Судьбы и лица. Журналистские зарисовки и очерки о павловопосадцах

Маргарита Борисова

Маргарита Борисова. Судьбы и лица. Журналистские зарисовки и очерки о павловопосадцах. / Павловский Посад 2007 г. Комитет по культуре, спорту и туризму администрации Павлово-Посадского муниципального района Московской области

 

Настоящая книга является тематическим сборником избранных газетных очерков и зарисовок Маргариты Борисовой, члена Союза журналистов России, в течение ряда лет работавшей корреспондентом местных газет: «Истоки», «Колокольня», «Павлово-Посадские известия».

Главная тема сборника – правдивые рассказы об известных и не очень известных жителях Павловского Посада, об их судьбах, воспоминаниях о пережитом, прошлых и нынешних делах, мыслях и чаяниях.

Небольшая по объему, но написанная ярким, образным языком, искренняя и глубокая по переживаниям, эта книга является ценным опытом в создании художественно-публицистической галереи портретов наших современников, чьи непростые, неповторимые судьбы вобрали в себя и отразили историю нашей земли, нашей страны, нашей сложной эпохи на ее переломных этапах…

В книге использованы авторские снимки из цикла «Земляки», а также фото из семейных альбомов героев очерков.

Содержание

Хотят ли русские войны

• И никакого розового детства
• Парень из нашего города
• Люська
• «Гвардии рядовой» 
• К нам оттуда родные березы тянут ветки

 

Души прекрасные порывы

• О женщине, о розах и собаке
• Николай Краснов: «Культура связывает времена»
• Наталья Попова: «Музыка – лучшее, что может быть в моей жизни»
• Виктор Зубрицкий: «С живописи все началось, ею и закончится»

 

Наша служба и опасна, и трудна

• Женский портрет в милицейском ракурсе

 

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью

• Делать то, что нужно сегодня
• Красота дает шанс на успех
• Андрей Бозин: «В России интересно работать»

Хотят ли русские войны

И никакого розового детства…

10 июня 1941-го Тонечке исполнилось двенадцать лет, а 22-го началась война. Счастливый город диких маслин и мощеных гранитом улиц содрогнулся вдруг от спешного топота солдатских сапог: отступали красноармейцы бегом, взмыленные и грязные, волоча за собой пулеметы, а вслед им гнали колхозных коров, везли оборудование с предприятий. На восток через Синельниково ехали беженцы из Днепропетровска, Запорожья, Лозовой. Их эшелоны бомбили именно здесь – в стратегически важном узловом центре, и местные совсем измотались, не успевая откапывать живых и хоронить мертвых.

Население города к концу лета почти не сократилось (уехал только начальствующий состав), – никого не выпускали, и люди, полагаясь только на Бога и русское «авось», замирали сердцем в ожидании самого худшего: «Отче наш, иже еси на небесех…», – шептали за дверью мазанки Анна с детьми, веря, что молитва обязательно спасет их, а если фугас и попадет в дом, то тяжелая глина не сразу рухнет на голову – помешает дверь. «Мамочка, давай уедем! Я боюсь!!!» – плакала повзрослевшая в одночасье Тоня, и мать, твердо зная, что никуда они отсюда не уедут, и что хлебать горюшко будут до последнего, собралась и вместе с соседкой отправилась выпрашивать эвакуационный лист.

– Ну и кто из вас первой хочет получить эваколист? – Брызгая слюной, начальник станции злобно схватился за наган, а 3 сентября немцы заняли Синельниково. Без боя: несколько суток, выбивая из дороги серую брусчатку, двигался поток тяжелой техники врага. Они привезли своих специалистов-железнодорожников, сдвинули под ширину немецких поездов русские рельсы и очень быстро оккупировали город. Начались погромы: черные эсэсовцы и зеленые жандармы врывались в дома евреев, вывозили их за город – в заброшенные жилкомовские дома – и там расстреливали, устанавливая на оккупированных территориях мировой порядок, фашисты не щадили никого.

…Пашу Сербиненко, щупленького рыжего паренька, в школе уважали за вечную готовность помочь и умение всегда быть в гуще событий. И когда выпускники синельниковской школы, получив отказ в военкомате, сами начали сколачивать подпольную группу «для вреда врагу», от Паши ни у кого никаких секретов не было. Сербиненко выдал весь класс! Потрясенный расстрелом вчерашних школьников, город никак не мог осмыслить, что же заставило поповского сынка в самом начале жизни стать подлецом. Два года, пока стояли немцы, людям казалось, что жизнь теперь работает с механической безжалостностью часов, и что ею навсегда овладел немецкий порядок, исключающий любые чувства и отвлеченные мысли, сделав Богом данную жизнь чужой. Анна всё чаще с тревогой поглядывала на старшего сына Анатолия: парень видный, высокий, и… ему уже шестнадцать.

…Трижды забирали Анатолия в Германию, и трижды он сбегал. На четвертый раз его, вместе с еще тремя беглецами, посадили в погреб, забросали кукурузными листьями и подожгли, но ребята выжили. Тогда немцы сами вытащили их и, полузадохнувшихся, отвезли на другой берег Днепра строить «восточный вал», отрезавший Красной Армии путь к наступлению. Несколько месяцев провели мальчишки в плену, но февральская оттепель 1943-го принесла надежду – Анатолий сбежал в последний раз.

Он говорил тихо и монотонно, как травили фашисты пацанов собаками, как спали они под открытым небом, как… Тоня слушала, переводя взгляд с заплаканного лица матери на обмороженные, остекленевшие ноги брата, странно торчавшие из галош, и ей было очень больно. Тоня измучилась от непрекращающихся ночных бомбежек, от вечного желания спать и есть, от страха, что в любую минуту эта несчастная жизнь может оборваться… – она провалилась в темноту сознания и не слышала, как пришли за Анатолием: кто-то грубо тащил ее за ногу, каркая и хрипя. У порога лежала мать, – Тоня рванулась к ней и получила прикладом в грудь: «А-а-а! То…» Белее белого снега, с раздуваемым ветром чубом за окном неподвижно стоял брат. Пятеро немцев, вскинув автоматы, отгоняли от него соседку Полю. Тоня замерла, не в силах сделать хоть малейшее движение: а вдруг она сейчас шевельнется, и тогда автомат начнет плеваться смертью, жаля все вокруг.

– Свой! Сво-о-о-й он!!! Вы, что, немке не верите!? – захлебывалась отчаянием и горем Поля.

– Партизанен! Уходи! – свирепели жандармы. И Поля, вцепившись в черный ствол автомата, загородила собой Анатолия:

– Стреляйте в немку, если слову ее не верите!!! – Стволы опустились, – немцам фашисты верили.

Анна, проболевшая всю войну, не знала, как благодарить небеса за то, что дети ее живы и даже как-то устроены: младший сын был на Орловщине, у родственников, Анатолий учился в ремесленном, где ребят подкармливали, а Тонечка, удивляя мать неизвестно откуда взявшейся хваткой, кормила их маленькую семью.

…В оккупированном Синельникове тратиться было не на что, поэтому дети с утра до вечера играли во дворах на деньги, как на фантики, и у Тони скопилось несколько увесистых пачек купюр. Украинский базар – черта национальная, он смог встроиться даже в военный уклад жизни. Каждое утро Тоня бежала покупать деревенские яйца и обменивала их затем у немцев на сахарин.

– Яйка! Иди, – белобрысый немец огромной ладонью подзывал к себе Тонечку, заинтересованно заглядывая в сито с яйцами. Тоне немец не нравился, она его даже побаивалась, но отважно решила: «Пан или пропал! Сегодня нужно еще стакан молока купить».

Начиная с сентября 43-го, советские войска начали наступательную операцию по освобождению Украины, неуклонно продвигаясь в направлении Днепра. Оказавшаяся между двух противников, синельниковская станция подвергалась бомбежке круглые сутки: днем фугасили немцы, ночью – наши, и Тоня по стону гружёного самолета сквозь сон могла безошибочно определить, насколько сильной будет бомбежка. Отступая, оккупанты заминировали все стратегические здания и железную дорогу. Совсем не той, что была в 41-м, вошла Советская Армия в город – опытная, закаленная в боях, начав освобождение с разминирования железнодорожного полотна. Трое суток громыхало за окнами: рельсы, как спички взлетали в небо, вонзаясь затем в крыши домов в радиусе километра. Все новые и новые части прибывали в Синельниково, – войска готовились к форсированию крупнейшей водной преграды.

…Они поселились в доме Анны, – пятнадцать молодых новобранцев, прибывших с Уральских оборонительных заводов. И теперь Тоня с нетерпением ждала окончания уроков и, как в мирное время, летела после школы домой. Солдатики ее ждали, им было весело и легко, сутками говорили они о доме, о школе, играли в домино, и в карманах гимнастёрок не у каждого лежала девичья фотокарточка, потому что жизнь их была еще такой короткой.

– А где..? – Уставшее южное солнце хлынуло в открытую дверь, разбавляя бесконечную пустоту синего сумрака дома, – Тоне стало страшно, как тогда, в феврале.

– На Днепр – форсировать! – Анна плакала, будто знала, что навсегда прощается с каждым из мальчиков – как со своим... Через неделю только один из них, весь израненный, постучался в окно.

К концу сентября, сбив оборону врага, советские войска форсировали Днепр на участке 700 километров, от Лоева до Запорожья, захватив ряд важных плацдармов и углубляясь на запад. Жители освобожденного Синельникова принялись за его восстановление, добровольно разбирая завалы, строя, по возможности, новые здания. И хотя ни электричества, ни строительной техники в городе не было, порядок общими силами навели быстро.

Май 1945-го был ясный и теплый, как утро счастливого дня. Тоня, похватав наскоро газету, ручку, побежала к школе. Уже по дороге ей стало ясно, что-то произошло: на улицах никого, у школы тоже пусто, и на двери ее белел большой лист с синими печатными буквами: «Война закончилась! Победа! Все на митинг в городской парк». В аллеях старого парка черные деревья каким-то чудом уцелели за пять лет войны, и теперь мирно шелестели над головами молодой зеленью. Под ними не было ни одной дорожки, ни одного пятачка, где бы ни плакали и ни смеялись люди. И, врезаясь в гул всеобщего ликования, с эстрады летнего театра прозвучало: «Вечная память погибшим в боях!», народ рухнул на колени, и стоял стон…

С 10 января 1948-го года до самой пенсии Антонина Алексеевна Шанёнкова трудилась на Рахмановском шелковом комбинате, начав свой путь с простой ткачихи. Долгие годы она являлась депутатом сельского Совета, а также избиралась на один срок в районный Совет депутатов. Человек социально активный, Антонина Алексеевна в течение шестнадцати лет проводила ритуалы бракосочетания в рахмановском ЗАГСе .

Парень из нашего города

«Ах, мать-перемать твою…», – грубо и неумело, а потому поспешно отскакивали от стайки пацанов, жевавших чинарики возле кинотеатра «Вулкан», слова и лениво зависали в пыльном июньском воздухе. Как облупленных, знала ребят вся округа – дерзкие, загорелые, они «чистили» ночами местные сады, гоняли со страшным свистом турманов над белой колокольней, наводя ужас на соседских котов и добропорядочных советских служащих, прочно укрепившихся в мысли, что совсем не к школьной скамье вьется короткая стежка этих парней.

Жорка Синеоков первым заметил, что вверх по улице, преодолевая полосы солнца и тени дырявых заборов, поднимается Павел Федорович Пелевин – старый интеллигент, врач, которого не просто уважали люди в маленьком Павловском Посаде, но относились к которому с глубочайшим почтением. Весь напружинившись, Жорка наблюдал, как по мере приближения, лицо щуплого, старомодного эскулапа, приобретает черты неумолимого благородного гнева, как Павел Федорович клятвенно заносит руку с дореволюционным зонтиком над головой сквернослова и… наотмашь бьет его прямо по ушам!

– О, е-о-о-о!!! – злобной зеленью брызнуло из-под белесых ресниц, и застучали подметками по кривым улочкам и проулкам посадские подростки.

До Великой войны оставалось всего два года.

 

2 июля 1941 года семнадцатилетний ученик киномеханика Георгий Синеоков, вместе с еще двумя сотнями таких же, как и он, комсомольцев и комсомолок, явился по повестке к зданию горкома, имея при себе мыло, полотенце да на три дня продовольствия.

Все они, конечно, знали, что идет война, но понять и глубоко осознать драматизм ситуации не было у молодости никакой возможности: сильная, горячая, беззаботная, соединенная со святой верой в непобедимую мощь Страны Советов, она подавляла собою все вокруг и не желала принимать ничего противоестественного и чуждого ей. Оттого-то ни весть о мобилизации под Смоленск, ни расставание с домом, ни унылый вид лопат, выданных «солдатам» трудового фронта – ничто не могло сломить здорового оптимизма юности. Вместе со всем советским народом молодые ополченцы пели «Вставай, страна огромная!», весело запрыгивая в товарные вагоны, и никто их не провожал в тот день, и ни одна девичья слеза не скатилась по щеке – было весело и легко!

Но только до Вязьмы…

На станцию прибыли утром, остановившись против кабины машиниста встречного поезда из Белоруссии, который вез беженцев. Был мужик измученный, серый, смертельно голодный. Вот тогда-то и притихли розовощекие комсомолки, встревожившись и перестав улыбаться любому проявлению жизни, и совсем уж призадумались, оказавшись лицом к лицу с дикими, безжизненными декорациями войны, тянувшимися вдоль полотна дороги на десятки километров...

– Здесь копайте – от колышка до колышка!

Так под маленькой деревушкой, затерявшейся между Дорогобужем и Вязьмой, началась священная война за рубежи столицы для Георгия Синеокова. Война самая реальная, от которой спасались девчонки и мальчишки сороковых в собственноручно вырытых траншеях, прикрываясь кирками да лопатами.

С приходом осенних холодов четверо повзрослевших, хорошо понявших, что такое война, парней вернулось в посеревшую Москву. Шли они, не удивляясь ни белым перекрестиям глубоких черных окон, ни многочисленным патрулям, ни их особой бдительности – в эти, самые трудные, дни столица готовилась к оборонительным сражениям: рожденный в недрах причудливого ума «крикливого берлинского пигмея», сжимал на горле Советского Союза огненные кольца смертоносный «Тайфун».

Уже год не слышно всплеска крыльев над игрушечным Павловским Посадом – разбросала война дружков-голубятников кого куда: «Живы ли, пацаны? Сколько полегло народу под Москвой и Ленинградом... И вот теперь Гитлер развернул свои армии к югу – Кавказу, Сталинграду, Астрахани – отсюда душить начнет. А вот поглядим…»

В августе 42-го Георгий Синеоков покинул свой дом, чтобы спустя полгода в составе 52-го отдельного мотоциклетного полка 19-го Краснознаменного Перекопского танкового корпуса принять первое боевое крещение под Ростовом.

И принял. Как надо: с кровью, грязью, болью потери.

…Анисимов, совсем молоденький офицер Красной Армии, не был его другом, просто вместе служили, просто были почти ровесниками, и бой этот стал для них первым. Возвращаясь к землянке в наступившей тишине, Георгий увидел безобразную, опрокинувшую его сознание картину: Анисимову вырвало осколком горло. Парень был жив и все осознавал, следя одними глазами за тем, как медики зачем-то вставляют в его грязно-кровавую рану трубки и трубочки, сшивают, связывают и крепят это хитроумное приспособление для жизни абсолютно примитивной… Взгляд солдата Синеокова остекленел от ужаса, он уставился на такое перерождение, ища руками и ногами опору своему большому и отяжелевшему враз телу:

– Господи! – невыносимое омерзение от вида вывороченной человеческой плоти переросло в сладковатую дурноту, и он закурил впервые солдатской махры, давясь жестким ее вкусом и заглушая усилием воли новые приливы тошноты.

Вскоре стало известно: Анисимов жить не захотел…

Потом были новые потери и большие победы – жизнь, она все равно продолжалась, даже в тяжелейших условиях военного быта, неся с собой и соленую солдатскую шутку, и простое человеческое везение.

…Никопольская осень , мокрая, промозглая, со степными рвущими ветрами и бесконечными бомбежками, измотала солдат до невыносимости, но они терпели – привыкли. Привыкли и к сухарям, сверкающим на зубах синими всполохами в ночи, и к бане – раз в полгода, и еще ко многому другому. Говорят, человек ко всему привыкает, даже к смерти, но вот к шутке… Очевидно, поэтому почти в любом полку был свой собственный ильфипетров.

…Паулюсом стал вдруг окликать зам. комполка тихого, миролюбивого жителя Поволжья, мордвина по национальности, с невыразительной фамилией Паутов. И тот послушно отзывался на новое имя, не предпринимая никаких попыток возразить. Тогда неукротимый зам. комполка, таким вот оригинальным способом реализующий свой творческий потенциал, выявил еще один исторический персонаж в лице еврея Чернера, окрестив его раз и навсегда Черчиллем. Всем понравилось, а «Черчилль» хмуро злился, но мудро молчал. Вообще же, с национальным вопросом вопросов на войне как-то не возникало.

…Мчедлишвили играл на скрипке, как бог. Ставя изящнейший инструмент с телом женщины на землю, он легко извлекал из него движением смычка и шепот падающего снега, и томление весенней зем ли – все, что хотел! Повинуясь наказу предков, давших сыну на войну не кинжал кубачинской работы, а творение итальянских мастеров, грузин берег скрипочку, как драгоценнейший талисман, достойный царей. И вот когда заместитель командира полка увидел однажды в дымной воронке трясущиеся плечи солдата над лакированными щепками, весь полк без разговоров принялся искать музыканту новый инструмент…

В августе 43-го Ставка Главнокомандующего, после разгрома немцев на Курской дуге, приняла решение развернуть широким фронтом наступление и захватить Днепр и реку Молочную, с тем чтобы противник не успел превратить Донбасс и Левобережную Украину в пустыню: отступающие фашисты жгли все ценное, убивая по дороге детей, женщин, стариков. И на всем пути следования полка Георгий Синеоков видел, с какой силой растет ненависть к фашизму в народе: «Вот потому-то и идет уставший, истрепанный Иван с одним автоматом через плечо по дорогам России, даже не оборачиваясь на плетущуюся позади вереницу пленных: велика Русь, а бежать некуда!»

К исходу октября 43-го , не имея достаточно сил продолжать наступление на криворожском направлении, войска 2-го и 4-го Украинских фронтов перешли временно к обороне. Немецкое командование, хорошо сознавая, что потеря Украины означает крушение надежд на юге нашей страны, потерю Крыма и выход советских войск к своим государственным границам, предприняло ряд действий на поддержание морального духа солдат рейха, которые уже предчувствовали свой близкий и бесславный конец.

…Неубранный частокол кукурузы гасил звуки мотоциклов со всех сторон, и что случится с солдатом за новым поворотом густой соломенной стены, мог знать только бог да висевшие в небе птицы, любовавшиеся полем с высоты своего полета, как шахматной доской. Немцы выскочили на своих вороненых мотоциклах совершенно неожиданно, налетев на скорый стрекот русских ППШ. Из группы фашистов сдался только один мотоциклист – молодой офицер. Он вез с собой красивый, желтого дерева чемоданчик, до верха набитый железными крестами, а такие награды предназначались немецким солдатам лишь за особые заслуги…

Выжимая последние силы из своей армии, стремясь отсрочить неминуемое поражение, гитлеровское руководство бросило все силы на удержание южных рубежей СССР, направляя на наши войска мощную авиацию, нанося им чувствительные удары.

…В ноябре 44-го под деревней Днепровка полк попал в сильнейшую бомбежку. Укрыться от снарядов в голой степи не так просто. Остается только прятаться, как зайцу, в воронках. Георгий прыгнул четвертым в одну из ям, не заметив, что вместе с ним сиганул на дно… заяц. Он устроился посреди солдат, шевеля мокрым носом и тяжело раздувая рыжеватые бока.

– Заяц, мужики!!! Прячешься, трус? Ну, сиди, сиди, – пожалели ушастого и стихли под огневым дождем, пережидая обстрел

«Откуда ты взялся-то, животина косая? – думал Георгий. Здесь и леса нет нормального – степь одна, да ветры дикие стонут… А у нас в Подмосковье ветерок шуршит бумажно, по-домашнему – треплет желтую листву или лижет шершаво поземкой улицы, заметая белую крупу под пороги старых-старых домов… Как ты там, мой Павловский Посад?»

Люто тосковали солдатики по отчему дому, по семье, по мирной жизни, и любовью близких спасались подчас.

… «За Егорушку», – плыли вместе с утренними туманами молитвенные слова. «За сыночка», – шептала в тишине одиноких бесед. И вымолила любимого сына: ни разу не царапнуло голубоглазого Победоносца – ни при разгроме противника на реке Молочной, ни при переходе через Сиваш, ни при захвате плацдарма на Перекопском перешейке, ни в передрягах Белоруссии. Берегло от пули слово матери, с ним дошел до Бобруйска солдат Синеоков, не прячась за спины товарищей, ища родной земле мира!

Утро 24 июня 1945-го года выдалось мутным и дождливым, когда весь мир взирал на древнюю площадь величайшей из столиц, принимавшую к своим стенам грозные символы непобедимого доселе рейха. А для сержанта Синеокова, катившего на новеньком М-72 за скрежетавшими по разноцветной брусчатке Красной площади танками, это были самые солнечные и долгожданные минуты за всю войну.

…Сталин приветствовал народ-победитель с трибуны Мавзолея, лукаво улыбаясь сквозь жесткую щетину седых усов. Георгий заметил эту совсем уж бытовую деталь, скосившись в сторону генералиссимуса и сбив стройный ход всей мотоциклетной шеренги... От начальства досталось, конечно, но Верховного увидел!

А потом была у Георгия Синеокова жизнь новая, полная и очень счастливая: «Самые лучшие годы я прожил вместе со своей Настей – 65 лет… Моя милая, милая, милая…»

За боевые заслуги Георгий Лукьянович Синеоков награжден Родиной медалями: «За Отвагу», «За боевые заслуги», «За победу над Германией»; орденом Отечественной войны II степени и медалями к памятным датам.

Люська

 

Кузнечик поёт ногами. Люська Трофимова была круглой отличницей в школе и ошибиться никак не могла: сама видела сегодня утром, как он на листике ногой об ногу – дрын-дрын и получалось «свирк-свирк». Здесь, в Назарьеве, полно кузнечиков, а самый красивый – ярко-зелёный, крупный, головастый – у Витьки из соседнего отряда, и завтра утром, после военной подготовки, он покажет ей, где такого можно поймать. Прямо ладошками!

 

Ночью за окнами страшно грохотало, но проснуться не было никаких сил, а утром на пороге палаты появилась бледная вожатая и объявила: «Война, ребята!» «Папка мой… его теперь на войну заберут», – защемило где-то внутри, и Люська тихонько, без звука заплакала. Плакали все, кроме мальчишек – эти деловито собирали вещички: 10-летние пацаны назарьевского пионерлагеря дружно решили прямо сейчас бежать на фронт. Дети войны, они ещё не знали, сколько лиха выпадет на их долю...

Все уже понимали: если немцы бомбят окраины Павловского Посада, то война не за горами, не по радио, не на глянцево-голубых атласах СССР – она здесь, на их древней Вохонской земле. Многие стали готовиться в дорогу, и старики бросились запасать спички, мыло, соль... Люська снизу вверх заглядывала в глаза соседей по коммуналке и всё никак не могла решить, знают они, как дальше жить, или нет. Никто ничего не знал, – жизнь потекла теперь по кривому руслу, тревожно ревя сиренами противовоздушной обороны, загоняя мирных людей вместе с пожитками под дома – в промозглые, тёмные подвалы, обездоливая посадские семьи.

Отца забрали в первый военный январь, и Люська с матерью стали его ждать: каждый день, каждый вечер, вслушиваясь в волчье завывание ветров за окошком, под сиротским жёлтым светом лампочки в сотый раз перечитывая вымаранные письма с фронта – всего 5. А на утро она бежала по Володарского в застывшую, будто замеревшую от страха и долгой зимы школу номер два, ученики которой по очереди ездили с санками за углём на железную дорогу, но этого угля не хватало, чтобы согреть здание, потому и сидели все на уроках в пальто.

Вернувшись как-то в класс после угольного десанта, Люська устала и замёрзла так, что совсем уж ничего ей не хотелось: ни есть, ни думать – только спать. Свернуться в клубочек рядом с мамой – спина к спине, и, притаившись, улавливать её дыхание и чувствовать её тепло… тепло… тепло… Сознание вдруг ударило по всему телу жаркой волной – она очнулась и поняла: бомбят! Учителя не останавливали перепуганных насмерть третьеклашек, сами страшно взволнованные близкими разрывами бомб. Люська оказалась на улице. Поддавшись всеобщему движению, натолкнулась в потоке очумевшей толпы на Витьку и уцепилась за его рукав, как за спасительную соломинку. Вместе, не сговариваясь, они побежали смотреть, что случилось на вокзале.

– Убило!!! Двоих!!! – площадь перед вокзалом кипела от сновавших в разные стороны людей, было грязно, кроваво и шумно. Повсюду раскиданы чужие вещи, оторванные руки и ноги… Самолёты сбросили бомбу в самую середину эшелона беженцев, направлявшихся во Владимир из Москвы. Люську затошнило, она подняла голову: на дереве моталась изодранная в клочья подушка, из мягкого нутра её вываливались безобразные лохмотья ваты. Стало страшно и как-то непрочно на земле – смерть, оказывается, могла постучаться в любую минуту.

В бывший дом купца Морковникова похоронка пришла в марте: Люськин отец провоевал только 3 месяца… Всё!!! Одни!!! Мать плакала сильно, и никто не решался её утешать – семь семей за семью дверями. Ничего не поделаешь, ничем не поможешь теперь. Это первое горе в их большой коммуналке, и привечать его никто не хотел.

– Мамка, не плачь! Я тебе помогать буду. Я вот соберусь и пойду сейчас за дровами на самовар. С Витькой Шуваевым. Хочешь, мамочка?

Лесник, короткий злой мужик, догнал их уже на опушке леса. Люська сразу же поняла: чая не будет! Чёрные промёрзшие веточки громко, на весь лес, хрустели в нескладных, удивительно больших рукавицах маленького мужика. Дети следили, как из страшных рукавиц этих на белый снег сыпется неровными обрывками прозрачная шоколадная кора, красноватые обломки сучьев, как снег становится грязным. Лесник забрал их санки и, повернувшись, пошёл нечеловечески измученной походкой прочь. «Не будет чая», – тоненько получилось у Люськи. Витька хмуро уставился на испорченный снег: «Завтра придём и наберём снова – палки эти всё равно никому не нужны. Сгниют!».

Воровать они научились мастерски: пока Витька нахально демонстрировал маленькому лешему своё присутствие, Люська с хворостом по бурелому пробиралась из леса к тропке, – так и менялись всю зиму.

А вот летом совсем другое дело – тепло, топить не нужно и легче таскать из колонки воду, и вообще – сытней. Особенно в колхозе.

В Криулине, почти как в назарьевском лагере – такая красотища!!! Только там кузнечики пели ногами, а здесь одни девчонки по вечерам голосят, да и то, когда силы есть. Картошка, сурепка, морковка, пырей, свёкла, подорожник – и так с утра до вечера. Тяжело – не до песен особо! А на войне, наверное, ещё тяжелей, здесь хоть хлеба 200 граммов и кружку молока дают, а там… Люська слушала, как сухая, одуряюще пахнущая трава, шуршит под её волосами, и таращилась в чёрное августовское небо – ждала, когда чиркнет звезда. Говорят, нужно в эту секунду загадать счастье. «Это сколько ж звёзд должно упасть, чтобы все были счастливы, – целое небо, что ли? – думала она. – Но если смертью одной звезды можно было бы закончить целую войну…» Пролетела звезда, а Люська не успела, – до победы оставалось ещё долгих три года.

Лето закончилось первого сентября, наступившая осень принесла людям свои заботы и свои маленькие военные радости. Пообносившейся за войну Люське от павловопосадского военкомата в школе выдали важную бумагу – ордер. Как дочь погибшего бойца, она имела законное право на приобретение отреза ткани. Целую неделю Люська никак не могла найти себе места, дожидаясь того волшебного момента, когда вместе с матерью пойдут они в швейно-ремонтную артель забирать новенькое пальто. И вот мастер торжественно, как в настоящем театре, вынесла из-за тяжёлой портьеры только что сшитое, оливкового цвета, с серым цигейковым воротником, пальто… мальчишеского покроя! Люська остолбенела – от счастья: самой шикарной вещью в её гардеробе за все годы войны стало именно это пальто – тяжёлое, на ватине, из зелёной солдатской плащ-палатки! «Завтра дядька тебе ещё калоши сделает на бурки, и совсем ты у меня будешь, как королева», – вместе с дочкой радовалась обновке мать. «Совсем королевой» Люська проходила недолго: спустившись как-то в школьную раздевалку, с горечью вдруг обнаружила, что один рукав снизу доверху располосован ножом. Пришлось сделать декоративный шов, получилось даже красиво.

Фронтовые треугольники всегда таят в себе не только надежду, но ещё тревогу и опасность. Люська знала это хорошо, и когда обычным серым утром неожиданно нашла на своей парте солдатское письмо, душа её отчаянно больно рванула вверх: «Папка, папка-а-а!!!»

– Люся, ты не хочешь ответить бойцу Красной Армии? Мы теперь будем переписываться с фронтовиками и поддерживать их, – проник в сознание откуда-то издалека голос учительницы.

Солдату..? Фу, ты, Господи, конечно… Конечно!!! Она будет писать, и будет «поддерживать» родную Красную Армию не только собственноручно сшитыми рукавицами, но и письмами, и, если нужно, в госпиталь завтра опять пойдёт, в восемнадцатую школу: и петь, и танцевать, и стихи-книжки читать раненым будет. Вчера, правда, оконфузилась с этой Моськой – забыла басню после первой же строки. Своими словами начала... Все смеялись, а один раненый говорит: «Ты, давай, не тушуйся», – и сам досказал – стихами. Люське до невозможности было жалко обитателей местного госпиталя – безруких, безногих, потерявших зрение, память, близких – всё! И она старалась изо всех сил помочь, чем могла, этим взрослым, но таким беспомощным людям.

Продуваемая семью ветрами, неслась она сквозь городскую площадь к библиотеке, и каждый раз Вера Сергеевна Кошелева с тёплой улыбкой спрашивала её: «Ну, что, Люсенька, опять в госпитале была? «Юность» тебе дать… и сказки ещё?» Люська с безграничной благодарностью смотрела в ласковое по-матерински лицо заведующей библиотекой, испытывая чувство, близкое к обожанию, потому что Вера Сергеевна давала ей книжки из читального зала на дом, и Люська в любую минуту могла взять в руки какую угодно из них. Книжки уводили её из безрадостных будней войны в мир праздничный, неведомый, яркий. И в мире том не было войны, и в синих далях там алели паруса, и на тонкой былке кузнечик пел ногами… Мир – это главное! Страх, коверкающий детскую душу, делающий любую жизнь невыносимой, уже отступил на Запад, вместе с ломаной линией фронта, а мира всё ещё не было! Но пройдёт зима, весна и опять зима, и взбунтуется природа бешеным цветеньем сирени и половодьем бурных рек, и омоет дождями истосковавшиеся по счастливому смеху улицы посада, и задохнётся от ароматов черёмухи и счастья обновления город, и тогда все узнают: Победа!!!

Закончив в 1947 году Московский швейный техникум по специальности техник-технолог швейного производства, Людмила Михайловна Лукъянцева всю жизнь проработала в лёгкой промышленности города Павловский Посад. Получив в процессе трудовой деятельности высшее образование, завершила свой рабочий стаж в должности главного инженера и исполняющей обязанности генерального директора швейной фабрики. Как общественный деятель избиралась десять созывов депутатом Павлово-Посадского городского Совета Московской области, где возглавляла комиссии по промышленности, транспорту и связи; по трудовым ресурсам; по бытовому обслуживанию. До реформ перестройки являлась персональным пенсионером местного значения.

«Гвардии рядовой»

 

Есть у Бредбери одна замечательная фраза о том, что старики видят прошлое с зоркостью индейских воинов. Это правда. Для большинства ветеранов Великой Отечественной события более чем полувековой давности сегодня видятся гораздо ярче и свежее, нежели день вчерашний. И неважно уже, шумели тогда над землей ливни или солнце щедро благословляло жизнь, – было это время их весны, время их юных и… подчас несбывшихся надежд.

 

Призывом прозвучали для миллионов парней и девчонок знаковые слова довоенного СССР, сказанные легендарным Чкаловым: «Кто силен в воздухе, тот вообще силен в наше время!». Они потрясли воображение семнадцатилетнего Славки Ильина: стал мальчишка мечтать о высоком синем небе!

…Каждый вечер от перрона Казанского вокзала в сторону Вешняков увозила последняя электричка учлетов Московского аэроклуба на загородное летное поле, и каждое утро пилотируемый молоденьким Ильиным легкий У-2, будил мотором розовую зарю над Кузьминками: даешь стране новых чкаловых! А впереди еще летное училище… Славка, ты молодец! Теперь в театр – на работу, некогда спать: бьют рекорды за рекордами передовики пятилеток, крепнет боевая мощь страны Советов, и никому не хочется верить, что посмеет ступить на родную землю вероломный захватчик, забыв великие уроки истории: «Кто придет к нам с мечем, от меча и погибнет!» В одном строю марширует сегодня по главной площади страны Славка Ильин с бравыми молодцами-осоавиахимовцами, и ничегошеньки им не страшно – гордись, народ!

С первых же дней войны, в тяжелейшее для столицы время театр Революции (ныне театр им. Маяковского), где В. Ильин служил электроосветителем, возобновил работу над постановкой пьесы М. Гусака и К. Финна о Семилетней войне «Ключи Берлина». И в который раз грозным предупреждением гордым сынам тевтонским зазвучали со сцены слова прусского короля Фридриха: «Не повторяйте моей ошибки! Берегитесь русских!»

Гитлер вызова не стерпел – тяжелым свинцом нависла тревога над площадями и крышами ночной Москвы 41-го. Разгоняя ее, мощные столбы прожекторов раскачивались в черной высокой пустоте, выхватывая лучом самолеты противника, сыпавшего на столицу Советского Союза, на далекий от величественного Рейхстага театр огненную смерть.

…Славка с трудом удерживал ослепительные зажигалки, которые юрко выворачивались, выскальзывали из железных клещей, как живые, и предсмертно шипели, задыхаясь в песке. Грохотание металла, барабанная дробь пулеметных очередей, хлопанье пистолетных выстрелов – аккомпанемент, сопровождавший странные, словно призрачное видение, движения на крышах домов: театр теней, театр ужасов. Метались в диком танце силуэты, меняя очертания и ломаясь пополам, удлиняясь и падая на стену соседнего здания.

– Славка, куда ты?

– В военкомат, на фронт записываться! – и ушел воевать прямо с крыши театра Революции Слава Ильин, оставшись навсегда связанным с его стенами незримыми прочными нитями.

Великая Отечественная помешала стать ему летчиком, но курсант учебно-минометной бригады Вячеслав Ильин гордился сознанием собственной причастности к грозному русскому оружию с ласковым именем «Катюша», и время, проведенное в бригаде под командованием полковника Б. Юсупова, стало для него хорошей школой армейской жизни, основанной на взаимовыручке и уважении солдат друг к другу.

Шел уже 43-й год, когда Вячеслава Ильина направили во вновь формируемый под Москвой дивизион, в задачи которого входило обеспечение боевых действий танкового корпуса, готовившего прорыв. Однако страстное желание курсанта попасть в расчет легендарной боевой БМ-13 не осуществилось – зачислили его во взвод управления полка. Так начался боевой путь «гвардии рядового» Ильина, бок о бок с полковыми разведчиками и связистами.

В обстановке жесточайшего противостояния проходило освобождение Белоруссии: противник создавал мощные, глубокоэшелонированные рубежи, сдерживая наступление советских войск, бои шли яростные, наступательные. Озверевший немец, чуя свой близкий бесславный конец, выжигал, убивал, взрывал на славянской земле все, что встречалось по пути. И казалось, не будет смерти конца никогда.

…Медики поселились на окраине освобожденного Могилева. Здесь, посреди развалин человеческих судеб и крови, в перерыве между боями, закатили девчонки пир на весь мир: старшина Петрова выходила замуж за связиста Ильина.

– Горько! – кричали-праздновали жизнь, разодетые в настоящие, в шелковые платья, сестрички. И верили, и надеялись, и было это пока еще призрачной нитью, соединяющей тоненьких храбрых защитниц с тем, что самим Богом было даровано каждой из них по праву рождения. За будущую победу! За молодых! За…

– Это еще что такое!? – командир полка сопровождал генерал-майора, пожаловавшего с инспекцией… Ну, какая ж свадьба без генерала? Поздравляю! – не растерялось командование. – Детишек желаю вам побольше, они нам сейчас ох как нужны.

…И наступили фронтовые будни, сменившие романтические настроения юности на трезвый расчет и солдатскую смекалку: тянул солдат Ильин катушку с проводом, обеспечивая однополчанам надежную связь… пока однажды не ранило. Расставаться с боевыми товарищами нелегко, но гораздо тяжелее потерять их навсегда. И тогда выздоравливающий боец Ильин самовольно покинул госпиталь, прибыв в расположение родного гвардейского полка. А осенью сорок четвертого комсомольцы избрали своего однополчанина комсоргом дивизиона. Легкий, шустрый, артистичный, В.Ильин безо всякой опаски взвалил на себя эту работу, осваивая все премудрости комсомольско-организаторского искусства – на ходу. И делал это, надо сказать, с огромным удовольствием.

В составе 50-й армии 325-го минометного полка сражался «гвардии рядовой» Вячеслав Ильин на 2-м Белорусском фронте, пройдя по огненным дорогам Белоруссии, Польши, Германии, и закончил свою войну только спустя два года после ее завершения.

Долог и сложен путь солдата к мирной жизни: по окончании МАИ, довелось ему поработать в различных научно-исследовательских институтах, а в 1956 году вновь был призван на военную службу, где занимался эксплуатацией и внедрением новой техники.

 

Сегодня, не уступающий напору времени, Вячеслав Тимофеевич Ильин имеет к жизни отношение самое непосредственное – есть ему дело до всего: бодрый, прямой, подтянутый, в свои восемьдесят он ежедневно переплывает Клязьму(!), косит на зорьке траву, активно участвует в общественной жизни страны, являясь членом одной из комиссий Российского комитета ветеранов войны и военной службы, им написана автобиографическая повесть «Гвардии рядовой», которая была экранизирована и легла в основу одноименного спектакля. Награжден Родиной медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Недавно ветеран Отечественной вернулся из Белоруссии, где глава Могилевского района от имени президента Лукашенко вручил ему памятную медаль за освобождение Белоруссии в годы войны. И назвать сегодня старшего лейтенанта Ильина стариком язык как-то не поворачивается…

 

14 июля 2007 г. в Выставочном зале Павловского Посада состоялся юбилейный вечер, посвященный 80-летию Вячеслава Тимофеевича Ильина, и пусть немногочисленным он был, но прошел в атмосфере теплой и сердечной. Поздравить земляка пришли не только представители районной администрации, городского Совета депутатов и местная пресса, а также коллеги-связисты, и, конечно, старые добрые друзья. Земляки-павловопосадцы адресовали юбиляру немало благодарных слов за годы жизни, полные любви к родной земле, за годы служения Отечеству, обеспечившие независимое будущее России, за активную общественную позицию «гвардии рядового» Ильина и по сей день.

К нам оттуда родные березы тянут ветки

 

Осознание всего того, что есть вокруг, пришло в 4 года. Мамина улыбка – белозубая и самая родная, скрип половиц за стеной и прогорклая овсянка, и стволы берез в прямоугольнике окна, и беспокойная суета эвакуированных ленинградцев – все это в один день стало приобретать какую-то связь и порядок, превращая смутные ощущения жизни маленькой в целую большую жизнь. Толик уже не просто парил душою над тревожной средой войны, теперь он остро воспринимал оттенки всякого, оброненного ненароком слова и неведомо каким образом точно укладывал события в сложную схему их басьяновского бытия.

 

Мало кому известный, затерявшийся в болотистых местах Уральских лесов, поселок Басьяновский с 1941 года стал для Советского Союза стратегически важным населенным пунктом по добыче торфа. «Торф – дело сезонное», – красовалось на каждом хоть сколько-нибудь значимом здании поселка, а потому отец, демобилизованный в самый разгар Сталинградской битвы как высококлассный специалист по добыче торфа, постоянно находился то в разъездах, вербуя к лету жителей соседних районов, то до глубокой осени пропадал на разработках, возвращаясь в малюсенькую комнатку их барака лишь поздно ночью. И тогда из дремотной липкой темноты к Толику пробивалось эхом: «От зайчика, зайчи…». Ему снилось, что вот сейчас он бросится к отцу, повиснет на его черной от солнца и пыли шее, и что мятый газетный кулечек «Салдинского рабочего» совсем промок от ягодного сока, и его нужно развернуть и быстренько съесть душистую морошку-голубику, – это ведь ему зайчик прислал из синих дебрей гостинец! От лесного запаха, заползавшего в темноту сознания, становилось сладко и тепло, и Толик проваливался в нее все глубже и глубже…

Выживая в невероятном эмоциональном напряжении тяжелых изнуряющих будней, басьяновцы всячески старались оградить малышей от военной неустроенности и даже каким-то чудом умудрились сохранить в поселке детский сад. Собираясь туда, как на работу, Толик каждое утро озабоченно думал, чего дадут сегодня на обед? Хорошо бы манные биточки, они крепкие и не разваливаются под подушкой, а картофельные – и сладкие, и размазываются противно… «Бедолажки вы мои!» – Наталья Алексеевна, самая лучшая на свете воспитательница, просто измучилась, сражаясь с сознательностью поселковой мелочи: из двух обеденных биточков малыши съедали только один, а второй уносили домой, родителям. Она видела, как пятилетние дети сосредоточенно стучат по тарелкам ложками, подбирают со стола хлебные крошки, а потом удивленно вскидывают на нее ресницы, и она отворачивалась, чтобы «не заметить», как с ложек в карманы аккуратненько скользят бесформенные колобки. «Ну, что сделаешь? Вон у Жуковых из Ленинграда мать еще на работу не устроилась, а Соснины похоронку только получили, а ведь Катерине только 28…». Толик свою Наталью Алексеевну любил беззаветно, полностью доверяясь ее светлой и простой доброте, и даже почти был готов уступить ее мягким уговорам «не связываться с девочками и отдать Кармишиной куклу».

– Мое!!! – он уже дважды дрался с новенькой, которая ласково втихушку прижимала к себе его «зайца». Все в группе знали, что зеленое, зайцеухое с человеческим лицом было Толькино, а Кармишина положила на игрушку глаз, да еще жаловаться бегала, дура! Попросила б лучше хорошо… Теперь ни уговоры, ни угрозы не помогали – Толик уперся и «зайца» не отдавал, безжалостно запихивая его то за батарею, то под тумбочку. Вовка и Юрка Чебыкины с пониманием наблюдали за проявлением здорового мужского собственничества Тольки, а, дождавшись когда он в очередной раз усунет «зайца» куда подальше, хватали палки и бежали играть в войнушку.

Война стояла сразу за порогом детского сада, и дети войны, не ведая иной доли, жили ею: играли в войну, рисовали ее, думали о жизни, как о войне, но хорошо знали, что есть другая, мирная жизнь, и что она обязательно настанет. Пичугин вон обе ноги на фронте потерял, и мать Тольки Соснина волохает на себе сумищу с почтой по пять километров туда-обратно каждый день, и его отец приходит домой, когда они уже спят: и все это ради будущей счастливой жизни… Но пока на Басьяновский сыпят снега, и где-то за пургой, в промерзших лесах жалуется и тоскует волк, или собака беду кличет, а, может, опять похоронка кому в дом пришла? Вой взмывает над березами и с северным вихрем уносится из поселка далеко-далеко. Толик затихает в сумерках зимы, вслушиваясь, как гудит-подмигивает малюсенькими дырочками черной дверцы раскаленная печь, и прозрачный красный свет лижет выбеленные стены комнатки, и нет ничего лучше и надежней таких вечеров. А иногда он уговаривает мать отпустить его на ночь к соседским мальчишкам, эвакуированным из Ленинграда. Тогда они забираются на полати и рисуют там химическими карандашами на газетных полях танки со звездами и самолеты с бомбами, слюнявя для сильности рисунка чернильные грифели. И все же самым ярким и ожидаемым событием для маленьких басьяновцев было кино.

Раз в неделю по узкоколейке в поселок приезжал киномеханик, спрыгивал с дрезины, гремя плоскими железными банками с пленкой, и важно шел к пустующему бараку. На деревянных табуретах и лавках уже сидели дисциплинированные старухи, за ними подтягивались все остальные и сосредоточенно рассаживались по местам, мальчишки старались примоститься поближе к экрану – внизу, на полу (чтоб можно было покричать). «Зал» набивался полный, гасили свет, и на экране в пятый раз за последние два месяца появлялись кадры полугодовой давности. Неизбалованные разнообразием репертуара, зрители бурно и шумно переживали экранные страсти, «проглатывая» привезенную из центра смесь кровавой хроники с романтически-патриотической лирикой Александрова и Пырьева. Один только безногий Пичугин, демобилизованный еще в 42-м офицер, страшно замирал, уставившись немигающими глазами в мелькание красивых лиц на белой простыне экрана, а после каждого сеанса Толик с пацанами видели его мертвецки пьяным где-нибудь на дороге, с диким страхом обегая кургузое, усеченное войной тело. Прохожие мужики привычно подбирали и тащили тело домой, но осудить молчаливое и тяжелое существование Пичугина в Басьяновском не смел никто, принимая его выбор как данность. К концу войны семья офицера съехала из поселка.

Тогда уже тянуло от земли обещанием и той вечной силой, что каждый год приводит в движение и воздух, и воды. Толик вырывался из деревянных стен барака прямо в светлую рощу и бежал по еле пробивающейся зеленой щетине, безотчетно радуясь нарождающейся жизни, тому, что скоро будет лето, что они с отцом обязательно пойдут шишкарить в лес и что будет…

– Толя!!! Сбегай-ка, сынок, отоварь карточки. – Мать стояла в глубине проема распахнутого настежь окна, протягивая ему розоватый листочек.

Ежедневная норма хлеба рук не тянула, – до дома он доскакал быстро, выложил хлеб на стол и вдруг… совершенно ясно понял: карточек в кармане нет! Горячая волна накрыла с головой и больно придавила к земле: «Как же мы… там еще целых десять квадратиков!!?» Мать все сразу поняла, и та же мысль, что десять дней семья будет без хлеба, вызвала у нее слабость в ногах.

– Ма, я сейчас, я посмотрю под березами…

– Иди и ищи! И домой не возвращайся! И чтоб… – Марию понесло, она сорвалась: Толик с ужасом смотрел, как кричит и плачет мать, и чувствовал – не на него она вовсе ругается, но остановиться никак не может: «Пожалуйста, не надо…»

– Ну, что ты, Мария! Он же маленький. Выживем как-нибудь, до мая только 10 дней осталось. – Груня обняла сестру за плечи, пытаясь ее успокоить, беззлобно шуганула племянника с глаз долой. Толик сто раз пробежался по дороге от магазина и обратно, надеясь, что сложенный пополам листок бумаги мелькнет на тропинке, и даже мысленно рисовал его себе: вот он розовый с клеточками трепыхается, как сонная шоколадница на слежавшейся прошлогодней листве, и он кинется, поднимет и отнесет ее матери, и она… Карточек Толик не нашел. Дня три дом не оставляла тревога, но постепенно все утряслось, подзабылось: Груня почти полмесяца делилась с ними своим хлебом, а потом действительно, наступил май...

…За унылой серостью стекол слабо зеленела весна 45-го. Выходить никуда не хотелось. Кто-то вдруг начал возиться и шмыгать за дверью, шмыганье быстро переросло в топот. Мать влетела раскрасневшаяся, с широко раскрытыми глазами, включила висевшую на стене черную «тарелку»: победа… война кончилась!!? Толик изумленно смотрел, как в комнату шумно набиваются соседи, обнимаются и плачут, а затем всеобщее ликование выливается в коридор, потому что в комнатке все не умещаются. Где-то внизу, среди родителей, толкутся дети, – на них никто не обращает внимания, и они, всю свою короткую жизнь ожидавшие именного этого победного часа, стайкой высыпают на огромное, как терраса, крыльцо, и без слов начинают просто надрывно орать…

Анатолий Скориков, мечтавший стать летчиком, волею судьбы жизнь посвятил Военно-морскому флоту России. Закончив в 1963-м году Ленинградское высшее военно-морское училище, продолжил затем обучение на спецкурсах высшего офицерского состава в Высшем военно-морском ордена Ленина инженерном училище им. Дзержинского. Получив в 1964-м году красный диплом, вступил в должность командира группы. За 23 года офицерской службы на атомных подводных лодках Тихоокеанского флота ни один из подчиненных капитана 2-го ранга Анатолия Скорикова не погиб.

С апреля 1987-го года Анатолий Скориков работал на ответственных должностях Калининской АЭС.

С 1993-го года по настоящее время является оперативным дежурным МЧС Павлово-Посадского района (УГО ЧС).

Человек социально активный, он избирался в 1996–1999 годах депутатом Большедворского сельского Совета. А с 2001-го года возглавляет районный Совет ветеранов ВОВ и труда, Вооруженных сил и правоохранительных органов.

Души прекрасные порывы

О женщине, о розах и собаке

«Устала я от всего, цветами теперь занимаюсь с утра до ночи».

Можно подумать, что всю свою жизнь она занималась чем-то другим. Ольшевскую всегда окружали розы: вызывающе откровенные, пламенеющие торжественными рубинами и сладко-малиновые – «подарочные», розы тайного цвета любви и глубокого темного вина, трепетно юные, схожие со снегирями на снегу, розочки московской «Боярышни» с изумрудной листвой, буйные, страстные, пышные, прогибающиеся от собственной тяжести и неги карминно-красные цветы в кружевном убранстве Испании, искрящиеся золотым блеском и россыпями уральских самоцветов венки и букетики роз.

Это только ее розы, покорившие мощью и нежностью и рациональный Запад, и утонченный Восток: евроазиатская красавица, многие века не воспринимавшая чужой культуры, избалованная драгоценными шелками и изысканными узорами, изумленно покосилась вдруг на русское чудо, то ли найдя в цветах павловских шалей созвучие своей самобытной поэтической душе, то ли открыв неведомый мир, рожденный в самом сердце России; и кокетливая правнучка прекрасной Жозефины, пресытившись дворцовой роскошью и причудами сиюминутных кутюрье, без тени сомненья набросила на зябкие плечики все многоцветье земли подмосковной.

 

Дом богини

Здесь, в старинном русском городке, на земле, прославившейся самыми яркими платками, живет женщина божественной красоты, с именем богини – Злата. Народный художник России, имя которой вписано в энциклопедию «Лучшие люди России», лауреат премий имени Репина и профсоюзов в области художественного творчества, почетный гражданин Павловского Посада Злата Ольшевская, как и положено богам, живет, окруженная любовью близких, среди роз и камней в своем загородном доме, куда мы приехали вместе с верным другом Златы Александровны директором Детской художественной экспериментальной школы Валентиной Иноземцевой.

 

Чарик

Ее собака, маленький черный пудель – создание озорное и веселое. Я не знаю, породистый ли он, Чарик, но то, что хитер, умен, влюблен и предан – абсолютно точно. Пес встретил нас интеллигентно и с достоинством – ничего не выпрашивал и в разговоры не вмешивался – воспитан!

А разговоры все были о цветах, о знакомых: «Энотера, лилейник, листья красные… В конце июля можно пересаживать. У меня голубая трава повымерзла вся», «И у меня тоже». Размеренные слова уплывают в открытое окно в странный день – тихий, хмурый, теплый. В сером квадрате окна жестко вырисовывается профиль красивого лица с чертами редкими, благородными под простым белым платком. И руки, будто совершая какой-то обрядовый танец, разливают по тонким пиалам чай для гостей. В домушке страшно тесно, но по-дачному уютно и хорошо.

Пес с дивана внимательно следит за каждым движением хозяйки: он понимает язык ее жестов, ее взглядов так, что не нужно ни мысли, ни чувства, ни запахи переводить в чуждую форму звуков. А зачем? Да и невозможно это! Разве могут передать звуки, как узкая тонкая, дразнящая ароматом, невидимая струйка запаха вползает в дверную щель? Не мо-гут! А надо просто лечь носом поближе к двери, положить морду на лапы и, затаившись, улавливать эту зыбкую, трепетную мечту, наслаждаться ею и ждать, ждать , ждать: обычно мечты сбываются. А вот иногда… ну, нет, не об этом, не сейчас!

Чарик «незаметно» перебирает лапами, по-пластунски подбираясь к Злате Александровне поближе. Говорить, что он подхалимски ловит каждое слово хозяйки, было бы несправедливо. Их взаимоотношения определяются, скорее, словом «привязанность», когда одна живая душа истончается без другой, когда есть один мотив на двоих, и врозь им никак нельзя. Маленький друг готов на все для своей Златы: и прыгать позади дома с цирковой легкостью через обруч, и лапу давать, и самопожертвованно охранять немудреное хозяйство. Ольшевская с нескрываемой гордостью демонстрирует способности собаки.

Ах, Чарик, Чарик, совсем ты очаровал свою Злату Александровну. Она ведь искренне полагает, что выдрессировала тебя, как большого служебного пса, штуки всякие научила делать, а ты, черная твоя морда, бессовестно пользуешься ее любовью, – и кресло это твое – никто не смеет в него сесть, и подстилка возле дивана, и сама она только твоя. Эгоист! Знаешь ли ты, скольким хотелось бы сейчас быть рядом с ней – с другом, учителем, художником, мамой, бабушкой и доброй соседкой? За тот недолгий час, что мы были в тесном до невозможности доме Ольшевской, гости бесконечно тянулись в него, неся банки с вареньем, какие-то растения и, конечно, собственные радости и печали.

 

Красоты ради

Сдержанная и величавая, как-то очень старомодно и красиво, она принесла это издалека, оттуда, где пели Ахматова и Волошин, Бунин и Цветаева, Вертинский и Булгаков. И не растратилась вовсе, хоть и устала – озорство светится в глазах, любовь и ненасытность жизнью. Видимо, вкус к жизни до сих пор дает Ольшевской творческую энергию: в этом году она создала еще два эскиза новых платков. А на вопрос, как все успевает, с царственной небрежностью бросила: «Время только перевожу…».

Думаю, что в этом «переводе времени» и заключается соль ее жизни: созидать! Во всем, – копаясь в саду со своими знаменитыми цветами, каких нет ни у кого в округе, создавая детский театр, в котором царил бы самый настоящий творческий дух, рисуя эскизы шалей, вызывающие восторг и зависть всего мира…

– У нее все должно быть самое лучшее, – размышляет Валентина Федоровна Иноземцева, и как истинный член Союза художников России раздумчиво добавляет: «Злата красоту любит, смотрите, как у нее садовые инструменты стоят – готовый натюрморт».

А мне стало тепло – «Художники! И грабли-то у них красиво стоят», – и не сфотографировать Ольшевскую в лопатах и горшках я не смогла.

Меж тем разговоры о детях, камнях и искусстве незаметно из крохотной гостиной, увешанной рукодельными шторками и «коврами», переместились в сад.

 

Сад

Сад Ольшевской совсем небольшой, но многочисленные гости весь вегетационный период могут наблюдать бесконечные изменения в нем. Свою пеструю жизнь сад начинает ранней весной, робко раскрывая бледные звездочки нежных первоцветов, затем осторожно и несмело еще вспыхивает немногочисленными яркими пятнами прелестных нарциссов, тюльпанов, и уже к середине лета предстает во всей своей красе, расцвеченный красным, лиловым, белым, желтым на фоне плотной зелени. А осенью, жарко отполыхав, усталый сад прохладно вздыхает перед снежным и долгим сном. Он рождается внизу, у земли, всевозможной зеленой мелочью и постепенно уходит вертикалями стволов в самое небо. Вдоль дорожек, выложенных белым камнем, пестреют душистые флоксы и хрупкие водосборы, а может, дельфиниумы – всего не упомнить (а Злата Ольшевская запросто сыплет латинскими названиями, простодушно удивляясь моему невежеству), – тянутся болезненно клематисы, хватаясь за заборы, за беседку, и краснеет посреди лета шикарная лещина. Дорожка уводит нас дальше – вглубь рукотворного Эдема, к большому светлому камню, притаившемуся в ажуре темной листвы. Он был назван когда-то «Камнем сказок» маленьким еще в ту пору Степкой, внуком Златы Александровны. У этой великолепной глыбы отчетливые складки и борозды по всей поверхности, похожие на «линии жизни» человеческих ладоней, и он тянет к себе теплом созидания и «сокровенной мечтой», о которой рассказывают Ольшевской ее маленькие гости, частенько наведывающиеся в сад.

 

Розы Ольшевской

И розы, конечно же, розы – красоты неописуемой. Без них представить себе сад Ольшевской просто невозможно. В нынешнем году, когда в Подмосковье повымерзли все розовые кусты, шпалеры в ее саду ломились от изобилия терпко-малиновых и нежно-пастельных цветов, соперничающих друг с другом в звонкости и изяществе окраски.

Ольшевская смогла уберечь кусты только потому, что знает о своих любимицах все: как укрыть капризных южанок в нежданную стужу, сколько тепла и света нужно каждой, чтобы бодро встрепенуться по весне, какая из хищниц не потерпит соседства прекрасной конкурентки и как будет гармонировать по цвету, форме и характеру с другими цветами. Ольшевская с упоением рассказывает, как появилась в саду эта колючая малышка, и как вон ту, не удержавшись, отломила черенком в одном из розариев ВДНХ, а вон та и вовсе особенная…

…Много их было на долгом веку художницы, но много дней и ночей искала она одну-единственную – самую красивую из Королев, создавая ее силой и любовью своего дара, вдыхая в нее жизнь от жизни своей. И рождались они, полные, летние, совершенством затмевающие и фиолетово-синие ночи, и алые закаты, и желтый дорогой звон полуденного светила, кружащиеся в зелено-голубом вихре весны медальоны из роз изумительного цвета розового сердолика, тоньше и нежнее которого только запах их лепестков, утомленные палящим солнцем лета и вспыхивающие напоследок жарким огнем, розы – в золотом пространстве мироздания и в хрупком ледяном ожерелье, тесно прижавшиеся друг к другу соцветия странного, словно застывшего на морозе, цвета райского яблока и брусники с посеребренным бочком…

Николай Краснов: «Культура связывает времена»

«Динозавр» павловопосадского чиновничества, Николай Краснов отдал развитию местной культуры четверть века. Столько в администрации не живут: в истории Подмосковья дольше, чем он, культурой руководила лишь Ася Катина в городе Долгопрудный – 33 года. За это время сменилось не только с десяток руководителей района – сама страна. Такое долгожительство можно объяснить разве что счастливым сочетанием личных качеств и высокого профессионализма Краснова.

 

На своем месте

Свалить же феномен многолетнего устойчивого положения председателя Комитета по культуре, спорту и туризму на банальный карьеризм вряд ли получится даже у самых отпетых циников. Целенаправленное стремление любыми средствами обосноваться в престижном кресле Краснову не свойственно вообще. Свою карьеру он в буквальном смысле начал с безрассудно смелого обвинения сотрудников КГБ в том, что они, заняв историческое здание на улице Дзержинского (дом, ранее принадлежавший знаменитому народному врачу, кавалеру царских и советских орденов П. Пелевину), проведенным ремонтом неузнаваемо исказили неповторимый внешний облик старого дворянского особняка. Тогда укор в адрес всесильной организации вызвал у сидевших в зале полушок. Странно, но, несмотря на присутствие секретаря ГК КПСС, горячее выступление молодого директора музея осталось без последствий. Мало того, в 1981-м году он пошел на повышение, сменив на посту заведующего городским отделом по культуре, шумного и бурного М. Александрова. Позже Краснов дважды отказывался от заманчивого предложения горкома партии возглавить отдел агитации и пропаганды, не соблазнившись даже квартирой, в которой остро нуждалась его молодая семья, а заведомо перспективной работе предпочел работу хоть и любимую, но хлопотную и противоречивую: с одной стороны, сфера деликатная – люди творческие, всегда имеющие свой особенный взгляд на вещи; с другой – хозяйственная деятельность, требующая самого трезвого расчета. Более того, человек публичный – пожалуй, единственный и бесспорный рекордсмен среди павловопосадских чиновников, обменявшийся рукопожатиями с бесчисленным количеством звезд и знаменитостей, посещающих район с визитами – Краснов всегда умудряется находиться в тени, не демонстрируя даже внешней стороны жизни руководителя Комитета по культуре, спорту и туризму. А жизнь эта вовсе не сводится к организации массовых мероприятий и встреч vip-персон, мало вообще кто догадывается об объемах общественной стороны этой жизни. Николай Краснов является одним из двенадцать членов Совета руководителей органов культуры муниципальных образований Московской области – консультационного органа при областном Министерстве культуры, занимающегося рассмотрением различных вопросов, в том числе и обсуждением законопроектов.

 

Где родился – там и пригодился

Как и у большинства мальчишек послевоенного СССР, детство его было сурово, но наполнено высокими мечтами. Причем в буквальном смысле. Огромное небо, раскинувшееся над родным Ковригином, поначалу тянуло к себе подростка, вызывая неясную тревогу, но с каждым годом желание оторваться от земли и покружить над просторами самой большой подмосковной деревни становилось все сильнее. Детской мечте, однако, не было суждено сбыться, зато деревенский паренек Коля Краснов стал настоящим пограничником: «Три года армейской выучки заложили в нас такое серьезное отношение к собственному делу, которого хватило на всю жизнь», – говорит сегодня Николай Михайлович.

Делом же всей его жизни по большому счету стало изучение и сохранение культурного наследия земли вохонской.

По окончании срока службы старший сержант Николай Краснов с готовностью принял от армейского командования предложение о поступлении в высшую школу КГБ им. Дзержинского, но, по грустному стечению обстоятельств, слушателем ее не стал. И тогда, вернувшись в Павловский Посад, он устроился слесарем-инструментальщиком в цех №41 завода «Экситон», и в тот же год благополучно сдал вступительные экзамены на вечернее отделение Московского государственного историко-архивного института. Понимая, что хороший студент – вовсе не тот, кто обладает отличной памятью и прекрасной дикцией, Краснов творчески объединил научно-теоретическую часть предмета «история» с самой живой практикой и уже на втором курсе возглавил отдел Московского областного краеведческого музея, разместившегося в историческом здании колокольни. В подчинении у двадцатичетырехлетнего директора оказался всего один научный сотрудник, что вовсе не помешало скромному коллективу музея активно пополнять фонды и вести настоящую исследовательскую работу. Директор-второкурсник принялся за написание курсовой по истории Павловского Посада, проверяя и перепроверяя в центральных архивах первоисточники – статьи и документы, напечатанные в разные годы многоуважаемой районкой. К чести редакционного коллектива «Знамени Ленина», фальсификаций и грубых ошибок историк Краснов в текстах не обнаружил. Но чем глубже он проникал в историческое пространство своей малой родины, тем интересней становилось жить и работать. В неудержимом научном стремлении еще полнее познать собственную историю, – где в ряду фамилий знаменитых да и просто широко распространенных стоит и фамилия Красновых, – молодой жрец культа Клио сутками просиживал в библиотеках, перелистывая пыльные страницы партийных архивов, работая над дипломным исследованием по теме «Камвольный комбинат в годы Великой Отечественной войны». Пользоваться партийными сокровищницами, скрывавшими в своих недрах большущий пласт исторических документов, могли только члены КПСС. И Краснов в партию вступил. Скорее всего, получение партбилета не было исключительно научно-карьерным ходом: в далеком 1974-м коммунистическое движение в СССР находилось в той жизнерадостной стадии, когда низы даже и помыслить не могли о его скором преставлении, а верхи о таком повороте событий думать просто не хотели. К тому же коммунистом был отец Краснова, от начала до конца прошедший Великую Отечественную…

И вполне логично, что однажды Николай Михайлович возглавил парторганизацию Отдела по культуре.

 

А почему Краснов?

Назначение его завотделом культуры в 1981-м году озадачило в районе многих. Смущала, видимо, молодость и… какая-то дворянская интеллигентность красивого, немногословного и внешне всегда ровного директора музея, не позволявшего себе ни позы, ни высокомерия. Но именно это внутреннее благородство в сочетании с прекрасной профессиональной подготовкой, величайшей трудоспособностью и непоказной любовью к родной земле оказались теми качествами, которые помогли павловопосадской культуре не растерять в смутные перестроечные годы многое из накопленного ранее.

Ему достались трудные годы

Краснов стал самым молодым заведующим Отделом культуры в Подмосковье ровно за десятилетие до начала перестройки. И первое, что он предпринял – наметил перспективный план по ремонту учреждений культуры района… сроком на пятнадцать лет.

Не стоит забывать, что для культурной жизни России период перестройки не стал веком расцвета: покуда отечественная экономика подбирала под себя подходящую модель для подражания, искусства, с присущими им обобщением и образностью, начали переосмыслять новейшую действительность, а обескровленная политико-экономическими потрясениями провинциальная культура, на которую вдруг обрушились некогда ведомственные клубы, Дворцы и театры, почти повсеместно начала от них избавляться, не в силах содержать убыточные хозяйства. Не по фильмам зная, что вся деревенская жизнь сосредоточена именно в клубах, где по молодости парни с девушками женихаются, а на исходе лет их убеленные сединами бабки под переборы баянные там же вздыхают о былом, Краснов долго сопротивлялся, тщетно пытаясь сохранить все районные объекты культуры. В деревнях Андреево, Дальняя, Васютино и Власово клубы все-таки закрылись: содержание только одного из четырех благоприобретенных профсоюзных гигантов выливалось Отделу в бюджет двенадцати(!) сельских клубов.

Позже, правда, «очаги культуры» построили в Больших Дворах и деревне Теренино. Кроме того, получили собственные здания детская музыкальная школа и ЦРБС, помещение для которой, вообще, строилось под видом Дома быта, поскольку строительство объектов социальной сферы в тот период просто не финансировалось. А вот отказаться от «Вулкана» при всей нерентабельности кинопроката периода глубокой социальной депрессии Николай Михайлович все-таки не смог. Старейший в районе кинотеатр принимал зрителей до тех пор, пока позволяли нормы безопасности. Сегодня вопрос о строительстве нового здания под современный кинозал с инвесторами практически решен: определено место (возведение нового здания планируется на историческом месте), и даже рассмотрены эскизные варианты проекта сооружения.

Второй «перестроечной» задачей для Краснова стало сохранение сильнейших коллективов и развитие новых направлений районной культуры, и для этого создавались все условия. Лучший в Подмосковье детский цирковой коллектив «Пилигрим», вокальный ансамбль «Надежда», народный хореографический коллектив «Калинка», старейший коллектив эстрадного танца шоу-балет «Тайфун» и другие не просто продолжили работу, они уверенно повышают свое мастерство, подтверждая высокий уровень на ежегодных конкурсах и фестивалях. Появившиеся позже фольклорные ансамбли «Вечоры» и «Крутояр» показали себя настолько яркими, что о профессионализме их заговорили практически сразу же: коллективы покорили не только местную публику, но и получили статус народных.

Совсем молодые – шоу-группа «Jackson-Street», хореографический коллектив эстрадного танца шоу-балет «Кредо» и другие – это сегодня замечательный потенциал развивающейся павловопосадской культуры. И все же, несмотря на великолепные результаты тех титанических усилий, Николай Михайлович с нескрываемым сожалением говорит об утрате районными силами вокально-инструментального ансамбля «Красно-голубые», оставившего в памяти павловопосадцев самые живые воспоминания.

 

Будущее решают кадры

Другая беда, обрушившаяся на районную культуру в годы преобразований и свойственная всем без исключения низкобюджетным сферам – текучка кадров, – к счастью, поразила павловопосадскую культуру не в самой смертельной форме. Обладая особым чувством такта (если в данном случае не сказать – мудростью), заслуженный работник культуры РФ, отмеченный бесчисленным количеством всевозможных профессиональных наград, Краснов никогда не подавлял творческой инициативы подчиненных ни тоном, ни действием, ища в каждой ситуации рациональное зерно. Такая гениальная тактика управления многочисленным коллективом (а в подчинении у него около 700 человек!) позволяла долгие годы сохранять основной костяк. «Текучка кадров за последние годы в нашей сфере действительно приостановилась, – говорит Николай Михайлович. – Это происходит еще и потому, что зарплата в культуре (особенно на селе) подтянулась до приемлемого уровня. Но сейчас обозначилась новая проблема – кадровое старение: молодые в культуру работать не идут. И, очевидно, самое верное решение в такой ситуации – не ждать, а готовить профессиональные кадры из числа тех дарований, которые уже успешно занимаются в спортивных секциях и творческих коллективах. Это на сегодня одна из приоритетнейших наших задач».

 

Дом Широкова

Казалось бы, решиться в начале 90-х на создание городского выставочного зала, когда неокупаемые объекты культуры перепрофилировались и выгодно продавались на сторону за многие миллионы, мог только очень отчаянный руководитель. Но, как выяснилось, столь изящная мечта, поселившаяся в голове начальника Отдела культуры и горячо поддержанная бывшим тогда мэром Павловского Посада Геннадием Архиповым, не была лишена практического интереса. Во-первых, музейные площади, предназначенные для историко-краеведческих экспозиций, высвобождались от загромождавших их картин. Во-вторых, павловопосадские художники, вынужденные метаться между Ногинском и Орехово-Зуевом, имевшими прекрасные мастерские и демонстрационные залы, получали возможность гораздо шире знакомить земляков со своим творчеством.

Но самое главное, начав карьеру с громкого заявления и всегда остро болея за сохранение архитектурного наследия России, Краснов посчитал своим долгом возродить из руин одно из старейших и красивейших зданий города – дом купца Давида Широкова, завещавшего его в народное пользование.

Таким образом, здание получило бы новую жизнь и использовалось по прямому назначению. Для реализации прекрасной идеи Павловскому Посаду потребовались немалое финансовое и моральное содействие лично министра Правительства РФ В. Квасова, заместителя начальника Главного Управления культуры Московской области Л. Краснощекова, директора Областного краеведческого музея В. Нижегородова и… нескольких лет строительно-реставрационных работ. Горожане до сих пор вспоминают, как по выходным Краснов с Архиповым собственноручно разгребали подвал купеческих развалин, готовя старинное здание к возрождению. А сегодня «Дом Широкова» без преувеличения является одним из тех мест, где сконцентрирована богемная жизнь района, куда всегда хочется приходить, и куда ведут дороги из многих мест планеты Земля.

Счастливая судьба купеческого дома, благодаря настойчивой внутренней позиции вожака районной культуры, постигла еще как минимум два здания в историческом центре города: символ и гордость его – храм Воскресения Словущего – здание колокольни, дважды ремонтировавшееся за последние двадцать пять лет (сегодня сохранность колокольни оказалась под пристальным вниманием районной власти), а также помещение Детской художественной экспериментальной школы, где ранее находилась мясная лавка Ивана Гребенщикова.

 

Провожая зори над Вохной

Если считать, что каждое цивилизованное общество имеет свою архитектуру, выражающую его ценности, то к небольшому Павловскому Посаду это тем более применимо. В упорном стремлении сохранить старый облик исторического центра города та культурная прослойка, от которой в определенной степени зависели результаты столь патриотического желания, на протяжении последних десятилетий кропотливо этим и занималась. Кропотливо – потому что сделать это можно было только на уровне научно-документальном, собирая и изучая материалы, систематизируя и архивируя их, составляя списки всех исторических зданий района и охранные грамоты на каждое культовое сооружение.

А для того, чтобы велась хотя бы такая работа, и железобетонная громадина уныло-обезличенных новостроек не раздавила хрупкого кружева старого Павловского Посада, Краснов ввел почти неофициальную должность методиста Районного дома культуры, которую заняла Лидия Сольская. Переоценить результаты ее тихой многолетней деятельности невозможно: Павловский Посад был внесен в список исторических городов России, а прекрасный лик его до последних лет отражался золотом храмовых куполов в неторопливых водах, встречая и провожая зори над Вохной…

Став сознательным участником – даже творцом – культурной жизни отдельного района с его историческим наследием, человек, по рождению принадлежащий этим традициям и людям, которых в буквальном смысле знал всегда, Николай Краснов выступил с инициативой издания поэтической антологии «Зори над Вохной» и довел это важное дело до успешного завершения. Местные литераторы, на протяжении всего двадцатого века(!) мечтавшие об издании коллективного сборника, за год до окончания столетия книгу наконец-то увидели. Также не без содействия председателя Комитета по культуре подвижница краеведения Надежда Фаломеева осуществила работу над бесценной энциклопедией «Земля Павловопосадская».

 

Спорт сегодня

О современном состоянии районного спорта говорить долго – излишне: это наиболее динамично развивающееся направление в работе Комитета. Имеющий сильные традиции и культивирующий сегодня более тридцати четырех видов, павловопосадский спорт, поистине становится народным: только за истекший год в различных массовых соревнованиях приняло участие более шесть тысяч человек (не считая соревнований, организованных Комитетом по образованию и ДЮСШ); систематически посещают всевозможные секции – 2699 павловопосадцев; разрядниками ежегодно становятся более двухсот спортсменов, четырнадцать сдали нормы на звание КМС. Что же касается уровня проводимых в районе соревнований, за последнее десятилетие он вырос до российского, а количество всевозможных спортивных праздников и состязаний увеличилось в разы. Несомненно, причиной тому – политика местной администрации, заинтересованной в повышении массовости спортивных мероприятий и возрождении здорового образа жизни в обществе. «Сейчас в этой сфере создана та благоприятная ситуация, когда можно и хочется заниматься развитием как традиционных, так и новых для Павловского Посада видов спорта, и даже возродить утраченный хоккей на траве. И для этого есть все: прекрасные кадры, желание людей работать, – говорит Николай Краснов. – Созданию благоприятной ситуации также немало поспособствовало объединение различных направлений – спортивного, молодежного и культуры, которые всегда финансировались по разному, но, в сущности, занимались одними и теми же проблемами. Этот вопрос нашел теперь рациональное решение».

 

Культура

Сегодня Павлово-Посадский район один из наиболее насыщенных в Подмосковье по количеству заведений культуры в расчете на каждого жителя: только музеев три (не считая сельских клубов, Дворцов культуры, библиотек, детских внешкольных учреждений культурной и спортивной направленности, а на очереди еще и ФОК). Кружковой работой охвачено 4479 человек. А с открытием после восьмилетней реконструкции здания ДК «Павлово-Покровский», культурная жизнь в районе получила новый импульс. Концертно-театральные сезоны, каких давно уже не было в жизни павловопосадцев, вполне можно было бы назвать случайной удачей, если б это не стало правилом: за прошлый год сорок тысяч зрителей (в том числе и гостей города) побывали на различных концертах, спектаклях и праздниках. Такой популярности могли бы позавидовать даже московские театры. В общей же сложности число проведенных в минувшем году массовых мероприятий по району приблизилось к 3800.

Меж тем, время выдвигает свои требования к работе Комитетов по культуре, спорту и туризму, требуя увеличения платных услуг, предоставляемых населению. Для Павловского Посада – это требование имеет вполне конкретную цифру – девять миллионов рублей. Больше половины плановой суммы, торгующие эфемерными впечатлениями музеи и клубы пока не заработали. Сделать же объекты культуры и спорта высокодоходными гипотетически можно было бы, отдав их в частные руки, как это сделано на Западе, но есть большое опасение, что альтруист, готовый на смелый шаг, в провинции вряд ли найдется. Кстати, сам Краснов активную коммерциализацию современной культуры называет рациональным путем в будущее, и не отрицает идеи о создании в районе агентства (в том числе и акционерного), которое смогло бы профессионально объединить в туристический маршрут все исторические места и памятники вохонского края, значительно поспособствовав развитию районной культуры. Пока же столичные ценители патриархальной самобытности, снисходительно относясь к уровню сервиса периферийных городков, ежедневно и с неослабевающей настойчивостью пытаются заказать очередную экскурсию по старому Павловскому Посаду (например, только в «Доме Широкова» в 2006-м году побывало 11800 посетителей, и 21200 человек посмотрели экспозиции Историко-художественного музея).

 

О «голубых» мечтах

У Краснова нет «голубой» мечты, потому что за каждой красивой идеей всегда стоит масса хозяйственных и юридических проблем, превращающих эти мечты в серую реальность: берясь за реализацию каких-нибудь проектов, председателю Комитета по культуре, спорту и туризму приходится взвешивать все «за» и «против». Как правило, на каждое «да» всегда найдется свое «нет», но со свойственным Краснову стремлением к преодолению, он заявляет: «Человек, который ни к чему не стремится, никуда не придет». Убедительность его тона вселяет надежды… особенно если она подкреплена реальной поддержкой властей.

Кажется, реализация двухмиллионного проекта по восстановлению на историческом месте часовни памяти защитников Отечества – как раз и станет тем самым благополучным совпадением интересов местной администрации и планов председателя Комитета по культуре. Дай-то бог… А вот о планах по реставрации часов на здании колокольни, создании картинной галереи, возвращении центральной улице посада изначального гордого названия Царская и других «мечтах» Николай Михайлович благоразумно рассказывать не стал, но зато поделился мыслями о перспективах развития культуры маленьких городков: «К сожалению, сегодня в культуру не пришло программное финансирование, которое позволило бы активно развивать отдельные направления. Деньги выделяются только на зарплату и на содержание объектов культуры, которые теперь сами должны оплачивать коммуналку. Поэтому вся провинциальная культура держится исключительно на энтузиазме. Но, думаю, развиваться она будет в одном направлении с общероссийской культурой, лишь принимая характерные оттенки на местном уровне в зависимости от политических приоритетов властей. До сих пор нам удавалось сохранять лучшее старое, развивать новое, но наступило время идти вперед».

 

Секрет успеха

«Первые двадцать пять лет деятельности Николая Краснова на ниве павловопосадской культуры подтвердили на редкость идеальный выбор перспективного руководителя, которому, вне всякого сомнения, стоит активно работать по возможности дольше. И наша культура только выиграет от этого», – убежден экс-мэр Павлово-Посадского района Геннадий Архипов. Действительно, Николай Михайлович – личность титаническая, и о времени развития павловопосадской культуры под его руководством земляки будут вспоминать как об эпохе Краснова.

Так что же все-таки стало залогом успешности его многогранной деятельности? Ответ прост: чтобы достичь успеха, нужно, по крайней мере, иметь страсть, которая связана с глубоким душевным трепетом. К счастью для павловопосадской культуры, это чувство у Краснова есть.

 

***

 

Автор выражает глубокую благодарность краеведу, члену Союза журналистов России В.Ф. Ситнову, заслуженному работнику культуры МО, директору ДК «Павлово-Покровский» В.В. Чушкину, экс-мэру г. Павловский Посад Г.Д. Архипову, заслуженному работнику культуры МО, директору выставочного зала «Дом Широкова» М.И. Марковой, главе администрации Кузнецовского сельского округа В.М. Суслову и многим другим, принявшим участие в подготовке материала.

Наталья Попова: «Музыка – лучшее, что может быть в моей жизни!»

– Ну, чего, девки, споем, что ли? – баба Настя выпрямила спину, просветлела радостно глазами и, собрав на коленях кулаки, густо и низко отсчитала: «Ой, сидел Ваня на диване».

– Сидел Ваня на диване, – высоко и неловко встряла тетя Нюра и тут же поперхнулась неверно взятым тоном.

– Не туда пошла.., – Настя досадливо всплеснула руками и начала по новой. Было видно, что ей нравится повторять песню, каких пелось в Старой Тойде испокон веков в каждом дворе число немереное. И каждая певунья славилась на селе чем-то своим, особенным: на любой случай – специальная тетка. Голосистая баба Маша, например, с ее пронзительным голосом, была незаменима на праздниках, когда собирались у ворот какого-нибудь дома все, кто только мог выползти на улицу, и тогда над щедрой воронежской землей разливалась мелодия сложная, плавная, повторяющая и изгибы синего Битюга, и колыхание бескрайних спелых полей – мелодия, западающая прямо в сердце: растревоженные песенной грустью люди, с упоением погружались в глубины вековой русской тоски, и тут баба Маша вдруг встряхивала озорно головой и будила темпераментом озорной частушки приунывшую улицу Старой Тойды. Переборы частушечные увлекали и Настю, но приглашали ее на отпевания: теплый, жалостливый тембр Настиного голоса как нельзя лучше подходил для этого.

Внучка сразу трех бабушек, Насти, Маши и Нюры, голубоглазая Наташа обожала, повиснув на скрипучем стуле вниз животом, послушать, как старухи, собравшиеся за вечерним столом, изливают в простой деревенской песне то, о чем никогда и никому не скажут. А поди, расскажи! Звуки слов, они ведь тогда только и приобретают полную силу свою, когда в одном сплетении со звуками мелодии рождают музыку народной песни, музыку души народа. Каким-то шестым чувством воспринимая это, Наташа пыталась по своему, по-детски приблизиться к великому искусству пения. «В туфлях на гвоздиках, в тоненьком свитере…», – звенело в солнечной тишине с крылечка их родового дома, и она с удовольствием подмечала, что сельским нравятся ее «концерты», а иначе и не ходили бы, и не кричали «Давай еще, артистка!!!».

Это здесь покой баюкает сонный мир, утонувшего в зеленых холмах села, а там, в их воркутинской квартире, радио умолкает только ночью, и кумиры мировой оперной сцены стали для нее зеркалом, с которого не сводила зачарованных глаз. Любимица бабушек, соседей и родителей, Наташа Попова знала многие партии великолепной Елены Образцовой и могла спеть любую вещь из репертуара молодой Тамары Синявской. Беззаботно и смело перемешивая Сенчину и Вишневскую, Кареву и Герман, она искренне рвалась поделиться с окружающим миром своей музыкальной страстью, но, ткнувшись однажды лбом в стену холодной недоброжелательности, с горьким разочарованием осознала, что есть другая девочка – хорошенькая, но абсолютно безголосая Наташа Савотина, дочка учительницы, тщеславием собственной родительницы до самых последних школьных дней обреченная незаслуженно нести груз примадонны.

Такая жестокая и никому не нужная «правда жизни» если и не надломила веру в себя будущего лауреата международных конкурсов, то отклониться от предначертанного свыше пути все-таки заставила: «Певицей мне не быть, да и музыкальную школу я не закончила», – отчаянно давила свое естество еще совсем юная и неуверенная в собственных силах Наташа. А мама, может, уговаривая себя, а может, успокаивая семнадцатилетнюю дочку, советовала ей, любя:

– Ну, нет и не надо. Беда какая! Учительница или инженер – вполне достойные профессии.

Всю дорогу от Воронежа до Воркуты абитуриентка экономического факультета Воронежского университета, недобравшая на вступительных экзаменах двух баллов, проплакала, и только на пороге отчего дома, утерев соленые слезы, твердо сказала себе: «Поступлю в любой ВУЗ!»

«Что ж делать-то с ней – птичкой моей певчей?» – Любовь Семеновна внимательно, из-под тишка, наблюдала за добросовестно читающей книжки, побледневшей и потерявшейся, но почему-то не переставшей петь, дочерью.

– Ну, все, хватит на кухне верещать, иди в клуб шахтеров – там хор набирают.

Элла Давыдовна Беленькая приехала из Ленинграда в Воркуту недавно, но уже успела зарекомендовать себя как педагог строгий и требовательный. Это качество вовсе не помешало им с Натальей быстро найти общий язык – начались репетиции и подготовка к первому выступлению, намеченное на ближайшую партийную конференцию все в том же Дворце культуры шахтеров.

…Настоящее концертное платье отражалось в мутном зеркале гримерки: было оно черным, бархатным и мягко мерцающим: что-то произошло внутри Наташи – что-то очень хорошее, как выздоровление или первая весна. Она замерла на пороге, всматриваясь в зеленоватое отраженье дорогих складок, пышную пену гипюра, нервно прислушиваясь к закулисным звукам и медленно втягивая запах серого дерева сцены, пыльного задника, грима, бумаги; где-то что-то шуршит, и кто-то ходит и говорит, и оркестрик выстраивает какую-то… «Это, наверное, самое лучшее, что может быть в моей жизни!»

Она впервые вышла на концертную сцену и триумфально спела популярную в те годы «Золушку», а на следующий день проснулась знаменитой! В буквальном смысле. Любовь Семеновна в парикмахерской нечаянно услышала разговор о голосистой девушке от сидевших в очереди женщин, а сама Наташа поверила в облившую ее золотыми лучами славу, проходя мимо чужих окон, из которых звучал голос… Натальи Поповой: кто-то записал вчерашний концерт и «транслировал» его теперь на всю Воркуту. Известность кружила поначалу молодую певицу, но умненькая головка думала о большой сцене, о настоящей школе вокала, о чем-то более серьезном. И предложение, неожиданно для всех, поступило: директор воркутинского музыкального училища посреди зимы пригласила вспыхнувшую вдруг на небосклоне местной эстрады звездочку поступить на 1-й курс без экзаменов, но Элла Давыдовна, поразмыслив над лестным предложением, сказала: «Если уж поступать, так в Москву, но тебе, домашней девочке, не советую». Это был приговор, обжалованию не подлежащий, но тысячи раз оплаканный. Летом Наталья Попова все-таки уехала в Москву и стала студенткой… физического отделения МГПИ имени Ленина: неловкое слово молодого педагога отдалило сладкую мечту о сцене.

Теперь жизнь начала утрясаться по среднестатистическому сценарию, как положено, как у всех: лекции, сессии, письма из дома, студенческие вечеринки… Никто и не догадывался, что успешная, внешне спокойная сокурсница прячет где-то глубоко внутри себя отравляющую жизнь неудовлетворенность. Никто даже и не подозревал, что она умеет петь!

А она продолжала петь и спустя годы: работая рядовым учителем в павловопосадской школе №1, затем инспектором Гороно, начала заниматься вокалом у Нины Моисеевны Дороговидовой, которая сделала для развития таланта ученицы немало. Перспективному работнику народного образования Наталье Витальевне Поповой, было к тому времени уже 29! И вот снова за спиной: «Артистка!!!» Господи, как же далеко она теперь от того высокого воронежского неба, от смеющихся под белыми платочками соседок, от бабушкиного крылечка и гуденья осторожных пчел над ароматным вареньем…

– Я не могу больше работать в школе! Я страстно хочу петь!

Нина Моисеевна и сама давным-давно это поняла: брошенное в благодатную землю зерно, обязательно должно взойти великолепной культурой, и первые ростки ее уже поднялись! На алтарь искусства теперь были брошены годы прожитой жизни, достижения, связи, перспективы – все! Наталья отправилась за счастьем в Москву.

На всякий случай не выпуская из похолодевших ладоней платочка, дрожала она перед прослушиванием в московский хор «Русский партес»: претендентов собралось много, и Наташа, жадно впитывая в себя каждый звук, улавливала и переживала каждую заваленную позицию очередной конкурсантки. Тогда вспоминалось ей бабушкино: «не туда пошла!» А она, сама она, туда ли пошла?

Игорь Журавленко, руководитель хора, был покорен чистым, красивым голосом и не взять новую певицу просто не мог! Наталья Попова стала ведущей солисткой первого в ее жизни профессионального музыкального коллектива. Но уже спустя два года Владимир Викторович Контарев, руководитель Государственного камерного хора Республики Коми, безошибочно отметив незаурядность певицы, к тому времени поступившей в Государственное музыкальное училище имени Гнесиных, пригласил ее солисткой в свой коллектив. Пять лет самозабвенной работы на профессиональной сцене и общения с блистательными педагогами в стенах лучшего музыкального училища страны подтолкнули ее к решению теперь уже навсегда вернуться в Павловский Посад в качестве преподавателя музыкальной школы, но…

…В то последнее июньское утро свет, вливаясь в окна родной Гнесинки, мягко растворялся в неверной тишине гулких коридоров, готовых в последний раз принять выпускников-вокалистов. Последний «гос» – последний выход и прощай, студенческая пора.

– Какой замечательный темперамент… Как фамилия девушки? – Председатель Госкомиссии, профессор Российской академии музыки имени Гнесиных Н.Д. Шпиллер мгновенно определила яркий природный дар голубоглазой студентки, исполнявшей изумительным по красоте лирическим сопрано свою выпускную программу. – Милая моя, Вы должны хорошенько подумать о продолжении учебы!

Ступить на путь еще неизведанный, и неизвестно к чему ведущий, всегда сложно, но мягкая, покладистая Наталья уже не первый раз удивляла близких, меняя свое амплуа в самый, казалось бы, удачный момент развития карьеры, и напутственное слово авторитетной Шпиллер сыграло в выборе дальнейшего пути не последнюю роль. Поступив в Российскую Академию музыки имени Гнесиных, Наталья Попова решила покинуть Государственный камерный хор Республики Коми, ставший к тому времени сильным гастролирующим коллективом, принимавшим участие в престижнейших конкурсах страны: она мечтала петь сольно! Владимир Викторович, оценив необходимость выбора бывшей солистки, согласился с этим выбором, и они расстались.

Сегодня в Павловском Посаде Наталья Попова человек хорошо известный. Ее концерты неизменно, собирают полные залы, но, к сожалению, не так часты встречи певицы со зрителями. И нет в этом ничего удивительно. Разноплановость ее творческой натуры находит выход в формах самых неожиданных: в 2003-м году, например, она проявилась, ко всеобщему удивлению, как продюсер, организовав в родном городе великолепный концерт народной артистки Республики Коми Ольги Сосновской. Собственные сольные концерты в Московской областной филармонии, ассистентура в РАМ имени Гнесиных также отнимают немало времени и сил. Являясь заведующей отделением академического пения Московского областного базового музыкального училища им. А.Н. Скрябина г. Электросталь, Наталья Попова преподает еще и в павловопосадской музыкальной школе, и уже можно говорить о достойной смене: Галина Короткова и Настя Дьяконова – лауреаты областных конкурсов вокалистов; не менее громко заявляют о себе Сергей Захаров, Юля Немова, Кристина Дмитриева, подрастают и совсем юные таланты.

Март за синими окнами класса играет снежный реквием ушедшей зиме, засыпая белым крыши и дороги посада, а над чистым городом рвется девичий голос. И опять: «Не туда пошла…».

 

Человек несомненно яркого дарования, Наталья Попова одна из тех звезд, которые каждый раз удивляют и восхищают зрителя новизной исполнения вещей, давно знакомых и любимых, хорошим вкусом, личным обаянием и, конечно же, высоким профессионализмом. Несмотря на всю загруженность, она продолжает принимать участие в международных конкурсах вокалистов. В 2003-м году среди конкурсантов международного конкурса русского романса имени Изабеллы Юрьевой в городе Таллинн Наталья Попова заняла второе место. 2004-й год так же принес нашей певице блистательную победу и диплом 4-го Всероссийского конкурса русского романса в городе Владимир. В концерте, посвященном вохонским событиям 1812-го года, совместно с солистом музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко, лауреатом конкурса имени С. Рахманинова Дмитрием Степановичем Наталья Попова исполнила специально подготовленную музыкальную программу.

Виктор Зубрицкий: «С живописи все началось, ею и закончится»

…И вот гости постепенно удалились, оставив в сумрачной тишине выставочного зала 60 работ, созданных мастером за долгие годы: огромные шали с оригинальными – «остренькими» – розами Зубрицкого и его лиричные акварели, карандашные работы и масляную живопись…

 

«С живописи все нача лось, ею и закончится», – роняет Виктор Зубрицкий, погружаясь в далекие детские годы, в истоки жизни творческой…

 

Путь выбрал сам…

Началось это почти полвека назад в молодом научно-промышленном городке Электрогорске. И подчинись тогда совсем юный Витя воле отца, действующего советского офицера, – юридическое братство пополнилось бы еще одним членом. Наверняка, хорошим: четким, грамотным и «все понимающим» юристом, то есть таким, каким и знают сегодня Зубрицкого. Но будущий заслуженный художник России избрал иной путь, говорит, – повинуясь голосу сердца: «Тогда в нашем кинотеатре фильм шел о художнике – жирные цветные мазки на полотне, мольберты… Это произвело на нас с приятелем сильнейшее впечатление». И мальчишки «заболели». По-настоящему, хронически: рисовали все подряд, всегда и везде – лица учителей на уроках, фигуры сидящих одноклассников, облака, проплывающие за окном, скамейку в парке... Пока, наконец, не поняли: далеко так не уйти: нужен тот, кто знает и может больше – учитель. Этим учителем для ребят стал Виктор Николаевич Ильинский, преподававший рисование в школе №15. А спустя время шестиклассники Витя Зубрицкий и Сережа Демин начали расширять географию своих интересов.

 

Клуб имени Ленина при ГРЭС №3

Могучий торс Зевса и безупречный профиль Афродиты, наизусть выученные любым студийцем фрагменты гипсовых черт Давида и застывшие в многовековом движении кисти рук божественного изваяния, созданного гением мастера эпохи совершенства человеческого тела. А еще – ничего не говорящие душе сторонней постановки, названные кем-то походя и легкомысленно «мертвая природа» – натюрморты, каждый из которых – маленький мир. Когда за окном метет белая пурга, или октябрьский дождь с шумом обливает гроздья рябины, нет ничего слаще, как сидеть в нагретой студии перед планшетом и с мучительным удовольствием вдыхать в эту «мертвую природу» жизнь, с математической логикой раскладывая ее на шершавом листе бумаги на теплое и холодное, свет и тень, делая первые попытки уловить невечную игру блика на глубоком старом стекле сосуда. Теперь все это, равно как и поездки в художественные музеи, и походы на этюды стало естественной частью его жизни, к которой, оказывается, не надо специально привыкать, как привыкают к неудобному креслу или новой одежде.

 

Провал

Тридцать человек на место – сумасшедший конкурс, который можно выдержать, только имея серьезную подготовку по рисунку, живописи и композиции – трем базовым дисциплинам любого учебного заведения, готовящего художников. А в Текстильном весьма специфическая композиция и свои требования к живописи и рисунку. К тому же это элитный вуз, в который всегда стремилась попасть «золотая молодежь» страны Советов, знающая толк не только в базовых дисциплинах. Бравшие уроки у известнейших мастеров столицы, закончившие ведущие художественные училища, они легко становились студентами Текстильного. Шансов стать одним из них у юного электрогорца не было никаких. И Витя Зубрицкий, здраво оценивая собственные силы, особо не волновался ни на самих экзаменах, ни за их результаты. Тем не менее, горечь провала отравила остаток лета 64-го… зато приблизила победу – первую, серьезную, дававшую ощущение собственной силы.

Но это потом, а пока…

 

Шаг вперед

Ученик копировщика в резном отделе фабрики имени 10-й годовщины РККА – работа рутинная, конечно, но имеющая свои плюсы: абсолютно не разбирающийся в технологии производства знаменитого павловского платка, Виктор с самого основания, как строят по кирпичику дом, начал настырно осваивать ремесло, попутно продолжая заниматься живописью и готовиться к поступлению в вуз: Москва по-прежнему тянула его к себе стремительным ритмом молодости, дневным многолюдьем широких улиц и великолепием вечерних огней, бурной и вполне доступной культурной жизнью. «Три рубля стоил тогда билет в Большой театр!», – то ли с возмущением, то ли восхищением констатирует Виктор Зубрицкий.

…Его взяли на подготовительные курсы Текстильного с условием, что сдавать вступительные экзамены будет на общих основаниях – парень ведь и года не отработал на производстве! И Виктор, конечно, согласился.

Занимались курсисты, как курсанты или олимпийские чемпионы – интенсивно и по несколько часов в день; в результате через три месяца Витя Зубрицкий стал студентом желанного вуза.

 

Альма-матер

О студенческой поре он вспоминает, как об очень коротком, но полном надежд и мечтаний – лучшем – времени, когда можно было заниматься и любимой живописью, и «программными» тканями. Но было ли то время лучшим для развития отечественной индустрии моды, ответить однозначно сложно: объемы выпускаемой текстильной продукции соответствовали масштабам страны, что, естественно, делало легкую промышленность тяжелой на подъем, а моду – «стабильной».

Между тем, современные течения декоративной живописи все смелее стали проникать в советскую моду; заметное влияние западного, и в частности, неформального искусства на формирование вкусов общества ярко выявило необходимость в кардинально новом подходе к созданию индивидуального имиджа; и, наконец, впервые зазвучали имена Игмонда и Зайцева с их новаторскими, ломающими совковую безликость, коллекциями.

Такая среда не могла не сделать из молодого Зубрицкого художника, чутко улавливающего изменения в настроениях мировой моды, ищущего и очень неспокойного.

 

Мануфактура

Чуть улыбаясь, он всматривается в далекие 70-е: «Я пришел на мануфактуру весь из себя – выпускник престижного вуза. Но все это быстро слетело. На первом же худсовете мне стало ясно, что полученные в институте знания далеки от того, что делали тихие и незаметные люди на предприятии. А пришел я в звездный коллектив: Ольшевская, Дадонова, Зиновьева, Регунова, Слащева…». Эти, на весь мир прославившие Павловский Посад люди и стали учителями недавнего студента отделения «Оформление тканей методом печати и ткачества». Целых два года профессиональный рост молодого специалиста курировал Евгений Иванович Штыхин – «очень нежный и лиричный художник, мастерству которого нет предела», – как говорит о нем сам Виктор Зубрицкий. На вопрос «сколько времени шло становление профессионала?», Зубрицкий, не задумываясь, ответил: «Научиться ремеслу можно за пять лет, но «въезжать» в профессию придется всю жизнь. А зрелый художник формируется лишь годам к сорока».

В 1985 году ему и предложили возглавить коллектив молодых художников на родном предприятии. Это было заманчиво, ответственно и… закономерно: во-первых, он уже был опытным художником, прошедшим все стадии карьерного роста и достигшим заметных профессиональных успехов; во-вторых, равных Зубрицкому в организаторских способностях просто не было (и до сих пор не нашлось); в-третьих, он оказался единым представителем сильного пола в творческом коллективе, где из восьми членов – восемь звезд. Причем в буквальном смысле: сплошь лауреаты, дипломанты и государственные стипендиаты, да еще и красавицы. И если однажды вдруг изменится геомагнитный фон, и все восемь солнц взбунтуются, противостоять их активности сможет только по-мужски уравновешенный и расчетливый лидер. Причем амбициозным и темпераментным светилам на эмоциональном уровне гораздо легче принимать именно такую форму управления внутренним климатом их бесконечно загадочной вселенной. Но еще более оправданным стало руководство Зубрицким творческим коллективом в постсоветскую эпоху.

 

« А я сказал – будешь!»

Пока в стране шла перестройка, а социально-экономический спад поверг в уныние большую часть творческой интеллигенции, оставившую искусства и науки, чтобы неквалифицированным трудом прокормить семью, Виктор Зубрицкий проявился настырным и верным ремеслу человеком: он продолжал участвовать в конкурсах и выставках различных уровней, завоевывая зрителя и покоряя новые высоты. Но, главное – пытался в нестабильной экономической ситуации найти такие ходы в решении традиционных павловопосадских платков, которые помогли бы если уж не процветать, то хотя бы не обанкротиться предприятию. Это сейчас его «девчонки» в нем души не чают, а тогда… «Виктор так закрутил нам гайки, что все мы взвыли (никто, правда, не ушел), – говорит одна из ведущих художников платочной фабрики Елена Жукова. – Он буквально насаждал на комбинате Запад и авангард, а нам хотелось рисовать классику…». «А я сказал, будешь!», – продолжал требовать главный художник, и сегодня у Жуковой самый высокий рейтинг продаж авангардной линии продукции, и направление это не теряет покупательского спроса до сих пор.

Стремление к поиску неожиданных ходов – конек Зубрицкого, на протяжении всей своей деятельности он не раз находил такое сочетание традиционных приемов с новаторскими веяниями, которое не противоречило бы ни утилитарным запросам самого разного покупателя, ни строгим требованиям худсовета, ни капризам моды.

 

«Рябина»

До него никто не обходился только листьями – всегда и все рисовали цветы: розы, незабудки, лилии, жасмин, создавая всевозможные цветовые и композиционные вариации, непохожие друг на друга ни внутренним состоянием, ни глубиной идеи. Он совершил революцию. «Однажды осенью я увидел на дереве красные сгустки ягод рябины – маленькие вертолетики… И так захотелось вставить их в платок!». Зубрицкий ходил за этой простой, но, как оказалось, рискованной идеей несколько лет, не в силах найти решения, пока вдруг не почувствовал: брошенные ветки – вот как это должно быть!

Худсовет в полном своем составе был просто шокирован новаторской композицией: «Кому это нужно!? Мы всегда рисовали розы», – прозвучало всеобщим вердиктом.

Но в «Рябину» автор вложил так много внутренних изысканий, что было бы странным отказаться от нее теперь, когда она уже готова выйти на улицы городов – легкая и совершенная! И тогда Виктор Зубрицкий пустил в ход все средства убеждения, на которые был способен: один, стоя перед непоколебимой когортой признанных мастеров, к тому времени уже лауреат Государственной премии РСФСР им. И.Е. Репина, член Союзов художников и дизайнеров России, не авторитетом, а железной логикой (и, думается, личным обаянием) он смог убедить худсовет в жизнеспособности идеи.

«Рябину» запустили в производство – «попробовать», а 87-й стал не просто годом очередной творческой победы Зубрицкого, – новым этапом в развитии павловопосадской шали.

Признание оказалось настоящим, народным: «Рябину» скупали оптом, огромным тиражом она уходила за границу, в том числе в Иран. Сам же Зубрицкий окончательно сказал себе «получилось», когда осенним ненастьем (и опять счастливая осень) в электрогорском автобусе мелькнул знакомый орнамент… нет, – вошла современная, эффектная горожанка, небрежно неся на плечах рябиновые кисти. «Это было красиво, с хорошим вкусом. Это была настоящая… городская шаль!», – победоносно заявляет Зубрицкий.

 

Прирожденный лидер

Человек, успешный в творчестве и карьерном росте, сегодня он утверждает, что не стремился к этому специально, что все как-то само собой складывалось. Возможно. Натура щедро одаренная, прирожденный социальный лидер, Зубрицкий никогда не ограничивался рамками визуального творчества, пытаясь реализоваться в самых разнообразных видах общественной деятельности. Работая в комитете комсомола, он отвечал за подготовку допризывной молодежи на родном предприятии и был избран председателем одной из наиболее массовых организаций советского времени – ДОСААФ. «Мы чем только не занимались тогда: изучали устройство стрелкового оружия и проводили гонки на катерах по Клязьме, а мотопробеги, организованные ДОСААФ, собирали огромное количество и участников, и зрителей. Это было очень активное время не только лично в моей жизни – для всей страны. Опыт и закалка общественной работой, полученные в те годы – бесценное богатство, обеспечивающее сегодня успешность в депутатской деятельности», – говорит Виктор Зубрицкий.

Так вот и тянется у него одно за другим: руководство творческим коллективом на мануфактуре, систематическое участие в выставках и ярмарках, педагогическая деятельность в Детской художественной экспериментальной школе, активная работа в Союзе художников России и правлении Московского областного отделения СХР, председательство в бюро секции декоративно-прикладного и народного искусства и даже участие в проекте по восстановлению иконостаса церкви Святого Николая Чудотворца в деревне Васютино, для которого Зубрицкий создал эскизы и рисунки резьбы по дереву для короны Царских врат и декора цоколя. А на вопрос, каковы планы на будущее, с видимым удовольствием заявил, что сейчас занимается страшно интересным проектом – поисками и реконструкцией старинных образцов шалей большого формата периода ХIХ – начала ХХ столетий: «Поездки в музеи-заповедники Ярославля, Костромы, Сергиева-Посада и других исторических городов России уже дали определенные результаты, и скоро наши современницы смогут побаловать себя шалями с изящнейшими восточными орнаментами самых изысканных цветовых вариантов».

 

Немного о личном

К своему 60-летнему юбилею Виктор Зубрицкий пришел с огромным багажом всевозможных званий, количеством выставок, участником которых был; его произведения приобретены двадцатью музеями, в том числе Государственным историческим музеем, Государственной Третьяковской галереей, Государственным Эрмитажем, Государственным историко-культурным музеем-заповед-ником «Московский Кремль», Харьковским художественным музеем, Севастопольским художественным музеем и, конечно же, Музеем истории платка и шали города Павловский Посад.

Но все же главный итог – признательность земляков. Всенародная любовь – это, видимо, слишком громко сказано, однако в несомненном авторитете и огромном обаянии, какое свойственно исключительно мощным личностям, ему мало кто отказывает. Не взирая на свои титулы, заслуженный художник России, лауреат Государственной премии в области литературы и искусства, и почетный член Гуманитарных наук (академик) Зубрицкий звездностью и снобизмом не страдает – дружелюбен и открыт. Он галантно склоняет голову в готовности к общению: вежливая улыбка, острый взгляд лукавых глаз – внимательно слушает собеседника.

Но не слишком-то обольщайтесь – за хорошими манерами скрывается человек, знающий цену и времени, и собственному труду (даже интервью давал на ходу!). Затем «незаметно» бросает взгляд на часы, извиняется и с какой-то хореографической грациозностью в легких порывистых движениях исчезает. А впрочем, все в его облике подчинено стилю то ли английского денди начала прошлого века, то ли… Ну, это как-то и неважно, гораздо приятней, что вот такие стародавние понятия, как «интеллигентность», «порядочность», «верность делу и долгу», к счастью, все еще бытуют в нашем маленьком провинциальном городке. 

Наша служба и опасна, и трудна

Женский портрет в милицейском ракурсе

Многолетний опыт показывает: следствие – это тяжелая мужская работа, которую женщины реализуют лучше, чем мужчины. Районное подразделение этого «неженского» участка работы силовиков совсем недавно возглавила подполковник юстиции Галина Коняева.

 

Первая

Стремилась ли Галина Коняева в жизни стать Первой? Говорит, что сознательно этого не делала никогда, а здоровое чувство карьеризма у нее отсутствует напрочь. Тем не менее, человек невероятно целеустремленный, еще в школьные годы она наметила себе, если и не весь жизненный путь, то с основными его целями определилась четко. «Сделать это было не так уж и сложно, поскольку проблемы выбора у меня просто не было, – рассказывает о начале своего пути Галина Вячеславовна. – Я знала, что пойду работать в милицию, как и мой отец».

…Не раз сотрудники Павлово-Посадской ГАИ наблюдали, как девятилетняя Галка – дочка инспектора ДПС Вячеслава Смирнова – деловито топает по городу, будто на дежурство, «покормить» отца обедом. И патрульная машина неизменно подбрасывала ее до участка Кузнецы–Орехово-Зуево трассы Москва–Горький – к месту следования. Всю дорогу глазастая Галка с естественным любопытством ребенка, прекрасно знающего, что такое милицейские будни, тихо слушала рассказы милиционеров, все глубже и глубже проникаясь чувством сопричастности к беспокойной жизни людей в погонах.

Несмотря на видимую покорность во взгляде и примерное послушание, характер девочка имела стойкий, а окружение подбирала соответствующее: бегала, прыгала и лихо гоняла на собственном мотоцикле с соседскими пацанами, чувствуя себя естественно и просто в центре внимания «мужской» компании. Тем не менее, при всей живости натуры общеобразовательную школу Галя Смирнова закончила почти отличницей, подпортив себе аттестат лишь единственной четверкой. А позже выпускница Автотранспортного техникума стала законной обладательницей красного диплома. Спустя еще несколько лет, когда Галина Вячеславовна уже была ответственна за судьбу коллектива отдела дознания, по рейтингу оценки деятельности ОВД-УВД Московской области она неизменно выводила свое подразделение на первые места. Сегодня, скромно умалчивая о целях Главного следственного управления, «бросившего» ее на один из сложнейших участков – следственный отдел ОВД Павлово-Посадского района, – Коняева заявляет, что цель поставлена, и ее надо брать, а помогут ей в этом сами сотрудники, каждый из которых со своим характером и воспитанием. Но она твердо уверена, что все будет хорошо, отношения сложатся: «Мне остается только вникать в жизнь коллектива и соблюдать законодательство».

За всю историю Павлово-Посадского района первая женщина подполковник юстиции, первая женщина-заместитель начальника ОВД была озадачена вопросом, гордится ли она этим: «…Если и горжусь, то исключительно в память об отце, шестнадцать лет жизни посвятившего работе в ГАИ, и наверняка никогда не строившего амбициозных планов ни на свой счет, ни на мой».

 

А кто нам может запретить?

Галина Коняева – истинная леди отечественной правоохраны. Она не только занимает высокое положение на карьерной лестнице, но и с блеском следует предназначению женщины: всегда ухожена и элегантна – до кончиков ногтей. Выглядеть так потрясающе, уверяет подполковник юстиции Коняева, легко! Еженедельные очищения души и тела парком русской бани, спортзал (еще в школе получила II взрослый разряд по спортивной гимнастике и крепко дружит со спортом по сей день) и хороший мастер в салоне красоты – это то, что нужно для прекрасного самочувствия и повышения работоспособности. На вопрос, пользуется ли своим врожденным правом – быть женщиной – на службе, Галина Вячеславовна резонно ответила: «А кто нам может это запретить?». Запрещать вообще не в ее стиле: если пушистые ресницы и гламурная кофточка под пиджаком делового костюма не нарушают привычного хода милицейской жизни – они не возбраняются, – считает Коняева. И «девчонки» ее отдела, усвоив это, творчески «перерабатывают» на свой лад модные идеи подполковника. «Меня это только радует, – хитро улыбается Галина Вячеславовна. – Силовики хорошо знают, что такое субординация, и никакого панибратства в коллективе быть не может, но поскольку работа в милиции не самая веселая на свете, а у женщины кокетство и умение делать серые будни праздником – в крови, почему бы не использовать это для дела? Женщина всегда обязана оставаться женщиной».

Похоже, это не просто слова, и внутренняя собранность Коняевой – не просто соответствие занимаемому положению, ведь даже выгуливать свою таксу Джимми она выходит в форме. Не в милицейской, конечно…

 

Форма – это не формально

К своему профессиональному атрибуту отношение у Коняевой особое – ностальгически трепетное: «Поначалу униформа, естественно, не могла дать нам, молодым милиционерам, никакой мудрости, но зато придавала вес в собственных глазах, – с легкой улыбкой вспоминает она тот летний день 84-го, когда, впервые облачившись в серый милицейский китель, почувствовала, что он вовсе не делает женщину безликой, как почему-то думалось раньше, а наоборот – подтягивает и заставляет быть на голову выше. – Но тогда, в 80-е, представительниц прекрасной половины в мужественных рядах советской правоохраны было крайне мало, и люди показывали пальцем на женщин, марширующих по улицам Павловского Посада в форме». Видимо, поэтому неробкая Галка трижды возвращалась в подъезд родного дома, по-детски стесняясь оказаться под прицелом многочисленных глаз. Однако молодой милиционер патрульно-постовой службы Смирнова справилась и с этой задачей.

 

Настоящая работа

Ей было чуть больше двадцати, когда получила новое назначение – инспектором дознания в отдел внутренних дел. «И началась настоящая работа, – вспоминает Галина Вячеславовна. – А это означало, что придется работать с тунеядцами и злостными нарушителями правил административного надзора, бродягами и хулиганами». Именно эти статьи Уголовного кодекса РСФСР были основными, с которыми чаще всего сталкивались тогда дознаватели. Тоненькой и немногословной Гале предстояло теснейшее общение с алкоголиками и представителями криминального мира, не раз побывавшими за решеткой; самое первое дело привело ее именно в Ногинскую тюрьму. «Мне было страшно интересно: доказательства строились на очных ставках, на противоречиях в показаниях обвиняемых. А когда дело уходило в суд, я ждала результатов с нетерпением. Это было, как игра в шахматы, где нет ни возраста, ни пола, только стратегия, – говорит Галина Коняева. – Я всегда при этом помнила слова начальника штаба Николая Михайловича Баловнева, каждый раз повторявшего нам на оперативках, что в милиции нет женщин, есть только милиционеры. И потом добавлял, что учиться этому придется всю жизнь».

И она училась, самозабвенно, шаг за шагом осваивая премудрости нелегкого искусства следствия: Александр Федорович Российский, Сергей Григорьевич Камагин, Александр Иванович Кузнецов – имена мудрых и верных долгу учителей, которые Коняева до сих пор произносит с видимым уважением.

Но однажды она вдруг перестала приходить в здание родного ОВД...

 

«Высокий и очень симпатичный»

Дмитрий Коняев на протяжении двух лет(!) присматривался к кареглазой серьезной Галке Смирновой, работавшей тогда регистратором в паспортном столе. А 8 марта 1984 года, набравшись мужества, все-таки пригласил ее на их первый в жизни танец. С той праздничной дискотеки прошло целых двадцать лет, за которые пережито и два страшных армейских года, и отсутствие собственного жилья, и рождение маленькой Иришки, и бесконечно длящиеся сутки сотрудника милиции Галины Коняевой, и еще много такого, из чего и складывается обычная человеческая жизнь. Но всегда она верила: вместе они преодолеют любые невзгоды, ведь высокий и очень симпатичный участник боевых действий в Афганистане Дмитрий Коняев никогда в жизни ее не подводил.

 

Ступени  

Находясь в декретном отпуске, младший лейтенант милиции Коняева страшно скучала по любимой работе, а вернувшись, поступила в среднюю специальную школу милиции, быстро втягиваясь в привычный ритм работы. Руководство ОВД не раз предлагало перспективному офицеру возглавить отдел дознания, но она упорно отказывалась: маленькая дочка не должна была остаться без маминой любви. Лишь спустя пятнадцать лет, когда дочь подросла, Галина наконец-то согласилась возглавить подразделение.

Это была первая руководящая должность в ее жизни. И вновь пришлось учиться, только теперь школой стал сам коллектив. Майор милиции Коняева начала выстраивать отношения с подчиненными на основе доверия и справедливости, взяв себе это за главный принцип. А основной задачей поставила – передавать накопленный опыт и знания, реально помогать коллегам в преодолении трудностей, показывать, какие именно действия необходимы по тому или иному особо проблемному, тупиковому делу. Если была необходимость, то и лично вызывала и разговаривала с каждым. «Нас тогда прекрасно поддержало районное руководство ОВД, – вспоминает Галина Вячеславовна. – Буквально за месяц были отремонтированы все кабинеты для сотрудников подразделения дознания, приобретены новая мебель, оргтехника и даже машина».

Сегодня, возглавив следственный отдел, Галина Коняева, в сущности, преодолевает те же трудности, с которыми столкнулась несколько лет назад: «Для Павловского Посада, как и для большинства регионов страны, проблемы одинаковые – высокие нагрузки и текучесть кадров, отсутствие праздников и ненормированный рабочий день. – констатирует она. – А для женщин, составляющих почти половину личного состава подразделения, это очень нелегкий хлеб: дома их ждут еще и семейные хлопоты».

 

Легко ли быть подполковником

«Дело не в звании. У нас в районе есть подполковники-участковые и даже дежурные, – говорит Галина Вячеславовна. – Дело в должностной ответственности и в проблемах, существующих между современным гражданским обществом и правоохранительными органами». Отдавая себе отчет в том, что причины этих отношений очень непростые, Коняева заверяет, что, даже если бы жизнь повернулась вспять – она все равно пришла бы в милицию. «Сегодня женщины поняли, что способны на многое: изменив привычный порядок вещей, мы начали занимать те административные позиции, которые исконно принадлежали представителям сильной половины человечества. И здесь нет ничего парадоксального – женщина всегда знала, как навести порядок, и была прекрасным организатором и руководителем в сложной системе семейных отношений. Ведь быть женственной – не значит быть слабой».

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью

Делать то, что нужно сегодня

Если у павловопосадского бизнеса и женское лицо, то лицо это очень милое. Может быть, поэтому догадаться, что за зеленым сиянием распахнутых глаз прячется одна из самых успешных и перспективных предпринимателей района, обладатель диплома «Лучший предприниматель 2004 года», – оказалось сложно. Но это так!

Ведь Анне Толстовой как общественно-политическому де-ятелю пресса не перемывает косточки, поскольку она не дает повода для сплетен и интриг. А еще она держится просто и скромно, считая свой бизнес… не совсем успешным.

 

В жизни важен первый шаг

Она появилась на свет в один из самых долгих дней в году, и до четырнадцати лет благополучно жила под крылом отеческого дома. В эпоху планового хозяйства обыкновенной павловопосадской девчонке с подкупающей улыбкой и восьмью классами образования светило стать не более чем маленькой рабочей. И Аня ею стала! Сначала учетчицей на «Экситоне», а затем штамповщицей на ФЗСТЗ в соседнем Ногинске.

Так вот прозаично началась ее самостоятельная и очень взрослая жизнь. Ни о какой политической карьере юная штамповщица, конечно же, не помышляла: общественная работа, закружившая Анну, была естественной частью ее собственной жизни – понятной и простой. Но, когда спустя полгода заводская молодежь проголосовала за ее лидерство в комсомольской организации, она вдруг обнаружила: работа с людьми – это не только романтика патриотических песен у костра и пламя спортивно-пропагандистских мероприятий, это, прежде всего, огромная ответственность.

Спустя еще три года двадцатиоднолетняя Анна стала самым молодым депутатом Ногинского горсовета, с рвением комсомольского вожака бросившаяся в работу комитета по охране материнства и детства. То потрясающее упорство, с каким она стремилась к самосовершенствованию, просто не может не вызывать уважения. После утренних разбирательств и жарких отстаиваний ущемленных завоеваний социализма очередной трудящейся она бежала вечером в техникум – повышать свой образовательный уровень, и, совершенно измотанная, валилась с ног к ночи.

Соцреалистическая киногероиня? Нет, ее жизнь была интереснее всякого кино. Именно комсомольское братство заложило в ней основы будущего политика и предпринимателя. Мощные, по-настоящему сильные личности, находившиеся рядом, научили с огромным вкусом принимать каждый миг жизни, ценя даже самую ничтожную, самую маленькую судьбу человека, как свою: «Ох, как было тогда обидно, если наши депутатские требования оставались без внимания властей! И еще обидней, когда очевидность этих требований выливалась затем сенсационными ЧП на страницах СМИ и с телеэкранов. Мы еще в 80-х предупреждали об опасности соседства роддома и нефтебазы в Ногинске, но потребовались годы, чтобы произошло какое-то движение», – с горечью вспоминает Анна. И даже сегодня, оставив политическую карьеру, она морщится от боли, говоря о безысходности семей, живущих порой в ужасающих условиях.

 

«Не откажусь от жизни посада»

Толстова не относится к тем политическим вундеркиндам, которые пытаются на уровне теорий и прогнозов осуществлять умозрительную расстановку реальных сил. Выходец из комсомольских структур, прошедшая крепкую школу управленца-практика, Анна привыкла брать течение жизни под свой контроль, добиваясь конкретных результатов. Но на последних выборах в городской Совет депутатов Павловского Посада сняла свою кандидатуру, выражая благодарность той половине избирателей, которая отдала за нее голоса ранее. Отказавшись от политической борьбы, она предпочла развивать предпринимательство города, считая, что сейчас району нужней малый, но сильный бизнес, и на этом поприще она сделает больше. На журналистский провокационный вопрос «Решили пожить для себя?», Анна, с хорошо скрытой обидой, ответила: «Я никогда не откажусь от жизни Павловского Посада. Помогала городу и буду помогать. Особенно детям. Все, что мы делаем, делаем для детей, а иначе, зачем все это?».

 

«Бизнес и семья прекрасно уживаются вместе»

Личная жизнь любого человека – то тайное пространство, вторгаясь в которое, вы рискуете собственной репутацией, поэтому вдаваться в нюансы чужой семьи не станем. Очевидно лишь одно – Игорь и Анна, спустя двадцать лет супружеской жизни, не утратили чистоты отношений, и брак их гармоничен. «Бизнес, политика и семья прекрасно уживаются вместе», – говорит Анна, однако рвать жилы ради бизнеса она не захотела, и в самый разгар политико-предпринимательской карьеры дважды умудрилась стать мамой.

Рождение второго ребенка, дочери Алены, вообще вывело ее из делового круга на пятилетний срок. И тогда тяготы по содержанию семьи и поддержанию бизнеса почти полностью легли на Игоря. Себе оставила интеллектуальную частью дела, полагая, что серьезно заниматься частным предпринимательством в одиночку невозможно: вся семья зависит от него, так или иначе участвуя в нем. Семейный бизнес – дело не самое легкое, затягивающее, но дающее чувство если не свободы, то самоуважения – точно. И потом, одно из правил игры в бизнес, считает Толстова, – это гарантированное наличие частной собственности, которую можно не только развивать, но и наследовать.

Штрихи к портрету

Анна прекрасно знает цену и деньгам, и вещам. Имея абсолютно свое чувство стиля, она не шокирует публику мировыми брендами: в облике ее все спокойно, уравновешено и цельно. За этой тихой уверенностью и взвешенностью стоит жизненный опыт и самодостаточность, и Анну, кажется, не сильно заботит, провожают ли ее любопытные глаза знатоков качественной жизни.

Ездит, понятное дело, на иномарке, но чувствует себя комфортно и в отечественных «Жигулях». У нее какая-то своя песня в голове, по этой причине за руль не садится – все равно задумается о своем и ничего поделать с этим не может. Что ж, в семье Толстовых есть на кого положиться, … даже самому серьезному ее члену.

 

В бизнесе нет преград

Анна Толстова входит в число самых серьезных и многообещающих предпринимателей района нового поколения, добившихся зримых результатов спустя два года после того, как объявила себе: «Пора заняться этим всерьез!». Она уверена, что преград в бизнесе нет, просто планировать коммерческие проекты и мероприятия необходимо с учетом юридически-бюрократических особенностей отечественного предпринимательства как минимум на год вперед, и тогда все получится: «Планировать будущее без знания, постоянного изучения и анализа живого и бесконечно развивающегося рынка нельзя. Так же, как нельзя не учитывать политических движений общества», – считает Анна.

Это сегодня, а тогда, в 90-х, путь в бизнес казался ей путем в неизвестность. Развал экономических, моральных, нравственных и политических устоев целой державы ничего, кроме чувства безысходности, не рождал. «Надо что-то делать… Но что и как?» Она не знала ответа на протяжении трех лет, пока в 98-м не подвернулся случай купить списанную военную развалюху. Теперь в Ногинске-5 мало уже кто помнит мордастый ГАЗик, привозивший каждое утро горячий хлеб, а для начинающего предпринимателя Анны Толстовой в тот, казалось бы, беспросветный период наконец-то забрезжил огонек надежды: «Мне очень нравилось, чем мы занимались, – говорит она. – Было радостно видеть, как люди ждут нас, как они благодарны за самую простую заботу о себе, за обыкновенный свежий хлеб. И тогда я поняла – делать нужно то, что нужно людям именно сегодня».

Начав с крохотного лоточка, торговые площади «ЧП Толстова» развернулись теперь более чем на трехстах метрах. За прозрачными витринами огромный ассортимент товаров: от сувениров до велосипедов и детских колясок. Еще один принцип работы Анны – придерживаться заводских цен – привлекает покупателей даже из соседних районов. И этот факт не мешает ей выстраивать с конкурентами оптимистически-уважительные отношения: «Мы рады, что они стоящие и здорово помогают держаться в тонусе».

У Анны репутация человека не просто серьезного – надежного, и, как мне показалось, Толстова – жесткий и расчетливый руководитель. Сама она подтвердила мои догадки, заявив: «Управлять коллективом мягко просто не получится. Быть требовательной с подчиненными также естественно, как проявлять к каждой из шестнадцати членов нашей команды уважение. Тогда необходимость управлять отпадет – коллектив сам начнет регулировать отношения, определяя градус внутреннего тепла, и фактически фильтруя кадры на профпригодность». Кстати, правило номер один – принимать в коллектив исключительно профессионалов – стало одним из краеугольных камней в основе ее крепкого бизнеса. «Найти специалиста высокого класса тяжело, – продолжает Анна. – Однако вопрос этот с трудом, но решается. Я пробовала принимать на работу просто милых девочек, но результат всегда был один – мы расставались».

Невзирая на всю продуманность действий Анны Толстовой, выражение «высокая степень безумства», относится к ней в смысле принятия рискованных коммерческих решений, и сегодня, когда частная торговля поглощается сетевыми монстрами, она, не оставляя ее, делает ставку на сферу услуг.

 

Баня – дело политическое

Городок – это маленький город со своей инфраструктурой. Восьмитысячное население его, живущее по большей части в частных домах, имело некогда размеренные будни и три больших праздника жизни: для здоровья – стадион, для души – церковь и баню – для тела. Городковская баня, выстроенная в 1959 году, за сорок с лишним лет существования не раз утрачивала свое первоначальное предназначение, а вместе с ним и гордый вид. Став в 1998 году майонезным заводиком, она совсем пала духом и начала тихо умирать. Жителям поселка майонезный заводик был вовсе ни к чему, и местные бабки, пробегая с тазиками на городковскую фабрику – помыться, – смотрели на ветхие, осыпающиеся пылью кирпича стены с досадой, если не сказать, со злостью: в столицу полетели письма. Местные власти и сами хорошо понимали важность бани для Городка, но заняться реанимацией объекта социально-политического назначения возможностей не имели… И тогда выбор пал на Анну Толстову: никто не мог поставить под сомненье очевидность ее принципа браться за то, что необходимо людям сегодня, и доводить начатое до конца. Поначалу Анна согласилась, но, поняв, что затраты на реставрацию здания и коммуникационные работы превосходят прибыль от всего ее бизнеса, испугалась и пошла в администрацию города – сдаваться. Опытные мужи, оценив деловой подход мягкой и немногословной Анны, решили, что разумней объект продать на конкурсной основе, и пусть все-таки 2004-й год станет началом новой жизни старой бани! Беспроцентный кредит, на который рассчитывала Анна, ей не дали, а потому строительству суждено было начаться только после продажи одной из торговых точек. Анна даже и не подозревала, что баня станет одним из самых интересных и перспективных коммерческих проектов ее жизни. К услугам профессионального дизайнера она не прибегала, и заводить его в обозримом будущем не собирается: сама, с чисто женской интуицией и огромным желанием выискивала интересные находки на страницах журналов, подбирая декор керамической плитки в соответствии с сохраненным архитектурно-стилевым решением здания, объездила всю округу в поисках подходящих камней для печи и экологически безвредных материалов для отделки интерьеров. В результате многолетних трудов, потерь и находок возрожденная баня с фасадом Дома культуры готова еще добрую сотню лет служить прекрасной Гигиене.

Однако было бы лукавством утверждать, что предприниматель Анна Толстова все делает исключительно из альтруистических побуждений, конечно, нет. Баня – дело нерентабельное, а здоровый расчет – это стимул, без которого невозможно развитие любого бизнеса, поэтому с жесткой хваткой человека дела она просчитала экономическую целесообразность очередного предприятия, и, кроме традиционных «дополнительных услуг», собирается ввести в бане нечто совсем новенькое, не изменяя при этом основного ее назначения.

 

Следующая ступень

Задавая вопрос о планах на будущее, я наткнулась на стену глубокого молчания: заниматься большими коммерческими проектами, в которых многое зависит не только от денег, от других людей, а также от политической ситуации в районе – дело непредсказуемое. Но, кажется, она не остановится на магазинах и бане – не в ее характере закрыться за блеском хрустальных витрин. Скорее всего, Анна Толстова придумает еще что-то более грандиозное, основательное и, как это у нее заведено, нужное людям именно сегодня… Вот увидите!

Красота дает шанс на успех

Если идти вверх по Кировской города Павловский Посад и, чуть не доходя до распахнувшей широкие объятия площади, остановиться перед старинным зданием бывшего «Благородного собрания», как раз попадёшь в царство дорогих запахов и дивных красок – один из самых известных в регионе салонов красоты «Адель».

Именно туда, познакомиться с его очаровательной хозяйкой, я с удовольствием и отправилась.

Наша встреча началась только 5 минут назад, но уже было ясно: Алла Прибылова – личность, яркая и сильная, а потому интересная. А ещё она красива экзотической красотой, сочетающей в себе западную раскованность и плохо скрываемую восточную сексапильность. Внутренне собранная, подчеркнуто вежливая, она держит что называется дистанцию и говорить о личном не расположена. Удивительно, что Прибылова так бережно охраняет свою частную жизнь, ведь её дом – это тот редкий случай, когда женщине вовсе не обязательно громогласно доказывать: «Всё получилось!». Ну что ж, оставим наше, женское, «за кадром» и поговорим о не менее важном и интересном в её жизни – о творчестве.

Бизнес для Аллы поистине творчество, приносящее огромное удовлетворение и деньги, хотя в её случае не это самое главное: она могла бы наслаждаться жизнью, просто нарезая своему вполне состоятельному мужу салатики, но выбрала путь независимого движения по жизни. На вопрос «смогла бы реализоваться ещё где-то, кроме индустрии красоты?» одна из самых успешных business-women района, пожав плечами, ответила: «Вернулась бы завучем в школу, где работала после окончания пединститута, и сделала бы эту школу образцовой. Какая разница, что развивать?»

Вот так-то! Но, чтобы ответ прозвучал с такой обезоруживающей убедительностью и простотой, должно было пройти долгих 10 лет становления. Нет, не личности, – талантливой и независимой она была всегда: еще в детстве противопоставляла непререкаемому авторитету отца – руководителя крупного промышленного предприятия – свою индивидуальность и упорство, и потом, в институте, легко совмещала замужество, учёбу и кипучую комсомольскую деятельность.

Тогда, в 90-х, в ситуации полной нестабильности экономических отношений в России, важным оказалось реально оценить свои силы, сориентировавшись на «свободную нишу» рынка. А ещё она твёрдо знала: хочешь стать успешной – делом должна владеть от и до.

Делом же оказалась сама её величество Красота. «Мысль о салоне приплыла в руки нежданно-негаданно, – вспоминает Алла. – Собираясь как-то на вечер, я с кошельком денег на протяжении двух часов объездила вдоль и поперёк весь Павловский Посад, но никто не брался сделать причёску на моих длинных волосах. И вот тогда, стоя в полном отчаянии перед зеркалом, я вдруг поняла: в городе лет пятнадцать ничего не делалось для цивильного развития парикмахерских, это именно та сфера, которая требует моих усилий!».

И ее отцу, и мужу Михаилу идея создания салона красоты в провинциальном городке показалась всего-навсего капризом красивой женщины, и они, отдав должное уважение выбору Аллы, посоветовали все-таки действовать «с наименьшими потерями, сильно не рассчитывая на помощь извне». Рассчитывать? Нет! Она оставила за собой не только право выбора, но и ответственности. С деловой хваткой, свойственной отцу, и интуицией, унаследованной от мамы, начала постигать тонкости перспективнейших направлений в развитии современной индустрии красоты и модельного бизнеса. Ведущие салоны Москвы посещала, как спортивные клубы, знакомясь с их руководителями, осваивая приемы и методы административной работы, фактически ощупью, продвигаясь к той цели, что родилась однажды весной в ее непричесанной головке.

И вот настал день, когда, казалось бы, Алла готова уже была начать свое собственное дело, но перспективы осуществления красивой мечты отодвинулись как минимум еще на пару лет – она поняла: скоро в их доме появится второй ребенок... «Для меня семья – гораздо значимее бизнеса, и с возрастом это становится все более очевидным…», – без тени игривости говорит Алла.

Став матерью двух крошек, Прибылова не отказалась от мысли создать свой собственный салон. Но лишь спустя два года, 20 июня 1998-го, в малюсеньком, отремонтированном вместе с компаньонами помещении с парой зеркал, купленных по 59 рублей за штуку, первый в районе салон красоты «Мастер и Маргарита» наконец-то открылся!

С чуть лукавым прищуром карих глаз и любезно отстраненной улыбкой Алла искренне признается: «Сегодня, глядя в прошлое сквозь годы становления, я хорошо вижу, что с точки зрения организации и развития современного бизнеса многое делалось тогда так безграмотно! Но мне было легко. Во-первых, солидный опыт организатора и управленца у меня уже имелся. Во-вторых, в городе никто не препятствовал новому начинанию, но, самое главное, я была первой в этом направлении в Павловском Посаде».

Первой в своем бизнесе она, действительно, была, но не единственной и, как это часто случается, оставила все бывшим партнерам, вновь оказавшись перед широко распахнувшимися перспективами… Только теперь точно знала, куда, каким путем и с кем идти (часть мастеров ушла вместе с ней).

Новый салон Алла назвала «Адель», – так звучит английский вариант ее имени, – и сразу же с диктаторской жесткостью взялась за развитие дела, пытаясь одновременно решить внутреннее пространство интерьеров, сохранить отношения с клиентами, вводя абсолютно незнакомые тогда маленькому Павловскому Посаду формы обслуживания. Самой оптимальной оказалась система семейного клуба, обеспечивающая постоянную клиентуру, а значит, качество работы. Стало ясно, престиж салона может быть поддержан только очень высоким профессионализмом мастеров. И Алла начала вкладывать немалые средства в своих специалистов. Художники от бога, многие из них прошли обучение у звезд мирового уровня, перенимая у них приемы и осваивая последние направления парикмахерского искусства. Стремительно завоевывая высоты современной индустрии красоты, мастера «Адели» неоднократно становились победителями престижных конкурсов, а позже коллектив вошел в «Союз парикмахеров и косметологов России», возглавляемый госпожой Долорес Кондрашовой.

Смотрю на одну из стен салона: она снизу доверху увешана многочисленными дипломами и грамотами – убедительное свидетельство профессионализма мастеров. Первую серьезную победу принес им 99-й год. Это была красивая коллекция, в показе которой использовалось все многоцветье родной павловопосадской шали, и не заметить «Адель» было тогда просто невозможно. Область была потрясена! Алла снимает со стены позолоченную рамочку – грамота, которой город впервые официально признал деятельность руководителя «Адели» как лучшего предпринимателя года. Потом были другие… А эту, последнюю, привезла 29 сентября из Кремлевского Дворца съездов, где в рамках ежегодного международного фестиваля «Мир красоты», организованного ассоциацией «WELLA-Долорес», проходило вручение дипломов лучшим предприятиям в сфере салонного бизнеса. Среди всего двух номинантов Московской области был и павловопосадский салон.

Сегодня у клиентов «Адели» самые широкие возможности сделать шаг навстречу к себе самим, выбирая только лучшее, соответствующее европейским стандартам, а в конце прошлого века, оказавшийся в глубоком упадке, отечественный рынок никак не способствовал их душевному равновесию.

Если же в залы и попадали заокеанские средства, то в лучшем случае это была ярко упакованная косметика непонятных производителей, аннотированная на англо-немецком языках. Но однажды все изменилось: «Я благодарна тому менеджеру (теперь это хорошо известный специалист в своей области), который открыл когда-то двери нашего салона и просто-напросто убедил меня в достоинствах косметических средств фирмы «WELLA».

Так мы начали сотрудничать с одним из лидеров европейского рынка салонной индустрии», – с гордостью заявляет Прибылова. И ей действительно есть, чем гордиться: «Адель» – самая первая в Подмосковье среди партнеров «WELLA» по количеству используемой продукции, опережающая даже московские салоны с гораздо большим количеством кресел.

Последнее время немногочисленному коллективу «Адели» просто физически не хватает жизненного пространства, и в ближайших планах Аллы Прибыловой его расширять. Для этого хозяйка салона намерена использовать не добавочные метры и новые кадры (хотя отношения с молодыми талантами она дальновидно выстраивает уже сегодня, оказывая спонсорскую поддержку павловопосадскому профессиональному лицею №111), а растягивая время работы мастеров до самого вечера.

Посещать «Адель» стало в последнее время не просто модно, приятно и выгодно. Это, скорее, показатель особого стиля людей, находящихся на пике жизни: клиентами салона стремятся стать не только современные деловые женщины, но и сильная половина представителей политической и бизнес-элиты столицы.

Впрочем, стоит ли удивляться, ведь Прибылова знает, как сделать людей красивыми – это ее профессия: «Я хочу, чтобы наши посетители выделялись в толпе исключительной ухоженностью и высоким стилем», – говорит она. А на вопрос «как сама ухитряется выглядеть так сногсшибательно», бескомпромиссно заявляет: «Дело обязывает. Я не имею права быть не в форме». И форму поддерживает не только сеансами стоунтерапии, массажами и системными занятиями в тренажерном зале, – жизненную энергию получает от самой работы. «Когда человек чем-то занят, ему стареть некогда, – глубоко уверена хозяйка салона красоты. – Всегда нужно помнить – красота дает шанс на успех, поскольку именно красивые люди побуждают к общению».

Сегодня Алла, как и восемь лет назад, стройна и ухожена. Она заставляет собраться и быть выше. И дело не в выхоленной внешности и престижности, созданного ее волей салона, – в какой-то спокойной внутренней горделивости и чувстве собственного достоинства, которое ощущается с первой минуты. Выдержав состязание с конкурентами и испытание временем, Прибылова доказала скептикам, что авторитет ее предприятия – не подарок судьбы.

За этим успехом стоят годы жизни, упрямое желание быть на высоте, безупречный вкус стильной женщины и расчетливость управленца. Она по-настоящему счастлива, заявляя о себе как о человеке, состоявшемся во всех отношениях.

Андрей Бозин: «В России интересно работать»

Родители искренне надеялись, что их старший сын будет солистом балета – ведь он благополучно сдал вступительные экзамены в Московское балетное училище – или, по крайней мере, музыкантом – у него прекрасные данные. Андрей не оправдал их надежд, поступив на отделение керамики в Молдавское республиканское художественно-педагогическое училище имени Репина.

 

Короткое начало

 

А спустя еще четыре года, полученный красный диплом позволил стать ему студентом Государственного Таллинского художественного института. Андрей Бозин оказался единственным слушателем русскоязычной кафедры стекла и керамики, профессора с европейским образованием которому читали лекции, что называется, tet-a-tet. Естественно, это формировало его как художника и личность совершенно определенной среды и вкусов. Он вбирал в себя понимание мировой культуры не только по учебно-справочной литературе. Участник археологических экспедиций, Бозин в буквальном смысле отряхивал с ладоней пыль истории, извлекая из недр теплой Молдавской земли потрясающие по простоте и изяществу изделия периода «стихийного дизайна». Отсюда, видимо, и тяга к этническим мотивам в его творчестве.

К удивлению многих, выпускник престижнейшего в Союзе учебного заведения из двух предложенных вариантов трудоустройства – поступить в Художественный Фонд Республики Молдавия или заняться рекламой – выбрал… оба. Первое открывало прекрасные возможности в получении заказов, второе – полную творческую реализацию, а все вместе давало ценнейший опыт работы и неплохие деньги. Но счастье было недолгим – первый фондовский заказ оказался для Андрея последним: развал страны, разжигание национальной вражды и военная ситуация в республике, кроме мобилизации в армию, ничего не сулили. Хорошо образованный, интеллигентный и четко понимающий бессмысленность ситуации, он не захотел собственной жизнью реализовывать чьи-то политические амбиции и стрелять в парней, живущих на другом берегу Днестра.

 

Заграница

Год в Берлине, а затем Бавария: все, как и положено молодому художнику – этюды, антикварные лавки, выставки, тусовки, другие лица, новые имена и старые проблемы.

…Управляющая филиалом «Rieffaisonbank» остановилась на тротуаре перед работой очень высокого черноглазого иностранца, купила ее, повесила на стене офиса, и… заказы появились не только на «картинки». Ему предложили сделать роспись фасада Трофей-хауса.

Три года интенсивной деятельности закончились банальной тоской по родине – Андрей вернулся в мирную солнечную Молдавию и открыл там собственное рекламное агентство. А под Рождество прилетела пестрая открыточка от чехов-однокурсников.

…Снег над древней Прагой, зелено-красные веночки и золотые свечи, расположение и тепло, которыми окружила его Чехия, дали ощущение дома, который не очень-то хотелось покидать.

 

Единственный в Чехии

Странным образом женщины играли поворотную роль в его жизни. Казалось бы, абсолютно бытовые знакомства оборачивались событиями, определяющими дальнейшее развитие судьбы. Сеансы мануальной терапии, которыми Андрей зарабатывал первое время на хлеб, свели его с хозяйкой антикварного магазина. Пани М–ва решила использовать творческий потенциал русского художника прямо по назначению, предложив организовать ему рекламно-реставрационную фирму. Чешский разговорный со словарем не помешал Бозину защитить право на открытие фирмы и стать единственным иностранцем, занимающимся реставрационной деятельностью на территории страны.

На юге Чехии так много памятников культуры! В каждом городе, в каждой деревушке – свой каменный святой, и за достоянием этим следят искусствоведческие службы, мало того, оберегают даже старые деревья, присваивая им порядковые номера. Понятное дело, борьба за объекты между реставрационными фирмами ведется по жестким законам западной конкуренции. Но даже невзирая на то, что Андрей предлагал не самые дешевые технологические проекты реставрации памятников, фирма практически всегда выигрывала в конкурсах, ведь качество – первый и незыблемый принцип работы Бозина: «Экономить на качестве, значит, разрушать собственный престиж», – считает он.

Памятники культуры и архитектуры, оцениваемые по самой сложной категории «А», бригада делала так, что профессора реставрационного отделения Пражской Академии с трудом могли отличить восстановленные фрагменты от подлинных. И Андрей полностью доверял своим компаньонам: чехи, глубоко уважая традиции ремесла и считая делом чести зарекомендовать себя специалистом высокого уровня, сохранили класс рабочих.

Реально оценивая уровень своего профессионализма, Бозин не захотел мириться с официально присвоенной ему категорией «В» и поступил учиться на реставрационное отделение филиала Пражской академии города Литомиржице. Однако нормы чешского законодательства не позволяли совмещать учебу и трудовую деятельностью гражданам с рабочей визой. Он ушел, успев закончить только курсы по альпинизму…

 

Home, sweet home

В 2002-м Бозин вернулся в другую Россию, уже сильно отличающуюся от старого гостеприимного Союза, но все-таки не ставшую Западом. Растерянный и чужой в новой стране, в маленьком Павловском Посаде, он осматривался целый год, пока не согласился на предложение одной из столичных фирм занять место менеджера по корпоративным связям. Формулировка «квартальное планирование продаж с учетом тридцатипроцентного роста» плохо вписывалась в лексический состав его языка, но, главное, привыкший самостоятельно принимать решения и отвечать за них, Бозин понял, что в сложившейся ситуации он просто тратит себя на чужой успех. Такой, неевропейский, бизнес он не принял...

 

О своем бизнесе

К очевидному решению – открыть собственное рекламное агентство – молодого дизайнера, имеющего творческий взгляд на лицо города, подтолкнул главный архитектор Павловского Посада Сергей Шалонин. Вернувшийся к тому времени из Америки, брат Андрея Сергей стал соучредителем новой рекламной фирмы. Его уникальный опыт по разработке и изготовлению скульптурных форм для архитектурных сооружений, а также макетов по заказам американских киностудий, оказался великолепным приобретением для предприятия.

«АРТ-А студия» очень быстро зарекомендовала себя в районе, не нуждаясь в рекламе деятельности, спустя всего три года после рождения. С достоинством человека, уверенного в собственных силах, Андрей заявляет сегодня: «Люди готовы ждать, чтобы отдать заказ именно нам, и мы дорожим выбором клиента». Действительно, предложения поступают не только от столичных рестораторов и руководителей областных организаций, сейчас фирма ведет переговоры о заключении договора на разработку интерьеров ресторанов некоторых городов Севера России.

Такое бесконечное географическое разнообразие творческой самореализации Андрея спровоцировало на вопрос: В чем кардинальные отличия отечественного рекламного предпринимательства от европейского? Удивительной особенностью российского бизнеса назвал Бозин беспрепятственную возможность открывать рекламное агентство любым, неподготовленным в области плоскостной и объемно-пространственной композиции, человеком, не говоря уже о таких вещах, как цветоведение или материаловедение. «И рациональный Запад, и холодная Европа, накопившие огромный опыт в организации частного бизнеса, в том числе наружной и внутренней рекламы, отдают себе отчет в том, что наличие дорогостоящих лазерных принтеров и плоттеров никак не компенсирует отсутствия профессионализма и воспитанного вкуса. Даже люди с художественным образованием обязаны там подтвердить свой диплом, чтобы получить разрешение на регистрацию фирмы по реставрационным или рекламным услугам», – заявляет Андрей.

Он также считает, что для частного бизнеса, особенно в творческой сфере, наличие собственных, не арендованных, метров – одно из гарантированных условий успеха. Поэтому строит сегодня мастерскую, где можно будет выполнять заказы, ориентированные на художественный вкус и ручное исполнение уникальных изделий оформления объектов. «Уровень требований российских заказчиков за последние годы заметно вырос, – говорит он. – И это стимулирует к развитию самой фирмы, к поиску нестандартных ходов».

О, чем-чем, а «нестандартностью ходов» «АРТ-А студия» несомненно выгодно отличается от многих конкурирующих агентств. Сегодня, когда ежедневно совершенствуются технологии и обновляется ассортимент рекламной продукции, верный своим принципам, Андрей стремится к сотрудничеству с ведущими поставщиками оборудования и материалов.

 

«Может быть, когда-нибудь»

А еще у Бозина есть мечта, странно сочетающаяся с его практицизмом, – создать в Павловском Посаде студию керамики для всех желающих. А впрочем, он – художник, периодически удивляющий публику персональными выставками живописи и малой пластики. К тому же завидный опыт педагога в прямом смысле не раз открывал его ученикам мир: Дания, Германия, Румыния – страны, жители которых могли оценить творчество юных россиян. И на вполне закономерный вопрос «тянет ли сегодня к западной цивилизации» член Союза художников Чехии и Международной Ассоциации искусств АИП (ЮНЕСКО) ответил: «Тянет. Там интересно жить…

Но здесь интересней работать. Может быть, когда-нибудь получится совместить то и другое». Что он имел в виду, – социально-экономический рост в России или просто возможность жить на два дома?

Об авторе

Член Союза журналистов России, дважды лауреат премий ГУВД МО Маргарита БОРИСОВА родилась в городе Орехово-Зуево в рабочей семье. После окончания средней школы, получив специальность декоратора, практиковалась в дизайнерской деятельности на одном из гигантов отечественной химической промышленности – орехово-зуевском заводе «Карболит».

Сделала несколько разработок и проектов решения промышленных и офисных интерьеров. Основную работу совмещала с оформлением театральных постановок молодежных театров-студий в Орехово-Зуеве, а также в одном из экспериментальных театров Москвы.

Несколько лет возглавляла студию живописи в городском Доме пионеров и школьников. Параллельно училась на факультете русского языка и литературы ОЗПИ.

Журналистская деятельность, начавшаяся в совсем молодой павловопосадской газете «Истоки», с годами превратилась в основной вид деятельности. Как штатный и внештатный корреспондент М.Борисова начала печататься в других районных и областных изданиях: «Колокольня», «Коммерсант-экспресс», РИА «ИЩУ», «Сделай выбор», «Павлово-Посадские известия», «Ежедневные новости. Подмосковье», а также в ведомственных изданиях МВД России – газете «Щит и меч», журнале «Милиция»; в газете «Подмосковный рубеж» ассоциации «Армия и бизнес».

Фотоработы Маргариты Борисовой опубликованы в историко-краеведческом альманахе «Подмосковный летописец».

Поделитесь с друзьями

Ещё по теме

• Воспоминания о Злате Ольшевской
• Ушла из жизни Злата Ольшевская...