Сретенский 

       Приехав в Москву, Сергей Извеков стал искать своего друга¹, чтобы остановиться у него. Надеясь найти его на празднике в Сретенском монастыре, Сергей спешит туда на всенощную под праздник Сретения Владимирской иконы Божией Матери. 
       Это было 8 сентября 1925 года, в монастырский праздник. Службу возглавил епископ Борис (Рукин)², настоятель Сретенского монастыря. Друг встретил Сергея радостными восклицаниями: "Где ты пропадал?! Я тебе писал в Богородск, чтобы ты приезжал к празднику в монастырь. Владыка Борис хочет послушать, как ты канонаршишь". 
       За всенощной Сергей канонаршил. Голос владыке понравился. Сергея приблизил к себе, а 4 декабря (21 ноября) в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы владыка Борис совершил постриг в рясофор Сергея с именем Платон и был зачислен в братию. Здесь же в монастыре юный инок проходил послушание, помогая монастырскому регенту.

¹ Этим другом вполне мог быть Михаил Ефимович Губонин (1907-1971), замечательный собиратель, архивист, церковный историк. В детстве Михаил Ефимович был близко знаком с Сергеем Извековым. Мальчиками они "играли в церковь". При этом Сергей Извеков представлял себя священнослужителем, а Миша Губонин шил для "священнослужителя" красивые облачения. Во время обучения в Московском художественном училище на живописном  отделении Михаил Ефимович часто бывал на службах в Сретенском монастыре, имел теплые отношения с насельниками обители. В годы гонений на Церковь сам, скрываясь от преследований, порой предоставлял ночлег и для инока Пимена.
Православная Энциклопедия. М., 2006. Т. XII. С. 402. Протоиерей Владимир Воробьев... Жизнь прожить... / Журнал Московской Патриархии. 1993. № 11. С.52.
² Интересна и противоречива личность епископа Можайского Бориса (Бориса Андреевича Рукина), викария Московской епархии. Он родился 24 июля 1879 года в семье  священника Донской епархии. Окончил Донскую семинарию, а в 1904 году - Казанскую духовную академию. За сочинение на тему: "Церковно-библейское учение о пастырском призвании" был удостоен звания кандидата богословия. По окончании академии был оставлен профессорским стипендиатом при кафедре пастырского богословия. Отзыв ректора о стипендиате был весьма благоприятным.
 В 1905 году назначен преподавателем Священного Писания в Рязанскую духовную семинарию. С 1909 года был пензенским, а с 1916 года воронежским епархиальным наблюдателем церковно-приходских школ, членом Воронежского епархиального совета.
После революции 1917 года принял монашеский постриг и священный сан. Был ректором Донской духовной семинарии до ее закрытия. С 1923 года служил в различных храмах Москвы. 18 июля 1923 года был арестован Московским губернским отделом ГПУ; содержался в Бутырской тюрьме. Освобожден за недоказанностью вины.
 17 ноября 1923 года Святейшим Патриархом Тихоном рукоположен во епископа Можайского. При вручении архиерейского жезла Святейший Патриарх, зная честолюбие и властолюбие новохиротонисанного епископа, сказал ему: "Я знаю твою гордость, но хочу, чтобы ты служил Церкви, поборов себя. Помни же, что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать!..". Теперь мы знаем, пророческий смысл предупреждения Святейшего Патриарха.
После хиротонии епископ Борис являлся настоятелем московского Сретенского монастыря. Часто служил и проповедовал во многих храмах города Москвы. На его службы стекались любители и поклонники церковного красноречия. Проповеди его были блестящими, они отличались необычайной живостью, ясностью, краткостью и убедительностью.
С большим уважением о епископе Борисе упоминает в своих воспоминаниях автор многих работ по религиозной тематике, профессор исторического факультета МГУ, заведующий кафедрой древних языков А.Ч. Казаржевский. "Он жил в доме причта Храма Христа Спасителя - пишет Андрей Чеславович. - В отличие от остального духовенства по улице ходил в рясе, а не в цивильной одежде. Как известно, он с Иларионом, архиепископом Верейским (Троицким; + 1929), был одним из самых близких людей Святейшего Патриарха Тихона в его предсмертные годы в Донском монастыре".  
Вместе с митрополитом Петром (Полянским) после кончины перевез тело Патриарха из лечебницы Бакуниных, на Остоженке в Донской монастырь. В соборе тело почившего было торжественно облачено епископом Борисом с духовенством в патриаршее облачение. На епископа Бориса легла вся организация погребения Патриарха Тихона. Совершал литургию вместе с другими двенадцатью заранее назначенными архиереями. Вспоминая, Патриарх Пимен рассказывал, что сохранение порядка в Донском монастыре в день погребения Патриарха Тихона - исключительно заслуга епископа Бориса. Авторитетный, статный, видный, с мощным голосом епископ Борис сумел найти нужные слова в непростой ситуации колоссального наплыва верующих, желавших проститься со своим Первоиерархом. 
После отпевания епископ Борис вышел на амвон. Это не было надгробное слово: как лицо, ответственное за порядок при погребении, он сделал распоряжение: "Сегодня мы погребаем одиннадцатого Патриарха Всероссийского Тихона. На похороны его собралась почти вся Москва. И я обращаюсь к вам с просьбой, которая,  безусловно,  должна быть выполнена. Дело в том, что весь монастырский двор переполнен народом. Ворота закрыты, и в монастырь больше никого не пускают. Все прилегающие к монастырю площади и улицы за-пружены народом. Вся ответственность за соблюдение порядка лежит на мне. При таком скоплении народа малейшее нарушение дисциплины может вызвать катастрофу. Прошу, не омрачайте великого исторического момента, который мы сейчас переживаем с вами.
Первым выйдет отсюда духовенство, потом епископы вынесут Святейшего. Пойдут только священнослужители в облачениях, все остальные останутся на местах. Никто не сойдет с места, пока вам не скажут. Вы должны исполнить это, безусловно, в память нашего Святейшего Отца и Патриарха. И я знаю, что вы это сделаете и не омрачите ничем этих исторических минут.
Вспомните, как горячо, беззаветно любили вы его. И он вас так же любил. Он отдал вам всю свою чистую душу. Каким победным, торжественным "осанна" встречали вы его, нашего дорогого, любимого Святейшего. И знайте, за что вас я больше всего люблю. За две тысячи лет со дня первого "осанна" вы многому, многому научились. И в самые опасные и страшные моменты жизни Святейшего, когда, казалось, все должны его оставить, вы не разу ни прокричали ему страшного "распни!". И за одно это я вас так люблю, так вас благодарю и земно кланяюсь. Вы, мои дорогие, возлюбленная паства Святейшего, оказались на высоте. Вы достойны уважения и теперь напутствуйте дорогого Святейшего миром, окружите гроб его благоуханием молитвы вашей, проводите его благоговейно к месту его последнего упокоения. В этот день праздника нашего пропойте ему вашему незабвенному Святейшему, последнее "осанна". Это будет наш последний горячий привет. Осанна! Благословен грядый во имя Господне!".
Церковь рыдала. Затем епископ Борис вышел на высокую площадку перед собором и поднял руку.
Все взоры обратились на него. "Молчите, епископ говорить  будет", - пронесся шепот, и все разговоры смолкли.
И епископ заговорил. Это говорил "власть имущий". Это говорил вождь, сознававший, что вся эта многотысячная толпа повинуется его слову.
Одно мановение руки - и весь этот народ двинется, как одна громадная толпа, или застынет, как каменное изваяние.
 "Сейчас архипастыри вынесут гроб Святейшего нашего Отца и Патриарха Тихона... Вы собрались отдать ему последний долг. Последний долг тому, кто так любил вас. Он любил вас всею силою своей великой души. Он жил для вас. Он душу свою полагал за вас, своих любимых духовных детей, - бросил епископ в толпу короткие, значимые фразы. Послышались рыдания. У мужчин на глазах навернулись слезы. - Покажите же и вы свою любовь к нему. Уже то, что вы собрались сюда в таком громадном количестве, говорит, что верующий народ любил своего православного Патриарха. Монастырь и все примыкающие улицы переполнены народом. Достаточно малейшего замешательства или крика, чтобы произошла катастрофа. Милиции нет. За порядком смотреть некому. Вся ответственность лежит на мне, - и владыка поднял руку к груди.
 Покажите же до конца вашу любовь к Святейшему. Не омрачайте последних минут его пребывания среди нас. Никто ни с места, пока не кончится захоронение!" - властно и сильно говорил епископ, его голос в наступившей тишине был далеко слышен.
Передние шепотом передали просьбу епископа задним, и ни единый человек не нарушил ее, когда архиереи в белых облачениях и золотых митрах, при пении хора и перезвоне колоколов, вынесли дубовый гроб Святейшего и перенесли его в древний храм монастыря во имя Донской иконы Богоматери. После смерти Святейшего Патриарха Тихона епископ Борис оставался викарием Московской епархии с пребыванием в Донском монастыре и сорок дней неукоснительно совершал заупокойные литургии у могилы Первосвятителя.
По завещанию почившего Патриарха церковное управление перешло к митрополиту Крутицкому Петру. В ГПУ был разработан план устранения митрополита Петра от должности Местоблюстителя и организации церковного разделения. Решено было воспользоваться честолюбием нескольких архиереев во главе с архиепископом Григорием (Яцковским). В начале декабря 1925 года митрополит Петр был арестован. К исполнению обязанностей Патриаршего Местоблюстителя вступил митрополит Нижегородский Сергий. 22 декабря в Донском монастыре, в бывших покоях Патриарха Тихона под председательством архиепископа Григория (Яцковского) состоялось совещание 10 епископов, оставшихся в Москве, на котором ими был образован Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС). Образовался новый, параллельный Местоблюстителю и его Заместителю церковный центр. Налицо была опасность раскола. Правда, в отличие от обновленцев, члены ВВЦС не посягали ни на православное вероучение, ни на богослужебные обряды, они заявляли о своей верности заветам Патриарха Тихона. 
С предельной ясностью о трудностях, пережитых Церковью в начале двадцатых годов говорится в обращении от 31 декабря 1927 года иерархов нашей Церкви, среди которых было два ее будущих Патриарха (Сергий и Алексий I): "Господь возложил на нас великое и чрезвычайно ответственное дело - править кораблем нашей Церкви в такое время, когда расстройство церковных дел дошло, казалось, до последнего предела, и церковный корабль почти не имел управления.
Центр был мало осведомлен о жизни епархий, а епархии часто лишь по слухам знали о центре. Были епархии и даже приходы, которые, блуждая как ощупью, среди неосведомленности, жили отдельной жизнью и часто не знали, за кем идти, чтобы сохранить Православие. Какая благоприятная почва для распространения всяких басен, намеренных обманов и всяких пагубных заблуждений. Какое обширное поле для всякого самочиния".
Отсутствие административного руководства, достаточной связи и исчерпывающей, достоверной информации объясняет множество нестроений, заблуждений и недоразумений, нарушавших в то время нормальное течение церковной жизни и вызывавших расхождения, отделения и отпадения на местах, в разбросанных по стране епархиях Русской Церкви, - все печальные явления, из которых некоторые даже назывались расколами: "григорианским", "иосифлянским", "викторианским" (по именам возглавлявших их архиереев) или "ярославским", "лубенским" (по месту допущенного самочиния).
Епископ Борис дал увлечь себя в организованный властями григорианский раскол. Митрополит Мануил (Лемешевский) так объяснял поведение епископа Бориса: "Епископ Борис (Рукин), хотя и был знаменитым московским проповедником и до своего перехода в "григорианство" пользовался большим авторитетом среди московской интеллигенции, тем не менее он личные свои интересы ставил выше церковных. Самый переход его в "григорианство", по свидетельству авторитетных лиц, совершился исключительно по личной вражде к митрополиту Петру, которого он так низко ценил и был недоволен его назначением митрополитом, а затем и Местоблюстителем".
Среди раскольников епископ Борис оказался едва ли не единственным иерархом, ранее имевшим большой авторитет в широких московских кругах, который он быстро потерял своим отходом от Церкви.
29 января 1926 года Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием  (Страгородским) епископ Борис был запрещен в священнослужении. Находясь в расколе, одно время носил титул "митрополита Московского".
В изоляции раскола епископ Борис переживал сильную душевную муку. Чекисты несколько раз направляли его в больницу для душевнобольных, но, вероятно, когда он окончательно решил покаяться и вернуться в Церковь, его в последних числах мая 1931 года арестовали и 30 июня того же года, скорее всего, убили в Бутырской тюрьме, инсценировав самоубийство через повешение.
Вся великая паства Русской Православной Церкви - и те, кто никогда не выходил за ее ограду, и временно заблудшие или смятенные, но вернувшиеся - черпала ободрение в словах апостола: "Верен Бог, Который не попустит  вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так, чтобы вы могли перенести" (! Кор. 10, 13).
В трудный час Промысл Божий вместо почившего великого пастыря - Святейшего Патриарха Тихона - воздвиг исключительного по дарованиям и церковной стойкости иерарха - митрополита Сергия, ставшего двенадцатым Патриархом Московским, преемниками которого будут мудрый Патриарх Алексий I, духовно твердый Патриарх Пимен и нынешний Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, под первосвятительским омофором которого ныне духовно возрождается народ Божий, укрепляется Церковь Христова в нашем многострадальном Отечестве.  См.: Православная  Энциклопедия, том IV, М., 1997, с. 38-39; Русский синодик. М., 1995, с. 233; Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы,  1917-1943 гг. М., 1994. С. 304, 376-377, 403, 905; Цыпин В., протоиерей. История Русской Православной Церкви. М., 1994. С. 79; Божий избранник. М., 1990. С. 149-150; Журнал Московской Патриархии. 1992. № 11/12. С.24.