Черноголовская газета № 37 (432) 11- 17 сентября 1999 года

Дмитрию Сергеевичу Коржинскому - 100 лет

Привлечь к себе любовь пространства

Память противостоит уничтожающей силе времени. Только благодаря ей прошедшее входит в настоящее и роняет семена, которые прорастут в будущем. Память - преодоление времени, преодоление смерти. Ученики и последователи Дмитрия Сергеевича Коржинского, которые в середине сентября съедутся, чтобы отметить 100-летний юбилей величайшего ученого XX века, помнят его рукопожатие. Значит, их ученики смогут в бронзовом бюсте классика разглядеть человека одного с собой мира.

Надеемся, что нашим читателям будет интересно узнать некоторые факты из жизни яркой, неординарной личности, корифея отечественной науки Дмитрия Сергеевича Коржинского. К сожалению, газетные страницы вмещают так мало.

На вопросы корреспондента "ЧГ" отвечает академик Вилен Андреевич Жариков, директор ИЭМ РАН.

- Вилен Андреевич, Вы - первый ученик Дмитрия Сергеевича, много с ним общались, в том числе и в неформальной обстановке. В руководимом Вами институте, по существу, сосредоточена "школа Коржинского". Хотелось бы именно от Вас услышать интересные подробности его биографии и оценку того вклада в науку, который внес этот удивительный человек.

- Расскажу то, что слышал от самого Дмитрия Сергеевича. Он родился 13 сентября 1899 года и был четвертым ребенком в семье крупного ученого-ботаника, академика И.С. Коржинского. Мама была женщиной образованной, знала несколько языков. Когда мальчику исполнилось 2 года, отец умер, и семья оказалась в трудном материальном положении. Мать давала уроки, все вместе шили на продажу мягкие игрушки. Митю не записывали в гимназию до 4 класса, учителя ходили к ним на дом, но занятия продолжались не более двух часов в день. Мальчика несколько смущала такая ситуация, но мать твердо ответствовала: "Если с детства будешь много сидеть за уроками, вырастешь тупицей".

Поступив в гимназию, Дмитрий быстро догнал своих сверстников, а по окончании учебы стал работать десятником на железной дороге. В 1920 году был мобилизован в Красную Армию. На втором году службы телефонистом он сдал сначала вступительные экзамены в Петербургский горный институт, а через некоторое время и испытания за первый курс. Как студента его демобилизовали, и Дмитрий получил возможность продолжать образование.

Почему именно Горный? Чувствовал ли он тогда, что геология - призвание на всю жизнь? Скорее, дело в другом: юноша с явным математическим складом ума и при этом исключительно подвижный по натуре, любивший путешествовать, искал разностороннего приложения своим способностям. Учился он с удовольствием, прошел школу известного петрографа В.Н. Лодочникова. После окончания института стал работать в Геологическом комитете, который впоследствии был переименован во ВСЕГЕИ. Начав младшим геологом, дошел до заведующего петрографической секцией. В 1937 году ему была присвоена ученая степень кандидата геолого-минералогических наук (системы защиты кандидатских званий тогда не существовало, их присваивали постановлением правительства наиболее авторитетным и способным ученым). В 33-37 годах Д.С. Коржинский работал на Слюдянской флогопитовой провинции в Прибайкалье. По его признанию, этот период был самым счастливым и творчески насыщенным в его научной жизни. Молодому ученому удалось сформулировать и решить многие кардинальные проблемы петрологии, науки о горных породах.

Знаменитый минералог А.Е. Ферсман пригласил новоиспеченного кандидата наук работать в свой институт минералогии и геохимии в Москву. Причем жилплощадь пообещал "пробить" только при наличии докторской степени. Диссертация была готова уже через полгода. В углубленном виде ее идеи вошли в опубликованную в 1940 году знаменитую монографию "Факторы минеральных равновесий и минералогические фации глубинности", на много лет опередившую свое время.

- Это была принципиально новая область знания?

- Нет, над изучением минеральных равновесий работали тогда многие крупные зарубежные ученые. И понимание того, что сочетания минералов в горной породе закономерны и зависят температуры, давления, состава глубинного флюида, взаимодействующего с веществом, было всеобщим. Описаны были и некоторые закономерности, носившие частный характер. Коржинскому же удалось разработать теоретическую концепцию, связавшую условия образования и особенности состава основных типов горных пород.

Надо сказать, что эта работа и сейчас не утратила своего значения, она лишь пополняется новыми количественными характеристиками.

- Критерием истинности любой теории является практика.

- Идею минеральных фаций сам же Дмитрий Сергеевич развил в приложении к конкретному региону: так было открыто крупное месторождение флогопита в Алданской провинции в Сибири?

- Автор новых идей, встречавших сопротивление научной общественности, человек открытый, нестандартный, мыслящий, Дмитрий Сергеевич не мог быть по душе Советской власти. В те годы и меньшее не прощалось.

- Нет, репрессии его не коснулись. Стране нужны были полезные ископаемые. А Коржинский не сидел в кабинетной тиши, его личный петрологический опыт не знал себе равных. Так, в войну он работал на Урале, на Турьинском меднорудном месторождении, в качестве геолога. Что не помешало ему сделать в эти годы два выдающихся открытия. Постараюсь рассказать о них в общих чертах, не перегружая ваших читателей специфическими терминами.

Попытки применить основы физико-химии и термодинамики в решении геологических проблем к тому времени производились неоднократно. Некоторые установленные закономерности, вроде так называемого "реакционного ряда Боуэна" (описание последовательности кристаллизации минералов) или правила фаз Гольдшмидта, - были верны только для определенных составов пород. Сложилось мнение, что описать природные явления с помощью законов физико-химии невозможно. Придумали даже некое метафизическое понятие - "геологическая форма материи". А Коржинский показал, что такое геологические системы с точки зрения термодинамики. В отличие от "закрытых" лабораторных систем, природные эндогенные (глубинные) процессы с участием флюидов, состав которых задается извне, моделируются системами "открытого" типа. Разработанную Дмитрием Сергеевичем теорию систем с вполне подвижными компонентами в течение 6 лет обсуждала специально созданная комиссия, в состав которой вошли видные тогдашние физхимики. Только в 1956 году в журнале "Геохимия" был опубликован вердикт: "Основные постулаты верны. А зачем все это нужно геологам, пусть они разбираются сами". К тому времени геологи уже разобрались, что для описания поведения систем с вполне подвижными компонентами, моделирующих природное эндогенное минералообразование, применим весь аппарат физической химии. Возникла новая область науки - физическая геохимия.

В те же 50-е годы Д.С. Коржинский создал теорию метасоматической зональности. Считалось, что метасоматиты - породы, создающие зональный ореол вокруг рудных жил, меняли свой состав в ходе геологического процесса вместе с вмещающими их породами. В таком понимании они не могли рассматриваться как поисковый признак.

Коржинский показал, что в общем виде зональность формируется сразу. А по ходу процесса только разрастается. Отсюда следовало, что изучая внешние зоны метасоматитов, можно делать выводы о характере рудной залежи.

Надо отметить, что эта теория Дмитрия Сергеевича, который в 1943 году стал членом-корреспондентом Академии наук, воспринималась коллегами особенно тяжело. После выхода в свет работ по термодинамике и метасоматозу многие его просто не понимали. Мне, например, довольно настойчиво советовали не идти к нему в аспирантуру.

- Вы были первым аспирантом Дмитрия Сергеевича. Кто пришел следом? Как строились его отношения с учениками?

- Потом были А.А. Маракушев, Л.Л. Перчук и другие. Поначалу нас было немного. Но с годами вокруг Коржинского сформировался коллектив единомышленников, которые своими работами показали состоятельность его идей. Вообще, школа Коржинского представляла собой явление особого порядка. Обычно профессора подбирают себе учеников и тщательно их пестуют. Д.С. был как знамя, вокруг которого собирались люди, влекомые его фантастическими, на первый взгляд, идеями. Постепенно мы стали самоорганизовываться. Создали лабораторию метасоматоза в ИГЕМе, через некоторое время она выросла в отдел.

- Дмитрий Сергеевич не любил заниматься организационными вопросами?

- Да, он старался непосредственно не касаться этих дел. Но всегда помогал, используя свой авторитет. В середине 50-х годов появилась острая необходимость развивать экспериментальные исследования: нужно было не только писать уравнения, но и получать данные, позволяющие их решать. Мы стали предпринимать попытки создать экспериментальный институт. Тогдашний президент Академии М.В. Келдыш предложил для этого строящийся в Черноголовке корпус, от которого отказался Институт кристаллографии. Впрочем, Институт экспериментальной минералогии - это отдельная тема.

- В этом году Вашему институту исполняется 30 лет. Так что повод поговорить об истории ИЭМа еще будет. Д. С. Коржинский был его первым директором. Как он относился к эксперименту, занимался ли этой работой?

- Коржинский директорствовал в институте на общественных началах, да и в своей лабораторией в ИГЕМЕ он был скорее мудрым советником. К эксперименту он относился положительно, но сам им никогда не занимался. Он был своеобразным человеком, любил работать в одиночку. У него практически нет работ, написанных с кем-то в соавторстве, сам писал, правил, печатал на машинке. Не опекал излишне и своих учеников: мою диссертацию прочитал только через 3 года после защиты.

В 1953 году он стал академиком - после взрыва водородной бомбы вождь осыпал всех ученых золотым дождем наград и званий. Но настоящее признание пришло к Коржинскому в середине 60-х. Пришло, как это часто бывает, из-за рубежа, после того, как крупный американский исследователь Томпсон опубликовал в "Достижениях геохимии" рефераты работ Дмитрия Сергеевича по метасоматозу. Вскоре после этого главные его труды были переведены на многие языки мира, он был избран почетным членом многих зарубежных академий.

- А каковы, на Ваш взгляд, основные черты, отличавшие Дмитрия Сергеевича? Наверное, как всем геологам, ему был свойственен дух романтизма?

- Коржинский не был записным романтиком. Скорее, приверженцем активного образа жизни: любил путешествовать, двигаться, постоянно учился, жадно познавал новое. Вот только один факт: в 50 лет он научился плавать. А в качестве главной черты его характера я бы выделил организованность. Каждый день у него был расписан по минутам, все подчинено режиму.

- Можно ли считать, что идеи Д.С. Коржинского прошли проверку временем?

- Безусловно. Все открытые им направления продолжают развиваться. Интерес к ним в мире постоянно растет. Вместе с геодинамикой (наукой о движении горных масс) физико-химия природных систем сегодня в геологии на пике популярности.

- Как будет отмечаться 100-летний юбилей великого ученого?

- С 11 по 14 сентября в Москве и Черноголовке пройдет международный симпозиум "Проблемы физико-химии природных процессов. К 100-летию Д.С. Коржинского". Финансовое положение сегодня сложное, и зарубежных гостей, видимо, будет меньше, чем во время празднования 90-летней годовщины со дня рождения Дмитрия Сергеевича. Тогда мы впервые привезли в ИЭМ, в Черноголовку, иностранцев. Результатом явилась опубликованная за рубежом статья "Не отставать от русских!", в которой нас именовали наследниками Коржинского. Это было очень приятно.

Он награжден каким-то вечным детством...

Священник Алексей Кузнецов

Жизнь каждого человека, осознанно или нет, строится на подражании некоему идеалу, обладающему той совокупностью качеств, которые представляются ему наиболее ценными. Мне повезло: еще школьником я встретил воплощение своего идеала - Дмитрия Сергеевича Коржинского. Часто бывает, что образ кумира юности тускнеет при более близком знакомстве или с течением времени вытесняется другими. Моего же благоговейного отношения к Дмитрию Сергеевичу не поколебали ни продолжительное с ним сотрудничество, ни драматические изменения в моей жизни. Наоборот, будучи призванным к самому высокому образу служения людям - священству - я смог по-новому оценить уникальность его личности.

Начну с первого впечатления. Когда я окончил 10 класс, Юра Алехин, руководивший геологическим кружком МГУ, в то время аспирант Д.С., предложил поехать коллектором в экспедицию на Урал "с самим академиком Коржинским". Конечно, я согласился - с огромной радостью и страхом - для меня, кружковца, Коржинский был недосягаемой вершиной науки, "небожителем"! И вдруг за неделю до поездки сломал правую руку. Переживал страшно. Но меня взяли! За все время полевых работ Дмитрий Сергеевич не только не рассердился на меня за вынужденное "филонство" (я ведь даже геологическим молотком не мог пользоваться), но трогательно и деликатно заботился. Другое яркое воспоминание от этой поездки - необыкновенные интеллигентность и эрудиция и - пожалуй, самое главное - простота и естественность Дмитрия Сергеевича. Он с неподдельным интересом общался с людьми самого разного положения, и потому рядом с ними все раскрывались с лучшей стороны.

Впоследствии, уже учась в институте и работая в ИЭМе, я не раз бывал с Коржинским в экспедициях и постоянно убеждался в правильности своих первых впечатлений. В поле, как на войне, сущность человека выявляется ярче, чем в повседневной жизни.

Еще одно качество, неотделимое в моей памяти от личности Дмитрия Сергеевича, - способность удивляться самым простым, казалось бы, привычным вещам. Такой детски-целостный взгляд на мир присущ только гению или святому. Вспоминаются слова Иисуса Христа, обращенные через апостолов к людям: "Истинно говорю вам: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное".

Я сознательно не остановился на научных достижениях Д.С. Коржинского - не всем даны от Бога такие таланты, которыми он обладал как ученый. Но каждый из нас может стремиться к той чистоте и цельности души, какие были у Дмитрия Сергеевича. И это будет лучшей памятью о нем.

Памятные зарисовки

Г.П. Зарайский

Дмитрий Сергеевич Коржинский - это имя у геологов вызывает сильные чувства, которые если их попытаться выразить одним словом, вернее всего назвать любовью. Место Д.С. Коржинского в геологической науке особое, влияние, оказанное на ее развитие огромно, и с каждым годом оно растет. Говорят, величие ученого определяется тем, на сколько он опередил свое время. В данном случае этот разрыв можно подсчитать довольно точно. Теория метасоматической зональности была создана им в начале 50-х годов. Мировое геологическое сообщество не было готово тогда к ее активному восприятию. Только через 20 лет она была с энтузиазмом подхвачена теоретиками разных стран, и по этой проблеме пошел прямо-таки вал публикаций. В наш век стремительного развития мировой науки 20-летний разрыв в уровне понимания явлений представляется поистине гигантским. Непросто найти другой подобный пример. Научные идеи Д.С. Коржинского во многом предвосхитили и определили ход развития физико-химического направления геологии во второй половине ХХ века.

Однако довольно научного славословия. Д.С. Коржинский никогда за этим не гонялся и сейчас в нем не нуждается. Достаточно, что при одном упоминании его имени светлеют лица и души. На присвоение в 1969 г. в связи с 70-летием звания Героя социалистического труда Д.С. отреагировал несимметрично: "Старикашка с геморроем получил Звезду Героя!"

Я счастлив, что с 1961 по 1985 год видел этого необыкновенного человека и иногда общался с ним. Вот несколько зарисовок памяти, сохранивших отдельные случаи из его жизни, слова и фразы.

Июнь 1961 года - моя первая встреча с Д.С. Он выступал с докладом в Свердловске на I Уральском петрографическом совещании. Популярность Коржинского среди геологов была велика, и зал не вмещал всех желающих. Послушать известного московского ученого съехались местные геологи-производственники, среди которых был и я, молодой выпускник МГУ. Одна мысль его тогда меня поразила. Спокойным, немного треснувшим, негромким голосом, слегка грассируя, Д.С. Коржинский говорил: "Вот, говорят, что без фактов нет теории. А я бы сказал, наоборот - без теории нет фактов! Недавно я вернулся с конференции в Стокгольме, а жена спрашивает: "Какие там шляпки носят женщины?" И я ничего не могу ответить, так как не обращал на это внимания. Если у геолога в сознании нет идеи факта, то он сам факт может и не заметить, пройдет в маршруте мимо." Как же так? Наставники многократно нам повторяли, как важно для геолога не фантазировать, а непредвзято и точно собирать и копить объективные геологические факты-наблюдения и только потом их осмысливать. А он утверждает, что все наоборот! Потом я убедился, что Д.С. Коржинский многое говорит наоборот и оказывается прав.

Бывая вместе с Д.С. Коржинским в экспедициях, я удивлялся и другим его качествам. У обнажений (так геологи называют открытые выходы пород) вокруг него всегда толпилось много народу: все ждали от академика каких-то особых откровений. Д.С. много и с любопытством бил образцы молотком, рассматривал взаимоотношения пород и минералов, иногда выпрямлялся, закладывал руки за спину, выдвигал вперед нижнюю губу, пристально и отрешенно смотрел перед собой, надолго о чем-то задумываясь. Потом снова включался в общую жизнь. Но никогда ничего не изрекал, говорил скорее вопросительным тоном. Он хорошо осознавал, что в геологии можно задать намного больше вопросов, чем получить ответов. Когда ему приносили непонятные образцы, ожидая и даже требуя немедленных объяснений, Д.С. некоторое время внимательно рассматривал их, потом поднимал глаза на вопрошающего и как бы виновато, раздумчиво отвечал, почесывая в затылке: "Чег'т его знает." Читая, какую-нибудь заумную статью, а иногда и имея в виду свои труды, пересыщенные непривычными для геологов дифференциальными уравнениями, Д.С. улыбался: "Ничего не понятно, но сразу видно, что дело умственное!"

Высказывая в своих публикациях много принципиально новых идей, Д.С. сталкивался с их непониманием и неприятием другими специалистами. Это обстоятельство его не раздражало - скорее удивляло. Он был мирным человеком, однако свои взгляды отстаивал непреклонно, часто вступая в журнальную полемику. Жалуясь и вздыхая, часто недоуменно вопрошал: "Почему это мне всю жизнь приходится биться с оппонентами?.." К этому же разряду относится его известный грустный афоризм о судьбе гипотез: "В геологии гипотезы не подтверждаются и не опровергаются, а мирно отмирают вместе со своими носителями." Или на ту же тему: "Наука - как болото: идешь, идешь, оглянешься, - а следов не видно!"

У Дмитрия Сергеевича был светлый, радостно-удивленный взгляд ребенка. Ни у кого больше я такого не видел. Кажется, Сомерсет Моэм об одном из ученых писал: "У него был тот удивленный взгляд широко расставленных светлых водянисто-голубых глаз, который бывает у людей, могущих видеть то, чего не видят другие".

Д.С. был человеком веселым. Он очень любил и слушать, и рассказывать анекдоты любого пошиба. При этом оглушительно смеялся с чисто детской непосредственностью. После постижения смысла какого-нибудь особо смешного и забористого анекдота Д.С. на мгновение замолкал, набирая в грудь побольше воздуха, после чего сперва на очень тоненьких нотах, а дальше все грубее и громче начинал необыкновенные фиоритуры: "и-и-и-и-и-а-а-а-а-а-га-гA-гAA-ГАА-ГАА-ГАА!!!". Он нисколько не смущался этой своей особенности, наоборот, с восторгом рассказывал, как кто-то из пораженных иностранцев сказал, что он смеется "like a horse".

Не всегда просто было различить, что у Д.С. Коржинского идет от его естественной наивности, а что он говорит с сознательным подтекстом. В одной из ныне независимых республик бывшего СССР высокопоставленные чиновники, узнав, что знаменитый Д.С. Коржинский путешествует с геологическим отрядом по их территории, посчитали своим долгом пригласить его в гости. На одном из приемов замминистра геологии Республики, сам по образованию геофизик, долго и упоительно рассказывал об успешном развитии у них геофизических методов исследования недр. Д.С. слушал-слушал, устал и спрашивает: "А сколько месторождений вы открыли с помощью геофизики месторождений?" Когда замминистра затруднился с ответом, Д.С. радостно его "просветил": "А вот я недавно прочитал в журнале "За рубежом", что в Германии собаки очень успешно ищут сульфидные месторождения - чуют запах сульфидов глубоко под землей!"

В черноголовский период Д.С. очень любил путешествовать по местным лесам на лыжах. Лыжи у него были старые, деревянные, все облупленные. Но ходил он на них интенсивно, так что пот капал даже с носа. Наши лыжные трассы не удовлетворяли его ищущую душу. Дмитрий Сергеевич не один раз требовательно допытывался у меня: "Почему их так мало, только два круга - Большой и Малый, да и те вписаны друг в друга. Никакой фантазии. Неужели нельзя проложить еще лыжни в каком-нибудь совершенно другом направлении?" Огорчало Д.С. также то обстоятельство, что на Большом круге надо переходить по узенькому мостику через речку: "У меня с детства плохое чувство равновесия. Надо его как-то тренировать, говорят, хорошо учиться ходить по железнодорожному рельсу." Было в ту пору Дмитрию Сергеевичу уже за 80, но он знал, что человек должен постоянно чему-то учиться!

Очень впечатляет рассказ В.А. Жарикова о том, как еще в эпоху "железного занавеса" они с Д.С. были на каком-то большом геологическом форуме, кажется, в Японии. Вилен Андреевич утром перед открытием пришел немного позже и сразу у входа уткнулся в длинную очередь иностранных ученых. Каково же было его удивление, когда оказалось, что все они стоят вовсе не на регистрацию, а пожать руку Дмитрию Сергеевичу Коржинскому. Ну что еще можно к этому добавить?

Поделитесь с друзьями