Московские банки и Морозовы

Ю.А. Петров, Институт росийской истории РАН

Акционерные коммерческие банки в Москве появились на рубеже 1860–1870-х годов, будучи вызваны к жизни потребностями экономического развития Центрального промышленного района. Отличительной особенностью трех «старых», возникших в этот период банков (Купеческого, Учетного и Торгового) являлось то, что созданы они были торгово-промышленными предпринимателями, главным образом текстильными фабрикантами, направлявшими банковскую кредитную политику в интересах своих фирм¹. «Старыми» они назывались в отличие от банков новой волны, возникших в Москве в начала XX в. (Соединенный, Московский Рябушинских, Частный и др.). Самое активное участие в организации «старых» банков приняла ведущая текстильная династия Москвы в лице Т.С. Морозова.
Особенно прочные связи у Морозовых сложились с Московским Купеческим банком – крупнейшим кредитным учреждением первопрестольной, пользовавшимся репутацией банка деловой элиты. Созданный в 1866 г. по инициативе известного столичного предпринимателя В.А. Кокорева банк привлек внимание лидеров деловой Москвы. В числе его учредителей наряду с Кокоревым, П.М. Третьяковым, тогдашним председателем Московского Биржевого комитета И.А. Ляминым вошел и Т.С. Морозов. Вскоре та же группа предпринимателей учредила Московское Купеческое общество взаимного кредита – ведущее учреждение взаимного кредита в стране, совет которого возглавил Т.С. Морозов. Пользовавшийся высоким авторитетом основатель ветви «тимофеевичей» был приглашен учредителем и в Московский Торговый банк, основанный в 1870 г. Н.А. Найденовым. Тот в 1871–1876 гг. являлся заместителем Тимофея Саввича на посту председателя Московского Биржевого комитета, а в 1877–1905 гг. возглавлял главную представительную организацию московских предпринимателей² .
С помощью созданных ими банков торгово-промышленные круги проводили масштабные финансовые операции. Так, в 1869–1870 гг. сложившийся кружок в составе Т.С. Морозова, Лямина, Кокорева и Ф.В. Чижова выкупил у казны Московско-Курскую ж.д., получив в Купеческом банке огромную по тем временам ссуду в размере 1 млн. руб.³ Из Московского Купеческого общества взаимного кредита, где Т.С. Морозов до 1878 г. состоял председателем совета, а упомянутый Ф.В. Чижов возглавлял правление, в кредит хозяевам железной дороги было выделено около 1,5 млн. руб.⁴ В конце 1870-х годов Т.С. Морозов покинул вслед за Купеческим обществом и Торговый банк, сосредоточившись на работе в Купеческом банке, где он регулярно до 1885 г. избирался членом совета и состоял крупным акционером-пайщиком, руководя одновременно фамильной Никольской мануфактурой.
После кончины Т.С. Морозова в 1889 г. его наследники сохранили тесную связь с главным коммерческим банком Москвы. Вдова Мария Федоровна Морозова в 1890-х годах состояла одним из ведущих акционеров банка, владея 23 паями из общего их количества 1 тыс. По традиции паи банка были распределены мелкими пакетами между широким кругом держателей, главным образом из предпринимательских слоев, количество которых к концу 1890-х годов равнялось примерно 250, и основная масса владела 1–5 паями банка. Поэтому 23 пая М.Ф. Морозовой были едва ли не самым крупным пакетом⁵ . Помимо Московского Купеческого вдова Т.С. Морозова являлась также крупным акционером Петербургского Волжско-Камского банка, организованного в 1870 г. тем же Кокоревым и пользовавшегося у московских деловых кругов репутацией «своего» заведения, охотно кредитовавшего торговцев и промышленников первопрестольной. После кончины в 1911 г. М.Ф. Морозовой в составе ее наследственного имущества значились и акции Волжско-камского банка на общую сумму 541,8 тыс. руб. курсовой стоимости⁶ .
Новое поколение «тимофеевичей» сохранило близкие отношения с Купеческим банком. Правда, в 1890 г. Савва Тимофеевич предпринял попытку основать собственный банк, представив в Министерство финансов проект Московского Торгово-Промышленного банка, однако его инициатива не получила одобрения в верхах⁷. Помимо С.Т. Морозова учредителем задуманного банка намеревался стать и представитель морозовской ветви «захаровичей» директор Компании Богородско-Глуховской мануфактуры Давид Иванович Морозов. С начала 1890-х годов Савва Тимофеевич вместе с братом Сергеем и женой Зинаидой Григорьевной значился пайщиком Московского Купеческого банка, но, в отличие от отца, активной роли в нем не играл и не входил в органы банковского управления. Вместе с женой и братом ему принадлежало 14 паев. Кроме того, пайщицами значились дочери Т.С. Морозова – Юлия Т. Крестовникова (5 паев), Анна Т. Карпова (4) и Александра Т. Назарова (5).
Не менее прочные позиции среди акционеров Купеческого банка занимали представители «абрамовичей», хозяев знаменитой Тверской мануфактуры. Давид Абрамович Морозов в начале 1890-х годов владел 13 паями и одновременно состоял членом совета банка. После кончины в 1893 г. его заменил на этом посту директор Товарищества Тверской мануфактуры Н.П. Алексеев, который одновременно вплоть до своей смерти в 1903 г. заседал и в совете Московского Торгового банка, представляя интересы Морозовых-«абрамовичей» в кредитном учреждении Найденова. Варвара Алексеевна, урожденная Хлудова, вдова Абрама Абрамовича Морозова, держала 6 паев банка, акционерами являлись и трое ее сыновей – Иван (2 пая), Михаил (2) и Арсений (также 2 пая) Абрамовичи. «Захаровичи» среди пайщиков Купеческого банка были представлены директором Богородско-Глуховской мануфактуры Евстафием Васильевичем Морозовым.
В списках пайщиков и составе органов банковского управления Морозовы продолжали значиться вплоть до 1917 г., расширив свое представительство и в других финансовых компаниях Москвы. Е.В. Морозов с 1900-х годов являлся членом совета Московского Учетного банка, который контролировался немецкими по происхождению предпринимателями – Кнопами и Вогау. Внук Т.С. Морозова А.Г. Карпов был приглашен Рябушинскими в совет созданного ими в 1912 г. Московского банка, по замыслу учредителей призванного объединить крупнейших фабрикантов Центрального района. В совете Московского банка Карпов заседал вместе со своим дальним родственником, руководителем Богородско-Глуховской компании и известным старообрядческим деятелем Петром Арсеньевичем Морозовым.
Совет Купеческого банка в 1903 г. возглавил зять Т.С. Морозова Григорий Александрович Крестовников, женатый на Юлии Т. Крестовниковой. Совет пополнился также представителем ветви «абрамовичей» – Иваном Абрамовичем, хозяином Тверской мануфактуры и известным собирателем французской живописи. По имеющимся сведениям о пайщиках Купеческого банка на 1914 г.⁸ среди 400 акционеров, владевших 2 тыс. паев на общую сумму 15 млн. руб., Морозовы по-прежнему играли одну из первых ролей. С кончиной Михаила Абрамовича (1903), Саввы Тимофеевича (1905), Арсения Абрамовича (1908) и Марии Федоровны (1911) их паи перешли к наследникам, ставшим новыми пайщиками. К 1914 г. акционеров с фамилией «Морозов» в списке пайщиков Купеческого банка значилось 12 человек, и все они представляли различные ветви знаменитой династии. Если же учесть представителей клана по женской линии (например, акционерами банка значились 4 взрослых сына А.Т. Карповой и двое – А.Т. Назаровой), то количество членов семейного клана в составе пайщиков превзойдет 20 чел. или около 5 % всех акционеров.
Банковские акции приносили солидный дивиденд и потому являлись притягательным объектом для инвестиций морозовских капиталов. Но прямое участие Морозовых в органах банковской администрации имело и иную подоплеку – членство в совете служило предпосылкой щедрого банковского кредитования. Основным его каналом, насколько можно судить, было кредитование вексельное (учет и ссуды под векселя). Об объеме и динамике его позволяет судить уникальное в своем роде дело, сохранившееся в архивном фонде Богородско-Глуховской мануфактуры. Дело, имеющее заголовок «Выписка учетов в Московском Купеческом банке в 1867–1890 гг.», содержит погодные данные о размере вексельного кредитования⁹.
На основании этих материалов можно судить, насколько банковское кредитование следовало за изгибами промышленной конъюнктуры. С момента открытия банка и до 1877 г. операции шли по восходящей, сумма учета с 62 тыс. руб. в год возросла до 870 тыс. или в 14 раз. Однако последовавшее снижение конъюнктуры вследствие русско-турецкой войны и падения покупательной способности населения снизило этот показатель до 440 тыс. руб. в 1880 г. Наметившийся в начале 1880-х годов промышленный подъем, связанный с усилением сбыта товаров, привел к новому скачку учетной операции, объем которой в 1884 г. достиг 1294 тыс. руб. или втрое больше, чем в 1880 г. К концу же 1880-х годов он возрос до 1,3–1,8 млн. руб., отразив устойчивую тенденцию к повышениюы на мануфактурном рынке. Нет сомнений, что и другие предприятия Морозовых пользовались не меньшими кредитами по вексельной операции, однако о размерах их не позволяет судить плохая сохранность архивных фондов московских банков.
Помимо вексельных кредитов московские банки оказывали предприятиям Морозовых и иные финансовые услуги. В литературе существует мнение, принадлежащее видному историку российских банков И.Ф. Гиндину, что морозовские мануфактуры, олицетворение крупного текстильного капитала, обладали громадными внутренними ресурсами и потому не нуждались в банковском финансировании в основной капитал, ограничиваясь регулярным промышленным кредитованием в оборотные средства. Ресурсы же эти накапливались благодаря высоким прибылям, оседавшим на амортизационных счетах баланса под видом «запасных», «резервных» и прочих капиталов¹⁰. Вопрос о финансовой организации ведущих текстильных предприятий России и прежде всего морозовских еще ждет своего исследователя. Здесь мы ограничимся некоторыми конкретными наблюдениями.
Предприятия эти действительно обладали внушительной финансовой базой. Так, ведущая текстильная фирма «викуловичей», Товарищество мануфактур Викулы Морозова, на рубеже ХIХ–ХХ вв. повысило основной капитал фирмы с 5 до 10 млн. руб. за счет скрытых резервов. В основной капитал были перечислены 5 млн. руб. из запасного и особого фонда «на расширение производства». На сумму перечисления были выпущены новые паи товарищества, распределенные между прежними акционерами, которым паи, таким образом, достались даром¹¹. Аналогичным образом «тимофеевичи» подняли акционерный капитал своего Товарищества Никольской мануфактуры в 1902–1913 гг. с 5 до 15 млн. руб., причем новые паи, оплаченные из финансовых ресурсов фирмы, остались у старых владельцев¹².
Своеобразная система «самофинансирования» позволяла оградить интересы хозяев фирмы, поскольку позволяла избежать эмиссии паев на бирже, где паи могли бы быть скуплены конкурентами. Такой прием как нельзя лучше удовлетворял хозяев морозовского дела, как и большинство крупных текстильных фирм Центральной России, имевших семейный характер. Владельцы подобных предприятий опасались привлекать капиталы со стороны, с тем чтобы не потерять контроль за фирмой. Самофинансирование облегчало также достижение финансовой независимости и более выгодных условий банковского кредитования¹³. Добавим, что богатейшими текстильными фабрикантами, такими, как Морозовы, в целях самофинансирования использовался и такой прием, как ссуды собственной фирме от имени пайщиков и директоров компании. В этом случае личные состояния хозяев дела предоставлялись в виде ссудного капитала из процента, как правило, на уровне банковского. Такая система позволяла снабдить предприятие оборотными средствами, не опасаясь ущемления интересов фирмы, как нередко бывало при банковском кредитовании с его необходимыми формальностями (выписка векселей, требование залога-поручительства и т. п.). В то же время совладельцы получали возможность извлечь из предприятия не только предпринимательский доход, но и ссудный процент. Так, после кончины в 1889 г. Т.С. Морозова в составе его наследственного имущества значились 400 тыс. руб. долга за Товариществом Никольской мануфактуры. Его дочь А.Т. Карпова на 1914 г. продолжая семейную традицию, предоставила кредит Никольской мануфактуре в размере 1,1 млн. руб. в облигациях железнодорожных займов и закладных листах ипотечных банков¹⁴.
И все же самофинансирование не могло заменить банковского кредитования и финансирования, ассортимент которого постоянно расширялся. Помимо вексельного, о котором шла речь выше, в начале XX в. все большее развитие получали финансовые операции с банками по обеспечению текстильного производства сырьем (хлопком) и сбыту готового товара. Так, Московский Купеческий банк, с начала XX в, активно внедрявшийся на среднеазиатский хлопковый рынок (банк открыл здесь собственные филиалы и занимался комиссионной покупкой и доставкой хлопка на фабрики Московского района), с 1913 г. ввел операцию краткосрочного банковского (без обеспечения) кредитования «на предмет могущих состояться комиссионных продаж хлопка». В списке особо доверенных клиентов, которым банк был готов предоставить ссуду на льготных условиях, значились несколько ведущих текстильных фирм Москвы и среди них Никольская мануфактура (кредит до 500 тыс. руб.), Богородско-Глуховская и Товарищество мануфактур Викулы Морозова (по 500 тыс. руб.)¹⁵. Действовавший в Средней Азии в союзе с предпринимательской группой Кнопов (торговый дом «Л. Кноп») Купеческий банк в канун Первой мировой войны стал одним из основных поставщиков сырья для морозовских фабрик.
С Богородско-Глуховской мануфактурой, вотчиной «захаровичей», в начале 1900-х годов перешедшей под частичный контроль тех же Кнопов (в правление компании вошли совладельцы торгового дома Р.И. Прове и Р.Р. Ферстер), Купеческий банк с 1911 г. начал осуществлять новые для него операции под залог готового товара. «Под принадлежащие ей товары» компании было выделено 3 млн. руб., а в 1913 г. объем кредитования увеличен до 4 млн. руб.¹⁶ Смысл сделки заключался в содействии предприятию в реализации товара без формальных ограничений, свойственных вексельному кредитованию. Для облегчения условий ссуды банк пошел на формально необеспеченную залогом операцию, что свидетельствовало о высоком его доверии к давнему клиенту.
Союз этот был возможен до тех пор, пока Купеческий банк оставался основным финансовым партнером предприятия. Однако в 1913 г. крупный пакет паев Богородско-Глуховской компании был продан Петербургскому Азовско-Донскому банку, интересы которого в правлении фирмы стал представлять Я.А. Минц, директор московского филиала этого банка. Прежние хозяева не были окончательно вытеснены из дела, однако позиции их оказались серьезно ослаблены, а кредитные отношения с Купеческим банком фактически оборвались. По соглашению, заключенному между Азовско-Донским банком, Кнопами и директором Богородско-Глуховской мануфактуры Николаем Давыдовичем Морозовым, последний получал из петербургского банка значительную ссуду. Точный размер ее неизвестен, но условиями соглашения оговаривалось, что остаток ее через три года должен был равняться 1,5 млн. руб. В виде гарантии кредита директор компании обязывался внести на текущий счет в Азовско-Донской банк не менее 1 млн. руб.¹⁷ Петербургские финансисты оказались более жесткими финансовыми партнерами, чем Московский Купеческий банк, на разрыв с которым предприятию Морозовых пришлось пойти под давлением Кнопов.
Таким образом, с момента возникновения в Москве первых акционерных коммерческих банков Морозовы активно участвовали в этом процессе в качестве акционеров и членов банковского управления. С течением времени сложилась многосторонняя система кредитования московскими банками, Купеческим прежде всего, морозовских фирм, которые благодаря в том числе и этой финансовой поддержке смогли выйти на качественно новый производственный уровень. Экспансия петербургских банков, активизировавшихся в Московском текстильном районе с начала 1900-х годов, в отдельных случаях (как с Богородско-Глуховской мануфактурой) приводила к распаду традиционного финансового союза. Однако в целом ведущие морозовские предприятия района сумели сохранить финансовую самостоятельность и давние партнерские отношения со «старомосковскими» и Волжско-Камским банками.

¹ См.: Бовыкин В.И., Петров Ю.Л. Коммерческие банки Российской империи. М., 1994.
² См.: Найденов Н.А. Воспоминания о виденном, слышанном и испытанном.
Ч. 2. М., 1905. С. 113–114.
³ ЦИАМ, ф. 253 – Московский Купеческий банк, оп. 1, д. 2, л. 27, 95–96, 148.
⁴ Там же, ф.120 – Московское Купеческое общество взаимного кредита, оп. 2, д. 18, л. 2–2 об., 29, 78.
⁵ Там же, ф. 253, оп. 1, д. 99, л. 44, 48, 52, 55, 67, 71, 76–77, 104–105 – Списки пайщиков Московского Купеческого банка за 1892–1898 гг.
⁶ См.: Петров Ю.А. Документы о личных состояниях крупных московских капиталистов конца XIX – начала XX в. // Вопросы историографии и источниковедения дооктябрьского периода. Сб. научных трудов. М., 1992. С. 194.
⁷ См.: Устав Московского Торгово-Промышленного банка. М., 1890.
⁸ ЦИАМ, ф. 253, оп. 1, д. 248, л. 201–204 – Список пайщиков Московского Купеческого банка на 1914 г.
⁹ Там же, ф. 771 – Компания Богородско-Глуховской мануфактуры, оп. 2, д. 1, л. 1–6.
¹⁰ См.: Гиндин И.Ф. О некоторых особенностях экономической и социальной структуры российского капитализма в начале XX в. // История СССР. 1966, № 3.
¹¹ ЦИАМ, ф. 341 – Товарищество мануфактур «Викула Морозов с сыновьями», оп. 5, д. 111, л. 1, 25; д. 159, л. 88; ф. 346 – Товарищество Саввинской мануфактуры Викулы Морозова сыновей, оп. 1, д. 10 г, л. 4, 8–9, 39.
¹² Там же, ф. 342 – Товарищество Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и КО», оп. 6, д. 275, л. 8–9, 19, 54–55.
¹³ Подр. см.: Петров Ю.Л. Московская буржуазия и проблема промышленного финансирования в конце XIX – начале XX в. // Реформы второй половины ХVII–начала XX в.: подготовка, проведение, результаты. Сб. научных трудов. М., 1989. С. 107–128.
¹⁴ Там же. С. 111.
¹⁵ ЦИАМ, ф. 253, оп. 1, д. 238, л. 417–418.
¹⁶ Там же, л. 209, 414–416.
¹⁷РГИА, ф. 616 – Азовско-Донской банк, оп. 2, д. 112, л. 292–293; оп. 1, д. 205, л. 185.

Поделитесь с друзьями