Морозовы – старообрядцы

отец Сергий Дурасов, священнослужитель

Дорогие друзья!

Хотя мне приходится выступать на научной конференции, сразу хочу оговориться, что это не научное сообщение, а просто несколько слов, так сказать, человека с улицы. Я служу священником в той местности, где история теснейшим образом связана с Морозовыми, а особенно с именем одного из выдающихся представителей этого рода – Арсения Ивановича Морозова. Еще совсем недавно были живы люди, для которых знакомство с Арсением Ивановичем до глубокой старости оставалось одним из самых ярких жизненных воспоминаний. Они неизменно добрым словом вспоминали этого человека и охотно рассказывали о нем еще тогда, когда это было совсем не модно. Из их рассказов можно было многое узнать о жизни и человеческих качествах А.И.   Морозова.

Арсений Иванович родился в 1850 г., за 11 лет до отмены крепостного права, а умер в начале 1930-х гг. Вся пореформенная история России прошла при его активном и заметном участии. Это же время было чрезвычайно важным и в жизни старообрядческой церкви, ревностным приверженцем которой Морозов был всю свою жизнь. Именно о его церковно-общественной деятельности мне и хотелось бы сегодня говорить. Больше того – говорить о месте Морозова в истории старообрядчества XIX – XX веков.

За 4 года до рождения А.И. Морозова произошло восстановление в старообрядчестве епископской иерархии, которой староверы были лишены в течение 180 лет. На его глазах, а потом и при его деятельном участии эта иерархия очень быстро утверждается и расширяет свое влияние. 60–90-е годы прошлого века – это время, когда, несмотря на преследования со стороны властей, несмотря на запрет строительства храмов и открытого богослужения, идет интенсивное развитие церковной жизни старообрядчества. Основываются по всей России епархии, сотни приходов, тайно собираются соборы и съезды, живо обсуждаются вероучительные и церковно-общественые вопросы.

С 30-ти с чем-то лет Арсений Иванович становится членом Московского духовного совета при архиепископе Савватии. Без его организационного и денежного содействия не проходит ни один собор, ни один старообрядческий съезд. Ведя в эти годы самую широкую торговую, промышленную, строительную деятельность, о которой здесь уже немало говорилось, лично вникая во все дела, Морозов находит время для участия в работе старообрядческого братства Св.Креста Господня, для обучения и подготовки устроенного им хора церковного знаменного пения, для стоительства и содержания больниц и училищ.

Когда царским манифестом от 17 апреля 1905 г. старообрядцам была предоставлена свобода вероисповедания, Морозов, уже шестидесятилетний, с неутомимой бодростью занялся храмоздательством. В одном лишь Богородске и его предместьях он строит 4 старообрядческих храма, главный среди которых – большой трехпрестольный храм во имя пророка Захарии, исполненный по проекту И.Е.   Бондаренко в традициях древнего новгородского зодчества. На его деньги создаются около полутора десятков (точное число теперь трудно установить) старообрядческих храмов на землях Богородского уезда.

Напомню, что Богородский уезд начала века – это очень большая территория, включающая полностью или частично земли нынешних Ногинского, Павлово-Посадского, Щелковского, Орехово-Зуевского, Сергиев-Посадского районов. Это уезд с самым большим процентом старообрядческого населения по всей России. И в то же время это самый промышленный уезд Московской губернии. В сегодняшних докладах говорилось о том, какие большие фабрики вырастали на богородской земле, привлекая в города десятки тысяч бывших крестьян. Из своих деревенских общин, из привычных условий жизни, из-под влияния многовековых патриархальных устоев, обычаев и верований люди уходили в цеха, в казармы, в суету городской жизни. Повсеместно в России это сопровождалось падением религиозности и нравственности, исконных понятий о почитании церкви, властей, родителей. Создавались те условия, которые подготовили революцию, гражданскую войну и богоборчество. Не видеть этого было невозможно уже тогда. Надо заметить, что для старообрядчества этот процесс был особенно опасен, потому что христианская вера и нравственность в среде староверов поддерживалась почти одной только общинной и семейной традицией. Религиозность большинства народа, принадлежавшего к господствующей церкви тоже была в основном традиционной, но там вера поддерживалась постоянно выходившими духовными книгами и журналами, семинариями и училищами, миссионерами и т.д. Старообрядчество было в гораздо худшем положении: церковное обучение в старообрядческих традициях официально было запрещено, преследовалось властями и велось лишь в семьях. А внешних влияний старообрядчество старалось избегать, опасаясь повреждения чистоты веры. Поэтому главными воспитателями были семья и община. И уход из этой привычной среды для старообрядцев бывал очень болезненным.

Здесь надо сказать об одном событии, которое очень сильно подействовало на старообрядчество Богородского уезда и много значило для формирования религиозного характера Арсения Ивановича.

В 1860-е годы именно в этом уезде в старообрядчестве произошел раскол. Поводом для него послужило т.н. «Окружное послание», подписанное московским старообрядческим архиепископом Антонием и рядом других епископов. У меня нет возможности подробно рассказывать о его содержании. Говоря в общем, оно предостерегало старообрядцев от враждебности и излишнего фанатизма по отношению к господствующей церкви, от порой несправедливых резких полемических суждений, увлекаясь которыми некоторые неразумные «ревнители» сами отходили от истины древлеправославной веры, от Христовых заповедей. Дело в том, что в предшествующие времена, особенно в периоды усиления гонений, полемика между двумя лагерями в русском православии доходила до крайней враждебности. Авторы некоторых обличительных трактатов как с той, так и с другой стороны, могли, например, обвинять своих противников в том, что они через молитву и совершение тех или иных церковных обрядов служат не Богу, а дьяволу. Такого рода оскорбительные, доходящие до кощунства выпады легко подхватывала народная молва. Вражда и нетерпимость закреплялись в сознании русских людей, как старообрядцев, так и новообрядцев. Против этих печальных явлений и выступило «Окружное послание». Но хотя непредвзятому разуму была ясна его благая цель, немалая часть староверов, особенно в общинах Богородского уезда, в местности, называемой «Гуслица», резко его отвергала. Эти несогласные обвинили епископов, издавших «Окружное послание», в отступлении от истинной веры и отделились от них. Архиепископ Антоний попытался задним числом отказаться от послания, которое вызвало такую неожиданную реакцию, но преодолеть раздор так и не смог. Этот раздор затянулся на столетие, перейдя и в другие части России. Все старообрядческое Подмосковье оказалось разделенным на две партии – «окружников» и «неокружников», т.е. сторонников и противников «Окружного послания».

Говоря о причинах церковных разногласиий, трудно делать обобщения, ибо здесь самые искренние, выстраданные убеждения, самая горячая вера подчас сплетаются с темными страстями, с властолюбием, а то и с материальными расчетами. Но я позволю себе одно обобщение, грубое, но в немалой степени верное. «Неокружники» (особенно их духовенство) были настроены на замыкание, на «глухую оборону» перед миром в общественной жизни, в экономике, в сознании и правах, которые отодвигали в прошлое привычный уклад жизни и такое ставшее привычным закрытое и приниженное положение старообрядчества, к которому оно притерпелось за два столетия. Они уклонялись от всякого, даже полемического диалога с господствующей церковью и, по возможности, даже от делового или бытового общения со всеми нестароверами. Постоянно опасаясь какого-то подвоха со стороны властей, большинство «неокружников» уже после дарования религиозных свобод в 1905 г. отказывались от юридиче­ской регистрации приходских общин. Все это приводило к тому, что самые жизненно активные, а также наиболее богатые люди постепенно покидали ряды «неокружников», переходя в противоположный лагерь. Среди таких можно назвать семью Рябушинских, «фарфорового короля» М.С.   Кузнецова.

Что касается «окружников», то в их среде такие активные люди, особенно, видные предприниматели, имели очень большой вес. Они выступали за всемерное участие старообрядцев в общественных делах, в органах управления, за открытость церковной жизни, за то, чтобы правда древнего православия, исконные, здоровые духовные начала становились известны всему русскому народу и служили его нравственному обновлению. Арсений Иванович стал признанным вождем «окружнической» партии в подмосковном старообрядчестве. Впрочем, он не был богословом, не был духовным лицом. Это был предприниматель и общественный деятель. И его церковная позиция выражается в его конкретных делах.

Уже говорилось о том, как влиял на рабочих отрыв от привычной религиозно-бытовой среды. Арсений Иванович боролся с этим своими средствами. Во-первых, построенные им в Богородске казармы для рабочих славились образцовым порядком, чистотой и удобством; сама жизнь в них приучала к дисциплине и ответственности. Но при этом Морозов считал, что даже самое удобное общежитие не являлось нормальной жизненной средой. Он всячески способствовал тому, чтобы каждый рабочий мог построить свой дом, имел участок земли, жил семейно, самостоятельно, по-хозяйски. Как вспоминали бывшие работники Морозовских фабрик, Арсений Иванович стремился лично знать жизнь каждого из многих сотен и тысяч своих людей. Пристально следя за их поведением, первоочередное внимание он уделял их отношению к церкви, причем особенно был требователен в этом к старообрядцам. Говорят, что некоторые хитрецы, изучившие пристрастия своего хозяина, специально старались приходить в церковь в праздник к самому началу службы, покупать самые дорогие свечи и класть на тарелку больше других. Они знали, что это не скроется от зорких глаз Арсения Ивановича, который любил и приближал людей религиозных и щедрых на церковь.

Еще из рассказов о Морозове запомнилось то, как он верхом на лошади объезжал свои фабрики. Он смотрел не только за тем, чтобы рабочие не отлынивали и не пьянствовали. Увидев человека, неприлично, вызывающе одетого, развязного в поведении, услышав похабную шутку, черное или матерное слово, Морозов мог запросто отхлестать рабочего плеткой. Впрочем, гораздо больше, чем хозяйской плетки, боялись увольнения с фабрики. И за строгость Арсения Ивановича уважали не меньше, чем за его заботу о людях.

Морозов до последнего дня жизни был убежденным, горячим старообрядцем. Но он понимал, что индустриализация несет угрозу христианству вообще. Поэтому он заботился о духовных запросах не одних только старообрядцев. При Богородско-Глуховской мануфактуре была и новообрядческая церковь. Новообрядческая церковь существовала и при богадельне для рабочих-инвалидов и престарелых, устроенной Морозовым в деревне Кузнецы. Походный алтарь для этой церкви был подарен Морозову великой княгиней Елизаветой Федоровной.

В городе действовало благотворительное общество, специально заботившееся о состоянии тюрьмы. Арсений Иванович был одним из его самых видных членов. Общество носило имя в.кн.Елизаветы Федоровны. (Вообще, судя по некоторым сведениям, вел.княгиня Елизавета, вдова убитого революционерами в 1905 г. брата царя – вел.   князя Сергея Александровича, которая сама была настоящей подвижницей христианского милосердия, поддерживала с семьей Морозовых многолетнюю связь и относилась к благотворительным делам Арсения Ивановича с глубоким уважением. Морозов вместе с другими богородскими промышленниками и купцами принимал активное участие в благоустройстве Богородской уездной тюрьмы. Современники говорили, что это тюрьма не русского, а американского типа, и затруднялись указать другую тюрьму в России, сравнимую с нею по человечности обращения, порядку и чистоте. При Богородской тюрьме в 1890-е годы была построена церковь, естественно, официальная , ибо в то время об открытом строительстве старообрядческой церкви не могло быть и речи. Но среди заключенных, как и среди всего населения уезда, немалой частью были выходцы из старообрядческих семей. Они тоже должны были посещать тюремный храм по обще му для всех распорядку, независимо от желания. И вот Морозов берет на себя изготовление икон для церкви: он жертвует иконостас, исполненный в строгой старообрядческой традиции. У других попечителей и местного духовенства господствующей церкви это, скорее всего, не вызвало возражений, ибо в Богородском уезде не только староверы, но и все остальное население предпочитало иконы древнерусского письма. Теперь иной парень-гусляк, попавший в кутузку за воровство или пьяную драку, часто равнодушный, по духу времени, к вере – что к старой, что к новой – мог начать свое возвращение к Богу, к заветам отцов с молитвы в тюремной церкви, перед родными, знакомыми с детства старинными иконами.

Наверное, за триста лет раскола в русской церкви, это был единственный случай, когда старообрядцы и новообрядцы, никем не принуждаемые, не поступясь убеждениями, вместе строили и украшали один храм.

Известно, что еще до разрешения открытых старообрядческих богослужений, в праздничные, особенно в пасхальные и святочные дни в тюрьму к заключенным приходили «славить Христа» певчие Морозовского старообрядческого хора. А после 1905   г. Арсений Иванович добился и разрешения на посещение заключенных-староверов своим старообрядческим священником.

Пришло время сказать и о знаменитом Морозовском хоре. Он просуществовал при Богородско-Глуховской мануфактуре более 30 лет на средства Арсения Ивановича и при его ближайшем участии. Морозов лично отбирал для хора способных детей, юношей и девушек из семей своих работников-старообрядцев. Хор возник еще тогда, когда старообрядческое богослужение совершалось чаще всего в домовых, походных церквах и моленных, под угрозой полицейских облав; когда, казалось, было не до особой заботы о красоте и художественности пения. Морозова же очень занимала именно эта художественная сторона. Он хотел, чтобы живое древнерусское наследие не засыхало и не вырождалось из-за неблагоприятных обстоятельств гонительного времени и по небрежению или малоучености певцов. Еще в 1884 г. для этих целей Морозов способствовал изданию «Обществом любителей древней письменности» шеститомного «Круга знаменного церковного пения» – самого содержательного сборника знаменитых распевов, выходившего когда-либо из печати. В то время, как для издателей этот сборник представлял в основном историко-научный интерес, сам Морозов делал его практическим руководством для своих певцов, скупив большую часть тиража и снабдив этой книгой многие старообрядческие храмы и общины.

После 1905 года, открыто участвуя в храмовой службе, певцы Морозовского хора много ездили по всей России с концертами знаменного пения, которые неизменно собирали большое число слушателей. Эти концерты, а также первые грамофонные записи старообрядческого пения, много способствовали оживлению интереса к древнему церковному наследию в русском обществе.

Нельзя умолчать о том, что знатоки древнего пения порой упрекают морозовцев в некоторой «модернизации» знаменного пения, в использовании нетрадиционных для старообрядчества и для древней Руси певческих приемов. Осмелюсь предположить, что на это осовременивание Арсений Иванович, главный вдохновитель своего хора, шел сознательно. В пору растущего неверия, преклонения перед прогрессом и техникой, он хотел, чтобы красота древнего богослужения была доступна и близка человеку современной культуры, современного ритма и образа жизни – интеллигенту, предпринимателю, рабочему. Приходилось делать некоторые шаги навстречу «духу времени»; тем более, что в начале века Морозовский хор стал чисто молодежным.

Воспитание старообрядческой молодежи – еще один важный аспект деятельности Морозовского хора. Выученные в нем певцы впоследствии создавали молодежные и детские хоры при очень многих старообрядческих общинах, не только в Подмосковье, но и по всей России. Такие хоры были почти при всех храмах, к созданию которых был причастен Арсений Иванович. Их назначение не исчерпывалось церковной службой. Они становились кружками для общения, взаимной поддержки, совместного духовного обучения верующей молодежи. Теплые воспоминания о времени, проведенном в этих хорах, их участники сохраняли до самой глубокой старости.

Арсений Иванович первым издал учебники закона Божия для старообрядческих школ. Эти издания были поручены, к сожалению, случайным людям, и оказались решительно неудачны. Морозов всегда лично контролировал все дела, в которые вкладывал деньги; а в этом он сплоховал, ибо сам глубокого религиозного образования не имел, и поэтому не смог заметить в этих книгах вопиющих погрешностей и ошибок. Но он понимал недостаточность старорусского домашнего религиозного воспитания, которое получил сам. Поэтому он добился того, что в основных средних и средне-специальных учебных заведениях Богородска был законоучитель не только от господствующей церкви, но и от старообрядческой. Ученики-старообрядцы в школах Богородска не испытывали никаких притеснений в вере, что в России после 1905 года оставалось редким, почти исключительным явлением.

Все сказанное – лишь малая часть того, что можно было бы рассказать об Арсении Морозове, как о церковно-общественном деятеле старообрядчества. Сам того не осознавая до конца, Морозов своей деятельностью затронул очень большую проблему – прблему органичного врастания древнеправославного духовного наследия, системы традиционных русских религиозно-нравствен­ных ценностей в городскую техническую цивилизацию 20-го века. Он делал все для того, чтобы эти ценности оставались основой, стержнем жизни, источником нравственных и творческих сил современного человека. Повторяю, Арсений Иванович не был богословом, духовной грамотности ему очень не хватало. При этом ему с избытком хватало честолюбия и купеческого своеволия, и это печально отражалось на многих его церковных деяниях.

После Октябрьской революции судьба церковно-обществен­ных трудов Арсения Ивановича была более чем печальна. Совет ская власть сохранила созданное Морозовым мощное текстильное объединение; из среды морозовских кадров вышли многие виднейшие деятели советской легкой промышленности. Его фабрики получили дальнейшее развитие. Но – уничтожены были все до единой созданные им церкви. Исчезли собрания древних икон и певческих книг; распались общины и хоры. И все это произошло на глазах самого Арсения Ивановича – в течение 20-х–начале 30-х годов. В последующую эпоху старообрядчество продолжало существовать так же, как и до Морозова – только за счет большего или меньшего сохранения традиции. Это уже в конце прошлого века было его слабостью, хотя и не всеми осознавалось. Это в тысячу раз более очевидно теперь, через сто лет. Может быть, наконец, пришла пора для богословского и церковно-практического осмысления тех вопросов, от которых не отворачивался в свое время Арсений Иванович. Эти вопросы касаются не только старообрядцев; они стоят перед всеми болеющими о судьбах христианской веры в России.

Я надеюсь, что если история русского народа еще не окончена, то Божий промысел выдвинет достойных деятелей нашего духовного возрождения. И для них опыт церковно-общественной деятельности Морозова будет очень полезен и поучителен.

Поделитесь с друзьями