Черноголовская газета № 20 (933) от 21 мая 2009 года
Лев Николаевич рассказывает…
М.Дроздов
В «Черноголовской газете» 13 и 20 мая 2004 г. [№ 19-20 (667-668)] печаталась моя статья «О детонации, горении, о жизни. Лев Николаевич Стесик», она давно выложена на нашем сайте. Сейчас представляем вторую мою статью (2009 г.) о старейшине черноголовских ученых.
Профессор Лев Николаевич Стесик скончался 17 июня 2015 г.
Л.Н. Стесик. 2004 год
О людях хороших и разных
Кажется, совсем недавно отмечали 75-летний юбилей Льва Николаевича Стесика. Как незаметно пробежало 5 лет! И вот уже новый юбилей, новые поздравления. И новые воспоминания ветерана, одного из четверки первых и молодых тогда завлабов Черноголовки. Он после окончания Физико-технического факультета МГУ, знаменитого Физтеха, почти десятилетие проработал в московской Химфизике. И наш с ним разговор начался с тех далеких годов, когда в ИХФ не только занимались кинетикой газовых и жидкостных реакций, но и активно участвовали в создании и испытании первых атомных бомб и мощных взрывчатых веществ для них. Эта – последняя – серьезная научно-техническая проблема и «родила», собственно, Черноголовку научную.
Классики взрывного дела
Лев Николаевич рассказывает о тех, у кого учился, с кем работал. О тех, кто фактически начинал создавать современную теорию горения и взрыва, ту науку, которая в существенной части оформилась здесь у нас в Черноголовке благодаря ученым, работавшим под руководством Дубовицкого, Мержанова, Дремина, Манелиса, Стесика, Еременко...
А первым, наверное, взрывником, с которым столкнулся по жизни молодой Лева Стесик, был профессор Константин Константинович Андреев. В 1946-1947 гг. вел он для физтехов предмет «Взрывчатые вещества». И лекции, и практические занятия проходили в Менделеевском институте на Миусской площади, куда и съезжалась с разных концов Москвы первая химфизическая группа ФТФ МГУ, старостой которой был наш Лева. Числилось в группе всего 8 студентов: 5 москвичей, 3 иногородних.
Физтехи Андрееву нравились. Только не любил он, когда просовывали студенты головы в дверь, крутили ими в поисках своих и исчезали, а потому повесил у себя на кафедре плакат: «Открыл дверь – входи!» Еще он сделал физтехам комплимент, что те, в отличие от других, не разбегаются после звонка. Действительно, пока не заканчивали лабораторные работы – не уходили. Профессор был доволен, а гардеробщицы негодовали: 8 пальтишек послевоенных висели в гардеробе допоздна…
В 53-м году в Химфизике в связи с проблемой мощных ВВ основали несколько новых лабораторий, в том числе Апина и Андреева. К.К. Андреев, заведующий кафедрой в МХТИ, по совместительству стал завлабом в ИХФ. Стесик много общался с ним, и тот с уважением относился к студенту, а потом молодому ученому. Характер у К.К., однако, был бойцовский (охотничий), но на научной, правда, почве: он все время писал уточнения, опровержения, «воевал» за истину и с ЛТИ, с Багалом, и с Беляевым. В ответ его некоторые и называли только по инициалам… Беляев и Андреев спорили много по проблемам горения, а потом выпустили вместе солидную большую книгу, теперь считается классикой. Страстный охотник, К.К. на охоте простудил то, что не надо простужать, и умер после операции…
Его лабораторией (чувствительности ВВ) стал заведовать Герой Соцтруда Василий Константинович Боболев, сыгравший немалую роль в советском атомном проекте. Фронт работ при нем сильно расширился. Он был одновременно заместителем директора ИХФ по научной части, решал в 60-е, в начале 70-х гг. практически все институтские вопросы. Директор Н.Н. Семенов (по традиции его именовали просто Н.Н.), когда перестал заниматься химией в масштабах всей страны, провел реорганизацию института, в результате которой Боболев остался только завлабом. Известная самостоятельность нашего Федора Ивановича тоже была ограничена: ФИХФ превратился в Отделение ИХФ со сквозными секторами. Но это уже 1972-й…
С еще одним крупнейшим взрывником – Александром Федоровичем Беляевым, преемником Ю.Б. Харитона по химфизической лаборатории, познакомился Лев Стесик на 3-м курсе, в его лаборатории выполнил и дипломную работу. Беляев читал в ИХФ курс лекций, практические занятия делали у него же в 3-м корпусе. На семинаре у Беляева обсуждали многие основополагающие вопросы теории и практики. Лев Николаевич вспоминает, как изучали степень превращения ВВ на пределе детонации, когда реагирует только какая-то часть взрывчатки, остальная разбрасывается и взрыва полноценного не получается. Как говорили о «харитоновском слое» (который не детонировал), а потом выяснилось, что никакого такого слоя нет…
Вообще, спорили – и довольно горячо – тогда много. О приоритетах – тоже. Похил, заведующий лабораторией горения порохов, человек очень положительный и в Химфизике любимый, спорил с Беляевым: кто первый открыл диспергирование топлива при горении. Потом о другом: кто первый придумал формулу степенной зависимости скорости горения от давления? Некоторые споры длились годами, другие решались просто. Так, насчет зависимости от давления, Федор Иванович не мудрствуя лукаво взял энциклопедию Брокгауза и Ефрона и там нашел эту зависимость в статье еще Менделеева!
Забегая вперед, скажем, что Александр Федорович Беляев непосредственно в черноголовских работах не участвовал, но его активная поддержка здесь тоже чувствовалась. В частности, это он предложил Льву Николаевичу заняться в его лаборатории в ФИХФ горением металлов в ракетных топливах…
«Диктатор» Садовский
Академик, Лауреат, Герой, директор Института физики Земли – кто не знает ныне о Михаиле Александровиче Садовском?! Был он после войны заместителем директора ИХФ и научным руководителем советского испытательного ядерного полигона в Казахстане. А назвал его как-то «диктатором Химфизики» в очень интересных беседах со мной Лев Натанович Гальперин, тоже наш ветеран, работавший в свое время непосредственно в Спецсекторе Садовского – ему-то не знать?! Лев же Николаевич считает, что диктатором Садовский не был, а вот если и были у кого такие замашки или способности, то это у Надирадзе, очень строгого, если не сказать – жесткого, партийного деятеля в ИХФ 1950-х годов. Впрочем, и время было жесткое. После войны многие сотрудники Химфизики оказались в Арзамасе-16, собственно, они-то и сделали первые наши бомбы: Харитон, Щелкин, Зельдович, Франк-Каменецкий… Беляев недолго, но был в Арзамасе, Апин – подольше, вернулся оттуда в апреле 50-го, будущий черноголовский житель и сотрудник ОИХФ М.Я. Васильев проработал там гораздо больше. Многие из тех, кто оставался в ИХФ, занимались приборами и методиками измерений параметров ядерных взрывов (и прямо попадали под начало Садовского), а также взрывами и взрывчатками обычными, химическими, тоже крайне важными для Проблемы и также входившими в орбиту интересов Садовского.
Михаил Александрович был чрезвычайно четкий и организованный руководитель, в сравнении с Н.Н. он гораздо ближе знал и понимал реальную жизнь, при этом разбирался и в «политической химии», знал, как надо действовать в каждой конкретной ситуации. На нем лежала огромная ответственность за испытания, именно на нем. Даже если бомба взорвалась бы, а ничего не удалось померить, то, с научной точки зрения, это был бы «пшик» (у атомщиков этот термин означал, правда, другое). Для разработки невиданных еще в СССР датчиков, измерителей, системы автоматического управления Садовский организовал в ИХФ мощное КБ. Мастерские Института, также специально усиленные, выполняли его заказы в первую очередь…
Он всегда приходил на семинары в лабораторию Беляева. Может, еще и потому, что там Коротков делал работу, которая вошла в докторскую диссертацию Садовского. Слушал доклады, на клочке бумаги набрасывая мысли. Поэтому всегда выступал очень четко, логично, по делу. Отношение его к людям тоже было несколько другое, нежели у Н.Н. Директора некоторые молодые сотрудники, по 2 года работая в институте, толком и не видели. А Садовского знали все, и он знал всех.
Даже студентов. О взаимоотношениях с ними Лев Николаевич говорит особо, вспоминая, как уже после лекций сидел и рассказывал Михаил Александрович студентам поучительные истории из опыта своего и знакомых, в частности, как в Ленинграде до войны изучали изоляцию на пробой и как элементарно ошиблись. Садовский с интересом просматривал лабораторные журналы студентов. И даже пригласил их на банкет по поводу защиты своей докторской. Здоровался со всеми всегда первым.
Ну и опыт взрывов и их последствий имел чрезвычайно большой, таких экспертов после него, возможно, уже и не было. Когда в чуть более поздние времена произошел у Стесика «несанкционированный» взрыв, Садовский сразу определил, что его причина не в той навеске, которую взрывал молодой ученый. Последний раз Лев Николаевич виделся с Садовским на 80-летии академика в 1984 г., встретил его Михаил Александрович совершенно по-дружески.
Ну и маленькая подробность. Первая жена Садовского была типично академической дамой. Вторым браком он женился на Зое Алексеевне, начальнице машбюро в ИХФ, хорошо знающей людей и свое дело. Из этого машбюро, кстати, перешли потом работать в Черноголовку молодые тогда женщины Баронина и Ананьева, их уже нет в живых.
Тем не менее действительно пора бы перейти к женщинам. Но Лев Николаевич гнёт свою линию…
Спецзадания Правительства и НИП ИХФ
«Спецзадания» – это уже терминология Федора Ивановича. Он в своих воспоминаниях писал о важном и секретном, конечно, поручении Совета Министров Институту химфизики по разработке новых мощных взрывчатых веществ и частенько упоминал Совет по мощным ВВ при Президиуме АН СССР. Председательствовал в этом Совете сам Николай Николаевич Семенов, а ученым секретарем был Дубовицкий. И вот в нашей беседе с Л.Н. Стесиком выясняется любопытный факт. Оказывается, вторым и последним эту должность ученого секретаря Совета по МВВ (такое было сокращение) занимал Лев Николаевич! И это он в 1958 г. собирал статьи в секретный сборник, посвященный пятилетию комиссии.
Конечно, как и Ф.И., занимал Стесик эту должность по совместительству, получая дополнительно к основной ставке 1350 рублей еще полставки, т.е. 675 рублей (очень хорошие для м.н.с. тогда деньги). Но в 1959 году началась борьба с совместительством, полставки срезали, должность секретаря, организующего всю деятельность Совета, а заодно и сам Совет постепенно тихо почили. Работы по взрывчаткам, однако, продолжались, была испытана масса их модификаций, в конце концов с ними разобрались, поняли, какое ВВ что может, а что не может.
Одно из важнейших последствий недолгого существования Совета по МВВ – это наш с вами город. Именно для разработки и испытания мощных взрывчатых веществ и был задуман Научно-исследовательский полигон ИХФ в Черноголовке. А Льва Николаевича в связи с тогдашним сокращением сильно не жалейте: он как раз защитился в то время и стал получать 1850 рублей, убыток уже не столь велик оказался. И более того, в 1960-м он стал завлабом…
Как было дело? В составе НИПа планировались четыре «сквозные» (т.е. одновременно и в Москве, и в Черноголовке) лаборатории: Апина, Беляева, Похила и Дубовицкого. У каждого из них должен быть зам по Черноголовке, у Беляева таковым предполагался Коротков. Людей уже набрали в НИП, они все работали у завлабов в Москве, это всех удовлетворяло, и появилось мнение – а не отказаться ли вообще от НИПа?! Но Семенов обещал в верхах, Постановление уже было, и, несмотря на нежелание стариков ехать в Черноголовку или даже ею заниматься (кроме Апина, пожалуй), Н.Н. просто вынужден был назначить завлабов. И он назначил молодых. Эти фамилии стали теперь легендой Черноголовки наряду с Семеновым и Дубовицким: Дремин, Манелис, Мержанов, Стесик.
А у НИПа, вскоре переименованного в ФИХФ, появилось еще одно важное государственное задание: разработка и исследование высокоэнергетических смесевых твердых ракетных топлив (ТРТ). Опять был создан Совет при Президиуме АН – по ТРТ – под председательством академика Топчиева. Черноголовские ученые в нём активно участвовали, при этом многие отмечали как корректно, никого не перебивая и одновременно четко, проводил заседания этой комиссии ее председатель.
В связи с ТРТ Лев Николаевич вспоминает, как большой компанией ездили в Пермь, в крупный институт, бывшую «шарашку». Там налаживали производство этих самых «изделий», а до этого занимались порохами, зарядами для «катюш». Один из руководителей предприятия Гальперин (другой, не наш) вспоминал, что во время войны заряды нам присылали даже (по ленд-лизу) из Канады. Были они очень аккуратные, из сверхчистых ингредиентов, завернутые каждый в особую бумагу. Но эти заряды взрывались, реактивные снаряды не летели. А наши, не очень чистые, полетели! Оказалось, что причина этого именно в их нечистоте – непредусмотренные включения в нитроклетчатке играли роль связующего, существенно улучшающего термомеханические свойства изделий…
Еще Лев Николаевич рассказывал много интересного и про очень интересных людей – про А.Я. Апина, О.И. Лейпунского, про Гуревича и Багала, про взрывы, про то, как выгрызали сотрудницы осколки стеклянные из кожи… Вот тут-то и пора перейти к женщинам, подумал я… Переходим.
Профессора Г.Б.Манелис, Ф.И.Дубовицкий, Л.Н.Стесик - лауреаты Государственных премий СССР, А.Н.Дремин - лауреат премии Совмина. 1986 год
Женщины
Лев Николаевич женился в конце 1952 года на удивительной женщине Рашиде Хафизовне Курбангалиной. Она умерла совсем недавно. Похоронили ее на общей территории, а вот уж кого надо было похоронить особо, так это ее: была она ветераном науки, ветераном Химфизики, каких в Черноголовке больше нет… Она окончила Казанский университет во время войны и попала на работу в Ленинградский институт химической физики, находившийся в эвакуации в Казани. В лаборатории Харитона работала над оборонными тематиками, пострадала от взрыва в лаборатории, обожгла лицо, долго лечилась.
В аспирантуре у того же Харитона изучала детонацию нитроглицерина и его растворов. Да, того самого нитроглицерина, без которого не обходится (или не обходился еще совсем недавно) ни один сердечник. Характерная особенность: от вдыхания его паров сильно болит голова, потом привыкает; если делаешь перерыв в работе, снова болит и снова привыкает… В 47 или 48 году она защитила диссертацию, работала потом в лаборатории Беляева. Еще в 1960-1962 гг. ездила, уже из Черноголовки, в Москву. Федор Иванович потом разрешил работать в лаборатории мужа, что по тем временам было большой редкостью. Теперь исследовала она детонацию в нитрометане и тетронитрометане при добавлении порошков металлов. Результаты были очень интересные, Лев Николаевич привлек потом к этой теме молодого (тогда) теоретика С.С. Рыбанина.
Еще с одним уникальным веществом пришлось им всем повозиться, но особенно много им занималась – вот возникает и еще одна женщина-ученый, и тоже недавно от нас ушедшая, – Галина Серафимовна Яковлева. Ей, под руководством Рашиды Хафизовны, и пришлось преодолеть многочисленные препятствия при исследовании чрезвычайно чувствительного вещества -азотистоводородной кислоты (Апин когда-то начинал в Москве, там был взрыв с нехорошими последствиями) и ее солей. Г.С. и синтезировала вещества сама. Делалось все дистанционно на установке, начерченной Л.Н. Стесиком и изготовленной в наших мастерских. Требовалась невиданная аккуратность и осторожность. Работа такая сродни подвигу! В 1964 г. они опубликовали в ДАНе статью по этой самой азотистоводородной кислоте, она стала основой диссертации Г.С. Детонация здесь оказалась пусть и не 10 км/сек, как поначалу думал Апин, а 7,4 км/сек, но и это при плотности среды всего 1,14 является рекордным показателем…
Лев Николаевич с Галиной Серафимовной участвовали вместе и в работах по подводным ракетам, закончить которые не дала перестройка, а результаты были хорошие…
Ольга Стесик. Родные, родные…
Если вы войдете в интернет и наберете в поисковике слово «Стесик», то первым, вторым и третьим и т.д будет, естественно, Стесик, но только Ольга... Это дочка Льва Николаевича и Рашиды Хафизовны. У них еще и сын Григорий, ему 50 в этом году исполняется, окончил он МИЭМ, а сейчас занимается компьютерными сетями. Но раз заговорили о женщинах, то надо и закончить ими!
Ольга Львовна училась в ЛГУ, стала астрономом, работала по этой части, а кроме всего прочего написала в соавторстве несколько книг по программированию, которые очень популярны, вот почему и Интернет полон Стесиками! У Ольги и ее мужа, астронома Сергея Судакова, трое детей, внуков Льва Николаевича. Софья окончила физфак ЛГУ, у нее сын Максим – правнук Стесика-старшего. Ирина стала довольно известной шахматисткой. Еще Юрий, тоже по сетям «ударяет»…
Не слабо, да?! Одна писательница, другая – шахматистка. Сколько у нас гроссмейстеров? А женщин-гроссмейстеров? Ходила Ира в шахматную секцию и вот – высшее шахматное звание, да еще у женщины! Сколько их точно – не знаю, знаю, что мало… Увидите или услышите где-нибудь «гроссмейстер Ирина Судакова», знайте – наша почти, внучка Л.Н.
С.С. Рыбанин указал мне, что в Интернете есть, конечно, и их научные работы и что еще в Штатах, в Иллинойсе, тоже живут Стесики! А что – может быть! В деревне отца Льва Николаевича в Минской области было три «куста» Стесиков, уже не помнивших родства своего. Кто-то и уехал, возможно, в свое время.
В семье у отца было 6 детей, в семье матери – тоже. Все выжили, стали взрослыми людьми, но одна умерла от тифа в Гражданскую войну, другого, брата отца, партизанского связного, вместе с женой расстреляли немцы в Отечественную.
Л.Н. Стесик с 4 лет живет в Подмосковье, сначала город Каганович, потом Люберцы (там сестра живет и сейчас, там похоронены родители, на могилки их регулярно ездит Л.Н.), потом Москва, потом Черноголовка. Лев Николаевич особенно много говорил про свою мать, а мне запомнилось, что мамина мать родилась еще при крепостном праве и прожила до 92 лет, так что у Л.Н. хорошая генетика в роду! И мы говорим: живите долго-долго, Лев Николаевич! И рассказывайте, рассказывайте, рассказывайте. Ведь так много было у вас в жизни интересного, хорошего, важного!
Поделитесь с друзьями