К истории промышленного и аграрного развития края

Богородские промыслы. Возникновение, развитие и упадок

(краеведческие заметки)

Известно, что крестьянин Богородского уезда, за редким исключением, не мог обеспечить мало-мальское благосостояние своей семьи только земледелием. Надо было искать средства для того, чтобы платить налоги, восполнить дефицит в продовольствии, купить сельхозорудия, одеть и обуть семью. Не отрывая окончательно крестьянина от земли, промыслы служили большим подспорьем для крестьянского хозяйства. Известный исследователь кустарных промыслов Андрей Исаев, приведя пример одного из крестьянских дворов, вычислил, что доходы от земледелия в нашем крае могли покрыть не более 44% семейных расходов, а остальные 56% семье необходимо было восполнить побочными заработками — промыслами, в том числе.

Несмотря на известную консервативность деревни, нужда побуждала население посвятить себя новому, неизвестному отцам и дедам занятию.

Иногда, правда, крестьяне говорили: «Зимой дела нет, сидеть дома скучно, слушать бабьи сплетни и засиживаться в трактире не стоит, а потому и отыскиваем себе ремесло, которое занимало бы всю зиму».

Кустарный промысел был развит не только в сельской местности. Так в самом Богородске уже в конце XVIII века работали позументщики, колесники, «шелковые и медные мастера», красильщики и обязательные в каждом городе портные и сапожники.

Целый ряд правительственных указов второй половины XVIII века способствовали расцвету крестьянской промышленности, в это время были сняты всякие препятствия в создании предприятий и вообще любой предпринимательской деятельности. Указом от б мая 1784 года местным властям предлагалось усиленно поощрять местную промышленность: «...Желали бы мы... чтоб наши генерал-губернаторы и прочие начальствующие... поощряли и склоняли торгующих в губерниях к размножению всякого внутреннего торгу, употребляя всевозможные средства и советы к склонению людей обрабатывать более свои внутренние произрастения и заниматься устроением небольших заводов, фабрик и сколько можно особливо частных рукоделий и станов ...и снабжая таким образом собственным своим рукоделием разные города и уезды, чем гораздо может уменьшиться надобность в иностранных товарах».

Именно с этого времени в нашем крае стали возникать одно за другим мелкие крестьянские текстильные заведения. Уже в 1787 году в описании городов Московской губернии о крестьянах сообщается, что «они более упражняются в ремеслах и рукоделиях, нежели в хлебопашестве», а в Богородском уезде «фабрик... шелковых платошных, принадлежащих крестьянам, — 70...».

Необходимо указать на несколько существенных зол, которые сопровождали почти любые промысловые занятия, — это непомерно длинный рабочий день, а также втягивание в работу малолетних детей, часто во вред учебе, физическому и умственному их развитию. Иногда бывало и так, что в семье уже вроде нет настоятельной необходимости в детском труде, ан нет — «хочется жить, как все», появляется потребность в предметах не столь необходимых, сколь подчеркивающих «благосостояние» семьи, и дети опять вместо учебы сгибаются за работой. Беда крестьянской семьи, занимавшейся кустарным промыслом, состояла в том, что ее самостоятельность с годами становилась все более и более иллюзорной, капитализация окружающей действительности с ее посредниками, скупщиками, мастерками заставляла работать все интенсивнее, втягивая в производство всех членов семьи. На фабриках России в 1890 году детей среди рабочих считалось 4%, а женщин 24%. В кустарных же промыслах женщин больше вдвое, а детей — вдесятеро. В роговом промысле детей в возрасте от 8 до 10 лет статистика насчитывала до 50% от числа работающих.

Для большинства промыслов нашего края мы не найдем каких-то местных, особо благоприятных условий, способствовавших их возникновению, кроме, пожалуй, использования глин и других немногочисленных местных материалов. Часто это возникновение происходило даже от случайных причин. Бывало, что несколько отцов «наощупь», «наугад» отдавали своих детей обучаться какому-то промышленному занятию. И если этот выбор был удачен, то скоро в данной местности появлялась значительная группа кустарей. Или пример К.С. Русакова, который, работая в Москве в медных заведениях, почувствовал перед Отечественной войной 1812 года хороший рынок для армейских медно-латунных изделий, приехал в свою деревню Крупино и создал собственное производство. Через некоторое время этим промыслом занималась уже вся округа.

После Московского пожара 1812 года, когда в Москве перестало существовать сразу около 600 мелких и крупных мануфактурных заведений, впервые появились хлопчатобумажные производства в селе Вохне (Павлове) — будущем Павловском Посаде. Закрытие фабрик и заводов в Москве вызвало отлив рабочих в деревни; вернувшись домой с разнообразными техническими знаниями и навыками, они стали искать приложение им в кустарной промышленности.

Бывало, что секреты производства чуть ли не выкрадывали у своих же земляков. Крестьянин дер. Копнино Васильевской в. Михаил Александров, например, сумел переманить к себе мастера-крестьянина Конкина из д. Дементьевой, открыл свой заводик и, приглядевшись к работе мастера, начал сам варить патоку. Два «смельчака» из д. Кузяевой Храпунов и Гусятников не постеснялись в соседней деревне через трубу забраться в горн к одному удачливому фарфоровому мастеру, захватить фарфоровой массы и срисовать сам горн. Через некоторое время они уже составили конкуренцию этому соседу.

Стоило измениться запросам рынка, возникнуть или усилиться конкуренции со стороны более сильного соперника — мануфактуры или фабрики, и крестьянин ищет новый способ кормить семью. В деревне Андреевой Новинской волости, например, исстари занимались размоткой шелка, но как только крупные шелкомотальные производства «сбили» цену, многие крестьяне освоили новый для них шапочно-картузный промысел.

То же можно сказать и о гуслицком хмелеводстве, которое в зависимости от конъюнктуры цен то затухало, то возрождалось вновь.

Расширение промысловой деятельности происходило и за счет ученичества. Родители готовы были отдать ребенка в ученики к мастеру без всякой оплаты за его труд на 3—4, а то и более лет, лишь бы его там научили мастерству. Что получится из ученика, чаще всего зависело от него же самого. Мастер обычно рассуждал так: «Что его до ремесла доводить? Ремесло дело не хитрое. Доглядится — выучится, не доглядится — век пастухом будет». Повзрослевший сын возвращался в семью, и стремление стать самому хозяином, а не подневольным работником побуждало его открыть свое заведение.

В зависимости от того, где выполнялась работа — непосредственно в селении или вне его, промысел назывался или местным, или отхожим.

Существовало несколько видов оплаты труда наемных работников в кустарных промыслах: повременная и сдельная. При повременной оплате работник был, как тогда говорили, на хозяйских харчах. Харчи состояли из щей, похлебки, картофеля и каши. Все эти блюда подавали в завтрак, обед и ужин. Мяса и рыбы, за редким исключением, не бывало: скоромные щи готовили с «молочной забелкой», а постные с конопляным маслом. Каша — с салом или маслом (постным). Чай хозяйский пили только сдельщики, которые питались сами. Часто они допивали чай с заваркой, оставшейся от хозяев. Хозяева-кустари завтракали, обедали и ужинали одновременно с рабочими, но за столом они сидели обычно дольше, и еда им готовилась отдельно и питательнее.

Расплата с наемными работниками натурой из собственного склада практиковалась во всех промыслах. Такая система оплаты крайне невыгодна работникам и приносит дополнительные прибыли работодателю. Были случаи и прямо курьезные: Андрей Петрович Бармин, фарфоровый фабрикант из д. Фрязиной Карповской в., купил в Москве партию старых негодных кос и в один «прекрасный» день рабочим объявили, что денег в кассе для расплаты с ними нет и косы — единственный предмет, который они могут получить за работу. Рабочие вынуждены были взять косы по 1 руб. и продать их по 30 коп. подвернувшемуся торговцу.

Кустарные заведения, где работали наемные работники, были той областью промышленной жизни, где совершенно не выполнялись требования появившихся к концу XIX века законов о труде. Не заключались, чаще всего, письменные соглашения об условиях труда, которые должны были бы утверждаться в волостном правлении. При найме рабочим не выдавались на руки расчетные книжки. Если после 1905 г. на фабрику нельзя было принять подростка моложе 15 лет, то в кустарных мастерских можно было встретить совсем малых детей. Во время промышленного благоденствия рабочий еще имел возможность выбора, в периоды же экономического застоя он оказывался буквально в кабальной, «крепостной» зависимости от работодателя.

Обилие промышленных заведений непосредственно вблизи селений давало возможность богородскому крестьянину заниматься отхожим промыслом — работать на фабрике, не забрасывая совсем земли, благо фабрик в округе было достаточно. По берегам реки Клязьмы располагалось к концу XIX века 23 фабрики, из них 4 наиболее крупные, с числом рабочих намного больше тысячи человек — в сельце Соболеве, в сельце Истомкине, в селах Глухово и Зуево. Необходимо упомянуть Купавинскую суконную фабрику с 1250 рабочими и Павловопосадскую ткацкую и платочно-набивную с 1600 рабочими. В северной части уезда в 284 населенных местах было расположено 963 промышленных заведения почти с 34 тысячами рабочих, а в южной части в 178 населенных пунктах — 633 заведения с 5 тысячами рабочих.

Уже с XVIII века Богородский уезд представлял собой район сплошного ткачества, в 1870 году, когда промыслами в уезде занималось 69 800 человек, на долю ткачества приходилось почти 50 500 человек, ткацкий стан стоял чуть ли не в каждой избе — «в окне каждой богородской избы виден «карас» («карас» — приспособление для размотки шелковичных коконов).

Линией Нижегородской железной дороги уезд разделялся на две половины: северную — район преимущественно ручного шелково-бархатного и лишь отчасти бумажного ткачества, и южную (Гуслицкий край) - район преимущественно домашнего ткачества бумажных материй и на отдельных фабричках в небольшом размере — шелковых и парчовых.

Парчевое производство в Богородском уезде Москоской губернии. Намотка шелка на шпули.

По сравнению с основным ткацким производством все остальные промыслы уже значительно меньше по объему производства, довольно разнообразны и неравномерно размещены по всей территории края. В трех селениях Ивановской волости — кустарное канительно-мишурное производство; в некоторых селениях Васильевской волости — выработка белого кирпича и копание глины; в Новинской волости — картузный и шорный промысел; там же и в Ильинской волости — меднолитейный; в Ильинской в. — гребешечный и пуговичный; в Теренинской и отчасти в Игнатьевской волостях — кирпичный и гончарный; в Карповской в. — фарфоро-фаянсовый и расписывание посуды; в Запонорской в. — иконописный. В этой же волости, кроме того, в значительной степени развит был отход на легковой извоз (11 селений) и на нищенство (как промысел) (6 селений), а в Новинской в. — на морение тараканов (по зимам). В Павловском посаде издавна занимались добыванием известнякового камня и обжигом извести, в Беззубовской волости занимались канатным и веревочным кустарным производством.

Кризисные явления начались в кустарной деятельности крестьянства чуть ли не с середины прошлого века. Капитализация деревенских промыслов происходила довольно быстро, что было обусловлено ускоренным развитием сети фабрично-заводской промышленности в уезде. Кустарь не мог конкурировать с машинной продукций в цене изделия и постепенно стал подпадать под власть посредника, перекупщика, работодателя, все более и более он стал превращаться в рабочего, и стоило ему порвать последние связи с землей, он становился пролетарием.

Земские учреждения, осознавая роль кустарной промышленности в сохранении земледелия от полного забвения и запущения, с первых лет своей деятельности начали принимать самое деятельное участие в поддержке крестьянина-кустаря. Для внедрения оптового снабжения сырьем и гарантированной скупки продукции кустарей создавались склады готовой продукции и сырья, выдавались кредиты, велась работа по кооперированию кустарей. Многие видные земцы видели именно в кооперировании возможность обеспечения нормального развития промыслов и поддержки, тем самым, благосостояния сельского населения. В этом же они видели защиту от стремительной пролетаризации населения.

Одним из самых авторитетных людей России в области кустарной промышленности был Сергей Тимофеевич Морозов (1860—1944). Восприняв традиции обширной морозовской семьи, крупнейших мануфактуристов, меценатов, поддерживающих духовные и культурные начинания в России, Сергей Тимофеевич обратился с 1880-х годов к кустарному делу - но не с филантропическими целями, а с намерением переустроить трудовую деятельность кустарей «в соответствии с меняющимися общественными и экономическими условиями». В 1885 году был открыт Торгово-промышленный музей кустарных изделий, с 1890 года его заведующим стал Сергей Тимофеевич. Чуть позже — в 1903 г., на его средства было выстроено специальное здание для музея в Леонтьевском пер. Москвы. Одновременно с музеем был создан склад для приема от кустарей изделий на продажу на комиссионных условиях, был основан именной фонд для оказания помощи кустарным артелям. В 1888 году Морозов вошел в губернскую земскую комиссию по разработке плана систематической деятельности по содействию кустарным промыслам. Фактически на протяжении многих лет, вплоть до 1917 года, Сергей Тимофеевич возглавлял в губернии всю работу в области кустарной промышленности.

Слева, около станка трое кустарей нарезают зубья, один заостряет; двое справа точат ножи для скребления гребней; под станками вокруг на полу кучи роговой пыли и стружек; та же пыль на стенах и на одежде работающих.

Отрицательно сказывались на экономике сельского кустарного производства различные забастовки, особенно политические. Крестьяне прямо говорили: «...кустарные промыслы хорошо производить в тихое время и чтобы можно было изделия класть в земский склад и брать под них деньги для заготовки другого товару...».

Положение к началу XX века усугублялось и крестьяне были вынуждены искать новые источники доходов. В Васильевской волости из-за нехватки глины стали рыть торф и отправлять его по железной дороге на фабрики. В деревнях Жилино и Горки Ямкинской волости безработица заставила собирать муравьиные яйца.

В д. Дядькиной той же волости срочно перешли на выработку шелковой материи с надеждой: «если шелк хорошо шел после русско-турецкой войны, хорошо пойдет и после русско-японской».

Из Ямкинской волости крестьяне-кустари писали (1906 г.): «Прошлую зиму заработки были плохи, но и в нынешнюю не сладки, выручились только некоторые на «шотландке», так как она шла ходчее всех».

Вот как сами крестьяне оценивали ситуацию в 1906 году: «В нашем уезде большинство крестьян занимается работою шелковых товаров, как то: атласа, бархата и др. Работу берут на дом от местных фабрикантов. Война, а затем забастовки помешали сбыту товара, и хозяева сократили число станков на половину, а некоторые и плату уменьшили на треть».

Из Буньковской волости сообщали: «Промыслы сильно пострадали от забастовок железных дорог, местные фабрики долго бездействовали ввиду отсутствия материала, доставка которого тормозилась железными дорогами. Некоторые мелкие фабриканты чуть не закрыли своих заведений. Крестьяне всю вину сваливали на учащуюся молодежь и учителей. Учителей чуть не били, а всегда грозили: вы де мол крамольники, не жалеете ничуть крестьянина».

В отдельных случаях экономические забастовки приносили пользу кустарям, и часто по реакции на забастовки крестьяне делились на две равные части: те, кто постарше, недовольны забастовками «по случаю тяжелого и трудного времени-безработицы», те, кто помоложе, были довольны тем, «что осуществляется, хотя частично, надежда на лучшее будущее».

В то же время всегда подчеркивалось, что «и они не могли не внести в положение промышленности известного расстройства».

Создание в начале XX века различных товариществ и артелей кустарей воспринималось положительно, крестьяне говорили: «...Положение промыслов теперь стало несколько лучше по сравнению с годом войны [Русско-японской], хотя не доходит еще до той степени развития, как несколько лет тому назад. Причина — господство капитала. До тех пор пока капитал и труд не урегулируются, а урегулировать их могут только союзы и артели, нечего надеяться на улучшение положения трудящихся».

Перед Первой мировой войной положение кустарей постепенно ухудшалось: заработки местных ткачей, например, хотя и повышались — в уезде у мужчин зарплата на 10% в 1914 году была выше, чем в 1910 г. (соответственно 18,83 и 17,05 руб.), у женщин на 8% по сравнению с 1911 г. (соответственно 12,80 и 13,93 руб.),— но цены на основные продукты питания за этот же период повысились на 11—13%. Для сравнения приведем цены за эти же годы (1910 и 1914 годы): хлеб за 1 кг 5,7 коп. и 6,4 коп., баранина за 1кг 26,8 коп. и 39 коп., говядина 42,9 коп. и 43,9 коп.

В этот период в Богородском уезде ручное ткачество все более и более вытеснялось механическим.

Стало распространенным стремление молодежи уйти из деревни в город, на фабрику. Патриархальная семья все более слабела, и ничто не могло удержать молодежь от стремления к «вольной» городской жизни.

Первая Мировая война, а затем - революция оторвали массы рабочих от привычных занятий, изменили условия производства, сырьевые и сбытовые рынки; одни промыслы стали развиваться усиленным образом, другие перестраиваться и видоизменяться, третьи, не имея возможности перестроиться, «замерли».

Революция привела к полному расстройству транспортной сети, начавшемуся еще в годы войны, и оставила местные промыслы вообще без сырья, а они в значительной части работали на сырье привозном.

Разрушение промыслов, почти повсеместное, довершила национализация крупной промышленности и капитала, строжайшая регламентация всего внутреннего торгового оборота. Катастрофа была перенесена несколько легче только кустарями, успевшими кооперироваться еще до войны или в ходе ее. Созданная в 1918 году артель изготовителей роговых гребней в с. Хотеичах, например, сыграла положительную роль в самый тяжелый период, но не выдержала натиска частного капитала во времена нэпа.

С 1921 года с первыми мерами правительства по восстановлению народного хозяйства и в связи с новой экономической политикой в кустарной деятельности началось оживление, но тенденция к изменению ее структуры сохранилась.

В 1924 году число работников занятых производством изделий из меди сократилось на 70%. Резко сократилось изготовление кирпича — на 80%. В фаянсовом и фарфоровом производстве в Богородском уезде сохранилось только одно заведение с 5 работающими. В полный упадок к этому времени пришло крахмально-паточное производство. Шапочное и картузное производство по числу работающих сократилось точно вдвое, со 136 до 68 человек, и Новинская волость, занимавшая первенство по этому промыслу в губернии, переместилась на четвертое место. До войны Богородский уезд по числу портных занимал в губернии четвертое место, в 1924 г. он по этому показателю передвинулся на девятое.

В целом по Московской губернии в 1924 году обработкой волокнистых веществ занималось только 7,8% общего числа мелких промышленников-кустарей, занимавшихся этим промыслом в 1900 году. Одна из составных частей этой отрасли — ткачество, исторически имевшее в Богородском уезде преимущественное развитие, почти полностью остановилось. К 1917 году этот промысел был в большей своей части капитализирован, т. е. домашнее ткачество являлось уже как бы домашним цехом, мастерской, участком, назвать можно по-разному, крупного производства, и так как Октябрьская революция «отменила капиталиста», то остановился и ткацкий промысел.

Резко снизились заработки кустарей. Из Ямкинской волости сообщали (1924 г.): «Все местное население, особенно далеких от города деревень, работая на дому, довольствуется незначительным заработком и, работая сдельно, не ограничивается временем. Работают даже старики».

Страдали кустари в это время и от засилия налогов, размеры которых носили часто волевой характер - зависели от произвола местной власти. Кустари писали (1924 г.): «...существующие налоги не дают возможности рассчитывать на развитие хотя бы до уровня довоенного. Раньше были кустари с наемными рабочими до 20 и больше человек, в настоящее время — от 3 до 8 человек... предприниматель под давлением налогов ныне вновь хиреет».

Настроения и пожелания крестьянства в отношении советской власти хорошо характеризуют высказанные на одном из волостных собраний «заявления и требования»:

«I) Уменьшение налога. 2) Даешь работу. Биржа не допускает к работе — нужно упразднить биржу. Дать свободный ход промышленности. 3) Предоставить больше открывать частным лицам фабрик и заводов, на работу брать без биржи и тогда безработицы не будет».

У крестьян вызывало недовольство то, что «благодаря непосильным налогам промыслы не развиваются, уходят в подполье и не занимают трудом крестьянскую молодежь», крестьяне жаловались: «получается праздное, нервирующее время, часть молодежи занимается хулиганством и кражами».

Сами власти констатировали: «Бедняцкое и частью середняцкое население находится в тяжелых условиях, так как, как раньше, так и теперь, земля не дает им прожиточного минимума. Этим объясняется настроение некоторого недовольства, которое усиливается от того, что крестьяне лишены возможности получить подсобный заработок от отхожих промыслов».

Власти в это время предпринимали некоторые достаточно эффективные меры по восстановлению производства и финансов в стране, и крестьяне Васильевской волости, например, так на это реагировали в 1924 году:

«Бедняки очень довольны, мероприятиями, проводимыми советской властью, а именно: твердые цены, устойчивый рубль, звонкая монета, кредит, кооперация, единый налог, крестьянский заем».

И все же в 1926 году удельный вес доходов от кустарных промыслов в бюджете сельского жителя составил всего 7,6% — меньше, чем в других уездах губернии.

Новая экономическая политика способствовала восстановлению ряда кустарных производств, и кустари в это время использовали частично опробованную еще до Мировой войны модель кустарной артели, кооператива, товарищества. В 1926 году в уезде работало 99 промышленных и кустарных артелей, товариществ, кооперативов, из них: в Богородске — 7 промысловых и 2 трудовых артелей; в Павловском посаде — 6 промысловых и 2 трудовых артелей; в Купавне — артель литейщиков; в Обухове — артель «огнестойкого строительства», такие же артели существовали в Балобанове и Караваеве; в Успенском - товарищество деревообделочников; в Огуднево - меднопроволочная артель; в Бабееве — товарищество пекарей; бумажного и шелкового ткачества — 37 артелей и товариществ; 27 артелей и товариществ занимались торфоразработками.

Созданный в это время Москоопромсоюз на 1 октября 1928 года объединял 9 963 кустаря, из них 9 528 человек (около 96%) - текстильно-трикотажного промысла.

Оставались еще кустари некооперированные — т. н. частники: портные 760 чел. (76% от всех портных в уезде), обувщики 547 чел. (91%), ткачи около 22 600 чел. (68%) и многие другие представители мелких кустарных промыслов.

Артелями по итогам 1928 года было получено в среднем прибыли около 5% к обороту. Главной бедой артелей было отсутствие основного и оборотного капитала, а в артель чаще шел все-таки самый бедный кустарь, и сумма паевого взноса в 32руб. не могла спасти положения. Ощущался постоянный дефицит сырья. Перед Москоопромсоюзом ставилась задача максимального объединения артелей в крупные производственные единицы с организацией общих мастерских, кооперировать преимущественно бедняцкую часть кустарей, принять меры по обеспечению артелей сырьем, при этом делался акцент на «проведение классовой политики при распределении сырья».

В 1931 году значительная часть как нынешних, так и бывших кустарей, а также владельцев в прошлом кустарных заведений были репрессированы и вместе со своими семьями, достигавшими 5—6 и более человек, выселены в Сибирь. К этому времени с кустарем-частником фактически было покончено. В 1939 году в Ногинском районе существовали следующие объединения кустарей: столярно-мебельная мастерская, артель «Ногинский металлист», Купавинская металлоартель, две шелковые артели в Стромыни и Боровкове. Кроме этого, почти в каждом колхозе были артели на правах цеха или отделения. Ткали парусину, дорожки, вожжевку, тик, сарпинку, изготавливали ватную одежду, рукавицы, варежки и т. п. Станы по крестьянским избам сохранялись до конца 1940-х годов, и работа на них была чуть ли не главным подспорьем в жизни колхозников. Но была трудность приобретения пряжи, которая в советское время распределялась только «по фондам», и крестьяне для личного промысла были вынуждены пряжу, как говорится, «доставать».

При объективном замирании тех или иных кустарных занятий сельского и городского населения кустарь-одиночка или кооперированный кустарь имел историческое право на сохранение за ним возможности свободно трудиться. Это оставляло бы за населением реальную возможность найти в таком труде дополнительный заработок и легче переносить экономические невзгоды, в том числе и нередкие у нас неурожайные годы. Кустарные промыслы всегда были очень чутки к запросам населения и могли бы продолжать насыщать рынок товарами, производство которых более подходит к мелкому, личному промыслу. Таковы товары, которые ценны, главным образом, за счет вкуса и художественной фантазии кустаря. Есть и другой вид товаров — грубых, простых, не требующих особенных приспособлений, где кустарь просто незаменим, а у промышленности до изготовления этой дешевой продукции «руки не дойдут».

Е.М.

Поделитесь с друзьями