Усадебные постройки А.В. Кузнецова для семьи Морозовых

М.В.  Нащокина, канд. архитектуры, ВНИИ теории архитектуры и градостроительства

Усадебные постройки А.В. Кузнецова немногочисленны, но они образуют в московской архитектуре начала XX в. необычную стилистическую группу, до сих пор не изученную. В нее входят дома Арсения Ивановича Морозова и его сыновей – Петра Арсеньевича и Сергея Арсеньевича Морозовых в Глуховском парке в окрестностях подмосковного Богородска и усадьба Льялово Николая Давыдовича Морозова, расположенная в 40  км от Москвы по С.-Петербургскому шоссе. Все они построены приблизительно одновременно – в конце 1900-х годов, когда из архитектурной практики уходил стиль модерн и широко внедрялся неоклассицизм, обращенный к наследию русского ампира. Однако, усадебные постройки Кузнецова резко отличны от большинства произведений позднего модерна и лишены даже намека на неоклассику. Попробуем определить их стилистические источники.

Как известно, феномен русского модерна сложился под влиянием многих западноевропейских модификаций нового стиля, которые, сменяя друг друга, предопределили его развитие. Причем, последовательность их адаптации в отечественной архитектуре заметно отличалась от исторической хронологии. В Центральной Европе первый толчок к поиску новых форм дало английское «Движение искусств и ремесел», опиравшееся на идеи и деятельность У. Морриса (знаменитого художника, архитектора, поэта, ученика и последователя Д. Рескина, идеолога новой «органической» архитектуры, основанной на традициях средневековья), ставшие базой общеевропейского развития стиля. В России английское влияние, затронув пространственный строй произведений поздней эклектики (прежде всего, «викторианские» особняки Ф. Шехтеля 1890-х годов), растворилось в начале XX в. в потоке заимствования декоративно насыщенных форм франко-бельгийского Ар Нуво, а затем – мощном воздействии мастеров Венского Сецессиона. Лишь во второй половине 1900-х годов в русской архитектурной среде обозначился интерес к специфике английского модерна.

Особое внимание вызвала эстетика загородного английского жилища, его художественно-пространственного построения, оборудования, меблировки и оформления. Впервые декларированная в знаменитом «Ред Хаузе» Ф. Уэбба, У. Морриса и Э.   Берн-Джонса, она была развита в работах их учеников, хорошо известных в России. Это наглядно обнаруживает книга В.П.   Апышкова «Рациональное в новейшей архитектуре» (1905) – своеобразный свод идей и приоритетов русского модерна. В ней английской архитектуре конца XIX –начала XX в. уделено значительное место. Характеризуя жилые постройки последователей Морриса – Войси, Уолтера, Байли-Скотта и других, – Апышков подчеркивает их простоту, связь с традициями и природным ландшафтом, целесообразность конструкций и строительных материалов, взаимообусловленность внутреннего и внешнего строя. Благодаря этим качествам, он считал, загородные английские дома намечают дальнейшие пути развития архитектуры.

Акцентируя рационализм и функциональность создания английских зодчих, Апышков дал им неожиданную стилевую характеристику: «Если мы будем искать стиля в их произведениях, то не найдем его, так как ни к одному из известных нам стилей здания их не подходят» [1] . Этот, по-своему курьезный, вывод красноречиво говорит о том, почему на первом этапе развития русского модерна английский опыт оказался менее существенным и применимым в русских условиях. Первые годы XX в. модерн в России развивался и распространялся, прежде всего, как ярко характерный стиль внешней декорации, а в этом аспекте английский мо дерн, в самом деле, почти не имел «стиля». Лишь во второй половине 1900-х годов, когда русская архитектурная мысль серьезно обратилась к проблеме внутренней целесообразности архитектурных форм и конструкций, ценность английского опыта стала очевидной. Тогда же появились попытки его стилистического освоения.

Дома Морозовых в Глухове как раз и представляют это направление позднего московского модерна. По своей внешней простоте и принципам построения они близки английским коттеджам. Их объемно-пространственная композиция продиктована внутренней структурой, а облик почти лишен декоративных элементов. Выразительность фасадов достигается ясностью и лаконизмом форм.

Дом Арсения Ивановича Морозова (1907–1908 гг. /?/) более традиционен по своим плановым характеристикам. Достаточно сказать, что его пространственным ядром была домовая старообрядческая моленная, что, конечно, является сугубо национальной чертой. Ее восточная стена выступала в парк и была акцентирована трехчастным окном со скошенными верхними углами. Если в форме этого окна также можно было усмотреть приверженность традиции, то расположенный над ним небольшой деревянный трапецевидный в плане эркер с мелкой расстекловкой окон «в клеточку» был явно заимствован из английской архитектуры. Центральная часть здания была подчеркнута в силуэте повышенной вальмовой кровлей с заломом. Сложной формы кровля была возведена и над главным входом, располагавшимся на одной оси с моленной. Сочетание этих выразительных объемных покрытий намечает еще одну стилистическую параллель, присущую постройкам А. В. Кузнецова. Это, с одной стороны – голландские сельские дома, с другой – американские коттеджи, которые именно в эти годы все сильнее приковывали к себе внимание европейцев. (Конец XIX –начало XX в. был отмечен появлением многочисленных малоэтажных загородных домов Ф.Л.   Райта – «домов прерий», во-многом базировавшихся как непосредственно на достижениях англичан – Войси, Шоу, Байли-Скотта, так и, опосредовано, на творчестве их американского последователя Г. Ричардсона. В домах Райта, как правило, была ясно обозначена ярусность – каменное основание, ленты окон и массивная, чаще всего определяющая характер постройки, крыша.) В этом аспекте облик дома А.И.   Морозова сопоставим с еще одним подмосковным сооружением – дачей В.А.   Носенкова в Иванькове (1908–1909 гг., арх. В. Симов, Л. Веснин), восходящей к американским образцам.

Архитектурное убранство интерьеров этого дома строилось на контрасте темного мореного дерева и оштукатуренных поверхностей. Простота и элегантность отделки вестибюля и комнат чувствуются даже сейчас, несмотря на многочисленные утраты и переделки здания. Особенно интересна гостиная с лаконичным по форме и отделке камином, вновь возвращающая нас к голландским и английским ассоциациям.

Более последовательно английская ориентация проявлена в доме   П.А. и С.А.   Морозовых (1908 г.). Его сложный асимметричный план и остроконечные щипцовые кровли снова вызывают в памяти произведения Войси, Шоу, Байли-Скотта и др. Однако и здесь прочитываются мотивы американской архитектуры. Ритмичная организация стен вертикальными строчками оконных проемов, окаймленных темным мореным деревом, необычна для английской архитектуры и скорее восходит к свободному полистилизму североамериканских загородных вилл конца XIX –начала XX в. Для декорировки окон дома А.В.   Кузнецовым применена интересная накладная деревянная конструкция с подоконными филенками, рельефный геометрический орнамент которых предвосхищает мотивы европейского Ар Деко.

В объемно-пространственном решении постройки обращала на себя внимание полукруглая в плане остекленная веранда первого этажа, плоское покрытие которой служило балконом для жилых помещений второго этажа. Ее выступающий в парк объем способствовал более органичному сопряжению дома с окружающей природой. Эту связь поддерживали и несколько балконов паркового фасада, откуда открывался вид на окрестности, разбитые перед домом боскеты и цветочные клумбы. Трактовка, пропорции и ритмический строй веранды имеют многочисленные близкие аналогии в архитектуре немецкого Югендстиля, хорошо известного Кузнецову, окончившему Берлинский политехникум. Однако, некоторая мозаичность формальных источников архитектуры дома не умаляет его несомненных архитектурных достоинств. Это один из лучших образцов позднего русского модерна, отразивший самые передовые объемно-пространственные, функциональные и декоративные идеи своего времени. К сожалению, до наших дней сохранилась лишь небольшая часть этого здания, что не дает возможности ощутить это в полной мере, а также охарактеризовать его интерьеры.

К обозначенному кругу англо-американских прототипов восходил и великолепный «Дом садовника» (1910–1912 гг. /?/) в усадьбе Льялово («Морозовка»), видимо, построенный Н.Д.   Моро­зо­вым для знаменитого ботаника и садовода Роберта Эдуардовича Регеля (1867–1920   гг.) – директора Ботанического сада при Московском университете, создавшего здесь садово-парковый ансамбль. Формы этой деревянной постройки с массивной вальцовой кровлей были лаконичны и очень просто обработаны – ее стены были сложены из бревен, а крыша покрыта лещадью, что характерно как раз для английского загородного строительства. Юго-западный фасад был раскрыт в парк огромными остекленными плоскостями. Выступающий эркер имел остекление по всему периметру, перемежающееся лишь неширокими импостами. На уровне второго этажа на главном фасаде было устроено гигантское пятичастное окно, заполнявшее все пространство между продольными стенами дома. Это фактически ленточное остекление соединяло пространство интерьеров с окружающим ландшафтом, делало окрестный пейзаж составной частью их отделки. Зная незаурядное мастерство Регеля, можно предположить, что перед своими окнами он создал совершенные законченные парковые картины, которые, будучи заключены в «рамку» окон, изнутри воспринимались как своеобразные «живые» гобелены или настенная живопись.

Главный дом усадьбы (1908–1909 гг.) был уникальной постройкой, соединявшей в себе несколько западноевропейских источников формообразования.

Мастерский план обоих этажей дома со множеством разных по форме и отделке помещений был объединен обширным пространством центрального холла. Его английские корни были подчеркнуты зодчим – его название (единственное среди прочих) было написано на чертежах по-английски. Хотя плановое решение дома Н.Д.   Морозова нельзя в полной мере сопоставить со знаменитыми свободными «перетекающими» пространствами «дома прерий» Ф.Д.   Райта, тем не менее, элементы такого подхода здесь обнаруживаются. Пространство холла как бы «затекает» в самые дальние углы дома, объединяя его многочастную структуру в единое целое. О важности плана для архитектурного творчества сам Кузнецов писал: «План является ключом всей пространственной системы сооружения» [2].

Внешний облик льяловского дома, составленный из множества объемов и пристроек, эркеров и башенок, балконов и террас, лестниц и переходов, был безусловно формальным и стили­стическим уникумом в московской архитектуре начала XX века. Это был монументальный фахверковый замок с выразительным силуэтом черепичных кровель, остроконечной шатровой башней и каминными трубами. Разнообразие примененных строительных материалов и конструкций – естественного камня, бревенчатого сруба, оштукатуренных бревенчатых стен, фахверка (от простых стоек до сплетающегося в сложный орнамент) – создавало образ почти сказочного сооружения, объемно-простран­ствен­ная композиция которого предоставляла зрителю при круговом обзоре, казалось бы, бесконечное количество самоценных визуальных комбинаций. Яркая образность дома восходит к несколько иным прототипам. Прежде всего, это немецкие и другие североевропейские (голландские, фландрские) особняки второй половины XIX в., реализовывавшие устремленность своего времени к возрождению романских и готических традиций. Заметим, что в среде московских зодчих А.В.   Кузнецов считался одним из лучших интерпретаторов готики [3]. Высоко оценивая ее создания, он полагал ее «лучшей и правдивейшей эпохой архитектуры, с высоко развитой техникой, с большою ясностью изображающей внешними формами структуру здания и действующие в нем статические усилия – правдивым союзом техники и искусства» [4]. В этом взгляды зодчего были созвучны убеждениям Ф.Л.   Райта, декларировавшего в 1910 г.: «Возрождение готического духа необходимо в искусстве и в архитектуре современности... Я вижу этот дух в органическом характере формы»   [5]. Другими словами, готические образы волновали ведущих зодчих начала XX в. именно в плане выраженной в них функциональной, конструктивной взаимообусловленности и рациональности.

Благодаря пристальному вниманию к готике, в русской архитектуре того времени сложился довольно обширный круг проектов и построек, восходивших не только к немецким и голланд­ским, но и к английским и американским фахверковым домам. Например, так называемый «американский дом» (1901   г., арх. Л.Н. Кекушев) в усадьбе Райки под Москвой, первый проект особняка В.Д. Носова (1903 г., арх. Л.Н. Кекушев) в Москве, многие дачные постройки под Петербургом и некоторые под Москвой. Среди них дом Н.Д. Морозова, безусловно, кульминационное воплощение этой тенденции, ее наиболее развернутая и полнокровная реализация.

Постройки усадьбы Льялово («Морозовка») сгорели во время Великой Отечественной войны (исключение составляют несколько хозяйственных сооружений), поэтому судить об интерьерах главного дома сейчас трудно. Немногочисленные фотографии позволяют лишь констатировать, что часть их была выполнена также в голландском стиле.

Намеченные стилистические параллели усадебных построек Морозовых раскрывают перед нами особый пласт западноевропейских архитектурных прообразов, тем более интересный, что его заказчиками оказались члены известной купеческой династии, относящейся к старообрядчеству. Установить связь между стилем этих сооружений и условиями заказа – задача дальнейших исследований.

1  Апышков   В.П. Рациональное в новейшей архитектуре. СПб., 1905, с. 20.

2  Цит. по: Волчок   Ю.П. «Архитектура – гармония науки и искусства». Концепция тектоники А.В.   Кузнецова. В сб.: Проблемы истории советской архитектуры. М., 1976, с. 12.

3  Архитектурная Москва, 1911, Вып. 1, с. 17.

4  Кузнецов   А.В. Дом Политехнического общества, состоящего при Императорском Московском техническом училище.//Зодчий, 1909, №   7, с.   66.

5  Ausgefuhrte Bauten und Entwurfe von Frank Lloyd Wriqht.- Berlin, Wasmuth. –1910 (Das Vorvort).

Поделитесь с друзьями