекте для староверов важнее была принадлежность участников выступления, грозившего территориальной целостности Российского государства, к католичеству, чем социально-политические стороны восстания.

Вместе со славянофильством взгляды предпринимателей-староверов эволюционировали в сторону панславизма в 1860—1870-е гг. Среди московских предпринимателей, составлявших в 1876 г. 10 % членов Славянского комитета, значительная часть (В. А. Кокорев, И. И. Четвериков, бр. Хлудовы, бр. Вишняковы и др.) была связана со старообрядчеством. Морозовы и здесь находились среди первых. Входивший в состав Комитета Т. С. Морозов жертвовал крупные денежные суммы, участвовал в организации выставок и других акций Комитета, в том числе в снаряжении и финансировании добровольческого отряда генерала Черняева в Сербии¹³. В период русско-турецкой войны Морозов организовал и содержал лазареты для

раненых, "Болгарскую дружину" воинов-старообрядцев, сражавшуюся на Балканах¹⁴"

В последней трети XIX в. в среде московских предпринимателей, в значительной степени выходцев из старообрядчества, параллельно аналогичному процессу в отечественной философии складывалась русская национальная идея как преодоление противоречий славянофильства и западничества и установление единства национально-религиозного чувства в отношении дела и государства. При этом религиозный аспект был существенно менее выражен, чем в работах российских философов, но, оставаясь в основе духовного строя выходцев из староверческой среды, не разрывал своей связи с национальным чувством, участвуя в консолидации национально-религиозной гражданственности предпринимателей, созидавших новую Россию на рубеже веков.

Наиболее ярко сформировавшуюся тенденцию выразил С. Т. Морозов, провозгласивший: "Русские люди строят свое государство на железных балках, в новый, двадцатый век Россия... вступит как держава промышленная, вооруженная техникой". "Славянофильство, народничество чужды мне, но я вижу Россию как огромное скопление потенциальной энергии, которой пора превратиться в кинетическую" и "оживить Европу, излечить ее от усталости и дряхлости".¹⁵ Взгляды Морозова разделялись его младшими соратниками: П. П. Рябушинским, С. И. Четвериковым и др. — и в значительной степени легли в основу идеологической доктрины российских либеральных предпринимателей начала XX в.

Именно в идеалах национально-религиозной демократической гражданственности Морозова и Рябушинского в большей степени, чем в деятельности Н. А. Бугрова, активного старообрядческого деятеля, финансировавшего черносотенные организации, проявились заветы первых киновиархов староверческих общежительств, в частности Андрея Денисова, видевшего путь к спасению веры не во ввержении окружающего мира в презрение, но во взаимодействии с ним для достижения главной цели.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Мельников П. И. Очерки поповщины // Полн. собр. соч. — Спб., 1909. - С. 279, 280; Андреев В. В. Раскол и его значение в народной русской истории. - М., 1870. - С. 76, 239.

2 Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. - М., 18- С. 140.

3 Рустик О. Старообрядческое Преображснское кладбище (как накапливались капиталы в Москве // Борьба классов. - 1934. - № 7-8. - С. 75.

4 Щульце-Геверпиц Г. Крупное производство в России. - М., 1899. - С. 34-37;

Иоксимович Ч. М. Мануфактурная промышленность в прошлом и настоящем. - М., 1915. -С. 7, 132, 205.

5 Ливанов Ф. В. Раскольники и острожники. - Спб., 1868. - Т. 1. - С. 449.

6 Единство Церкви: Богословская конференция. - М., 1996. " С. 9.

7 Бердяев Н. А. Психология русского народа // Судьба России. -'М., 1990. -С. 57.

8 Зеньковский С. А. Русское старообрядчество. - М., 1995. - С. 340; см. также: Житие Аввакума и другие его сочинения. - М., 1991. - С. 95; Поморские ответы. - М., (1912); и др.

9 См.: Керов В. В. "Дело" Т. С. Морозова: этико-конфессиональные аспекты формирования предпринимательского менталитета // Предприниматели и рабочие: их взаимоотношения. Доклады Вторых Морозовских чтений. - Ногинск, 1996; Он же. формирование старообрядческой концепции "труда благого" в конце XVII— начале XVIII в. К вопросу о конфессионально-этических факторах старообрядческого предпринимательства // Старообрядчество: история, культура, современность. - 1996. -№5.

10 Лизунов В. С. Старообрядческая Палестина. - Орехово-зуево, 1992. - С. 26.

11 Андреев В. В. Указ соч. - С. 81.

12 См. переписку Т. С. Морозова и Ф. В. Чижова: ОР РГБ. - Ф. 332. - Оп. 41. Д. 12-14. См. также: Щукин П. И. Воспоминания. - М., 1912. - Ч. 1. - С. 24.

13 См.: Гавлин М. Л. Из истории российского предпринимательства: династия

Кокоревых. - М., 1991. - С. 55-57.

14 См.:ЦИАМ. - Ф.357. - Оп.1. - Д. 18. - Л.11, 12, 14,18 и др.

15 Морозов Т. С. Дед умер молодым. - М., 1992, - С. 37, 61.

Поделитесь с друзьями